Мне представляется, у нас с ним, со временем, какая-то неразбериха, путаница, все не столь хорошо, как могло бы быть. Наши календари слишком условны и цифры, которые там написаны, ничего не означают и ничем не обеспечены, подобно фальшивым деньгам. Почему, например, принято думать, будто за первым января следует второе, а не сразу двадцать восьмое. Да и могут ли вообще дни следовать друг за другом, это какая-то поэтическая ерунда – череда дней. Никакой череды дней нет, дни приходят когда какому вздумается, а бывает, что и несколько сразу.
Все это нагромождение причудливостей определяет тот факт, что шизофреник неуловим для обычного человека. Мы видим сумашедшего, который нелепо жестикулирует, разговаривает сам с собой, бьется в судорогах. Но то, что мы видим, – это просто поломанный механизм. Чтобы понять психотика, надо самому стать психотиком хотя бы на время. Поскольку у каждого человека есть психотическая часть, то это в принципе возможно. Но для этого необходимо также обладать эмпатией опытного психотерапевта.
Еще раз зададимся вопросом: что такое шизофрения? Можно рискнуть и сказать так: шизофрения – это такое положение вещей, когда человек перестает быть самим собой. Но что значит перестать быть самим собой? Я думаю, это очень важный и сложный вопрос. Являюсь ли я, Вадим Руднев, самим собой? Вроде бы да, в том смысле, что я Вадим Руднев. Но что бы значило для меня не быть самим собой? Например, я точно бы перестал быть самим собой, если бы потерял способность писать книги. Значит ли это, что для меня быть самим собой – это значит писать книги по философии и психологии? В определенном смысле да. Но значит ли это, что если я перестану писать книги (перестану быть самим собой), то я превращусь в шизофреника?
Какие философско-психологические признаки шизофрении мы наметили выше?
1. Неразграничение внутреннего и внешнего.
2. Неразграничение действительного и вымышленного.
3. Онтологизация возможных миров.
Разграничиваю ли я внутреннее и внешнее? Не являюсь ли я телом без органов? Я ведь никогда не видел своих внутренних органов. Я просто привык думать, что они у меня есть, как у всех людей. Вероятно, это и есть согласованный бред. Все люди, если они не психотики, находятся в состоянии согласованного бреда. Это значит, они верят во что-то, что не дают труда себе проверить. Например, что есть внутреннее и есть внешнее. Но я всеми силами пытаюсь вырваться из своего согласованного бреда. Я допускаю, например, что все люди – вымышленные персонажи или галлюцинирующие галлюцинации и реальности не существует. Но это все похоже на интеллектуальные уловки. Например, если бы мы не знали слова "реальность", то у нас не было бы очередной философской проблемы, может быть, самой важной.
Тогда я задаю себе следующий вопрос: разграничиваю ли я действительное и вымышленное? Ну, я твердо уверен, что князь Андрей Болконский – это вымышленный персонаж, а Лев Толстой – реальный человек. Но вот Даниил Андреев в "Розе мира" полагает, что Андрей Болконский такой же человек, как и Лев Толстой. Допустим, что Даниил Андреев – шизофреник, но это не мешает ему быть умным и порядочным человеком. Но вот если бы я встретил Андрея Болконского, что бы я подумал? Наверное, что я сошел с ума. Но если бы я встретил Бетховена, я подумал бы то же самое. В чем же отличие вымышленного персонажа от реального человека? Непонятно.
Я задаю себе третий вопрос: ощущаю ли я на себе феномен онтологизации возможных миров. В сущности, это тот же Андрей Болконский. Я не могу себя заставить быть шизофреником! Но бред и галлюцинации, т. е. все то, на чем зиждутся перечисленные три признака шизофрении, вовсе не обязательны для того, чтобы быть шизофреником. Например, существует "простая шизофрения", без бреда и галлюцинаций. Если вспомнить "Случай Эллен Вест", описанный Л. Бинсвангером, то весь психоз этой девушки заключался в том, что она одновременно хотела есть и хотела похудеть.
Следовательно, необходимо ввести четвертый признак шизофрении. Его можно назвать принципом противоречия: для шизофреника не работает принцип исключенного третьего, его логика паранепротиворечива. Очень хороший пример приводит Лэйнг в "Расколотом Я", когда его пациентка девушка Джулия говорит о себе в третьем лице: "Этот ребенок мертв и не мертв". Почему для психотика-шизофреника возможно одновременно быть мертвым и не мертвым? Отчасти вследствие того, что он мертв психически и не мертв физически. Но, с другой стороны, это второе следствие из третьего признака шизофрении, а именно онтологизации возможных миров. И здесь не подойдут оговорки вроде "в определенном смысле". Есть два возможных мира – один мертвый, другой живой, оба они могут сосуществовать в одном человеке; такова логика шизофреника. Конечно, и здесь можно повернуть в сторону согласованного бреда. Так Тургенев сказал в финале "Отцов и детей" про Павла Петровича Кирсанова: "Да он и был мертвец!" Но это метафора, а шизофренический мир не знает метафор, это мир буквального – вбегает мертвый господин! Такое антиметафорическое шизофреническое мышление пошло от Иисуса Христа, который навязал людям психологию, носившую психотический характер. Он проповедовал, что внутреннее важнее внешнего. По его логике, гораздо хуже согрешить "в сердце своем", чем во внешней реальности. То есть Он внутреннее поставил на место внешнего – это психотическая логика (но также и логика новой модели реальности). Отсюда же принцип "Царствие Божие внутри вас", который Его учеников шокировал. Учение Христа – это шизофренизация человека, но не в том согласованном режиме, в котором человек пребывал до Него. А после Него для отцов церкви это становилось нормой. Отсюда бредовое высказывание Тертуллиана "Верую, ибо абсурдно". Конечно, верить можно только в абсурд. Глупо верить в очевидные вещи. Абсурд – третье следствие шизофренического принципа онтологизации возможных миров: раз все возможное становится действительным, то самое существенное, что абсурд тоже действителен. Новый Тертуллиан мог бы сказать: "Да здравствует круглый черный квадрат!"
Экзистенциальная основа любого бреда состоит в том, что с человеком происходит то, что с ним не происходит. То, что с ним происходит, в то же самое время с ним не происходит. Ситуация бреда в самом основании включена в фундаментальную двойственность. Человек убежден, что с ним что-то происходит (на него все обращают внимание, его преследуют и т. д.). В то же время мы, наблюдающие за ним, убеждены, что с ним как раз этого не происходит (на него никто не обращает внимания, его никто не преследует и т. д.). Если рассматривать эту двойственность с позиций бинарной логики, то она неразрешима. Либо с ним это происходит, либо нет, tertium non datur. Бинарная логика, т. е. логика истинного и ложного, как это ни парадоксально, глубоко субъективна. С его точки зрения с ним что-то происходит, с нашей – нет. Что если подняться над этой субъективностью, отменив закон исключенного третьего? Тогда получится следующее: с ним это происходит, и с ним этого не происходит. Обе точки зрения в равной мере имеют право на существование. Это будет такой мир, где события одновременно могут происходить и не происходить.
Говоря таким образом, мы отказываемся от фундаментальности категорий истинного и ложного и переходим на позицию новой модели реальности, где главными категориями являются наррация и смысл. Основной вопрос наррации: что будет дальше? Основной вопрос смысла: что это значит? В этом плане "сумасшедший" гораздо ближе к новой модели реальности, чем "нормальный". Потому что сумасшедшего прежде всего интересует не истинно ли это или ложно, а что с ним будет дальше и что это для него значит. Истина и ложь как логические операторы ему совершенно безразличны. Безумец сам пребывает в Истине (об этом с разных позиций писали Отто Ранк и Фуко). Истина окутывает безумного человека со всех сторон – он просто не понимает, что такое ложь. Вот почему шизофреники – чрезвычайно правдивые люди.
Итак, на меня все обращают внимание. Что же будет дальше и что же это значит? Возможно, я в чем-то провинился перед людьми, а возможно, я – такая значительная личность, что все поневоле обращают на меня внимание. (Возможно, впрочем, и то, и другое.) Первый путь размышления ведет к бреду преследования, второй – к мегаломании. Логика "нормального" человека здесь будет противоположной: "Вот всю жизнь работаю – и хоть бы кто-нибудь обратил на меня внимание!" Нормальный человек отличается от безумца тем, что он живет в мире, управляемом законом исключенного третьего: либо с мной что-то происходит, либо нет. И даже не важно, что именно со мной происходит, а важно то, на самом деле это происходит или нет. Если это происходит не на самом деле, например, во сне или при просмотре сериала, то на это вообще не имеет смысла обращать внимание.
Такая позиция в корне чужда безумцу. Ему по большому счету все равно, идет ли он по улице, смотрит сериал или спит. В любом случае везде речь идет про него. Именно поэтому категория подлинного и вымышленного, которая производна от категории истинного и ложного, теряет для него смысл. Если в сериале все происходит не так, как ему нравится, он может вмешаться и попытаться устранить мешающего ему персонажа. Чем в этом плане маркирован бред воздействия? Прежде всего своей наивысшей экзистенциальной напряженностью. Человека к чему-то принуждает сверхъестественная сила, и он понимает, что бороться с ней бесполезно. Можно лишь как-то ее обмануть, например, вырезать у себя на груди ножом крест, как это сделала пациентка Райха.
Так или иначе, бредящему никогда не придет в голову усомниться в истинности или ложности того, что с ним происходит. Поэтому наиболее оптимальная стратегия при психотерапии бредящего шизофреника – это экзистенциально принять его бред и попытаться подорвать его изнутри общими усилиями, – например, вместе бороться против угрожающей силы. Вообще говоря, если человек бредит, значит, он решает какую-то важную жизненную проблему, и ему следует реально помогать в этом, а не мешать. Когда в "Твин Пиксе" Линча бизнесмен Бенжамен Хорн разоряется, он сходит с ума и начинает бредить, что он – генерал Ли, воюющий с северянами. Когда его близкие помогают ему одолеть генерала Гранта и Юг побеждает, Бен Хорн приходит в себя. Любой нарратив должен быть рассказан. Любой бред должен прийти к своему завершению. Тогда можно думать, что делать дальше.
Что является экзистенциальной основой происходящего с человеком в "нормальной" ситуации, которую мы называем согласованным бредом? Тот факт, что человек пребывает в уверенности, что то, что с ним происходит, происходит на самом деле (не в кино, не во сне, не в бреду). Почему же мы все-таки эту ситуацию называем согласованным бредом? Потому ли, что человеку только кажется, что с ним что-то происходит, в то время как он спит или играет второстепенную роль в каком-то заштатном сериале? Если так, то что же отличает согласованный бред от подлинного бреда? Во-первых, чисто количественный фактор. Психически больных на два порядка меньше, чем здоровых. Во-вторых, согласованный бред на то и согласованный, что он разделяется многими людьми, в то время как подлинный бред индивидуален. Логической основой согласованного бреда здорового человека является его убежденность в том, что одно истинно, а противоположное ложно. Эта убежденность ничем не обоснована. Когда человек считает истинным, что он идет по улице, то на самом деле он может быть уверенным только в том, что он так считает. Означает ли это, что если человек идет по улице, то, возможно, он не идет по улице? Мы не знаем этого. Но как же так! Вот я сейчас сижу за компьютером и пишу книгу "Логика бреда". Я это точно знаю. Вот это и есть согласованный бред.
Мы договорились считать, что если мы что-то делаем, видим, слышим или осязаем, то это так и есть. Мы согласовали свой бред для того, чтобы справляться с жизнью. Скорее всего, мы это сделали в процессе нашей эволюции постепенно. Человек появился на свет с шизофреническим геном и первоначально был безумен. Но так жить было очень трудно. Постепенно люди заключили нечто вроде общественного договора, что считать безумным, а что нормальным. Так родился согласованный бред, а вместе с ним иллюзия понимания того, что истинно и что ложно.
Конечно, сначала люди не понимали отличия истинного от ложного и подлинного от вымышленного, так как их язык был к этому не приспособлен. Высказывание о реальности совпадало с реальностью, как писал А. Ф. Лосев. Думаю, что одновременно с этим первобытный человек не различал также внутреннее и внешнее, а это означает, что он пребывал в том состоянии, которое мы сейчас называем психотическим. Но самое удивительное, что противопоставление внутреннего и внешнего является такой же конвенцией, как и противопоставление истинного и ложного. Оппозиция внутреннего и внешнего – важнейшая часть согласованного бреда.
А как на самом деле? Но что значит – на самом деле? Когда мы говорим "на самом деле", мы каждый раз впадаем в иллюзию того, что мы понимаем, что истинно и что ложно. Но истина и ложь суть категории согласованного бреда. Течет река, шумит ветер, идет дождь. Если нет никого, кто бы мог это засвидетельствовать, то это ни истинно, ни ложно. Просто течет река, просто шумит ветер, просто идет дождь. Но в том-то и дело, что такое положение вещей невозможно. Если некому засвидетельствовать, что река течет, то ни о какой реке не может вообще идти речи. Человек сам себе придумал реальность, в которой текут реки, шумит ветер и идет дождь. Поэтому говорить "на самом деле" о чем бы то ни было бессмысленно.
Итак, человек не знает, что с ним происходит, и никогда не узнает. Чтобы пробиться к Истине, надо устранить оппозицию истинного и ложного, т. е. выйти за рамки согласованного бреда. Это вполне возможно, потому что в каждом "нормальном" человеке генетически заложена маленькая шизофреническая искорка, которая позволят ему не быть полным рабом согласованного бреда, рабом "истинного" и "ложного". Только благодаря этой искорке люди читают стихи, поют песни и смотрят фильмы, что с точки зрения оппозиции истинного и ложного – совершенно бессмысленные вещи. Человеческая культура находится за пределами "истинного" и "ложного". В сущности, она и есть новая модель реальности.
Нерелевантность категорий истинного и ложного в условиях подлинного бреда влечет за собой его предельную семантизированность. Если в согласованном бреду "нормальной жизни" что-то имеет значение, а что-то нет, то в условиях подлинного бреда значение имеет всё, все наполнено смыслом. Чтобы попытаться понять это положение вещей, напомним, как формируется бред в парадигме Биона. Ненавидимые и непереносимые психотиком мысли экстраецируются им наружу в виде бессвязных кусочков, странных объектов. Здесь важно подчеркнуть тот феномен, который Бион называет "атакой на связи". Нормальные, естественные для здоровой психики связи между объектами, будь то дерево и ветка или подлежащее и сказуемое, психотиком безжалостно раздробляются, и в осадок этой психотической галлюцинаторной деятельности (иногда, впрочем, психотик может крушить или разрывать на части реальные вещи) выпадают бессвязные фрагменты. Потом в отчаянной попытке создать из этих фрагментов нечто связное психотик творит химерические констелляции ("полужуравлей-полукотов"). Именно из таких химерических констелляций и состоит психотическая "картина мира". Ясно, что подобная картина мира просто не может опираться на категории истинного и ложного, потому что все слишком исковеркано. То, что остается у этих констелляций, – смыслы, причем не старые, допсихотические, а новые, нам совершенно непонятные смыслы. Такими смыслами и оперирует психотическое мышление.
Тотальная осмысленность господствует при любом виде бреда. Если это бред отношения, то все вещи-факты-события начинают обращать внимание на человека, наблюдать за ним. Это не обязательно пассажиры в метро или персонажи из телевизора. Это может быть костюм, чайник, очки или уже раздробленные химерические странные объекты, о которых мы писали только что. Различие между одушевленным и неодушевленным пропадает. Предметы могут разговаривать, а люди застывать, как статуи.
При бреде преследования в качестве преследующих объектов могут выступать те же химерические констелляции, подобные которым мы видим на картинах Дали. Это могут быть и шахматные фигуры, как в "Защите Лужина". Это может быть все что угодно: носовые платки, пепельницы, социализм, Томас Манн, глаголы, частицы, буквы.
При бреде воздействия происходит то же самое, только в усиленном галлюцинаторном режиме. Одного филолога-шизофреника преследовала "двойная сегментация стихотворной речи", которая принуждала его писать стихи.
Огромное количество объектов может быть задействовано при бреде величия. Мегаломан при помощи механизма экстраективной идентификации отождествляет себя или апроприирует себе практически все что угодно. Далее приводим красноречивое описание бреда величия пациентки Юнга, портнихи, из его книги "Психология dementia praecox", изданной в 1907 году:
5. Лорелея: владетельница мира – выражает величайшую печаль, потому что мир так испорчен – ведь этот титул для других есть величайшее счастье обычно эти личности чрезвычайно мучаются – которые, я почти хотела бы сказать, имеют несчастье быть владетелями мира – Лорелея есть высочайшее изображение жизни – мир не может указать на более высокие воспоминания – на более высокое благоговение – это подобно памятнику – например, песня ведь говорит: я не знаю, что это означает – ведь так часто случается, что титул владетеля мира совершенно непонятен – что люди говорят, что они не знают, что это означает, это ведь большое несчастье – я ведь устанавливаю величайший серебряный остров – это очень старая песня, настолько старая, что даже заглавие ее стало неизвестно – это печаль.