– Да че тут проверять, ты же не хуже меня знаешь Игоря. В Смоленске он прошел через гестаповское сито и не сломался.
– С того дня минуло больше года, и…
Лаубэ так и не закончил фразы. Хлопнула входная дверь, и в комнату ворвался Курт, дежуривший на подходе к квартире. Его вид говорил: смертельная опасность на пороге. Лаубэ схватился за пистолет. Дырман нащупал гранату в кармане куртки.
– Облава! – выпалил с порога Курт и, отдышавшись, пояснил: – Оцеплен весь квартал, а на соседней улице работает пеленгатор!
– Пеленгатор? Неужели засекли работу радиостанции?! – предположил худшее Дырман.
– Не может быть! Не должны! Она работала только на прием, а подтверждение заняло не меньше минуты, – возразил Лаубэ.
– Че гадать, надо действовать! – торопил Дырман.
– Арнольд, я и Шульц отвлечем их, а вы с Леонардом уходите! – предложил Курт.
– А Марта? А рация?! Нет, это не выход! – отверг Лаубэ и подался к окну.
За ним серые цепи брали в плотное кольцо не только квартал, но и все подходы к нему. Со стороны Александерплац медленно ползла машина-радиопеленгатор. Над ее крышей вращалась антенна и прощупывала эфир в поисках радиопередатчика. В соседнем дворе из двух грузовиков полным ходом шла выгрузка айнзацгрупп полиции безопасности и СД. Натасканные на облавах и захватах, они действовали слаженно и быстро. На глазах Лаубэ были блокированы подъезды и проходные дворы соседних домов. Идти на прорыв было самоубийством, и он распорядился:
– Курт, бегом к Шульцу, и оба сюда!
Тот ринулся на лестницу.
– Ты что задумал? Что?! – теребил его Дырман.
– Сейчас, сейчас! – искал выход Лаубэ.
– Нам же всем крышка, если найдут тайник! Надо уходить! – наседал Дырман.
– Если… – взгляд Лаубэ лихорадочно метался по комнате, упал на окно, задержался на пожарной лестнице – это был шанс, и распорядился: – Леонард, зови Марту, и на кухню!
– На кухню?! Зачем? – не мог понять тот.
– Готовьте стол!
– Стол?! Какой еще стол?
– А ты что, с гранатой собрался их встречать?
– Понял, бегу.
– Гранату, гранату оставь и давай бегом к Марте!
Дырман сунул гранату Лаубэ и ринулся на кухню.
– Про шнапс не забудь! – крикнул ему вслед Лаубэ и бросился в гостиную.
Там в тайнике хранились рация, кодошифровальные блокноты, гранаты и автомат – убийственные улики. Лаубэ не сомневался, что гестаповцы, натасканные на обысках, перевернут в квартире все вверх дном, заглянут в каждую щель и найдут их. Времени, чтобы вытащить весь этот разведывательный арсенал из тайника, спуститься по лестнице и спрятать во дворе, уже не оставалось. Лаубэ снова бросил взгляд на окно.
На улице разгулялась метель. Порывистый ветер пригоршнями швырял снег в стекло и по-волчьи завывал в печной трубе. Лаубэ решил действовать, извлек из тайника рацию, автомат, перетряхнул платяной шкаф, нашел наволочки, запихнул в них улики, присоединив к ним свой пистолет и гранату Дырмана, обвязал простыней, шагнул к окну и приник к стеклу.
Новый снежный заряд обрушился на город. Лаубэ силился рассмотреть, что происходит за окном, но дальше нескольких метров ничего не увидел. Сквозь посвист метели до него долетали отрывистые команды и топот множества ног. Он не стал медлить, надавил на шпингалеты и распахнул створки. Ветер хлестанул по лицу и запорошил глаза снегом. Нащупав поручни пожарной лестницы, Лаубэ привязал к ним один конец простыни, свесил с подоконника мешок с уликами и захлопнул окно.
К тому времени Марта, Леонард, Курт и Шульц приготовили "праздничный" стол. Лаубэ присоединился к ним, придирчивым взглядом пробежался по лицам, выражение выдавало их с головой, и потребовал:
– Марта, заводи патефон!
Она подхватилась из-за стола и принялась перебирать пластинки, выбрала с записью песен Марлен Дитрих и завела патефон. Под ее голос компания принялась "праздновать" успех Леонарда – повышение по службе. Выпив по рюмке шнапса, они налегли на закуску, но кусок не лез в горло. Все их внимание занимало то, что происходило на лестничной клетке. Оттуда доносились топот сапог, бряцание оружия и хлопанье дверей. Обыски проходили этажом ниже, но они так и не услышали требовательного стука в дверь. Облава внезапно прекратилась, об этом говорила тишина, наступившая в подъезде. Ее нарушал заунывный вой собаки, оставшейся без хозяев, доносившийся из квартиры, где проживала семья радиоинженера.
Общий вздох облегчения вырвался у участников невольного застолья. Лаубэ вымученно улыбнулся и, пробежавшись взглядом по лицам товарищей, остановился на Дырмане и предложил:
– Леонард, наливай, – и добавил: – По полной!
Повторять дважды ему не пришлось. Дырман наполнил рюмки шнапсом до краев и вопросительно посмотрел на Лаубэ.
– За удачу, парни! – предложил тот.
– За удачу! – дружно поддержали его.
Они выпили до дна; шнапса не осталось даже в рюмке Марты, и Лаубэ распорядился:
– Все, расходимся! Первыми уходят Курт и Шульц!
– Когда и где встречаемся? – поинтересовался Курт.
– Только не здесь, дополнительно сообщу. А пока на время залечь, я сам выйду на вас. Все ясно?
– Да, – подтвердил Курт и присоединился к Шульцу.
Марта отправилась их проводить. Лаубэ и Дырман остались одни.
– Неужели гестапо засекло работу нашей радиостанции? Но если это так, то почему взяли радиоинженера? Почему? – задавался вопросами Дырман и не находил ответа.
– Я могу сказать только одно: сегодня нам крупно повезло, – признал Лаубэ.
– Не повезло радиоинженеру, бедолага отдувается в гестапо.
– Надеюсь, для него все закончится благополучно, а вот для нас – не знаю.
– Второго такого раза может и не быть, – согласился Дырман и спросил: – Так что делать?
– Первым делом прекратить работу Марты в эфире! – решительно заявил Лаубэ.
– Ну раз так, то надо разгружать тайник.
– Само собой разумеется.
– У кого спрячем?
– Надежнее всего у Эриха. У него свой дом, места более чем достаточно.
– К тому же есть машина, можно работать с нее, – напомнил Дырман.
– Нет, – возразил Лаубэ, – пока будем поддерживать связь с Андреем по рации Функа.
– С Функом проблема, точнее не с ним, а с рацией.
– Проблема? В чем?
– Лампа вышла из строя.
– Что-о?! А почему я узнаю только сейчас?
– Неисправность возникла вчера.
– Черт, как некстати!
– Так, может, Функу передать рацию Марты? – предложил Дырман.
– Да, других вариантов не остается, – согласился Лаубэ и снова вернулся к указанию Судоплатова, – как будем работать по Миклашевскому, кого подключим?
– Курта, он первым его засек, вот пусть и продолжает.
– Логично. От кого или от чего будем отталкиваться?
– От места, где Миклашевский скорее всего появится.
– Нам известны два: спортивный клуб и курсы для власовских пропагандистов в Дабендорфе.
– Понадобится минимум две группы наблюдения, – заключил Дырман.
– Нам одной едва хватает на слежку за Власовым. Надо что-то придумать. Вот только что? – искал выход Лаубэ.
– А если к установке Миклашевского подключать антифашистов Йошке, но только самых надежных?
– Как вариант пойдет.
– Тогда я выхожу на Йошке и занимаюсь комплектованием еще одной группы наблюдения.
– Хорошо, действуй.
– С какого времени начнем работать?
– С 28 декабря. Где-нибудь на новогоднем банкете он обязательно засветится.
– Логично, а какой из объектов беру я? – уточнил Дырман.
– Ты остаешься в резерве. Миклашевский тебя знает, и если засветишься, все может пойти насмарку, – рассудил Лаубэ.
– Ты прав, но как мои парни опознают его? Нет ни фотографий, нет ничего!
– По портрету.
– Арнольд, я не Рембрандт, да и Курт рисовать не умеет!
– У нас есть Функ. Дадите ему описание Миклашевского, он и нарисует.
– Точно, не хуже фотографии получится, – согласился Дырман.
– На том и договорились, – подвел итог Лаубэ и предложил: – Все, расходимся, ты, Леонард, уходишь первым.
– До встречи, удачи тебе, Арнольд, – пожелал на прощание Дырман и направился на выход.
Лаубэ возвратился в гостиную и прошел к окну. Метель утихла, и ничто не напоминало о разгуле стихии. Снежинки кружились в неторопливом хороводе и оседали на подоконнике. Ветер устало урчал в печной трубе. Лаубэ открыл створки, втащил в комнату мешок с убийственными уликами, спрятал в тайник и затем покинул конспиративную квартиру.
На улице уже ничто не напоминало о прошедшей облаве. Но, следуя испытанному правилу, на пути к дому Лаубэ не один раз проверился и, лишь не заметив слежки, поднялся к себе. На следующий день он нашел Эриха и вместе с ним перевез к нему содержимое тайника, а вечером связался с Дырманом. Леонард времени даром не терял и укомплектовал две группы наблюдения. 26 декабря он и Лаубэ проехали к спортивному клубу "Сила через радость", а затем в Дабендорфе к центру подготовки власовских пропагандистов и там определили места для наблюдения. 27 декабря они собрали командиров групп, вручили им портреты Миклашевского и довели схемы расположения постов.
28 декабря после обеда две группы разведчиков резидентуры "Арнольд" заняли исходные позиции. Погода выдалась пасмурная. Свинцовые тучи нависли над Берлином и, казалось, цеплялись за островерхие крыши кирх и мрачную громаду купола рейхстага. Легкий ветерок шершавым языком поземки стелился по мостовой. Слабый морозец слегка пощипывал за уши и ярким румянцем играл на лицах берлинцев. День выдался без бомбежек, на улицах и у магазинов наблюдалась оживленная суета. Приближающийся Новый год заставил немцев на время забыть о тяготах и лишениях войны. О ней напоминали развалины – следы американских и британских бомбардировок, огороженные высокими заборами, и серые туши аэростатов над Берлином.
Группа наблюдения Курта расположилась в нескольких десятках метров от подъезда спортивного клуба "Сила через радость". Прошел час, на улице начало смеркаться, и посетители клуба стали выглядеть все на одно лицо. Курт решил сменить позицию и перебраться ближе. Подходящее место находилось у строительной конторы. Она располагалась напротив клуба, и появление на стоянке "фольксвагена" вряд ли могло привлечь внимание полиции и военного патруля. Сменив позицию, разведчики продолжили наблюдение.
Время приближалось к 17 часам, у подъезда клуба стало заметно оживленнее. К нему все чаще подъезжали машины, из них выходила нарядная публика, среди которой выделялись мужчины спортивного вида. Сбывался прогноз Лаубэ – накануне Нового года в клубе готовились к проведению праздничного банкета.
– Парни, кажется, он! – нарушил затянувшееся молчание Курт, сверился с портретом Миклашевского и уверенно заявил: – Точно он!
Характерная посадка головы и движения, описанные Лаубэ и Дырманом, убедили как Шульца, так и Германа, что перед ними тот, на кого они вели охоту.
Миклашевский первым вышел из машины и подал руку даме. Она, опираясь, ступила на тротуар. Вслед за ней показалась вторая дама. Последним с трудом выбрался громила. Их тут же окружили праздные зеваки.
– А этот Миклашевский, похоже, важная птица, если его охраняет такая горилла! – заключил Герман.
– Ты че, Герман?! Какая еще горилла! Это же Макс Шмелинг! Чемпион мира по боксу! – не мог поверить своим глазам Шульц.
– Точно он, – присмотревшись, Курт узнал кумира наци.
– Вот это везуха! Первый же заход, и вышли на кого надо! – ликовал Шульц.
– Не знаю, какой этот Миклашевский боксер, но прохиндей первостатейный, – оценил все происходящее Герман.
– С чего ты взял? – спросил Шульц.
– А ты посмотри, каких шикарных фрау он подцепил!
– Завидуешь, Герман? Гляди, а то потом на жену смотреть не станешь.
– А я холостой, так что мне можно.
– Ладно, холостяк, шутки в сторону! – положил конец пикировке Курт и распорядился: – Герман, смени позицию, чтобы не мозолить глаза патрулям, а мы с Шульцем сядем на хвост Миклашевскому.
– И так всегда, мне баранку крутить, а кому-то шнапс пить и сосисками закусывать, – заворчал Герман.
– Не бурчи, когда пойдем на пивзавод, я тебя обязательно возьму, – пообещал Курт, похлопал Германа по плечу и вышел из машины.
К нему присоединился Шульц, и они направились к подъезду клуба. На входе членов и гостей встречали два свирепых "цербера", об этом говорило множество шрамов на их физиономиях. Шульц замялся и высказал опасение:
– Курт, а если пускают по членским билетам и пригласительным?
– Скажем, что спортивные журналисты из Der Angriff, – на ходу импровизировал тот.
– А поверят?
– Чего гадать, пошли! – позвал Курт и перешел улицу.
Опасения Шульца оказались небеспочвенны. "Церберы" остановили их и потребовали предъявить пригласительные билеты. Курту ничего не оставалось, как идти напролом. Он смерил их строгим взглядом, помахал перед носом блокнотом и объявил:
– Пресса, Der Angriff! Министерство пропаганды доктора Геббельса, готовим специальный репортаж!
Фамилия Геббельса и название газеты – рупора нацистской пропаганды подействовали на "церберов" подобно удару бича. Они дернулись и, склонившись в низком поклоне, поспешно отступили в стороны. Курт с Шульцем вошли в холл, сдали пальто, шляпы в гардеробе и поднялись в банкетный зал. Яркий свет светильников, нарядно одетая публика, тут и там взрывавшаяся залпами смеха, белоснежные скатерти на столах, ломившихся от спиртного и закуски, оркестр, располагавшийся на эстраде и наигрывавший медленный фокстрот, создавали хрупкую иллюзию мирной жизни. Курт и Шульц невольно поддались ей и на время забыли об опасности и кровопролитной, не на жизнь, а на смерть, войне.
Пробежавшись взглядами по публике, они нашли Миклашевского. Он занимал центральный столик, рядом сидели Шмелинг, две дамы, приехавшие с ними, и функционеры клуба. Подобравшись поближе, Курт и Шульц занялись тем, чем занимались все остальные. Гости и члены клуба, уставшие поститься на скудном карточном рационе, дорвавшись до дармовщины, с невероятной скоростью сметали со столов бутерброды, сосиски и ставшую в последнее время редкостью нарезку из копченого окорока. Официанты не успевали менять на столах закуски, пиво и шнапс. Опасаясь остаться ни с чем, Курт с Шульцем не отставали от пьющей и жующей публики. Движимые не столько аппетитом, сколько желанием усугубить тяжелое положение рейха, они дали вволю разгуляться своим желудкам, не забывая при этом о главном – Миклашевском.
Тот держался как свой в компании именитых германских спортсменов: любезничал с дамами и обменивался репликами со Шмелингом. По мере того как пустели блюда на столах и приближался комендантский час, пустел и банкетный зал. Миклашевский и Шмелинг не стали засиживаться и после танца направились в гардероб. Курт с Шульцем последовали за ними и, держась на расстоянии, сопроводили на улицу.
В этот поздний час Берлин производил жутковатое впечатление. В тусклом лунном свете он походил на город-призрак. Редкие прохожие робкими тенями скользили по улицам и спешили поскорее скрыться в подъездах. Движение машин резко упало, и это облегчало слежку за "опелем", в котором ехали Миклашевский и компания. Первую остановку они сделали неподалеку от Бранденбургских ворот – из машины вышли Шмелинг и дамы, следующая произошла у ворот зондерлагеря Восточного министерства. Курту с Шульцем только и оставалось, что проводить взглядами Миклашевского до КПП, но зато они теперь знали, где его искать.
На следующий день, едва только забрезжил рассвет, группа Курта заняла позицию у КПП зондерлагеря Восточного министерства. С точностью истинного арийца в 7:45 Миклашевский появился на проходной, сел в поджидавшую машину и выехал в сторону Александерплац. По уже известному маршруту разведчики сопроводили его до спортивного клуба "Сила через радость". Герман проехал дальше, свернул на стоянку перед строительной конторой и остановился. Курт и Шульц, устроившись поудобнее, вполглаза наблюдали за происходящим. Ничего примечательного не происходило, пока не подъехал черный "хорьх". Из него вышли трое лощеных эсэсовцев и, о чем-то оживленно переговариваясь, вошли в клуб. Их появление насторожило разведчиков.
– Интересно, а что этой несвятой троице в клубе делать? – задался вопросом Шульц.
– Скорее слугам дьявола. Сволочи! – процедил Герман.
– Какая к черту разница! Зачем они приехали? Ну не морды же бить? – пытался понять Курт.
– Этим они занимаются у себя в подвалах, и по ночам, – буркнул Шульц.
– А если облава или арест? – предположил Герман.
– Втроем? – усомнился Шульц. – Нет, эти собаки стаями набрасываются.
– Парни, вот только не надо себя накручивать! И без того тошно, – положил конец спору Курт и объявил: – Продолжайте наблюдение, а я разведаю!
– Так, может, мне пойти с тобой на подстраховку? – вызвался Шульц.
– Нет, оставайся здесь! – отказался Курт, вышел из машины и направился к клубу.
На входе его никто не остановил. Он спустился в гардероб, сдал верхнюю одежду и поднялся в буфет. Среди посетителей ни Миклашевского, ни эсэсовцев не оказалось. Заказав себе кофе с бутербродом, Курт занял место за центральным столиком и стал прислушиваться к разговорам, но ничего тревожного не услышал. В основном обсуждался предстоящий международный боксерский турнир, звучали фамилии Шмелинга, Пиляса, Фратти, Пераца и Миклашевского. Знатоки и праздные зеваки обсуждали их шансы занять первое место.
Допив кофе и съев бутерброд, Курт отправился на поиски Миклашевского и нашел его в спортивном зале. Шла утренняя тренировка, на двух рингах боксеры-соперники оттачивали удары и отрабатывали тактические приемы перед предстоящими поединками. С трибун за ними наблюдали немногочисленные специалисты и праздные зеваки. Ближе к первому рингу расположились три эсэсовца и что-то оживленно обсуждали. По их жестикуляции Курт догадался: они не дилетанты в боксе. Поискав взглядом Миклашевского, нашел его в дальнем конце зала. Он отрабатывал удары на боксерской груше. Его вид не впечатлил Курта. У Миклашевского не было рельефной мускулатуры, а его ударам, казалось, не хватало мощи. Сообщения в берлинских газетах о том, что он был одним из сильнейших советских боксеров, вызывали у Курта все большее сомнение.