"Отрезок времени между 1941 и 1943 гг. был периодом наибольшего расцвета мощи Квантунской армии. Причём по плану "Кантокуэн" ("Особые манёвры Квантунской армии". – С. К.) после июля 1941 г. Квантунская армия была развёрнута до штатов, близких к военному времени. План "Кантокуэн" не являлся оперативным планом войны. Это был план мероприятий по подготовке к наступательной войне против СССР…"
Кому, как не командующему Квантунской армией, полностью и давно ориентированной на советский Дальний Восток, принадлежит приоритет в оценке роли и направленности этой японской группировки?
Япония, действительно, не имела войну с СССР первоочередной целью. Расчёт здесь был верным, если Рейх бесповоротно разгромит Россию в Европе, то, пока немцы доберутся до Байкала, там в любом случае первыми будут японцы. И ради такого варианта можно будет ослабить нажим на янки в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Тем более, что тогда Америке срочно потребовалось бы спасать ситуацию в Европе, и ей было бы не до Японии.
Поэтому "нейтралитет" Японии стал источником постоянной головной боли как для Сталина, так и для командующего войсками Дальневосточного фронта генерала армии Апанасенко. В декабре 1941 года против суммарно 24 пехотных дивизий японцев, 3 939 орудий, 885 танков и примерно 1 200 самолётов Апанасенко имел 19 стрелковых дивизий и 7 стрелковых бригад при 3 659 орудиях, 1 381 танке и 1 800 самолётах. Такое соотношение сил при возможности для Японии быстро нарастить их заставляло советские войска на Дальнем Востоке находиться в постоянной боевой готовности…
Апанасенко писал Сталину о том, что готов "ко всяким неожиданностям". И японцы постоянно наращивали мощь Квантунской армии, доводя её численность чуть ли не до миллиона человек, что составляло почти четверть сухопутных вооружённых сил Японии.
Хорош "нейтралитет"!
Правда же такова…
ПАКТ от 13 апреля 1941 года был заключён сроком на пять лет, и в Статье Третьей его было сказано:
"… если ни одна из договаривающихся сторон не денонсирует Пакт за год до истечения срока, он будет считаться автоматически продлённым на следующие пять лет".
То есть своё отношение к продлению или денонсации Пакта мы должны были высказать, по крайней мере, до 13 апреля 1945 года.
В Европе ещё шли тяжёлые бои, когда 5 апреля 1945 года в 3 часа дня, нарком иностранных дел СССР Молотов пригласил к себе японского посла Сато и объявил ему о том, что с того времени, когда был заключён Пакт 1941 года, "обстановка изменилась в корне".
В заявлении Советского правительства, опубликованном 6 апреля 1945 года в "Правде", далее говорилось:
"… Германия напала на СССР, а Япония, союзница Германии, помогает последней в её войне против СССР. Кроме того, Япония воюет с США и Англией, которые являются союзниками Советского Союза.
При таком положении Пакт о нейтралитете между Японией и СССР потерял смысл, и продление этого Пакта стало невозможным.
В силу сказанного выше и в соответствии со статьёй 3-й упомянутого Пакта, предусматривающей право денонсации за один год до истечения пятилетнего срока действия Пакта, Советское Правительство настоящим заявляет правительству Японии о своём желании денонсировать Пакт от 13 апреля 1941 года".
Казалось бы, чего яснее?
Это ещё не было объявлением войны, но было внятным заявлением о том, что СССР в любой момент после 13 апреля 1945 года может выступить против Японии на стороне США и Англии. И уж, во всяком случае, после окончания войны в Европе вопрос о выступлении СССР против Японии с учётом денонсации нами Пакта становился вопросом считаных месяцев.
Это прекрасно понимали все, и западная печать вкупе с официальными лицами, приветствуя решение СССР, прямо отмечала, что предстоящее вступление СССР в войну против Японии "ликвидирует необходимость для американцев и англичан сражаться с Квантунской армией".
Однако нынешние адвокаты "миролюбивой" (к весне 1945 года!) Японии начинают недостойную возню, ссылаются на какие-то якобы сказанные Молотовым в беседе с Сато слова, из которых якобы можно было заключить, что Пакт будет соблюдаться Советским Союзом до конца оговорённого в 1941 году срока, то есть до 13 апреля 1946 года.
Затем "адвокаты" заявляют, что СССР, чётко и "своевременно" не определив-де свою позицию, якобы "обманул" "простодушных" японцев и якобы дал им основания надеяться на сохранение Советским Союзом нейтралитета ещё длительное время.
Уж не знаю, кого подобные "адвокаты" пытаются представить политическими идиотами: Сталина и Молотова, Сато и японцев или самих себя?
Напротив, в 1945 году японцы не могли не понимать, что уже в 1945 году им обязательно придётся воевать с Россией, если они не предпримут сверхусилий на базе сверхуступок России. Полное понимание тогдашним японским руководством сути ситуации в реальном масштабе времени видно уже из того, что 5 апреля 1945 года – сразу же после заявления Молотова о денонсации Пакта 1941 года – действующее правительство Коису ушло в отставку (новое правительство возглавил 78-летний адмирал Судзуки).
В некотором смысле повторилась ситуация 1939 года, когда неожиданное для японцев заключение советско-германского Пакта от 23 августа 1939 года привело к отставке кабинета барона Киитиро Хиранума (его сменил генерал Нобуюки Абэ).
Однако на этот раз японцы не могли расценивать шаг Москвы как неожиданный. Напротив, в ситуации 1945 года он был единственным ожидаемым не только в Японии, но и во всём мире! Очень уж много разного рода "синяков" наставил нам за четыре года Пакт о "нейтралитете".
Для нас Пакт должен был стать фактором обеспечения безопасности дальневосточных границ, но в полной мере этим фактором так и не стал. Для японцев же Пакт – в условиях начавшейся войны Германии с Россией – стал средством подготовки собственного нападения на СССР в удобный для японцев момент.
Малоизвестная сегодня деталь…
При подписании советско-японского Пакта от 13 апреля 1941 года было договорено, что в течение полугода, то есть до середины октября 1941 года, будет решён вопрос о прекращении действия японских концессий на Северном Сахалине. В марте 1941 года Мацуока подтвердил Молотову это обязательство. Однако выполнено оно было лишь весной 1944 года.
Если помнить о различиях между стратегической ситуацией, в которой находилась Россия в октябре 1941 года, и стратегической ситуацией, в которой она находилась весной 1944 года, можно сделать только один вывод относительно того, почему Япония не решила вопрос о ликвидации концессий к октябрю 1941 года и почему этот вопрос был всё же решён весной 1944 года.
И эта деталь хорошо высвечивает суть японского "нейтралитета" времён войны.
А ответ японцев на вопрос советского посла Сметанина, заданный им в Токио в начале Великой Отечественной войны? Когда посол прямо поинтересовался, будет ли Япония соблюдать Пакт о нейтралитете, ему было тоже недвусмысленно отвечено, что основой политики Японии является Тройственный пакт (с Германией и Италией), и, если Пакт о нейтралитете будет находиться в противоречии с этой основой, он не будет иметь силы.
А создание осенью 1941 года при штабе Квантунской армии отдела по изучению проблем будущего оккупационного режима на советских территориях?
А постоянное наращивание численности Квантунской армии? К 1 января 1942 года она насчитывала 1 100 тысяч человек, лишь к весне 1944 года отказавшись от планов нападения на советский Дальний Восток и вынужденно перейдя к разработке планов оборонительной войны. Тогда же её численность несколько сократилась: японцам были нужны войска для боёв на Тихом океане.
А закрытие для советского судоходства удобного Сангарского пролива (пролива Цугару), не говоря уже об известных читателю досмотрах и потоплениях наших судов?
Стоит ли продолжать?
Нет, после 5 апреля 1945 года японцы не имели никаких оснований сомневаться в том, что если они не прекратят военные действия и не капитулируют сразу же после 5 апреля 1945 года или, по крайней мере, после капитуляции Германии, то в ближайшей же перспективе они будут иметь СССР в качестве ещё одного своего противника.
МОЖНО было даже примерно оценить срок вступления СССР в войну против Японии. Точка отсчёта – дата капитуляции Германии. Затем надо было прикинуть время, необходимое на переброску войск на Дальний Восток, и срок окончания переброски рассматривать как возможный срок объявления войны.
После 9 мая 1945 года этот гипотетический срок стал почти точным. Закончив войну на Западе, Советский Союз должен был стремиться как можно скорее обезопасить себя и на Востоке. Зачем тянуть время, если войска отмобилизованы, имеют необходимую выучку и боевой дух? Да и промышленность надо было как можно скорее переводить на "мирные рельсы", а для этого надо было окончательно покончить с войной.
Начало войны СССР с Японией определяли и погодные условия. Перебросить массу войск и техники можно было за два-три месяца, а это означало готовность СССР к началу масштабных и победоносных военных действий не позднее, чем к середине августа 1945 года. К этому времени и погода на Дальневосточном театре военных действий должна была установиться вполне оптимальная.
Собственно, ещё в середине апреля 1945 года сотрудники аппарата военного атташе японского посольства в Москве докладывали в Токио:
"Ежедневно по Транссибирской магистрали проходит от 12 до 15 железнодорожных составов… В настоящее время вступление Советского Союза в войну с Японией неизбежно. Для переброски около 20 дивизий потребуется приблизительно два месяца".
Поэтому всякие разглагольствования о якобы "обманутой" "коварными" и "бесчестными" русскими Японии являются антиисторичными и даже не подлыми и наглыми, а глупыми и смехотворными. И, например, изложение динамики изменения советско-японских отношений весны и лета 1945 года одним из японских историков, участником той войны, полковником Хаттори Такусиро, читать без улыбки невозможно.
Публичные же действия Японии после советского заявления о денонсации Пакта от 13 апреля 1941 года иначе, как "благоразумием на лестнице" (по аналогии с "остроумием на лестнице") назвать сложно. 7 апреля 1945 года газета "Майнити Симбун" утверждала: "Япония поддерживает отношения с Советским Союзом на базе всепроникающей честности".
Ни более и не менее.
"Всепроникающе честной" Японии имело смысл предложить союзникам мир сразу же после капитуляции Рейха на условиях посредничества СССР и при готовности без переговоров передать СССР, как минимум, Южный Сахалин и Курилы. Однако Япония десятилетиями вела себя по отношению к СССР безрассудно, а когда оказалась перед фактом близкой войны с СССР, повела себя несолидно. Японцы растерялись так, что начали "терять лицо". И вот конкретный пример…
Поскольку американцы интенсивно бомбили Токио, иностранные дипломаты были эвакуированы в курортный городок Хаконэ. 3 июня 1945 года в гостиницу к советскому послу Якову Малику пришёл его знакомый, бывший советник японского посольства в Москве Камэяма. И вроде бы невзначай сообщил, что рядом с Маликом поселился Коки Хирота, дом которого в Токио "тоже сгорел".
67-летний Хирота считался в Японии специалистом по русским делам, в 1930 – 32 годах был послом в Москве. Бывал он и министром иностранных дел, и премьер-министром, и вот теперь рассматривался как возможная замена московского посла Сато.
Камэяма намекнул Малику, что по японскому, мол, обычаю, человек, поселившийся на новом месте, должен нанести визиты трём ближайшим соседям: напротив, направо и налево. И поэтому, мол, Хирота хотел бы нанести визит Малику. По соседству, так сказать.
Всё это, как и "случайное" соседство Хироты с Маликом, было, конечно, шито белыми нитками. Поэтому Малик отговорился тем, что уже по русскому обычаю гостя надо угощать водкой, а её-де в отеле нет.
Казалось бы, здесь тоже всё было ясно. Тем не менее через полчаса Хирота заявился к Малику гостем непрошеным. И начал – за неимением водки – лить воду и слёзы, заявляя, что Япония ведёт-де великую войну против англосаксов "за освобождение и независимость Азии" и что проблема безопасности Азии может быть решена "только Советским Союзом, Китаем и Японией как основными странами Азии".
Всё тут говорилось верно, Сталин толковал о том же Мацуоке в апреле 1941 года, но в июне 1945 года в устах одного из апологетов японского экстремизма и антисоветизма подобный призыв к "единению" был, конечно, пустопорожней болтовнёй.
39-летний Малик это прекрасно понимал и докладывал в Москву:
"Неожиданность и внезапность встречи Хирота со мной была инсценирована грубо и неуклюже. У японцев почва горит под ногами, время не терпит, припекло, а посему им теперь не до внешних форм и благовидных предлогов. Скорее бы добиться существа, обеспечить прочность отношений с СССР… Подобное заискивание японцев перед Советским Союзом является вполне логичным и закономерным в свете международной обстановки и тяжёлого, бесперспективного военного положения Японии…"
Для Малика это был не первый подобный разговор. Обхаживать его японцы начали уже в феврале 1945 года, когда 15 февраля к советскому послу наведался другой его "старый знакомый" – японский генеральный консул в Харбине, бывший советник японского посольства в Москве Миякава.
Миякава вёл речи о том, что мол, "в развитии войны сейчас настал такой момент, когда кто-либо из наиболее выдающихся международных деятелей, пользующийся достаточным престижем, авторитетом и располагающий необходимой силой для убедительности, должен выступить в роли миротворца, потребовать от всех стран прекратить войну".
Мияква "не скрывал", что видит в этой роли лишь "маршала Сталина", и пояснял: "Если бы он сделал такое предложение, то Гитлер прекратил бы войну, а Рузвельт с Черчиллем не осмелились бы возражать против подобного предложения Сталина".
Ну что тут скажешь?
Не Миякава, а Лисица из басни Ивана Андреича Крылова.
Однако ни Малик, ни тем более Сталин, на роль Вороны не подходили.
Между прочим, когда Малик заметил, что недоразумения в истории японо-советских отношений происходили отнюдь не по нашей вине, Миякава настороженно спросил: "Вы так думаете?"
Малик ответил, что уверен в этом.
Миякава промолчал.
4 марта 1945 года к Малику приходил представитель рыбопромышленной компании "Ничиро" Танакамару, и тоже рекомендовал Сталину стать чем-то вроде Нептуна из "Энеиды" Вергилия, который грозил непокорным ветрам: "Quos ego!" ("Я вас!").
Очень уж, похоже, хотелось господину Танакамару продолжать ловить рыбку в пределах прибрежных советских вод в соответствии с неравноправными рыболовными конвенциями. К слову, Танакамару приходил мозолить глаза Малику ещё раз – 20 июня 1945 года, когда нахально заявил, что Япония хотела бы получить у СССР боевые самолёты, которые уже "излишни для Советского Союза".
20 апреля 1945 года начались официальные зондажи, и уже сам министр иностранных дел Того говорил советскому послу:
"Японо-советские дружественные отношения были единственным светлым местом, и я надеюсь, что это светлое пятно разгонит тучи и станет тем ядром, при помощи которого наступит мир во всём мире".
Японцы очень хотели, чтобы инициатива исходила не от них, а от СССР. Они уже напропалую "теряли лицо", а при этом упорно цеплялись за иллюзию, что ещё сохраняют его. Так, во время беседы 20 апреля 1945 года с Маликом Того высказал не официальное, а всего лишь "личное желание, исходящее из его личных чувств", увидеться с Молотовым, если тот, мол, будет возвращаться с конференции в Сан-Франциско через Сибирь.
Того, как сообщал Малик, завёл речь о желательности такой встречи уже в самом конце беседы – стоя, "путано и с многочисленными оговорками и паузами, буквально выдавливая из себя слова".
Теряющий лицо жалок.
Но вдвойне жалок тот, кто боится признаться даже себе, что потеряно уже всё, и честь – в придачу.
Японцы не хотели принимать официальную инициативу на себя, и 3 июня 1945 года к официальному советскому представителю Малику пришёл, как нам уже известно, новый "неофициальный" японский представитель – Хирота. И тоже рассказывал, что общественность Японии стоит-де за дружественные отношения с СССР.
Малик вежливо кивал головой.
А что ему ещё оставалось делать?
ВЕРНЁМСЯ немного назад…
22 апреля 1945 года министр иностранных дел Японии Того заявил японской Ставке, что если Японии удастся одержать победу в развернувшемся сражении на острове Окинава, то "СССР убедится в том, что Япония всё ещё обладает значительной военной мощью". И это, мол, побудит Россию искать дипломатические, а не военные пути решение конфликта.
То ли глупость, то ли наивность, то ли самоуверенность этого заявления поражает! Впрочем, то же самое можно сказать и вообще о воззрениях японцев на всё более для них "пиковую" ситуацию. Так, за два дня до заявления Того японский Высший совет по руководству войной принял "Общие принципы мероприятий в случае капитуляции Германии", суть которых сводилась к следующему:
1. Принять меры для пресечения брожения внутри страны.
2. Стремиться ускорить проведение мер в отношении СССР и "умелой пропагандой разобщить СССР, США и Англию".
3. Срочно принять меры по сохранению в народе духа самопожертвования и веры в необходимость победы.
Одновременно японцы стали лихорадочно искать подходящего посредника, пытаясь привлечь к защите своих интересов Швецию, Швейцарию и Португалию. Впрочем, весной 1945 года они пытались договорится с Америкой и напрямую, в том числе через Аллена Даллеса – наш "пострел" и здесь поспел.
В целом же тогдашнее "умение" Токио начисто игнорировать реальность можно сравнить разве что с подобной же "государственной мудростью" предвоенной Варшавы летом 1939 года. Поляки за два месяца до своего полного военного краха отказывали СССР даже в аэродромах для участия советской авиации в возможных боевых действиях против Германии. Японцы же на совещаниях Высшего военного совета в середине мая 1945 года всерьёз рассуждали о необходимости обсудить при переговорах (?) с СССР вопрос о поставках в Японию военных материалов, в том числе – нефти.
Это напоминало анекдот о местечковом еврее, хвалившемся тем, что собирается женить сына на дочери Ротшильда. В ответ на вопрос, возможно ли это? Будущий "сват" банкира беззаботно отвечал: "О, да! Остался пустяк – договориться с Ротшильдом".
Тогда же в Японии решили сделать Советскому Союзу ряд уступок "в обмен на возобновление дружественных отношений". Впрочем, ни о чём конкретном пока не говорилось, а вскоре началась трагикомедия "зондажа" Малика "несчастным погорельцем" Хиротой.
29 мая 1945 года Молотов встречался с Сато и прямо спросил его, насколько долго Япония собирается вести войну? Сато пытался уйти от ответа, на что Молотов заявил:
"Война на Дальнем Востоке длится очень долго. СССР – не воюющая сторона, и его задача – обеспечение прочного мира".
Это ведь тоже был, хотя и вежливый, но вполне определённый намёк японцам. Мол, СССР готов к миру, но, если мир не наступит скоро, СССР готов и к войне во имя ускорения её окончания.