"Балерина, а не боксер", – скептически оценил он Миклашевского и нашел подтверждение своему выводу в тонких чертах лица Игоря, которого будто и не касались сокрушительные удары, в гордой посадке головы, открытой для атаки соперника. Закончив разминку, Миклашевский поднялся на ринг. К нему присоединился спарринг-партнер. Коренастый, с словно вросшими в пол ногами-тумбами, с бычьей шеей, он выглядел настоящим панчером. Против такого, как полагал Курт, трудно было устоять не только Миклашевскому, но и более физически крепкому боксеру. Не прошло и минуты, как ему пришлось изменить свое мнение. На ринге с Миклашевским произошло удивительное преображение. От казавшегося внешне рафинированного интеллигента не осталось и следа, он походил на пантеру – стремительную в своих выпадах и неуловимую для ударов противника.
Бой привлек внимание публики. Трибуна оживилась, и с нее все чаще звучали одобрительные возгласы. Это подхлестнуло боксеров, они завелись, и бой-тренировка приобретя бескомпромиссный характер. Курт, сам в прошлом борец, наблюдал за схваткой со все возрастающим интересом. Хорошо зная по себе, что лучшего способа познать и проверить характер, чем подобное испытание, не найти, он пытался просчитать Миклашевского.
Тот не просто заученно грамотно двигался по рингу, а порхал, словно бабочка, плел замысловатые кружева и постоянно ставил противника в тупик. Миклашевский не ввязывался в ближний бой, а с дальней дистанции стремительными острыми, как выпад шпагой, ударами разил противника. Это выводило панчера из себя, и его перчатки все чаще со свистом разрывали воздух. Миклашевский же сохранял выдержку, продолжал раскручивать свою карусель и наращивал преимущество. Неприязнь, еще несколько минут назад владевшая Куртом, сменилась на симпатию. Интуиция и профессиональный опыт укрепляли его уверенность в том, что Миклашевский свой. Он не изменил и не перешел на сторону фашистов, а продолжал в одиночку вести с ними тонкую игру. Игру, в которой предстоящий турнир-вызов должен стать сигналом для Москвы: "Я жив и готов к выполнению задания".
Тренировка-бой закончилась, и боксеры отправились в раздевалку. Курт не стал возвращаться к машине, а решил рискнуть выйти на прямой контакт с Миклашевским. "Крыша" спортивного репортера, которая помогла ему во время новогоднего банкета, служила удобным прикрытием. Перехватив Миклашевского на выходе из раздевалки, Курт, представившись журналистом берлинской газеты Der Angriff, попросил об интервью, и боксер охотно согласился. Они прошли в буфет. Курт заказал баварское пиво и сосиски. Миклашевский отказался от пива. Война и связанные с ней испытания не изменили его привычек, он по-прежнему не употреблял спиртного. Курт не стал настаивать, и они сошлись на кофе с молоком. Искать предлог для начала беседы не пришлось, он висел перед глазами – афиша, с которой улыбались участники международного турнира по боксу. Кивнув на нее, Курт многозначительно заметил:
– Интересная у вас подбирается компания.
– В каком смысле? – уточнил Миклашевский.
– В том, что вам и Максу удалось собрать столь разных людей.
– Скажу честно, сделать это было нелегко, – признался Миклашевский. – Но когда люди занимаются любимым делом, то все трудности преодолимы.
– Наверное, вы правы, – согласился Курт и поинтересовался: – А нельзя ли раскрыть тайну, кому в это трудное для фатерлянда время принадлежит идея проведения турнира, да еще международного?
– Ну почему же, конечно, можно, Максу. Он не только великий боксер, но и огромной души человек. Без его поддержки и активного участия турнир бы не состоялся.
– Насколько мне известно, в его подготовке вы также сыграли важную роль.
– Ну что вы, она преувеличена, в меру своих скромных возможностей я помогал Максу.
– Турнир заявлен как международный, насколько широко в нем будут представлены спортсмены из других стран?
– Мы постарались привлечь к нему как можно больше боксеров, но, увы, война.
– Да… И все-таки спортсмены из каких стран заявились на участие в турнире?
– Из Италии, Бельгии и Франции.
– И только?
– Ну почему же, будут боксеры из Словакии, Чехии и Венгрии. В том, что они примут участие в турнире, опять же большая заслуга Макса. Вы даже не представляете, какую огромную работу ему пришлось провести.
– Извините, господин Миклашевский, можно я задам прямой вопрос?
– Да, пожалуйста, я открыт для общения.
– Сейчас идет война, народ Германии напрягает все силы, чтобы победить врага, а вы затеваете турнир. Не кажется ли вам, что это звучит неким диссонансом? – задав вопрос-крючок, Курт с нетерпением ждал, что он скажет.
Миклашевский не спешил с ответом, так как хорошо понимал его цену, и испытующим взглядом посмотрел на Курта. Тому показалось, что в его глазах вспыхнул и тут же погас холодный огонек, а губы сошлись в тугую складку.
"Ага, зацепил я тебя! Но ты настоящий артист, хорошо играешь! – отметил Курт и задался вопросом: – Так кто же ты, Игорь? Продажная шкура? Или советский разведчик?"
Ответ Курт искал в глазах Миклашевского. Тот не отвел взгляда и не отделался дежурной фразой. Он был искренен, и это проявилось не только в словах, но и в тоне.
– Да, война, безусловно, это горе и страдания. Но это жизнь. Пусть трудная, связанная с потерей близких, но все-таки жизнь, – старался говорить ровным тоном Миклашевский, но его выдавали глаза, в глубине их была невысказанная боль. – Бокс и турнир это часть жизни, и не только боксеров, но и простых людей. Бокс – отдушина, в которой каждый находит что-то свое от мирной жизни.
– Безусловно, – живо подхватил тему Курт и решил на невидимых весах качнуть его в другую сторону. – Господин Миклашевский, ваша судьба без преувеличения интересна во всех смыслах.
– Что вы имеете в виду?
– Прежде всего то, что вы родились в большевистской России.
– Извините, Курт, если вы хотите сказать: где родился, там и сгодился, то ко мне это не относится. Я сейчас не в Москве, а в Берлине! – ушел от ответа Миклашевский.
Но Курт не оставлял попыток раскрыть его и зашел с другой стороны.
– Кроме вас, господин Миклашевский, в Германии нашел себе вторую родину в прошлом известный большевистский актер Блюменталь-Тамарин. Насколько я знаю, вы находитесь с ним в родственных отношениях?
Миклашевский напрягся, об этом говорили его губы, они снова сошлись в тугую складку, и ограничился тем, что признал:
– Да, он мой дядя.
– Его яркие выступления, обличающие тирана Сталина и преступления большевизма, пользуются популярностью у наших читателей и радиослушателей. Почему бы вам не попробовать себя в этом амплуа?
– У меня плохая дикция и отвратительный слог, – ледяным тоном отрезал Миклашевский и потянулся к саквояжу со спортивной формой.
Беседа грозила на этом закончиться, поэтому Курт поспешил сменить тему и вернул разговор в спортивное русло:
– Господин Миклашевский, позвольте еще несколько вопросов: каковы ваши прогнозы на предстоящий турнир и кто станет победителем?
– В какой весовой категории?
– Скажем, в вашей.
– На мой взгляд, хорошие шансы у француза Пиляса и итальянца Фратти.
– А как вы расцениваете свои возможности?
– Извините, но мне трудно о них судить. Ринг все покажет, кто и чего стоит.
– Я внимательно наблюдал за вашей тренировкой и должен честно сказать: получил истинное наслаждение.
– Спасибо, я польщен.
– Вы великий мастер.
– Ну что вы, великий мастер у нас один – Макс Шмелинг.
– Безусловно, он наша живая легенда.
– Легенда, которая переживет время.
– В таком случае позвольте спросить вас, скажем так, о будущем? Каким оно вам видится? – забросил очередной вопрос-крючок Курт.
– Надеюсь, оно будет лучше, чем нынешнее настоящее. Извините, но меня ждут дела, – закончил интервью Миклашевский и, поблагодарив за кофе, поднялся из-за стола.
– С вами, господин Миклашевский, было интересно, – признал Курт и поинтересовался: – Где можно найти вас, чтобы показать проект статьи?
– В клубе утром, в это же время, или вечером в 18 часов.
– Спасибо. И еще, позвольте ваш номер телефона, чтобы договориться о встрече?
– К сожалению, его у меня нет.
– Так, может, мне подъехать к вам на дом? Домашняя обстановка оживит интервью.
– А если убьет?
– Это же почему?! – удивился Курт.
– Зондерлагерь Восточного министерства, наверное, не самое подходящее место для встречи, – с улыбкой заметил Миклашевский.
Курт рассмеялся и последовал за ним.
Расставшись на выходе из клуба, они договорились встретиться здесь же через два дня, чтобы согласовать текст интервью.
Миклашевский не стал избегать встречи. Она состоялась и носила более откровенный характер. Ее содержание, результаты наблюдения за Миклашевским и его связями позволили резиденту Арнольду сделать вывод: за время, прошедшее с того дня, когда они расстались в лесах под Смоленском, Игорь остался верен присяге. Этот свой вывод и данные о связях Миклашевского среди военных, чиновников и, что немаловажно для задания резидентуры, – выходе на ближайшее окружение Ворона – изменника генерала Власова, Арнольд сообщил в очередной радиограмме Андрею.
Судоплатову, Маклярскому и Фишеру-Абелю она говорила: в лице Миклашевского они получили уникальную возможность для решения более важных задач, чем ликвидация Блюменталь-Тамарина или Власова.
Отложив радиограмму в сторону, Судоплатов обратился к ним:
– Товарищи, какие есть предложения?
– Немедленно восстановить связь с Ударовым! – торопил события Фишер-Абель.
– Так таки немедленно? – не спешил с решением Судоплатов и поинтересовался мнением Маклярского, – а ты что скажешь, Михаил Борисович?
– То, что связь с ним надо восстанавливать, не вызывает сомнений. Вопрос – через кого и как? – ответил Маклярский.
– Не вижу проблемы. Через того же Курта, тем более у них уже налажен контакт, – напомнил Фишер-Абель.
– Тут дело не в контакте, Витя, – возразил Маклярский.
– А в чем, Михаил Борисович?
– В том, что нынешние разведывательные возможности Ударова открывают перед ним и нами широкие перспективы. Поэтому с Куртом не стоит спешить.
– Это же почему? – недоумевал Фишер-Абель.
– А потому, что Ударов может расценить его выход как провокацию гестапо.
– Что-о?! Какая еще провокация, если Курт назовет пароль!
– Витя, вспомни себя на нелегальном положении, когда с тобой выходили на связь. Что для тебя было важнее – пароль или тот, кто с ним пришел?
– Все зависело от ситуации.
– Вот именно, от ситуации. В Смоленске Ударов уже был в ситуации, когда абвер взял его в оборот. Где гарантия, что выход Курта на контакт Миклашевский не расценит как очередную провокацию?
– Ну, Михаил Борисович, если с такой меркой подходить, то…
– Все, товарищи, хватит гадать! Поступим так, на связь с Ударовым выйдет сам Арнольд. Они хорошо знают друг друга, – положил конец спору Судоплатов и предложил: – А сейчас попрошу сосредоточить внимание на том, как с максимальной пользой использовать новые разведывательные возможности Ударова. Задача ясна?
– Так точно! – дружно прозвучало в ответ.
– Жду ваших предложений, товарищи, и попрошу не затягивать, – закончил совещание Судоплатов.
На следующий день он, рассмотрев представленные Маклярским и Фишером-Абелем дополнения к плану операции "Ринг", внес в них коррективы и отправился на доклад к наркому госбезопасности.
Всеволод Меркулов после совещания у Сталина, где была отмечена результативная работа наркомата, находился в приподнятом настроении. Его согревала тщеславная мысль: ни Абакумов и его контрразведка Смерш, находившиеся в фаворе у вождя, ни сам Лаврентий Павлович Берия со своим НКВД не могли похвастаться тем, чего удалось добиться наркомату госбезопасности в ходе стратегической радиоигры "Березино". В течение почти четырех месяцев управление Судоплатова водило за нос асов германской разведки. И не просто водило, а с помощью агента Гейне – разведчика Александра Демьянова и мистифицированной "части подполковника вермахта Шерхорна, героически борющегося с большевизмом в глубоком тылу – белорусских лесах", контрразведчикам удавалось сковать не только значительные силы германской разведки, но и люфтваффе. В то время когда на счету были каждый патрон и каждый солдат, из Берлина продолжали поддерживать боеспособность "доблестных героев Шерхорна", направляя им в помощь лучших профессионалов повстанческой деятельности, оружие, боеприпасы, взрывчатку и продовольствие.
"С момента начала операций "Престол" – "Березино" немцы совершили на нашу территорию 72 самолетовылета тяжелой транспортной и бомбардировочной авиации. Они сбросили 33 агентов (все арестованы) и 570 мест груза. В их числе оказались 5 кадровых работников германской разведки" – эти данные из своего доклада Сталину, Молотову и Берии нарком Меркулов мог назвать не задумываясь, подними его среди ночи.
Особую гордость он испытывал от того, что ни один патрон не выстрелил, ни один килограмм взрывчатки не сработал, а дезинформация, передаваемая по радиостанции Шерхорна, сыграла важную роль в наступательной операции Красной армии "Багратион" – освобождении советской Белоруссии от фашистов.
По итогам совещания Сталин распорядился: руководству наркомата госбезопасности подготовить отдельный доклад о ходе операции "Березино" и представить его на рассмотрение Государственного комитета обороны. Поэтому Меркулову было чем гордиться и чему радоваться. Тепло поздоровавшись с Судоплатовым, он предложил пройти в комнату отдыха. Павел последовал за наркомом, и перед его глазами предстал праздничный стол. Судоплатов посмотрел на календарь, там значилось 7 января – Рождество Христово, и подумал: "Все мы вроде коммунисты, а в душе продолжаем молиться Ему – Господу!"
Меркулов словно угадал его мысли и, подмигнув, заметил:
– Сегодня, Павел Анатольевич, и у нас, безбожников, есть повод порадоваться. Товарищи Сталин, Молотов и Лаврентий Павлович высоко оценили нашу работу в операции "Березино". Мне остается только добавить: ты молодец!
Судоплатов подтянулся и отчеканил:
– Служу Советскому Союзу, товарищ нарком!
– Хорошо служишь, Павел! Присаживайся! – Меркулов махнул на кресло и предложил: – Ну что, выпьем?
– Спасибо за честь, Всеволод Николаевич, – поблагодарил Судоплатов и, смущаясь, попросил: – Товарищ нарком, но сначала позвольте доложить вам одну очень важную…
– Да погоди ты с докладами, Павел! – перебил его Меркулов и, хитровато улыбнувшись, спросил: – Ты что, каждый день с наркомами пьешь?
– Никак нет, Всеволод Николаевич.
– Ну так садись! – потребовал Меркулов и, разлив водку по рюмкам, произнес тост: – За наши сегодняшние и завтрашние успехи!
Выпив, они закусили. Меркулов снова потянулся к бутылке с водкой, но, заметив, что Судоплатов нетерпеливо теребит папку с докладной, опустил руку и ворчливо заметил:
– Ну и подчиненные пошли, не дают начальнику напиться.
– Извините, Всеволод Николаевич, – замялся Судоплатов, не зная, что сказать.
– A-а, ладно, – махнул на него рукой Меркулов и распорядился: – Давай докладывай, что там у тебя!
– Товарищ нарком, резидентурой Арнольда установлен Миклашевский! – звенящим от радости голосом сообщил Судоплатов.
На Меркулова это не произвело впечатления. Он пожал плечами и спросил:
– Это кто такой, Павел Анатольевич? Я что-то не припомню.
– Наш агент-боевик Ударов. Операция с его участием была начата, когда управление входило в состав НКВД. Лаврентий Павлович лично курировал ее.
– A-а, ну-ка давай-ка поподробнее! – оживился Меркулов.
– В апреле 1943 года под легендой перебежчика Ударов был выведен в расположение гитлеровских войск с заданием ликвидировать изменника Блюменталь-Тамарина. После его выполнения, согласно плану операции "Ринг", утвержденному товарищем Берией, предусматривался вывод Ударова на Ольгу Чехову.
– Чехову?! А ты ничего не путаешь, Павел Анатольевич?! – от вальяжности Меркулова не осталось и следа.
– Никак нет, товарищ нарком!
– А санкция на контакт Миклашевского с Чеховой есть?
– Только устная. Лаврентий Павлович распорядился данную часть операции документально не оформлять.
– Это почему же?! – удивление Меркулова переросло в изумление.
Судоплатов невольно понизил голос и пояснил:
– Чехова является нашим особо ценным агентом под псевдонимом "Актриса". Она находится на личной связи у Лаврентия Павловича и, по замыслу операции, должна была обеспечить вывод Ударова на окружение Гитлера с целью проведения акции возмездия.
– Что-о?! Ну и денек?! Хочешь не хочешь, а поверишь в Христа! – воскликнул Меркулов и, забыв об ужине, потребовал: – Давай-ка сюда свою докладную!
Судоплатов передал ему папку и все то время, что нарком читал докладную, не спускал с него глаз. Прочитав ее, Меркулов задумался и после затянувшейся паузы объявил:
– С твоими предложениями, Павел Анатольевич, по использованию возможностей Ударова для получения развединформации согласен. Грех этим не воспользоваться. Так что действуй!
– Есть, – принял к исполнению Судоплатов.
– Что касается бешеного пса Гитлера, то пуля для него слишком большой подарок. Товарищ Сталин считает: мерзавец должен предстать перед судом и ответить за совершенные злодеяния. Ясно?
– Так точно, товарищ нарком.
– В отношении вывода Ударова на Чехову надо подумать. Что в результате взаимной расшифровки таких ценных агентов мы получим?
– Расширим разведывательные возможности Ударова.
– И все-таки, Павел Анатольевич, давай-ка не будем спешить, сам знаешь, где спешка нужна. Сейчас не то время. Тем более этот вопрос надо согласовать с Лаврентием Павловичем. Ты понял?
Судоплатов кивнул и внимательно ловил каждое слово наркома. В тоне Меркулова зазвучали жесткие нотки:
– Ударов, так сложилось, оказался в нужном месте и в нужное время. Поэтому, Павел Анатольевич, необходимо по максимуму задействовать возможности его и резидентуры Арнольда в получении информации о конфиденциальных контактах фашистских бонз с нашими западными союзниками, а также по польскому вопросу.
– Понял, Всеволод Николаевич, я тоже об этом подумал.
– Молодец! – похвалил Меркулов и вернулся к заданию Ударову. – На данном этапе пусть он через боксера Шмелинга максимально развивает контакты среди нацистской верхушки. Ясно?
– Так точно, товарищ нарком, – подтвердил Судоплатов и заверил: – Ваши указания будут доведены внеочередной радиограммой до резидента Арнольда.
– Только не затягивай, Павел Анатольевич, сейчас каждый день и каждый час дороги, – напомнил Меркулов и затем пригласил к праздничному столу.
В ту ночь Судоплатов так и не уснул. Теплый разговор с наркомом и тот захватывающе интересный замысел использования Ударова и РДР "Арнольд", возникший в кабинете Меркулова, заставили забыть о сне. Вернувшись к себе, Судоплатов занялся подготовкой указания для резидентуры и разработкой замысла дерзкой операции по проникновению Ударова в гитлеровские спецслужбы.