Штейнманн продолжал научно-техническую деятельность, которая стала основой для многочисленных патентов и проектов. Его работы в области экономии электроэнергии получили широкий отклик в научной среде. Он получил звание почетного профессора военно-технического факультета Высшей Берлинской школы в области исследования электроэнергии, технических средств ее производства и передачи на дальние расстояния, а также стал одним из наиболее уважаемых членов "Союза немецких электротехников".
21 июня 1940 г. профессора Штейнманна прикомандировали к штабу 2-го воздушного флота люфтваффе и в качестве технического советника привлекли к работам под кодовым наименованием "StudieBlau". Вместе с другими специалистами он должен был дать оценку военно-технического потенциала Великобритании, что было крайне важно в преддверии планируемого десанта.
Именно тогда Штейнманн впервые предложил провести воздушные операции против теплоэлектростанций, чтобы подорвать промышленный потенциал противника. Он вполне обоснованно полагал, что подобными налетами можно добиться максимального эффекта, затратив минимум средств. Однако высшее командование люфтваффе не прислушалось к доводам опытного специалиста, сочтя их малообоснованными.
В конце 1940 г. профессор, обиженный непониманием, как ему казалось, очевидных вещей, вернулся в Германию. В последующие два года он полностью сосредоточился на проектировании станций, предназначенных для отопления и освещения наземных объектов люфтваффе. 4 марта 1942 г. он возглавил проектный отдел в административном управлении рейхсминистерства авиации.
И вот теперь – в июне 1943 г. – знания Штейнманна снова были востребованы высшим командованием люфтваффе. Ему было предложено составить технико-экономическое обоснование возможных стратегических ударов немецкой авиации по энергосистеме Советского Союза.
Антигоэлро профессора Штейнманна
Отвечая на вопрос, а что, собственно, к тому времени представляла собой эта самая энергосистема, можно смело ответить, что советской власти было чем гордиться.
В 1913 г. в Российской империи насчитывалось 33 электростанции суммарной мощностью 1,098 млн кВт. Они производили в год 1,9 млрд кВт/ч, и по этому показателю страна занимала лишь пятнадцатое место в мире. Для сравнения: общая мощность мирового электрохозяйства превышала тогда уже 100 млн кВт, а мировой электробаланс достиг 35 млрд кВт/ч.
Подготовка проекта масштабной электрификации страны началась еще в годы Первой мировой войны, причем, как ни странно, немецкими инженерами, работавшими на Петербургскую электрическую компанию. Однако они исходили из того, что во время войны Россия из-за колоссальных военных расходов просто не потянет этот проект, и все работы планировались на послевоенное время.
Однако в 1917 г. Российская империя рухнула и к власти пришли большевики. Надо отдать им должное, поскольку уже в 1920 г. распоряжением советского правительства была создана Государственная комиссия по электрификации России – ГОЭЛРО. К работе комиссии под руководством Г. М. Кржижановского были привлечены около двухсот "старорежимных" ученых и инженеров.
Составленный план был рассчитан на 10–15 лет и предусматривал строительство 30 электростанций: 20 тепловых (ТЭС) и 10 гидростанций (ГЭС) общей мощностью 1,5 млн кВт, а также сети линий электропередач. В декабре того же
1920 г. план ГОЭЛРО был сначала одобрен VIII Всероссийским съездом Советов, а год спустя окончательно утвержден IX Всероссийским съездом Советов.
План начал претворяться в жизнь практически немедленно. В 1921–1926 гг. были построены Шатурская, Каширская, Волховская, Штеровская, Нижегородская, Челябинская и другие станции. Уже в 1926 г. электростанции Советского Союза достигли общей мощности 1,397 млн кВт и, выработав 2,295 млрд кВт/ч, превысили уровень 1916 г. В целом же план ГОЭЛРО был полностью выполнен к 1931 г.
Однако советское правительство и не думало останавливаться на достигнутом. Электрификация страны продолжалась мощными темпами. К середине 30-х гг. ХХ в. в европейской части Советского Союза была создана современная и высокоцентрализованная энергосистема, состоявшая из большого количества мощных электростанций, связанных сетью высоковольтных линий электропередачи.
Уже в 1937 г. общая мощность электростанций СССР достигла 8,1 млн кВт, а годовое производство электроэнергии составило 36,4 млрд кВт/ч. В 1939 г. эти показатели соответственно составили 9,89 млн кВт и 39,6 млрд кВт/ч. В 1940 г. общая выработка электроэнергии достигла уже 48,2 млрд кВт/ч, и Советский Союз вышел на третье место в мире после США и Германии.
Плотность высоковольтных линий электропередач в европейской части Советского Союза была выше, чем в тех же США и Германии. Так, Москва была связана сетью ЛЭП с Иваново и Горьким, Северный Урал – со Средним и Южным Уралом, Донбасс – с Днепром. Общая протяженность линий ЛЭП по состоянию на 1937 г. составила 20 000 км, а в 1940 г. – 21 747 км.
Неудивительно, что после нападения нацистской Германии на Советский Союз такая обширная и хорошо заметная с воздуха инфраструктура стала объектом пристального внимания со стороны люфтваффе. Начиная с весны 1942 г. деятельность по воздушной разведке объектов энергосистемы Советского Союза приобрела особенно активный характер.
Дальние самолеты-разведчики фотографировали электростанции на всем радиусе своих действий. Вот лишь отдельные примеры таких аэрофотосъемок в 1942 г.:
– 15 апреля – Астраханская ТЭС;
– 18 мая – самолет из 1./Aufkl.Gr.Ob.d.L. с высоты 7500 м снял Шатурскую ТЭС;
– 31 мая – Игумновская ТЭС, снабжавшая электроэнергией химические предприятия в городе Дзержинск Горьковской (ныне Нижегородской) обл.;
– 8 июля – ГоГРЭС в Балахне, обеспечивавшая работу заводов в Горьком (Нижнем Новгороде);
– 13 июля – Ju-88D из 4./Aufkl.Gr.121, летевший на высоте 7300 м, снял сразу две ГЭС на Волге: в Рыбинске и Угличе;
– 18 июля – Казанская ТЭС;
– 21 июля – разведчик из 1./Aufkl.Gr.Ob.d.L. с высоты 8700 м сфотографировал ТЭС в Орехово-Зуево, а "Юнкерс" из 4./Aufkl.Gr.11 с высоты 6000 м – Каширскую ТЭС;
– 3 августа – высотный Ju-86R из 1./Aufkl.Gr.Ob.d.L. уже с 12 500 м запечатлел Иваньковскую ГЭС, построенную на канале Москва – Волга;
– 8 августа – ТЭС в городе Алексин, Московская обл.;
– 13 августа – ТЭС на острове Артем (ныне Пираплахи) в Каспийском море, в 50 км восточнее Баку, снабжавшая энергией местные нефтеперерабатывающие заводы;
– 15 августа – ТЭС в городе Алаверди, Армения;
– 31 августа – ТЭС в поселке Арзни, в 14 км северо-восточнее Еревана, Армения;
– 29 сентября – самолет из 4./Aufkl.Gr.11 с высоты 7000 м сфотографировал Тульскую ТЭС;
– 30 сентября – Архангельская ТЭС;
– 4 октября – Саратовская ТЭС.
Экипажи дальней разведки люфтваффе уделяли внимание не только одним объектам генерации электроэнергии. Они также фиксировали линии электропередач и трансформаторные станции. Так, среди последних были:
– 20 апреля – ТЭП в городе Каспи, Грузия;
– 1 мая – ТЭП в Ереване;
– 5 июля – самолет из 1./Aufkl.Gr.Ob.d.L. с высоты 7800 м запечатлел ТЭП в городе Электросталь, Московская обл.;
– 12 июля – "Юнкерс" из 4./Aufkl.Gr.121 с высоты 7300 м запечатлел ТЭП в Загорске, Московская обл.;
– 17 июля – ТЭС и шлюзы в городе Яхрома, Московская обл.;
– 18 июля – Куровская ТЭП, Московская обл.;
– 27 июля – самолет из 4./Aufkl.Gr.11 с высоты 7000 м сфотографировал ТЭП в поселке Косая Гора, юго-западнее Тулы;
– 4 августа – Ju-88D из 4./Aufkl.Gr.121 с высоты 7500 м снял сразу две ТЭП, расположенные на канале Москва– Волга, – в Дмитрове и Икше;
– 22 августа – ТЭП Лаптево, Московская обл.;
– 30 августа – ТЭП Бирюлево, Московская обл.;
– 14 сентября – ТЭП в поселке Амамлы, в 22 км западнее города Кировакан (ныне Ванадзор), Армения;
– 30 октября – подстанция в городе Апатиты.
Еще раз подчеркнем, что приведенные выше объекты энергосистемы Советского Союза – это лишь малая часть того, что было снято экипажами дальней авиаразведки люфтваффе. Перечисление же их полного списка заняло бы не одну страницу. Однако даже и после этих примеров возникает следующий закономерный вопрос: что все это время делала советская противовоздушная оборона, которая отдельными, видимо, большими специалистами объявляется чуть не самой успешной в период Второй мировой войны?
Аэрофотоснимки дополнялись данными агентурной разведки как по линии абвера, так и по линии 6-го управления РСХА. Так что у профессора Штейнманна не было недостатка в информации.
31 июля 1943 г. он представил командованию люфтваффе детальный доклад, озаглавленный "Рекомендации для воздушных ударов по электростанциям региона Москва– Верхняя Волга". В нем Штейнманн делал вывод: "…методичная и точно проведенная атака электросистемы нанесет вред всей военной промышленности региона Москва – Верхняя Волга". При этом он особо подчеркнул, что только одновременная атака против всей энергосистемы будет иметь успех и что изолированные налеты не дадут такого совокупного эффекта.
Штейнманн не случайно в качестве цели для ударов с воздуха выбрал энергосистему района Москва – Верхняя Волга. В СССР его называли Центрально-промышленным, или Московским, районом. В годы первых советских пятилеток он наравне с Ленинградом стал центром машиностроения и химии. Основными его отраслями были: автомобильная и авиационная промышленность (Москва, Горький, Ярославль), транспортное машиностроение (Горький, Мытищи, Коломна, Ярославль, Рыбинск), энергетическое машиностроение и электротехническая промышленность (Москва, Подольск, Ярославль, Горький), станкостроение (Горький, Москва, Муром), производство подшипников (Москва), химическая промышленность (Сталиногорск, Дзержинск, Воскресенск) и производство синтетических каучуков (Ярославль, Ефремов в Тульской обл.).
В годы войны в Центрально-промышленном районе было сосредоточено 75 % всей советской военной промышленности. Находившиеся там предприятия выпускали 90 % всех автомашин, 60 % легких штурмовых орудий, 25 % средних танков, 27 % самолетов, 16 % артиллерийских орудий и 50 % шарикоподшипников. Так, например, только заводы Горького в 1941–1945 гг. выпустили 38 318 танков, самоходок и бронемашин (37 % от их общего числа), в том числе 10 159 танков Т-34 (10,2 %), 101 673 артиллерийских и танковых орудия (23,9 %), 16 324 самолета (11,3 %), 43 688 минометов, 109 636 автомобилей, 1165 реактивных установок БМ-13, 6111 мотоциклов, 22 подводные лодки, 55 759 снарядов, бомб и мин, 78 235 автоматов, 8840 авиационных двигателей и 85 722 радиостанции.
Однако доклад Штейнманна, при всей его научной точности, был встречен разведкой люфтваффе с большой долей скептицизма. Во-первых, ее сотрудники считали, что список объектов советской энергосистемы, предложенный профессором для ударов с воздуха, слишком длинный. И во-вторых, они полагали, что налеты на отдельные ключевые промышленные предприятия Советского Союза принесут больший эффект. В итоге, как это уже не раз бывало в бюрократической машине высших эшелонов люфтваффе, успешно созданной Герингом, дельный доклад начал "кочевать" из одного кабинета в другой, с одного стола на другой стол.
Тем временем немецкая авиаразведка продолжала накапливать сведения об энергосистеме Центрально-промышленного района. Так, 22 августа высотный Ju-86R из 1./Aufkl.Gr.100 в очередной раз безнаказанно прошел над Москвой. На снимках, сделанных его фотокамерами с высоты 13 000 м, были детально видны множество объектов столичной энергосистемы:
– ГЭС на Москве-реке в Карамышеве, Люблине, Рублеве и на Деривационном канале в Тушине;
– ТЭС на Краснопресненской, Берсеневской, Софийской и Бережковской набережных, Хорошевском шоссе, около заводов КиМ и "Динамо" и автозаводе ЗиС;
– ТЭП в Тушине, Рублеве, Химках, Марьине, Гольянове, Измайлове, Кунцеве (две), Богородском, Дубровке, Горенках, Ивановском, Карачарове, Коптеве, Мытищах и Щелкове (две).
Кроме того, на фотопланшетах, изготовленных на основе полученных снимков, были нанесены и все линии электропередач.
Наконец, 9 ноября того же 1943 г. уже оперативный штаб люфтваффе представил свое исследование по вопросу воздушных атак объектов советской военной промышленности. В этом совершенно туманном и ни к чему не обязывающем документе, в частности, говорилось:
"Очевидно, что мы упустили благоприятные возможности и что трудности тем временем стали очень большими. Кроме того, наши воздушные силы на Востоке связаны сегодня больше, чем когда-либо. Тем временем русская военная промышленность, судя по количеству поставок на Русский фронт, показывает устойчивый рост производства. Если русская военная промышленность будет продолжать работать столь же безмятежно, как это было, нужно ожидать, что в течение зимы и в следующем году [1944 г.] она выпустит большее количество самолетов, танков, орудий и т. д. …
Не будут ли военно-воздушные силы Германии вносить больший вклад в победу на Восточном фронте, если, вместо использования в роли артиллерии и сбрасывания бомб перед пехотой, будут сражаться с основой русской оборонной мощи – русской военной промышленностью?
Этот доклад сделан на основе убеждения, что устранение возможно больших частей русской военной промышленности будет иметь большее значение для Восточного фронта и, возможно, для всей войны, чем существующая боевая поддержка наземных войск.
Однако для этого необходимы большие специальные силы и подготовка. Когда это будет возможным (ввиду существующего положения), не может быть сказано в данном докладе, поскольку это зависит от решения на более высоком уровне".
Видя, что на его первый доклад в командовании люфтваффе нет никакой положительной реакции, Штейнманн в ноябре 1943 г. составил новый доклад. Это был несколько модернизированный вариант первого документа.
На этот раз профессор предложил нанести массированный удар только по тринадцати электростанциям в Центрально-промышленном районе СССР. В качестве целей он выбрал:
– две ГЭС в Рыбинске и Угличе;
– две ТЭС в Ярославле;
– ТЭС в городе Комсомольск, в 40 км западнее Иваново;
– Тульская ТЭС;
– ТЭС в Сталиногорске (ныне Новомосковск, Тульская обл.);
– ТЭС в Алексине, Московская обл.;
– Каширская ТЭС, Московская обл.;
– Шатурская ТЭС, Московская обл.;
– Баланхинская ТЭС, Горьковская обл.;
– Автозаводская ТЭЦ в Горьком;
– Игумновская ТЭЦ около города Дзержинск, Горьковская обл.
Общая мощность этих станций составляла 1,5 млн кВт, или 60 % от мощности электростанций Центрально-промышленного района (2,5 млн кВт). Понятно, что их раз-
рушение самым пагубным образом сказалось бы на этом одном важном промышленном регионе Советского Союза. Фактически это был своеобразный план антиГОЭЛРО.
На этот раз у Штейнманна появилась серьезная поддержка в лице рейхсминистра вооружений Шпеера. Тот предпринял шаги, чтобы с новым докладом профессора ознакомились Гитлер и начальник Генерального штаба люфтваффе генерал авиации Гюнтер Кортен.
Позднее Шпеер написал в мемуарах:
"В начале декабря я информировал Гитлера.
4 февраля [1944 г.] я написал Кортену, новому начальнику Генерального штаба люфтваффе, что "даже сегодня перспективы хорошие… для эффективной воздушной кампании против Советского Союза… Я определенно надеюсь, что она в результате окажет существенное влияние на боевую мощь Советского Союза". Я имел в виду нападение на электростанции около Москвы и на Верхней Волге. Успех зависел, как всегда при таких действиях, от случайных факторов.
Я не думал, что наши действия решительно затронут ход войны. Но я надеялся, как и написал Кортену, что мы нанесем достаточно вреда советской промышленности, что пройдет несколько месяцев, пока американские поставки смогут сбалансировать ее потери".
Кортен первоначально не поддержал предложение Штейнманна. Однако Шпеер не смирился и продолжал и далее решительно настаивать на его принятии. В течение 1944 г. он трижды – 4 февраля, 23 мая и 28 июля – посылал специальные меморандумы в Генеральный штаб люфтваффе, в которых пытался объяснить необходимость воздушных ударов по советским электростанциям. Понадобился почти год, чтобы руководство люфтваффе наконец признало правильность выводов профессора Штейнманна.
Советская Бургундия
6 ноября 1944 г. рейхсмаршал Геринг подписал распоряжение о проведении операции против советских электростанций. Штабисты в целях сохранения полной секретности дали ей кодовое наименование "Бургундия". Действительно, какая связь между Советской Россией и провинцией в Восточной Франции?
Однако эта операция имела меньший размах, чем предлагал Штейнманн, и, по существу, носила локальный характер. Ее целями должны были стать только три ГЭС: две на Волге – в Рыбинске и Угличе – и одна на реке Волхов, расположенная около одноименного городка.
Удар предполагалось нанести в ближайший период полной луны. Для этого создавалась специальная группа из десяти стратегических бомбардировщиков Не-177 из II./KG100 "Викинг". На период подготовки и проведения операции "Хейнкели" передавались в оперативное подчинение KG200, командиром которой 15 ноября вместо оберста Хайнца Хейгла был назначен оберст-лейтенант Вернер Баумбах. Последнему, в свою очередь, предписывалось действовать "в самом близком сотрудничестве" с профессором Штейнманном.
Для атаки гидроэлектростанций планировалось использовать авиационные мины BM1000F "Sommerballon". Конструктивно они отличались от обычных авиамин этого типа тем, что их корпус был разделен продольной переборкой на две части: в одной из них находилось бризантное взрывчатое вещество, а другая была пустой, давая мине плавучесть.
Пилоты Не-177 должны были сбросить свой груз в створе водозабора турбин гидроэлектростанции. Под действием силы тяжести мины принимали вертикальное положение и входили в воду при минимальном давлении на поверхность. После этого они не опускались на дно, как их обычные сородичи, а со скоростью более 0,5 м/с дрейфовали по водной поверхности к решетке турбины, легко преодолевая возможные препятствия на дне реки.
Масса боезаряда BM1000F была меньшей, но это не смущало немецких инженеров. Они считали, что если мина взорвется на решетке, закрывающей вход в канал турбины ГЭС, то возникшая взрывная волна, пройдя по этому каналу, сможет повредить ограждение турбины. Далее возникшая на больших оборотах вибрация привела бы к саморазрушению турбины.