Позже, после окончания войны бывший начальник 6-го управления РСХА (внешняя разведка Германии) Вальтер Шелленберг в своих мемуарах также не обошел вниманием результативную работу резидентуры под руководством суперагента Макса. Он отмечал, что она "добывала особо ценную информацию" и оказала серьезное влияние на крупнейшую операцию Второй мировой войны – Курскую битву. При ее подготовке (операция "Цитадель") гитлеровское командование, по признанию того же Шелленберга, "опираясь на информацию Макса, вынуждено было несколько раз переносить сроки своего наступления".
Все это было впереди, а пока Маклярский выверял каждое слово в докладной Сталину по результатам операций "Монастырь" и "Курьеры". Звонок телефона прервал его работу. Судоплатов потребовал, чтобы он и Зеленский прибыли к нему. Сложив в папку проект докладной и последнюю радиограмму Лаубэ по проверке надежности явочной квартиры Осадчего и существования в Смоленске разведывательно-диверсионной школы абвера, он поднялся в кабинет к Судоплатову, где уже ожидал Зеленский. Кивнув на стулья за столом заседаний, Судоплатов присоединился к ним. Маклярский подал ему проект докладной и пояснил:
– Свои предложения я изложил отдельно.
– Хорошо, в спокойной обстановке изучу, – не стал вникать в документ Судоплатов и предупредил: – Через сорок минут я должен быть у наркома. У вас не больше десяти минут. Поэтому прошу излагать мнение о ситуации вокруг Ударова и в целом по делу "Ринг" по существу. С кого начнем?
Маклярский с Зеленским переглянулись.
– Можно мне, Павел Анатольевич? – попросил разрешения Зеленский.
– Да, Виктор Григорьевич, дедовщину у нас пока не отменили, слушаю, – с улыбкой заметил Судоплатов.
– Если говорить о РДР "Сокол", то к настоящему времени она закрепилась на месте и установила устойчивые связи с подпольем. Ее активная организационно-повстанческая деятельность способствовала росту партизанского движения. К настоящему времени…
– Погоди, погоди, Виктор Григорьевич! Что это за активная деятельность? – остановил его Судоплатов.
– В том смысле, Павел Анатольевич, что с участием РДР "Сокол" образованы партизанский отряд и две оперативно-боевые группы из числа местного населения.
– Добыто восемь ценных развединформаций, совершено семь подрывов на железных и шоссейных дорогах, – дополнил Маклярский.
– Взлет, конечно, соколиный, но как бы не получился слет куриный, – неожиданно резко для Зеленского и Маклярского отреагировал на эти успехи Судоплатов.
Маклярский с Зеленским смешались. Первым нашелся Маклярский и пояснил:
– Павел Анатольевич, после разгрома фашистов под Сталинградом народ на оккупированных территориях воспрянул духом и сам взялся за оружие. Но не бросать же его?
– Михаил Борисович, для этого существует штаб партизанского движения во главе с товарищем Пономаренко. Каждый должен заниматься своим делом.
– Павел Анатольевич, но если люди сами к Лаубэ приходят?! – искал оправдания Зеленский.
– А вот это, Виктор Григорьевич, никуда не годится! Это что же получается, о "Соколе" знает вся округа?
– Нет, конечно! Контакты поддерживаются через связников.
– А где гарантия, что среди них нет осведомителей гестапо или абвера?
– Но Лаубэ и Дырман опытные конспираторы.
– Виктор Григорьевич, ты не первый год в разведке, и не мне тебе объяснять: и на старуху бывает проруха. Мало нам провалов с "Братушками"? Эх, какие были ребята! Прошли через Испанию, по 15 лет находились на нелегальной работе и сгорели. С "Соколами" такого допустить нельзя, подставим под удар операцию "Ринг"! – отрезал Судоплатов и потребовал: – Мой приказ Лаубэ – сменить место и перебазироваться ближе к Смоленску.
– Есть! – принял к исполнению Маклярский.
– Это первое. Второе – основное внимание "Сокола" сосредоточить на агентурном проникновении в смоленскую школу абвера и обеспечении условий для выполнения заданий Ударову. Ясно?
– Так точно! В первой же радиограмме Лаубэ ваш приказ будет доведен, – заверил Маклярский.
– Хорошо. Как обстоят дела у самого Ударова?
– Держится молодцом, вживается в обстановку и рвется в бой.
– С этим не стоит спешить, надо подготовить почву. Что у нас с явочными квартирами?
– К сожалению, есть потери, осталась только ЯК Осадчего. Ее проверку провел лично Дырман.
– Одной недостаточно, необходимо подобрать резервную.
– Такая задача Лаубэ поставлена.
– Хорошо. Как в целом обстановка в Смоленске?
– Сложная. После того как немцу всыпали под Сталинградом, лютует немилосердно.
– В такой ситуации надо ли посылать Ударова в Смоленск? – задался вопросом Судоплатов.
– Надо, Павел Анатольевич! ЯК – ключевое звено в нашей связи с Ударовым, поэтому его надо обкатать, – был категоричен Маклярский.
– Я думаю, не стоит. Лишний раз рисковать, зачем? – возразил Зеленский.
– Риск, говоришь, Виктор Григорьевич? Он всегда присутствует в нашей профессии, – заметил Судоплатов, ушел в себя, и память вернула в недавнее прошлое…
После короткого дождя яркое весеннее солнце щедро заливало теплом улицы и площади Роттердама, веселыми зайчиками поигрывало в лужах и витринах магазинов. Советский разведчик и личный представитель главаря ОУН на Украине Евгена Коновальца – Павел Судоплатов, опасаясь оступиться, осторожно ставил ногу на скользкую мостовую и крепко придерживал рукой коробку шоколадных конфет, лежавшую во внутреннем кармане пиджака. Одно неловкое движение – и неизвестно, как поведет себя заложенная в нее адская машинка.
Стрелки часов приближались к двенадцати, впереди разноцветными бликами сверкнула вывеска ресторана "Атлант". Прежде чем войти, Судоплатов внимательно осмотрел подходы. На входе лениво позевывал швейцар, за окнами зала бестелесными тенями скользили официанты, а за столиками оживленно переговаривались редкие парочки. В одном из окон Павел увидел Коновальца. Тот, не ступавший и шага без своей "тени" – телохранителя Барановского, известного в узких кругах как "Пан инженер", в этот раз был один.
Павел решительно пересек улицу и вошел в ресторан. Время обеда еще не наступило, и в зале было немноголюдно. Коновалец издалека увидел своего "посланца" с Украины, расплылся в широкой улыбке и растрогался, когда на стол легла коробка шоколадных конфет киевской кондитерской фабрики. Часовой механизм взрывного устройства начал отсчет времени. Секунды складывались в минуты. Последние полчаса земной жизни Коновальца подходили к концу, а он продолжал с жадным интересом расспрашивать курьера о ситуации на Украине и положении боевки ОУН.
До взрыва оставалось несколько минут. И только предупреждение Павла, что опоздание на корабль может вызвать ненужные подозрения у советской контрразведки, вынудили Коновальца прервать встречу и перенести на 17 часов вечера. Но этого вечера у него уже не было. Павел вышел за дверь ресторана, и в следующее мгновение в зале громыхнул взрыв. 23 мая 1938 года личное задание Сталина было выполнено. Тот, кто пытался уничтожить министра иностранных дел СССР Литвинова, на ком была кровь тысяч безвинных, сам угодил в ту яму, что рыл для других.
На следующий день советский пароход "Шилка" покинул порт Роттердама без своего бортрадиста. Для команды он стал предателем-невозвращенцем. В то время когда голландская полиция допрашивала Барановского, на которого пали первоначальные подозрения, Павел по чешскому паспорту пересек границу, на такси добрался до Брюсселя, сел на поезд, следовавший в Париж, и вечером был в столице Франции. В ней он не задержался, после встречи с сотрудником разведки Иваном Агаянцем, работавшим под "крышей" третьего секретаря посольства, скрылся в пригородах и в течение двух дней отсиживался на явочной квартире. Она стала для Павла спасательным кругом от идущих по следу гончих псов из боевки ОУН.
В положении Ударова-Миклашевского именно явочная квартира в Смоленске должна была послужить не просто спасательным кругом, но и точкой опоры в многоходовой операции "Ринг". От нее он должен был оттолкнуться, чтобы дальше двигаться к цели. Судоплатов снова повторил свой вопрос:
– Итак, товарищи, будем выводить Ударова на ЯК Осадчего или нет?
– Не только выводить, Павел Анатольевич, но и создавать резервную ЯК, чтобы не получилось, как с Перловым, – настаивал Маклярский.
– Согласен, резервная ЯК необходима, но вывод Ударова на Осадчего преждевременен. Но я не вижу смысла раньше времени расшифровывать его перед Осадчим, – стоял на своем Зеленский.
– Ты не прав, Виктор Григорьевич! Представь себя в Смоленске? Обстановки в городе не знаешь, содержателя ЯК в глаза не видел. На квартире неизвестно кто – наш человек или засада фашистов?
– Михаил Борисович, эта проблема всегда возникает в таких ситуациях. Тут все зависит от человека. И как поведет себя Ударов, лучше вас никто не знает.
– Поведет как надо. Он способен на подвиг!
– Стоп, стоп, товарищи! Какой еще подвиг? – не дал разгореться спору Судоплатов.
– В том смысле, Павел Анатольевич, что Ударов не человек, а кремень!
– В том, что надежный, у меня тоже нет сомнений, – согласился Судоплатов и подчеркнул: – А вот подвигов нам не надо! Подвиг – это результат плохо продуманной и плохо организованной операции.
– Павел Анатольевич, я имел в виду прежде всего волевые качества Ударова и его способность действовать решительно в сложных ситуациях.
– Михаил Борисович, время покажет, на что он способен. Наша задача максимально обеспечить Ударову условия для выполнения задания. Ясно?
– Так точно! – подтвердили Маклярский и Зеленский.
– В таком случае, Михаил Борисович, от моего имени подготовь указание Лаубэ. Он должен заняться поиском резервной ЯК и обеспечить вывод Ударова на Осадчего.
– Есть! – принял к исполнению Маклярский.
Выполнение указания Судоплатова затянулось на два с лишним месяца. Его опасения, что активная повстанческо-диверсионная деятельность РДР "Сокол" привлечет внимание фашистов, подтвердились. На поиск и уничтожение группы Лаубэ были брошены не только моторизованный эскадрон OD (Ordnungsdienst), батальон общественной безопасности Космовича, но и армейские части. Чтобы уйти из-под удара, резидентуре пришлось оставить свою базу и маневрировать по Витебской и Смоленской областям. К середине марта ей удалось оторваться от преследования и скрыться в глубине лесов под Рославлем. После того как была оборудована база и установлена связь с местным подпольем, Дырман, Немкович и Миклашевский отправились в Смоленск, восстановили контакт с содержателем явочной квартиры Осадчим и занялись поиском его дублера. Завершать эту работу пришлось уже Дырману и Немковичу. Затяжка в операции "Ринг" вызвала недовольство у Берии, и Судоплатов вынужден был форсировать события.
В начале апреля 1943 года Миклашевского самолетом вывезли на "большую землю", и с того дня началась операция по его выводу на сторону фашистов. Ее подготовку Судоплатов поручил будущему знаменитому советскому разведчику старшему лейтенанту Фишеру (Абелю). К тому времени за плечами Вильяма было уже 16 лет службы в разведке. Этот его выбор предопределила сама судьба. Родился он далеко от России, погрузившейся в пучину революций, – в благопристойной Великобритании, в провинциальном городке Ньюкасл-апон-Тайн, в семье марксистов-политэмигрантов, высланных из России в 1901 году за подрывную деятельность. Бесспорные таланты Вильяма открывали ему многие дороги в захватывающе интересный мир науки, искусства и… разведки. Он с детства проявил способности к рисованию и музыке, позже – к радиотехнике, овладел в совершенстве четырьмя языками: русским, немецким, английским и французским. Впереди его, возможно, ждала жизнь респектабельного буржуа, но произошла очередная – Октябрьская – революция в России, и она в одночасье перевернула размеренную жизнь семьи Фишеров.
Давняя мечта отца и матери о новом социалистическом государстве – справедливом, гуманном государстве равных для всех возможностей и дерзновенных замыслов – передалась Вильяму и позвала в дорогу. В 1920 году Фишеры возвратились в Москву и активно включились в строительство новой жизни. Первое время Вильям работал переводчиком в Коминтерне. В 1925 году был призван в армию в 1-й радиотелеграфный полк Московского военного округа и вскоре стал одним из лучших радистов. После увольнения в качестве радиотехника занимался разработками новых систем связи в научно-исследовательском институте военно-воздушных сил Красной армии.
В 1927 году на Вильяма обратили внимание сотрудники советской разведки и пригласили на службу. Ее он начал 2 мая в качестве переводчика, а затем радиста. После прохождения курса специальной подготовки в 1930 году был направлен по линии нелегальной разведки за границу и исполнял обязанности радиста резидентур в Норвегии и Великобритании. И здесь проявилась еще одна способность Фишера-Абеля – теперь уже как вербовщика. Первый крупный его успех был связан со склонением к возвращению в СССР выдающегося физика Петра Капицы.
Перед Фишером-Абелем, казалось бы, открылся путь к вершинам искусства разведки, но все рухнуло в одночасье. После бегства в 1938 году на запад советского резидента Александра Орлова (Фельдбина) Фрэнка в числе других разведчиков-нелегалов отозвали в СССР. На родине его ждали далеко не награды. В НКВД грянула очередная чистка. Его главу Ежова, оказавшегося не таким уж железным и не таким уж верным сталинским наркомом, "освободили" от должности и сплавили в наркомат водного транспорта СССР. Там он не проплавал и года, как пошел ко дну и потянул за собой тысячи сотрудников органов безопасности. В их числе оказался и Фишер. Вильяму "повезло" чуть больше, чем Ежову и сотням бывших коллег, его не расстреляли и не отправили в лагерь, а, припомнив лишь буржуазное происхождение, выбросили за ворота Лубянки с волчьим билетом.
Вернули Фишера в боевой строй война и испытанные товарищи, уцелевшие во время репрессий, – Судоплатов и Эйтингон. Под их руководством он сначала занимался подготовкой радистов РДР и переброской разведчиков в тыл противника, а позже участвовал в проведении радиоигр "Монастырь", "Курьеры" и "Березино" с гитлеровскими спецслужбами. После окончания войны Фишер получил новое задание – ему поручили проникнуть под завесу глубочайшей тайны, окутывавшей американский атомный проект "Манхэттен".
В ноябре 1948 года по паспорту на имя гражданина США литовского происхождения Эндрю Кайотиса Фишер прибыл в Нью-Йорк, и там произошло его второе перевоплощение. В Бруклине в доме номер 252 на Фултон-стрит открылась студия, владельцем которой стал фотохудожник Эмиль Гольдфус. Она же служила идеальным прикрытием для нелегального резидента советской разведки Марка и его агентов. В далекой Америке для них наступил звездный час – важнейшие секреты атомного проекта "Манхэттен" стали достоянием советской ученых и во многом ускорили создание ядерного щита СССР.
На вершине этого успеха радист Рейно Хейханен (Вик) нанес по Фишеру подлый удар. Предатель-перебежчик выдал ФБР резидента Марка. 25 июня 1957 года ранним утром агенты ФБР вломились в номер нью-йоркской гостиницы "Латам", который занимал Фишер. Он успел уничтожить шифры, но остались другие предметы, указывающие на разведывательную деятельность. Несмотря на все старания, агентам ФБР удалось узнать лишь его имя и фамилию – Рудольф Абель. Но это был еще один тонкий ход разведчика. Имя и фамилия его друга и коллеги, уже ушедшего из жизни, должны были дать понять руководителям советской разведки, что резидент Марк жив и не сдался.
После ареста Фишер-Абель отверг обвинения ФБР в шпионаже, от дачи показаний на суде отказался, был осужден к 32 годам и помещен в одиночную камеру. В течение всего срока заключения американские контрразведчики пытались склонить его к сотрудничеству: предлагали высокие должности в американской спецслужбе и большие деньги, а когда посулы не сработали, стали угрожать казнью на электрическом стуле. Это не сломило Фишера-Абеля. Он, как и его родители, относился к числу романтиков-идеалистов, которые по зову сердца и души встали под знамена революции, освященные такими притягательными словами, как "свобода", "равенство" и "братство". Они служили не партийным вождям, а высоким идеалам и ради них жертвовали не только свободой, но и жизнью. Находясь в камере, Фишер-Абель нарисовал целую галерею портретов, в том числе президента Кеннеди; позже картина заняла место в Овальном кабинете Белого дома.
Все годы заключения Рудольф Иванович жил надеждой, что испытанные боевые товарищи придут на помощь. И они пришли. 10 февраля 1962 года на границе между Западным и Восточным Берлином его обменяли на американского летчика-шпиона Фрэнсиса Пауэрса, совершавшего разведывательный полет над СССР, сбитого 1 мая 1960 года в районе Свердловска и осужденного советским судом на 10 лет заключения. В довесок к Пауэрсу за ценного советского разведчика американцы затребовали еще двух своих провалившихся агентов – Фредерика Прайера и Марвина Макинена.
До последнего своего дня Фишер-Абель без страха и упрека служил своей суровой родине. И эта его верность идеалам, преданность делу и боевым товарищам были вознаграждены тремя орденами Красного Знамени, орденами Ленина, Трудового Красного Знамени, Отечественной войны I степени и Красной Звезды. Он по праву занял центральное место в Зале Славы отечественной разведки.
Но тогда, в апреле 1943 года, старший лейтенант Фишер-Абель вряд ли думал о наградах. Он, как и его боевые товарищи, жил и служил только одному делу – победе над врагом. Операция "Ринг", в которой на него возлагалась задача вывода Ударова к фашистам, стала еще одним шагом на пути к ней. И если легенда перехода Миклашевского к фашистам под видом штрафника-дезертира не вызывала сомнений, то в вопросе выбора участка линии фронта и части, где ему предстояло "дезертировать", у Маклярского и Зеленского возникли разногласия. Чтобы их устранить Фишер-Абель выехал в расположение 4-й армии Западного фронта, на месте в деталях изучил обстановку и по возвращении представил Маклярскому "План зашифровки и вывода агента Ударова за линию фронта в расположение немецко-фашистских войск".
План занял всего полтора тетрадных листка. Он включал в себя схему участка линии фронта, где намечался переход на сторону фашистов, подписанную оперуполномоченным штрафного батальона и утвержденную начальником особого отдела дивизии. Особое внимание было уделено подбору лиц, обеспечивающих вывод Ударова на нейтральную полосу, – минерам и войсковым разведчикам.
В оперативных мероприятиях центральное место Фишер-Абель уделил надежной зашифровке легенды прикрытия Ударова. Он предлагал вывести его на контакт с двумя военнослужащими штрафного батальона Ерофеевым и Цибуляком. Они, по данным особистов, высказывали изменнические намерения. По замыслу Фишера, после установления с ними контакта Ударов должен был взять на себя роль организатора побега и тем самым поднять себя в глазах фашистов. С этим предложением Маклярский согласился и утвердил план.