Напомню: бронетанковые войска формировались практически с нуля, командный состав приходил из стрелковых и кавалерийских соединений. Знания техники и особенностей этого рода войск не было. Поэтому в первое время обучение всего личного состава танковому делу велось в основном в самих частях и соединениях путем самоподготовки и практических занятий групп с техниками и инженерами. Но таким образом подготовить грамотных командиров, обучить их особенностям тактики танковых войск было невозможно. Правительством принимается решение о создании танковых школ, академии моторизации и механизации, открываются и курсы переподготовки при этой академии. С середины 30‑х годов для повышения профессионального уровня весь командный состав танковых и механизированных бригад и корпусов пропускают через сеть этих учебных заведений. В начале июня [176] 1935 г. на курсы по усовершенствованию комсостава при Военной академии ММ РККА зачисляется и М. Е. Катуков.
В сентябре 1937 г. он возвращается в свой корпус уже в качестве сначала начальника штаба 135‑й стрелково–пулеметной бригады, а затем, с апреля 1938 г., назначается исполняющим обязанности начальника штаба 45‑го мк. Вероятно, командование отметило стремление в ту пору уже полковника М. Е. Катукова к самостоятельной работе, и 9 октября 1938 г. он получает назначение на должность командира 5‑й легкотанковой бригады (лтбр) 25‑го тк (тк), а в июле 1940 г. переводится на должность командира 38‑й лтбр.
Опыт использования танков в ходе Гражданской войны в Испании, а также уже начавшейся мировой войны в Европе показал, что танки, объединенные в крупные формирования, позволяют добиваться на поле боя более весомых успехов. Перед войной руководство СССР принимает решение о развертывании в Красной Армии двадцати механизированных корпусов. Согласно принятому штату каждый из них должен был иметь, помимо мотострелковой дивизии (мед), три танковые дивизии, каждая из которых комплектовалась 375 танками. Таким образом, в корпусе должно было быть более тысячи боевых машин. Промышленность за короткий срок выпустить столько танков была не в состоянии, поэтому к началу Великой Отечественной войны план комплектования был сорван.
Их формирование шло с трудом, не хватало всего, особенно кадров. К концу 30‑х годов танковые войска были немногочисленными, а развернувшиеся в армии политические репрессии выбили тысячи подготовленных командиров. Столько же попали под подозрение в политической неблагонадежности. Командиров катастрофически не хватало, особенно высшего звена. Поэтому ресурсы старших офицеров и генералов, из которых отбирали кандидатов на должность командиров и начальников штабов танковых дивизий, мехкорпусов, оказались скудными. Управление по командно–начальствующему составу НКО собирало людей по всей армии. Отбор, собеседование и утверждение проходили в Москве в Центральном комитете ВКП(б). Помимо того, что кандидат должен был быть членом партии, человеком политической зрелости, к нему предъявлялись и достаточно жесткие профессиональные требования. Ведь управление многочисленным соединением было делом непростым.
К середине 1941 г. удалось сформировать управления более ста танковых дивизий и в каждой из них почти полностью укомплектовать руководящее звено. Трудно сказать, насколько все подобранные командиры на тот момент соответствовали требованиям к их должностям. Люди подобрались разные, [177] были и такие, которых неудачи первых месяцев войны выбили из колеи, и это имело для них роковые последствия. Однако именно в 1939–1941 гг. при создании мехкорпусов сформировался тот костяк командного состава, который станет основой советских бронетанковых войск в годы Великой Отечественной войны. В него вошли впоследствии ставшие командующими танковыми армиями однородного состава: А. Г. Кравченко, В. М. Баданов, С. И. Богданов, Д. Д. Лелюшенко, М. Д. Синенко, а также командиры танковых корпусов, принимавших участие в Курской битве, В. Г. Бурков, А. Ф. Попов, Б. М. Скворцов, B. C. Бахаров. Среди тех, кто прошел "чистилище" Старой площади, был и полковник М. Е. Катуков. Ему доверили сформировать на Украине 20‑ю тд в составе 9‑го мк. Приказ НКО о назначении его комдивом был подписан 28 ноября 1940 г. В этой должности и застала Михаила Ефимовича война.
Тот, кто впервые знакомится с учетно–послужными документами П. А. Ротмистрова, бывает немало удивлен тем обстоятельством, что первый в Красной Армии маршал бронетанковых войск вплоть до начала 1938 г. абсолютно никакого отношения к танковым войскам не имел. Но уже через три года он становится заместителем командира танковой дивизии, а затем и начальником штаба мехкорпуса. Столь стремительный взлет был связан прежде всего с трагическими обстоятельствами в жизни нашей страны и армии, получившими название "период политических репрессий".
Любопытно содержание разговора, который состоялся у Павла Алексеевича с начальником Академии механизации и моторизации РККА после его экстренного отзыва с Дальнего Востока. Он показателен тем, каким образом шел отбор специалистов на должности, после того как в РККА начался вал репрессий.
По сути, этот диалог стал решающим при переходе его в новый род войск.
"В октябре 1937 г., - вспоминал П. А. Ротмистров, - я неожиданно получил предписание передать полк своему заместителю и срочно убыть в Москву, в распоряжение Главного управления по командному и начальствующему составу Красной Армии. Там мне так же неожиданно предложили должность преподавателя тактики в недавно созданной Военной академии моторизации и механизации РККА. Мотивировали это назначение тем, что за время службы на Дальнем Востоке, и особенно в штабе ОКДВА, я, мол, достаточно хорошо ознакомился с танковыми частями и подразделениями, видел их в действии в ходе учений и маневров и к тому же хорошо знал общевойсковую тактику. [178]
На следующий день меня уже принял начальник академии дивизионный инженер И. А. Лебедев.
- Как же я буду преподавать тактику танкистам, если не был танкистом? - спросил я у Лебедева.
- Все мы когда–нибудь не были танкистами. Потребовали обучать танкистов - учим и сами учимся, - хмурясь, отвечал Иван Андреевич.
- Тогда прошу дать мне некоторое время для изучения техники и подготовки к проведению занятий со слушателями.
- Вот это другой разговор, - улыбнулся Лебедев"{128}.
Как видим, в тот момент о каких–либо знаниях или элементарной подготовке речь не шла, даже в академиях, просто иного выхода не было, жизнь нельзя остановить, срочно требовалось закрывать дыры - гасить ежедневно образовывавшиеся все новые и новые вакансии. Замечу, подобная ситуация сложилась повсеместно.
Преподавательская работа оказалась по душе подполковнику П. А. Ротмистрову. Он глубоко и с большим интересом погрузился в нее. Для подготовки к лекциям он использовал не только теоретические разработки по тактике и стратегии использования танков, но и отчеты о только что прошедших боях в Испании и на Дальнем Востоке. Павел Алексеевич планировал работать в Академии долго, поэтому подготовил и защитил диссертацию на соискание степени кандидата военных наук, ему было присвоено ученое звание доцент. Два неполных года накрепко связали его с бронетанковыми войсками, определив новый вектор его военной карьеры.
В ноябре 1939 г. вспыхнул советско–финляндский конфликт. В начале 1940 г. по личной просьбе для совершенствования знаний и получения практического опыта его направляют на Карельский полуостров, в боевые соединения. Этот период жизни Павла Алексеевича в исторической литературе мало освещался. О нем мы знаем лишь по воспоминаниям будущего командарма, которые, как показывают собранные документы, далеко не полностью отражают как события, которые предшествовали его выезду на фронт, так и пребывание в действующей армии.
Годы службы в академии были наполнены не только плодотворной работой по освоению нового поприща, самосовершенствованием. Они пришлись на время репрессий и преследований честных, опытных офицеров и генералов в армейской среде. Волна арестов прошла и по военно–учебным заведениям. Многие подававшие надежды преподаватели были подвергнуты шельмованию, немало их сгинуло в лагерях и тюрьмах. [179] Во всех академиях в это время проходили собрания, на которых исключали из рядов ленинско–сталинской ВКП(б) и клеймили позором указанных НКВД "отступников от генеральной линии" и "врагов народа". Не минула эта горькая чаша и П. А. Ротмистрова. В 1939 г. его исключили из партии якобы за связь с "врагами народа". По логике того времени, должен был последовать неминуемый арест. Но подполковник не пал духом, не согласившись с огульным обвинением, направил письмо в ЦК ВКП(б). Персональное дело было затребовано в Комиссию партийного контроля, и, разобравшись, его восстановили в партии с сохранением стажа. Но все же объявили строгий выговор с занесением в учетную карточку. Наказание, конечно, не столь строгое, но этот эпизод, безусловно, оказал влияние на его судьбу - такое уж было время.
События, связанные с рассмотрением персонального дела в различных инстанциях, длились более полугода, и постоянно висела угроза подвергнуться аресту даже после того, как стал известен результат. Поэтому неудивительно, что Павел Алексеевич обратился с просьбой направить его на советско–финляндскую войну. Возможно, ему это посоветовали более опытные товарищи - на время уехать из столицы.
Красной Армии с ходу не удалось добиться решительной победы, как тогда говорили, над "белофиннами". Боевые действия затянулись, стремясь к скорейшему завершению конфликта, руководство Советского Союза меняет стратегию. В январе 1940 г. на базе Ленинградского военного округа формируется сильная группировка - Северо - Западный фронт в составе 7‑й и 13‑й армий. В штабе 7‑й А подполковнику П. А. Ротмистрову предложили должность начальника оперативного отдела, но он отказался и попросился в боевое танковое соединение. В книге мемуаров он писал, что его направили в 35‑ю лтбр. Прибыв в бригаду, он, в силу сложившейся оперативной обстановки, сначала принял танковый батальон, а затем исполнял обязанности начальника штаба. Павел Алексеевич участвовал в боях с финнами около двух месяцев - с февраля 1940 г. и до подписания мирного договора в марте. Здесь он приобрел свой первый практический опыт организации боя танкового тактического соединения в реальных условиях. За успешные боевые действия в "зимней войне" бригада была награждена орденом Красного Знамени, а Павел Алексеевич - орденом Красной Звезды. В 1943 г. в письме к секретарю ЦК ВКП(б) Г. М. Маленкову об этом периоде своей жизни он писал:
"Когда началась советско–финская война, я попросился и был командирован на эту войну для изучения опыта применения танков и был прикомандирован к АБТО армии. Но я не остался в этом АБТО, а выехал в 35‑ю танковую бригаду и начал [180] изучать опыт войны, по доброму желанию, с командования танковым батальоном, будучи в звании полковника и в должности преподавателя Академии.
Командуя батальоном, я несколько раз был в танковых атаках, и не один раз мой танк был подбит на поле боя, но я продолжал упорно добиваться поставленной перед собой цели. В последующем в этой войне я командовал танковой бригадой, продолжая изучать применение танков на фоне действий бригады.
После окончания советско–финской войны, где мне удалось в значительной мере проверить свои теоретические выводы, я выступил в печати, и, в частности, в газете "Красная звезда", где откровенно и смело высказал свою точку зрения о применении танков.
Тогда, как и теперь, я держался точки зрения массированного применения танков на поле боя, навязывания противнику своей воли и самых смелых действий со стороны танковых войск Красной Армии. За свои статьи и принципиальную постановку вопроса о применении танков я получил в 1940 году от Народного Комиссара Обороны очень дорогую наркомовскую премию"{129}.
Однако в учетно–послужной карточке всех этих сведений нет. К сожалению, не удалось найти и наградной лист. В УПК указано лишь, что он с "12 февраля 1940 года - командир резервной группы Северо - Западного фронта для особых поручений"{130}. Вероятно, это формулировка из документов, которые ему были выданы при направлении на Северо - Западный фронт. На все указанные выше должности он не назначался обычным путем, а действовал сообразно боевой обстановке и исполнял обязанности неофициально. Но как бы там ни было, бои на Кольском полуострове были его первой практической работой в качестве командира–танкиста.
Март 1940‑го оказался богатым на приятные события. После завершения конфликта пришла и еще одна хорошая новость: 20 марта Главное политуправление РККА сняло с коммуниста П. А. Ротмистрова выговор. После пребывания на фронте Павел Алексеевич возвращается к преподавательской деятельности и до конца 1940 г. продолжает работать в академии.
В этот период в РККА идет напряженная работа по формированию и комплектованию личным составом и техникой первых девяти мехкорпусов. 9 декабря он получает приказ о направлении [181] его в Прибалтийский особый военный округ в качестве заместителя командира 5‑й тд 3‑го мк, дислоцировавшейся в литовском городе Алитусе. Но в этой должности он пробыл недолго, через полгода, 19 июня 1941 г.{131}, поступил приказ о назначении его начальником штаба этого же корпуса. Сдав дивизию прибывшему с курсов усовершенствования комсостава комдиву Ф. Ф. Федорову, он убыл к новому месту службы в г. Каунас. Здесь он и узнал о нападении Германии на нашу страну.
Весть о начале войны застала полковника М. Е. Катукова в Киеве, в окружном госпитале. Послеоперационный шов еще не зажил, но после выступления по радио В. М. Молотова об агрессии Михаил Ефимович уговорил лечащего врача отпустить его и поспешил в Шепетовку, штаб дивизии. И уже вечером 28 июня доложил по телефону о своем прибытии генерал–майору К. К. Рокоссовскому, командиру 9‑го мк, в состав которого входила 20‑я тд. Генерал сообщил, что обстановка сложная, корпус включен в состав 5‑й А генерал–майора М. И. Потапова, которая в свою очередь подчинена командующему Юго - Западным фронтом. Получен приказ - эвакуировать семьи комсостава и перебросить дивизию в район Луцка для нанесения контрудара во фланг вражеской группировки.
В своей книге "На острие главного удара" будущий командарм вспоминал, что его соединение только по названию было танковым формированием, на самом деле его таковым нельзя было назвать. Оно лишь формировалось, на момент начала войны два танковых полка располагали вместо положенных 375 Т-34 и KB 33 учебными легкими танками БТ. Артполк имел лишь 24 гаубицы, а батальон связи - лишь учебные радиостанции. Все не укомплектованные матчастью подразделения пришлось превратить в стрелковые, в том числе такие, как понтонный батальон. Такое же положение оказалось и с автотранспортом, из–за нехватки грузовых автомобилей переброска войск шла с большим трудом и медленно.
В свой первый бой с фашистскими захватчиками дивизия и ее командир вступили 24 июня у местечка Клевань. Противостояли им части 13‑й тд. Бой был тяжелый, противоборствующие стороны оказались в неравных условиях. И хотя немцы были остановлены, 20‑й тд это досталось большой ценой. Были потеряны все боевые машины, погиб командир танкового полка, появились убитые, раненые и в других частях.
До начала июля дивизия М. Е. Катукова участвовала в кровопролитных оборонительных боях в районе Дубны. В результате [182] дорогой ценой 5‑й А удалось на несколько дней задержать наступление врага на юг. Но это общую ситуацию на фронте кардинально не изменило. Враг продолжал наступать, нанося Красной Армии не только тяжелые, но в ситуации, когда началась массовая эвакуация промышленных предприятий на Восток, трудновосполнимые потери, прежде всего в тяжелом вооружении. К середине августа значительная часть наших танков была выведена из строя. Это заставило советское командование расформировать все крупные танковые и механизированные соединения - дивизии и корпуса. В войсках остались лишь бригады и отдельные батальоны.
18 августа полковник М. Е. Катуков, лишь недавно вырвавшийся со своим заметно поредевшим соединением из окружения в районе местечка Гренталь, был вызван в Москву, в Главное автобронетанковое управление (ГАБТУ). Здесь его бывший сослуживец, а теперь командующий бронетанковыми войсками Красной Армии генерал–лейтенант Я. Н. Федоренко сообщил, что он назначается командиром создаваемой 4‑й тбр. Соединение формировалась под Сталинградом, на базе уже прошедшей крещение боем 15‑й тд. Не весь личный состав этой дивизии был включен в бригаду, но те, кто прошел отбор, прежде всего командный состав, руководство штаба, прошли с М. Е. Катуковым все тяжелейшие испытания первого периода войны.
Формирование шло недолго: враг рвался к Москве, и на сколачивание времени не было. 8 сентября новый комбриг прибыл под Сталинград, а уже 23 сентября бригада погрузилась в эшелоны и убыла под Москву. Через пять дней ее около полусотни боевых машин и немногочисленный личный состав выгрузились на ст. Кубинка, западнее столицы. И практически сразу же были направлены на юг в район Мценска, где создалось очень тяжелое положение.
Германская группа армий "Центр", пробив брешь 2‑й танковой группой (тг) генерала Г. Гудериана в обороне Брянского фронта, уже 3 октября овладела Орлом. Для блокирования прорыва был срочно переброшен ряд соединений, которые объединили в 1‑й гв. ск под командованием генерал–майора Д. Д. Лелюшенко. Он должен был остановить врага и создать достаточно прочную оборону. В состав корпуса вошла и 4‑я тбр полковника М. Е. Катукова. Уже 4 октября первые разведгруппы бригады направились в район Орла, а через двое суток - ее основные силы вступили в бой с передовыми частями 24‑го моторизованного корпуса 2‑й тг.
Именно в этих боях впервые раскрылся талант Михаила Ефимовича как новатора в военном деле, человека творческого, ищущего новые формы и методы борьбы с противником, [183] который численно превосходит тебя. Здесь была впервые опробована ставшая впоследствии широко известной его тактика засад. М. Е. Катуков вспоминал:
"Уже после боя под Клеванью, видя преимущество врага в танках и авиации, я стал задумываться над тем, как с максимальной эффективностью применять танковые засады в обороне. Постепенно сложилась такая схема. Мотострелки располагаются в обороне, предварительно отрыв настоящие окопы и ложные. В ложных ставятся макеты пушек и пулеметов. Часть этих окопов занимают небольшие группы бойцов с настоящими пулеметами. На их долю выпадает роль "актеров", инсценирующих передний край. Сзади, на небольшом расстоянии, идут настоящие окопы, а дальше, на танкоопасных направлениях, ставятся танки - иногда взвод, иногда просто одна машина. Для маскировки танки используют местные укрытия: кустарники, деревья, скирды хлеба, стога сена, обратные скаты высот. Каждый экипаж готовит себе не одну позицию, а две–три, которые можно менять незаметно для противника. Экипажи заранее определяют ориентиры и расстояния до них. С пехотой, артиллерией, саперами заблаговременно организуется взаимодействие и устанавливается связь или по радио, или специальными сигналами, или посыльными. Все танковые экипажи должны находиться в поле зрения друг друга, готовые прийти на помощь соседу.