Вожди и сподвижники: Слежка. Оговоры. Травля - Зенькович Николай Александрович 37 стр.


- Может быть, ему известно какое количество самолётов потеряла уже Красная Армия?

- Нет.

- Свыше 7000!

- А сколько же вы потеряли?

- Мы не потеряли и 200.

- Простите, я этому не верю.

- Разве он не видел аэродромов с разбитыми русскими самолётами?

- Тех, которые находятся на границе, я не видел. Мы работали на линии Витебск - Лясново, здесь я тоже не видел.

- Сильно ли он верит в остатки красной авиации. Сюда же не залетает ни один самолёт.

- Видите ли, я этих остатков не вижу, откровенно говоря, я в них верю.

- Да, но как же так, разве так бывает, что сначала дают себя избить до полусмерти, а потом говорят, что я ещё жизнеспособен. Это ведь несколько необычно.

- Правильно, но почему то всё же в это не верится.

- Скажите ему, пожалуйста, что он переночует в соседнем доме, а утром будет отправлен дальше.

- Хорошо, а куда меня отправят, разрешите спросить?

- Он будет помещён в лагерь для военнопленных офицеров, так как он офицер. Может быть, он хочет написать домой привет, его письмо дойдёт быстрее, чем через женевский Красный Крест. Или, быть может, он думает, что его жена убежит вместе с красным правительством?

- Может быть, может быть!

- Думает ли он, что отец возьмёт с собой его жену?

- Может быть, да, а может быть, нет.

- Не хочет ли он послать пару строк жене?

- Я вам очень благодарен за любезность, но пока в этом нет необходимости.

- Ещё один вопрос, г-н майор! Не создалось ли у него впечатления, что многое из того, что ему раньше говорили и что делалось в Советском Союзе, на деле окажется совсем по-другому, и что многие, собственно говоря, были обмануты.

- Разрешите мне ответить на это позже, в настоящий момент мне не хочется отвечать.

- Не правда ли, трудный вопрос? Многие командиры, которые были взяты в плен, в том числе и высшие офицеры, говорили, что у них как бы завеса упала с глаз и они теперь видят, куда вела их вся система.

Капитан Реушле.

По словам Светланы Аллилуевой, зимой 1943–1944 года, уже после Сталинграда, Сталин сказал ей вдруг в одну из редких тогда встреч: "Немцы предлагают обменять Яшу на кого-нибудь из своих… Стану я с ними торговаться! Нет, на войне - как на войне". Этим самым, заключает она дальше, он бросил Яшу на произвол судьбы… Это весьма похоже на отца - отказываться от своих, забывать их, как будто бы их не было.

Не менее трагична и судьба младшего сына Сталина - Василия. Известный футболист Н. Старостин в своих записках пишет, что Василий Сталин получил звание генерала в восемнадцать лет. Это не совсем точно. Личное дело генерал-лейтенанта В.И. Сталина свидетельствует о том, что войну он начал капитаном. В двадцать лет ему сразу присвоили звание полковника. Через четыре года он стал генерал-майором, а ещё через год - генерал-лейтенантом.

Но и это говорит о многом. Его попросту тащили за уши наверх, не считаясь ни с его силами, ни со способностями, ни с недостатками, - старались угодить отцу. Самый молодой генерал в мире, как отмечает Н. Старостин, был хроническим алкоголиком. С семи до восьми утра с ним ещё можно было обсуждать что-то на трезвую голову. Потом он приказывал обслуге: "Принесите!" Все уже знали, о чём речь. Ему подносили 150 граммов водки и три куска арбуза. Это было его любимое лакомство. Больше он ничего не ел. Вокруг него постоянно крутились люди, которые устраивали свои личные дела: "пробивали" себе квартиры, звания, служебное повышение. Молва о нём слыла такая, что если попадёшь к нему на приём, то он обязательно поможет.

Разномастные чиновники не давали ему прохода: он наивно выполнял бесчисленное количество просьб оборотистых людей, которые его использовали. Все вопросы обычно решались с помощью одного и того же приёма - адъютант поставленным голосом сообщал в телефонную трубку: "Сейчас с вами будет говорить генерал Сталин!" Пока на другом конце провода приходили в себя от произнесённой фамилии, вопрос был практически исчерпан. Василию нравилась роль вершителя судеб, в этом он пытался подражать отцу. Не приученный даже к минимальным умственным усилиям, он не был расположен к серьёзной государственной деятельности.

Ему разрешалось всё - автомобили, конюшни, псарни, огромные дачи, где устраивались невиданные кутежи. Ему дано было право распоряжаться огромными суммами, и он не знал цены деньгам. Беспутный образ жизни, жестокость и несправедливость к сослуживцам и командирам, которых он убирал с дороги и нередко упекал в тюрьму, привели к полнейшей деградации личности. И он стремительно покатился вниз. Уже через двадцать один день после смерти отца генерал-лейтенант В.И. Сталин был уволен из армии в возрасте тридцати двух лет без права ношения военной формы. После этого сидел в тюрьме, был сослан в Казань, где и умер, оставив после себя четверых жён и семеро детей.

Нельзя не согласиться с Д. Волкогоновым, который в связи с этим замечает, что на примере этой беспутной (и несчастной!) судьбы можно ещё раз убедиться: злоупотребление властью калечит всех в окружении, в том числе и собственных детей. Так уже бывало в истории. Цезари, достигая высот владычества, часто оставляли после себя детей, хилых духом и плотью, морально убитых ещё при жизни диктатора торжествующей безнравственностью.

Не сумел "вождь всех времён и народов" воспитать патриоткой Родины и свою любимицу - младшую дочь Светлану. У несчастной женщины неудачными оказались все её четыре брака, два из которых были с иностранцами. У Сталина была необъяснимая, прямо-таки патологическая страсть поскорее упрятывать своих родственников за решётку. Такая участь постигла отца первого мужа Светланы Григория Морозова. Ещё раньше не миновала она известного кинорежиссёра и журналиста А.Я. Каплера, в которого посмела влюбиться его дочь-школьница, её телефонные разговоры прослушивались и докладывались родителю. Каплер получил пять, потом снова пять лет в страшных лагерях под Интой.

С первым мужем Светланы Григорием Морозовым Сталин не встретился ни разу, твёрдо сказав, что этого не будет. И слово своё сдержал.

Он всюду видел врагов. Это было уже патологией, это была мания преследования - от опустошения, от одиночества. На вопрос дочери, в чём же была вина её теток, которых в 1948 году посадили в тюрьму, он ответил: "Болтали много. Знали слишком много - и болтали слишком много. А это на руку врагам…" Он был предельно ожесточён против всего мира.

Чем это вызвано? Особенностями деспотического характера, эгоцентризмом или каким-то другим скрытым пороком? Беспричинную жестокость диктатора даже к своим ближайшим родственникам пытаются объяснить психическим заболеванием - паранойей. Кандидат медицинских наук В.Д. Тополянский в одном из номеров "Огонька" рассказал о загадочной смерти известного русского психиатра Бехтерева. Кончина последовала в 1927 году в Москве, после окончания работы первого Всесоюзного съезда невропатологов и психиатров. Человек богатырского здоровья и невероятной энергии, о котором в профессорских кругах говорили "неутомим, как Бехтерев", всемирно признанный учёный, работавший без развлечений и домашнего отдыха по 18 часов в сутки, вдруг погибает от "случайного" желудочно-кишечного заболевания и даже не в больнице, а в чужом доме. Начало заболевания связано как будто с посещением Малого театра, где после осмотра музея академику устроили что-то вроде импровизированного приёма, на котором подавали чай с пирожными.

Версия об отравлении пирожными живёт около семидесяти лет и передаётся от одного поколения врачей-психиатров к другому. По мнению В.Д. Тополянского, подтвердившего эту версию на основе хроники сенсации 1927 года, осевшей в подшивках тогдашних газет, в её пользу свидетельствует и то, что патологоанатомическое исследование тела скоропостижно скончавшегося Бехтерева не производилось, а это противоречило существовавшему и в те годы положению, требующему обязательного судебно-медицинского вскрытия во всех случаях скоропостижной смерти. Неожиданным было решение и о немедленной кремации тела - это сделали почему-то не в Ленинграде, где жил Бехтерев, а здесь же, в Москве. Беспрецедентным был и акт вскрытия прямо на частной квартире, где умер академик, его черепа, извлечения мозга и передачи его на временное хранение в Патологоанатомический институт.

Почему такая спешка? В 1927 году Крамер, сотрудник кафедры нервных болезней 2-го МГУ и одновременно директор поликлиники ЦЕКУБУ, осматривает Сталина по поводу развивающейся атрофии мышц левой руки. Диагностические сложности и особая ответственность за любые промахи в лечении побуждают Крамера предложить консультацию Бехтерева. Сталин колеблется, но вспоминает, что Бехтерев консультировал больного Ленина, и в середине декабря даёт согласие. Тогда Крамер отправляет Бехтереву телеграмму с просьбой позвонить по приезде в Москву.

Несколько дней каждый из них занят своими делами. За это время намечаются наиболее приемлемые сроки консультации - 22 и 23 декабря во второй половине дня. Не исключено, что Бехтерев осматривает Сталина дважды. Как протекает беседа прославленного врача и крайне трудного пациента, наверное, никогда не узнать. Но можно утверждать, что Бехтерев - блестящий психотерапевт - при больном произносит лишь слова ободрения. Свой ошеломляющий психиатрический диагноз "паранойя" он сообщает только врачу, пригласившему его на консультацию, и уезжает в театр.

Неизвестно, каким образом Сталину удаётся услышать заключение Бехтерева. Но с этого мгновения Бехтерев обречён, а его диагноз причислен к разряду государственных тайн. Ярость Сталина усугубляется отчётливым пониманием того, насколько взрывоопасна эта информация в руках участников оппозиции, ведь Бехтерев - член Ленинградского Совета - вполне способен поделиться ею с Зиновьевым.

Какое же содержание вкладывал Бехтерев в понятие "паранойя", задаётся вопросом автор публикации. Ведь этим греческим словом можно определить и тяжёлый психоз со стойким бредом, и особый вид психопатии со склонностью к образованию так называемых сверхценных идей и прежде всего об особом значении собственной личности. Наиболее вероятно, полагает исследователь, что Бехтерев имел в виду именно психопатию, когда человек сохраняет способность к логическим действиям. Лживость и лицемерие, непомерная жестокость и стремление завуалировать свои мотивы "высшей целью", крайний эгоцентризм в сочетании с не менее крайней подозрительностью позволяют властителям "нероновского типа", как говорил Бехтерев, даже убивая, оставаться убеждёнными в своей правоте: "вину они переносят на свои жертвы".

Вместе с тем нельзя не согласиться с В.Д. Тополянским: не имея истории болезни и полноценных архивных данных, трудно судить о правомерности диагноза, якобы поставленного Бехтеревым. Хотя…

Обратимся снова к воспоминаниям Светланы Аллилуевой. Описывая сцену похорон матери, она отмечает, что отец был потрясён её смертью и разгневан. Когда он пришёл прощаться на гражданскую панихиду, то, подойдя на минуту к гробу, вдруг оттолкнул его от себя руками и, повернувшись, ушёл прочь. На кладбище не поехал. Он считал, что жена ушла от него как его личный враг. То есть расценил её смерть не как свою вину, а как предательство по отношению к себе. Ну как тут не вспомнить бехтеревское определение параноиков - "вину они переносят на свои жертвы"?

Уже после распада СССР этой щекотливой темы коснулась внучка Бехтерева - Наталья Петровна. Она носит фамилию своего знаменитого деда, возглавляла Институт экспериментальной медицины, затем была научным руководителем Института мозга Российской академии наук. Доктор медицинских наук, в 1981 году стала академиком АН СССР.

Вопрос журналистки Ирины Мастыкиной:

- Наталья Петровна, рассказывают, что в 27-м году руководство страны вызвало к Сталину двух психиатров: Осипова и Бехтерева, чтобы решить вопрос о его психическом здоровье. И именно Бехтерев тогда поставил диагноз - паранойя. Сталин якобы узнал об этом и приказал Владимира Михайловича отравить. Через несколько дней он действительно скончался…

Ответ:

- Видите ли, эту историю я тоже слышала, но уже будучи взрослым человеком. В разговорах родителей, которые от детей ничего не скрывали, никогда подобное не проскальзывало. Скорее всего этого и не было. Просто возникла легенда и с каждым годом обрастала всё новыми подробностями. Однажды я даже услышала, что деда накормили отравленными пирожными. Распутин не даёт людям покоя… А всё было проще. Дед поел макарон и после этого почувствовал себя плохо. Попросил вызвать врача. Берта, его вторая жена, врача не вызвала, а дальше уже было поздно. Не исключено, что это было умышленное отравление. Потому что вскрытие проходило как-то странно - на квартире, потом деда зачем-то спешно кремировали, хотя сам он, судя по его рукописям, этого не хотел. Я, как и мои родители, тоже допускаю, что к отравлению была причастна вторая жена деда. Может быть, ей приказали. Но вот зачем?

Это интервью проходило в 1995 году. Двумя годами позже 72-летняя внучка Бехтерева говорила об этом так:

- Я эту версию знаю, но подтвердить её не могу. Дома, а папа и мама от нас никогда ничего не скрывали, мы никогда не слышали, что дедушка был у Сталина и поставил ему какой-то диагноз. Может, это и так, но мы ничего не знаем. Обычно ссылаются на его учеников: был, например, такой Виктор Петрович Осипов - ближайший помощник Бехтерева, и якобы он сам слышал. Но я сильно сомневаюсь, что Владимир Михайлович мог выйти и вслух сказать: "Это паранойя". Бред какой-то! Он же всё прекрасно понимал, зачем ему было добровольно засовывать голову в петлю? Теперь - отравили его или нет? Считается, что отравили. Но кто? Как? Почему? Здесь очень много версий. Мы всегда считали, что это его вторая жена подсыпала что-то в макароны - дедушка их очень любил. Кто-то считает, что яд положили в какое-то блюдо в театральном буфете. Накануне своей смерти дедушка действительно был в театре, но зачем бы он пошёл ужинать в буфет? Это странно, у нас так было не принято. Есть версия, что Бехтерева отравил Берия: якобы он прислал ему какие-то отравленные угощения. Но проверить ни один из этих слухов невозможно - дедушку кремировали. Кстати, быстрая кремация - ещё одно подтверждение того, что Бехтерев скорее всего умер не своей смертью. Он считал, что мозг функционирует на основе химических веществ, которые выделяют железы внутренней секреции. Поэтому вряд ли воля дедушки могла быть такова, чтобы его кремировали без предварительного изучения не только мозга, но и всего тела.

- Но, насколько мне известно, - заметила интервьюер Елена Егорова, - мозг Бехтерева до сих пор хранится в Москве, в Институте мозга, неужели его нельзя исследовать на предмет наличия отравляющих веществ?

- Когда вокруг смерти дедушки начался этот бум, поднятый сначала "Литературной газетой", а потом подхваченный остальными, я обращалась в Москву. Но тогдашний директор Института мозга Андрианов сказал, что он весь изрезан, и рентген ничего не покажет. Мы хотели исследовать мозг, чтобы наконец поставить точку в этой истории: ведь на мою семью регулярно нападают и мои коллеги, и журналисты: "Вы всё знаете, но почему-то скрываете…" А мы ничего не скрываем. О смерти своего отца, изобретателя Петра Владимировича Бехтерева, я знаю. А о деде - нет.

Ну, а теперь перейдём непосредственно к выяснению обстоятельств смерти Надежды Сергеевны Аллилуевой. Экскурс в атмосферу семьи, трагическую участь многочисленных родственников, кому-то может показаться пространным, отвлекающим от основной канвы повествования. Однако без уточнения этих деталей, характеризующих поведение Сталина как мужа и отца, не обойтись: они помогают понять истоки семейной драмы, приведшей к неожиданной развязке в ночь с 8 на 9 ноября 1932 года.

Какие события предшествовали заключительному аккорду драмы? Внешне вроде бы никаких. Но Надежда Сергеевна, по свидетельству близко знавших её женщин, была очень скрытной и самолюбивой. Она не любила признаваться, что ей плохо. За это на неё обижались - и мать, и сестра Анна Сергеевна. Сами они были чрезвычайно открытые, откровенные, - что на уме, то и на языке.

Няня Светланы Аллилуевой говорила ей, что последнее время перед смертью мать была необыкновенно грустной, раздражительной. К ней приехала в гости её гимназическая подруга, они сидели и разговаривали в детской комнате, и няня слышала, как Надежда Сергеевна всё повторяла, что "всё надоело", "всё опостылело", "ничего не радует", а приятельница её спрашивала: "Ну, а дети, дети?" "Всё, и дети", - повторяла Надежда Сергеевна. И тогда няня поняла, что, раз так, действительно ей надоела жизнь…

Были ли до этого семейные конфликты у супругов? Единственный пока источник информации по данному вопросу - "Письма" С. Аллилуевой. Так вот, со ссылкой на мамину сестру, Анну Сергеевну, Светлана утверждает, что в последние годы своей жизни матери всё чаще приходило в голову уйти от отца. Анна Сергеевна всегда говорила, что её сестра была "великомученицей", что Сталин был для неё слишком резким, грубым и невнимательным, что это страшно раздражало Надежду, очень любившую его. Ещё в 1926 году у них возникла первая крупная ссора, и Надежда Сергеевна, забрав детей и няню, уехала в Ленинград к отцу, чтобы больше не возвращаться. Она намеревалась начать там работать и постепенно создать себе самостоятельную жизнь. Ссора вышла из-за грубости отца, повод был невелик, но, очевидно, это было уже давнее, накопленное раздражение. Сталин через некоторое время звонил из Москвы, хотел приехать "мириться". Но Надежда Сергеевна вернулась с детьми сама.

Опять же, ссылаясь на Анну Сергеевну, С. Аллилуева пишет, что в самые последние недели, когда Надежда Сергеевна заканчивала академию, у неё был план уехать к сестре в Харьков, где работал Реденс, чтобы устроиться по своей специальности и жить там. У неё это было настойчивой мыслью, ей очень хотелось освободиться от своего "высокого положения", которое, по словам дочери, её только угнетало. Надежда Сергеевна не принадлежала к числу практичных женщин - то, что ей "давало" её "положение", абсолютно не имело для неё значения. Это позволяло трезвым, рассудительным женщинам из высшего эшелона власти заявлять, что не было причин ей томиться и страдать. Любая из них смирилась бы с чем угодно, лишь бы не потерять это дарованное судьбой "место наверху".

"Все дело было в том, что у мамы было своё понимание жизни, которое она упорно отстаивала, - напишет позже С. Аллилуева, пытаясь разобраться в психологических причинах ночной драмы. - Компромисс был не в её характере. Она принадлежала сама к молодому поколению революции - к тем энтузиастам-труженикам первых пятилеток, которые были убеждёнными строителями новой жизни, сами были новыми людьми и свято верили в свои новые идеалы человека, освобождённого революцией от мещанства и от всех прежних пороков. Мама верила во всё это со всей силой революционного идеализма, и вокруг неё было тогда очень много людей, подтверждавших своим поведением её веру. И среди всех самым высоким идеалом нового человека показался ей некогда отец. Таким он был в глазах юной гимназистки, - только что вернувшийся из Сибири "несгибаемый революционер", друг её родителей. Таким он был для неё долго, но не всегда…

Назад Дальше