Российская армия продолжала наступление. В "Журнале военных действий" 3-й Западной армии под датой 5 декабря 1812 г. сделана такая запись: "Итак, 4 и 5 декабря уже российские знамена развевались за пределами своего отечества в Княжестве Варшавском и на границе Пруссии, вся Россия очищена от надменной неприятельской армии, предводитель ее император французов Наполеон в бегстве искал спасения" . О пребывании русских войск сначала в Литве, а позднее в Княжестве Варшавском артиллерийский полковник И. Т. Радожицкий сделал весьма любопытные бытовые зарисовки. В них отразились впечатления непосредственного участника событий. Когда бригада Радожицкого вступила в Гродно, офицеры радовались, что в городе работали рестораны: "за умеренную плату могли мы, после черствых сухарей, понежить вкус свой польскими потравами, и зразами, и гультайским бигосом и выпить филижанку кавы с жирною сметанкою из рук миловидной каси [уменьшительное имя от "Катажина". – Г. М.] – известно, что в целой Европе нигде не приготовляют столь хорошо кофе, как в Польше". О положении населения в Княжестве Варшавском Радожицкий замечал: "Несмотря на то, что жители Герцогства Варшавского были разорены непомерными требованиями французов, они оказались в лучшем состоянии против литовцев: избы их чище и по хозяйству они зажиточнее. В селениях, около каменных костелов, полубритые, подобно малороссиянам, польские мужики являлись в синих кафтанах: народ крупный и здоровый". "19 января,– записал Радожицкий, – вступили мы в город Сухоцин". Квартировали русские офицеры у ксендза, который "угощал, чем мог, и весьма негодовал на Наполеона, причинившего ему такое беспокойство". Жизнь проходила славно: "По вечерам у бригадного командира […] собирались музыканты. Будучи всем довольны в продолжение похода и не встречая нигде неприятелей, мы проводили время в своем обществе весело". Как свидетельствовал Радожицкий, в главную квартиру корпуса Милорадовича, располагавшуюся в г. Плонске, приезжали депутаты из Варшавы, "в присутствии которых наши войска парадировали". Вступление русских войск в Варшаву, писал автор записок, приветствовалось по всем правилам: "Городские старшины встретили победителей с хлебом и солью и представили ключи на бархатной подушке". На квартирах были приготовлены "лакомые обеды". По словам русских офицеров, "одна знатная Армид […] приготовила в очаровательном саду своем, в загородном доме, великолепный стол, разукрашенный цветными гирляндами, где прелестные нимфы ее были прислужницами – для угощения генералов и штаб-офицеров". Но при этом Радожицкий сделал очень интересное замечание: "Однако эта приветливость казалась также подозрительною, и русские не вверялись сладкой отраве лукавых патриоток польских". Русские войска продвигались на запад, и Радожицкий записывал свои наблюдения: "Чем дальше отходили от Варшавы, тем явственнее обнаруживалось благосостояние жителей, несмотря на то, что они много пожертвовали французам". Радожицкий особо отмечал, что "начальство наше строго предписывало, чтобы войска обходились с жителями миролюбиво и ничего не требовали излишнего", а за "прихоти" расплачивались наличными. Военные действия носили своеобразный характер: "[…] проходили мы Герцогство Варшавское без боя и не встречая неприятеля". Таким образом, во время пребывания русской армии на польских землях возникали непосредственные контакты с польским населением в относительно мирных, как это ни парадоксально, условиях, происходило знакомство на бытовом уровне, что способствовало лучшему узнаванию друг друга. Личные впечатления, по крайней мере, у части русских офицеров, были весьма благоприятными, не возникало чувства неприязни. Радожицкий изложил свою точку зрения относительно возможности объединения русского и польского народов: "Ежели язык и вера составляют главнейшее различие между народами, отчего они не могут сродниться и питают взаимную ненависть, не разумея друг друга, чуждаясь в обрядах веры, то поляки по необходимости должны сродниться с русскими в одно великое племя народа славянского, под одну державу, под одни законы и веру. Язык польский весьма немногим разнится от русского – корень их одинаковый. В искреннем союзе братства он мог бы составлять одно общее наречие. Вера та же, христианская, с некоторым различием в обрядах, нужна только любовь, чтобы быть без ненависти братьями одного племени". В обоснование своего мнения он приводил следующие соображения: "По географическому положению в Европе Польша не может существовать отдельно от России, ибо она никогда не может быть сильнее этой обширной империи для избежания влияния от ее могущества. Итак, надлежит смириться, надлежит приятную мечту национальной свободы променять на существенность необходимой зависимости и наслаждаться тем спокойствием, которое ныне Россия дарит Польше, охраняя ее под могущественным крылом своим".
Россия проводила политику, направленную на переориентацию союзников Наполеона и привлечение их на свою сторону. Успехи русской армии способствовали благоприятному для России ходу переговоров. В ноябре-декабре 1812 г. велись секретные переговоры с Пруссией о заключении наступательного и оборонительного союза. В беседе с Г. Бойеном, которому было поручено тайным образом сообщить о предложении союзного договора прусскому королю, Александр I сделал намек о своем намерении присоединить к России Княжество Варшавское, Пруссии в качестве возмещения отдать Саксонию, а на территории Княжества оставить ей только коридор Силезия – Западная Пруссия. Однако Пруссия условием своего вступления в войну на стороне России выдвинула принятие Александром I прусского проекта, которым предусматривалось возвращение принадлежавших Пруссии до 1806 г. земель в Германии и Польше, включая Данциг (Гданьск), то есть почти всей территории Княжества Варшавского. Неофициальный представитель Пруссии в России О. Рейнгольд обращал внимание российского императора на то, что, по его мнению, "присоединение к России Польши с государственным устройством, более свободным, чем само государственное устройство России, почти неизбежно вызовет ускорение" в реализации "великой цели" Александра I – проведения реформ в империи. Российская сторона представила контрпроект, не включавший пункт о передаче Пруссии принадлежавших ей ранее земель Княжества Варшавского. В конце концов прусский король согласился с русским проектом .
Одновременно велись также и переговоры с Англией. 18 (29) декабря 1812 г. в Петербурге был подписан русско-английский союзный договор, по которому Россия обязывалась оказать военную помощь Пруссии, а Англия– выделить России субсидию в размере 225 тыс. фунтов стерлингов.
В начале войны, сложившемся очень удачно для Наполеона, когда французские войска, а вместе с ними и польские, стремительно продвигались к Москве, поляки находились в состоянии эйфории: всем казалось, что, наконец, произойдет долгожданное чудо, и Польша будет восстановлена. Однако резкий и неожиданный для наполеоновских войск поворот в военных событиях быстро изменил настроения в польском обществе. Остро встал вопрос, требовавший немедленного ответа, что спасать – "честь" или "имущество". Особенно это затрагивало интересы тех, чьи земельные владения были расположены на территориях, входивших в состав России. По образному выражению польского историка, путь к выживанию был единственный: "Спасай, что можно, с тонущей лодки Наполеона – и скорей на яхту Александра I" . Российский император, с одной стороны, стремясь обеспечить надежность приграничных тылов, а с другой – продемонстрировать свое великодушие польскому населению, 12 декабря 1812 г. подписал манифест "О всепрощении в польских губерниях", отметив, что большая часть их жителей оставались верны своему государю, но все же были и такие, кто, вступив в ряды наполеоновской армии, с оружием в руках сражался против России. Однако, "уступая вопиющему в нас гласу милосердия и жалости, – заявлял император, – объявляем наше всемилостивейшее общее и частное прощение, предавая все прошедшее вечному забвению и глубокому молчанию и запрещая впредь чинить какое-либо по делам сим притязание или изыскание". Имущество тех, кто не возвратится в течение двух месяцев и останется служить в армии Наполеона, отмечалось в манифесте, будет конфисковано.
Продолжавшееся успешное продвижение русских войск на запад усиливало напряжение среди поляков Княжества Варшавского. В конце 1812 г. "наполеоновские" министры Княжества были в высшей степени озабочены своим будущим. Наибольшую активность в поисках выхода из сложного положения проявляли влиятельные политики Т. Матушевич, Т. Мостовский, С.Замойский и И. Соболевский. На их позиции и выбор способа действий накладывали отпечаток их прежняя политическая биография, а также и родственные связи. С. Замойский был женат на сестре князя А. Чарторыского Зофье, дочь Матушевича должна была стать женой А. Чарторыского. 1 (13) декабря 1812 г., собравшись у Мостовского, они приняли решение уполномочить Чарторыского на ведение переговоров с Александром I от имени Генеральной конфедерации и варшавского правительства. В тот же день Замойский отослал Чарторыскому письмо в его австрийское имение Сенявы, извещая о предстоящей ему миссии, а также о тех принципах, на которых должны базироваться его переговоры с российским императором. В частности, польские политики обосновывали свою позицию следующими соображениями: "Опыт прошлого должен был доказать России необходимость иного отношения к Польше, чем политика одной лишь силы, которая постоянно порождает ответную реакцию и до сих пор приводила лишь к беспокойству и несчастиям. Не проще ли неразрывно связать Польшу с империей добровольным волеизъявлением поляков. […] Национальная вражда не существует отдельно от своих причин, она питается памятью о взаимных обидах. Если царствование победоносного и справедливого Александра откроет новую эру, сделав невозможным повторение прошлого в будущем, если просвещенный государственный интерес устранит, наконец, причину все новых войн и актов мщения, то мы вскоре увидим, как два народа объединятся в любви и братстве, что так естественно при их общем происхождении. Построенная на мудрых и либеральных основаниях Польша стала бы форпостом империи, преградой для враждебных планов, прибежищем для несчастных при тех внезапных и бурных возмущениях, которые слишком часто не могли быть ни отвращены благоразумием, ни подавлены властью правительства".
Предлагаемым проектом предусматривалось: 1. Польша и Литва в их старых границах переходят в наследственное владение российского императора и его потомков; 2. Ими будет управлять вице-король на основе Конституции 3 мая 1791 г. (или конституции Княжества Варшавского), с внесением соответствующих поправок; 3. "Литовский статут остается гражданским законом страны"; 4. Сохраняется польская армия численностью 100 тыс. человек, иностранные войска должны быть выведены из Польши, за исключением императорской гвардии; 5. Государственным языком является польский; 6. "Административные функции в королевстве Польши и Литвы могут исполняться только гражданами страны, законно владеющими в ней земельной собственностью. Это же относится и к должности вице-короля, если только последний не будет избран из членов императорской фамилии"; 7. "Королевство Польское и Великое Княжество Литовское составят неотъемлемую часть империи, но никоим образом не могут быть полностью с нею слиты"; 8. Торговля между обеими странами будет совершенно свободной; 9. "Обоюдные подданные могут беспрепятственно поселяться, переезжать из одной страны в другую, обладать собственностью в обеих странах"; 10. "После подписания этого прелиминарного акта созванный в Варшаве общий сейм оформит его конституционным порядком".
6 (18) декабря 1812 г. А. Чарторыский отправил письмо в ставку императора. Изменившаяся военная ситуация сказалась на содержании и манере его послания. Князь писал: "По-видимому, успехи Вашего Императорского Величества действительно увенчаются успехом". В этой констатации можно заметить оттенок огорчения. Осторожно, даже в несколько заискивающей форме, Чарторыский ставил вопрос: "Если Вы вступите в Польшу победителем, вернетесь ли Вы, государь, к Вашим прежним планам относительно этой страны?" И тут же рисовал заманчивую перспективу: перед российским императором откроется возможность не только покорить страну, но и покорить сердца ее жителей, связать две нации неразрывными узами. Он просил Александра I сообщить о его планах в отношении Польши и выражал опасение, как бы Австрия и Пруссия не отговорили российского императора от его "прежних идей". И еще раз, хотя и не слишком настойчиво, напоминал о своем желании уйти в отставку.
Не получив ответа от русского императора, 15 (27) декабря 1812 г. Чарторыский снова направил Александру I письмо, содержавшее рекомендации относительно мер, которые, по его мнению, следовало бы принять при вступлении русской армии на территорию Княжества Варшавского: "Если Ваше императорское величество в момент, когда польский народ ожидает от Вас мщения победителя, протянете ему и добровольно предложите то, за что он боролся, этим произведете магическое впечатление" . В качестве кандидата на занятие польского трона он предложил великого князя Михаила Павловича . В таком случае, заявлял Чарторыский, он готов принять на себя ответственность и поручиться, что все желания императора будут выполнены. Поляки опасались провозглашения королем великого князя Константина Павловича, командовавшего русскими войсками, вступавшими в Польшу. "Польский король, – писал Чарторыский, – у которого будет 300 тыс. русских войск, может при первом желании разрушить все установления своего предшественника". Чарторыский обращал внимание императора, что в связи с такой угрозой поляки будут "настаивать на точно выработанной конституции". Понятно, что и поляков, и лично Чарторыского больше устраивал совсем юный и неопытный Михаил Павлович. При таком короле Чарторыский вполне мог рассчитывать на то, чтобы реально играть главную роль в политической жизни нового польского государства. Этим, вероятно, можно объяснить решительный и уверенный тон его письма. В конце его он традиционно упоминал об отставке, но одновременно выражал готовность явиться к императору, чтобы, по его словам, "защищать перед Вами дело моей родины" . Тем временем, не дождавшись известий от Чарторыского, варшавские министры решили сами напрямую обратиться к Александру I. Мостовский переписал черновики документов, направленных в Сеняву А.Чарторыскому, и через Е. И. Чаплица, генерала русской армии, поляка по национальности, переслал П. В. Чичагову, с тем чтобы тот лично вручил их Александру I. Послание Мостовского было получено императором почти одновременно с письмом Чарторыского. Сопоставив их, Александр I пришел к выводу, что Чарторыский предъявляет слишком завышенные требования.