Глава шестая
Наедине с врагом
Совершенно секретно
Заместителю народного комиссара
внутренних дел СССР
комиссару государственной безопасности 2-го ранга
Тов. В. С. Абакумову
СПЕЦСООБЩЕНИЕ
По агентурному делу "ЗЮД" - о возвращении из тыла противника агента Гальченко
В расположение Особого отдела НКВД 6-й армии вернулся из тыла противника агент Гальченко. Гальченко, по заданию ОО НКВД 6-й армии, в январе с.г. посылался в тыл противника по внедрению в немецкие разведорганы. Выполнив это задание, Гальченко в начале февраля с.г. возвратился из тыла противника, будучи завербованным немецкой разведкой в гор. Славянске. Вторично, с соответствующими дезинформационными материалами, Гальченко был послан в тыл противника 14 апреля с.г., оттуда возвратился 17 мая с.г.
Вернувшись из тыла противника, Гальченко привел с собой двух немецких шпионов - Чумаченко и Погребинского, которые нами перевербованы. Он также принес ряд данных о разведоргане 17-й немецкой армии, разрабатываемом нами по агентурному делу "ЗЮД"; о положении на оккупированной противником территории; о предателях и изменниках Родины; сведения о расположении воинских частей и т. п.
Штаб 17-й немецкой армии размещается в гор. Горловка. Здесь же по улице Комсомольская, 18, размещается и разведывательная группа, отделение разведки армии помещается в гор. Константиновка по ул. Новосадовая, 207, 210, 212 и 216.
Руководящим составом отделения являются:
1. Подполковник немецкой армии…
Начальник Особого отдела НКВД СССР
Юго-Западного фронта
комиссар госбезопасности 3-го ранга
Н. Селивановский
№ 4/2/712 от 17.05.42 г.
На следующий день, после того как спецсообщение ушло в Москву, ранним утром Рязанцев вместе с Прядко прибыли в Особый отдел Юго-Западного фронта. Там их встретил Ильин и проводил в кабинет Селивановского. В нем было непривычно тихо. Молчала батарея телефонов, и убаюкивающе журчал эфир в наушниках радиостанции. Окна были распахнуты настежь. Теплый ветерок, шаловливо поигрывая тюлевыми занавесками, нес с собой нежный запах молодой листвы и первых цветов. Затяжная весна, торопясь наверстать упущенное, за считанные дни пробудила природу к жизни. Но не столько она, сколько сообщения с фронта вселяли в Ильина, Рязанцева и Прядко надежду: наконец, в боях наступил долгожданный перелом. Ударная группировка Юго-Западного фронта все глубже вгрызалась в оборону противника.
Сам Селивановский был более чем сдержан в оценках того, что сейчас происходило в боевых порядках войск. В глубине его серых глаз затаилась тревога. Нет, она не была связана с ходом операции "ЗЮД" - здесь-таки все обстояло самым благоприятным образом. Она вышла на качественно новый уровень: контрразведчики получили уникальную возможность вести оперативную игру с гитлеровской спецслужбой сразу на двух полях: на чужом - через Петра, в случае его возвращения в абвергруппу 102, и на своем - с помощью перевербованных Чумаченко и Погребинского.
В том, что разведгруппа Прядко-Петренко пользовалась абсолютным доверием в абвере, ни Селивановский, ни Рязанцев, ни Ильин не сомневались. Об этом свидетельствовала расшифровка радиограммы, поступившей от Гопф-Гойера. В ней он не скупился на обещание наград и предлагал Петру не только активизировать получение информации от офицеров штаба "Б" и "К", но и рассмотреть вопрос о вербовке Борисова. Ради этого Гопф-Гойер готов был рискнуть самолетом - прислать с ним посылку с деньгами и вторую радиостанцию.
Такая многообещающая заявка абвера подогревала здоровое честолюбие Рязанцева и Ильина. То, что предлагал Гопф-Гойер, предвосхищало их самые смелые замыслы: открывалась возможность подключения к оперативной игре еще одного исполнителя - Борисова. Подобного отклика они не увидели на лице Селивановского, оно по-прежнему было сурово. В радиограмме Гопф-Гойера его внимание привлекло не столько предложение Петру, связанное с вербовкой Борисова, сколько требование добыть любой ценой данные о резервах Юго-Западного фронта и состоянии войск после шести дней наступательных боев на южном фланге.
"Южный фланг? О нем говорил и Рухле! Неужели? Только не это!" - и в Селивановском ожили недобрые предчувствия.
В конце апреля у него состоялся трудный, с взаимными упреками, разговор с командующим фронтом маршалом Тимошенко и членом военного совета Хрущевым. Поводом послужили разведданные, поступившие от зафронтовой агентуры, и расчеты начальника оперативного отдела штаба полковника Рухле, который, не найдя понимания у своих непосредственных начальников, поделился ими с контрразведчиками - майором Белоусовым. А они говорили о том, что планируемое наступление советских войск на Харьков в достаточной степени не обеспечено ни людскими, ни материальными ресурсами, и в конечном итоге грозило обернуться катастрофой. Тимошенко с Хрущевым эти аргументы посчитали несостоятельными, самого Рухле обозвали паникером и через Сталина продавили в Ставке Верховного Главнокомандования свой план операции.
12 мая ударная группировка Юго-Западного фронта начала наступление. На третьи сутки стал подтверждаться наихудший прогноз Рухле: авиация противника, завоевав господство в воздухе, лишила части 6-й и 9-й армий возможности совершать маневры. Тимошенко с Хрущевым забили тревогу: бросили в бой последние резервы, не предполагая, что все самое худшее впереди.
За спиной наступающих советских войск, на левом фланге, над 57-й армией генерала Подласа, подобно дамоклову мечу, нависла мощная группировка противника. Ее костяк составляла 1-я танковая армия. Она проявляла странную пассивность, и это наводило Селивановского на мысль: гитлеровцы, отступая, специально заманивали в ловушку части Юго-Западного фронта! 16 мая он в очередной раз попытался обратить внимание Хрущева на грозящую опасность, но тот не стал его слушать: наступление советских войск, несмотря на значительные потери, продолжало развиваться. К 18 мая на отдельных участках гитлеровцы отступили на 25–50 километров. Об этих успехах Хрущев с Тимошенко бодро рапортовали в Москву и предлагали подключить к наступлению части Брянского фронта. Казалось бы, Селивановский и Рухле с их страхами были посрамлены.
Наступило 18 мая. Ночь на фронте прошла на удивление спокойно. Гитлеровцы не пытались контратаковать, а части 6-й и 9-й армий после короткой передышки сосредоточивались для нанесения нового удара. Ничто не предвещало грядущей катастрофы. Первым ее предвестником стало сообщение, поступившее к Селивановскому полчаса назад: танковая армия гитлеровцев пришла в движение.
И снова недобрые предчувствия охватили комиссара: "Неужели?.. Неужели началось?! Размазня! Слюнтяй! Пошел на поводу у Хрущева с Тимошенко! Тряпка ты, Коля! - костерил он себя. - Надо было напрямую доложить товарищу Сталину, и тогда бы все пошло по-другому? По-другому?.."
В памяти Селивановского до точки, до запятой всплыло спецсообщение, которое он адресовал Абакумову накануне наступления:
"…Планируемая операция преждевременна. Наступление из Барвенковского выступа опасно. Оттуда вообще следовало бы вывести 57-ю армию. Вокруг выступа немцы за зиму создали глубоко эшелонированную оборону и подтянули к его основанию значительное количество войск, которые в любую минуту могут нанести удар в тыл ударной группировки, парировать такой удар мы не сможем - нет достаточно сильных резервов.
Ошибочно вводить в Барвенковский выступ конные и танковые корпуса - немецко-фашистское командование только того и ждет. Оно с умыслом не усиливает своего левого фланга в районе Славянска. Оно умышленно провоцирует нас на наступление. Как только в Барвенковском мешке окажутся наши ударные группировки, немецкая танковая армия, расположенная южнее, нанесет удар в северном направлении на Изюм. Вывод: подготовленное сражение мы проиграем и этим развяжем руки противнику для крупного наступления на Сталинград и Кавказ…".
Абакумов, получив спецсообщение, тоже не решился доложить Сталину, а позвонил по ВЧ-связи Хрущеву и высказал свою озабоченность возможными негативными результатами предстоящей операции. Член политбюро ЦК ВКП(б) со своего политического олимпа, свысока смотревший на какого-то там особиста, четыре года назад ходившего всего лишь в капитанах, с ходу отмел аргументы Абакумова и обвинил Селивановского в том, что тот раздувает из мухи слона. В действительности, "муху" раздували он с Тимошенко, убедив Сталина и Ставку в том, что превосходство частей Юго-Западного фронта над противником обеспечит успех наступления.
Голос контрразведчиков не был услышан. Тимошенко с Хрущевым, утвердившись в своем самомнении, сосредоточили в Барвенковском выступе все наличные резервы. 18 мая они были полностью исчерпаны, и наступление советских войск захлебнулось. Гитлеровцы перешли в контрнаступление - отражать его было "нечем". 23 мая кольцо окружения замкнулось, и спустя пять дней - 28 мая ударная группировка Юго-Западного фронта перестала существовать. Ее потери составили 85 тысяч погибших и 230 тысяч пленных. Для гитлеровский войск открылся, как о том предупреждали Селивановский с Рухле, прямой путь на Сталинград и Кавказ.
За провал операции ответили, конечно, не Тимошенко с Хрущевым, а "стрелочники". Главным виновниками стали командующий 9-й армией генерал Харитонов, отданный ими под суд военного трибунала, и полковник Рухле. Последний был обвинен в сотрудничестве с гитлеровцами. Позже этот и ряд других конфликтов Селивановского с Хрущевым аукнулся и ему самому.
После крушения, казалось бы, всесильного министра госбезопасности В. С. Абакумова, павшего жертвой интриг Берии, в августе 1951 года Николай Николаевич был арестован по так называемому "делу Абакумова". Во время следствия он подвергся жестоким пыткам и стал инвалидом.
Но тогда, в окаянные майские дни сорок второго, комиссар Селивановский напряжено искал выход из отчаянного положения, в котором вот-вот могли оказаться части Юго-Западного фронта. Ильин, Рязанцев и Прядко не подозревали, что творилось в его душе. Они пребывали в эйфории - успехи на фронте и в операции окрылили их!
- Товарищ комиссар, Николай Николаевич! Надо подключать Борисова! Самое время! - сгорая от нетерпения, торопил события Ильин.
- Предварительно я имел с ним разговор, и он готов, - присоединился к Ильину Рязанцев.
- Борисов, Борисов?.. - повторил Селивановский. Он никак не мог сосредоточиться на разговоре - все его мысли занимало тревожное сообщение о маневре танковой армии гитлеровцев. Бросив беспокойный взгляд на телефоны - они молчали, Селивановский тряхнул головой, словно пытаясь избавиться от той устрашающей картины разгрома, которая рисовалось в воображении, и уточнил: - Владимир Иванович, так что ты предлагаешь по Борисову?
- Пойти на встречу Гопу: провести вербовку и через него запустить мощную дезу! - развивал свое предложение Ильин.
- Предварительно с начальником штаба 6-й армии вопрос информационного обеспечения проработан, - дополнил Рязанцев.
- Вербовку? Дезу? Не знаю - не знаю, хлопцы. Боюсь, скоро не до того будет.
Ответ Селивановского озадачил офицеров. Рязанцев, переглянувшись с Ильиным, решился спросить:
- Что-то не так, товарищ комиссар?
- А-а-а, - и, махнув рукой, Селивановский в сердцах произнес: - Кажись вляпались по самые уши!
- Как? На чем? Не может быть? Гоп же объявил благодарность Петру?! - ничего не могли понять офицеры.
- Петр тут не причем. Фрицы вот-вот ударят под дых. Первая танковая армия зашевелилась, - глухо обронил Селивановский.
- Так это же мешок?! - воскликнул Ильин.
От его и радужного настроения Рязанцева и Прядко не осталось и следа. Не будучи стратегами, но зная реальное положение в частях, они представляли всю опасность этого маневра гитлеровцев.
- Ничего, нам не впервой драться в окружении, - пытался сохранить присутствие духа Рязанцев.
- Ты, Павел, это брось! Сейчас не сорок первый! Мы еще… - договорить Селивановскому не удалось.
Телефоны взорвались звонками. Он схватил первую попавшуюся под руку трубку, и война снова безжалостно напомнила о себе. Голос заместителя начальника Особого отдела 5-го кавалерийского корпуса с трудом прорывался сквозь грохот взрывов. Селивановский плотнее прижал трубку к уху и потребовал:
- Спокойно!.. Другое дело!.. Доложи коротко и главное!
- Что-о-о?! - и Селивановский приподнялся над креслом.
А его вопрос и тон, каким было сказано "Где?!", сказал офицерам все. Гитлеровцы легко прорвали оборону советских войск и, сокрушая все на своем пути, стремительно сжимали танковые клещи за спиной ударной группировки Юго-Западного фронта.
- Где командир? Где начальник штаба? Какими силами располагаете? - добивался ответа Селивановский и, не услышав, приказал: - Иван, собери всех, кто уцелел: работников, взвод охраны… Ты слышишь?.. Твоя задача - обеспечить выход из окружения личного состав штаба и сохранность документов! Понял?.. Действуй!
- Глубоко зашли, товарищ комиссар? - дрогнувшим голосом спросил Рязанцев.
- По самые яйца! - выматерившись, Селивановский бросил ненавидящий взгляд на трезвонившие телефоны и, после затянувшейся паузы, объявил: - Товарищи офицеры, ситуация тяжелая! Рассиживаться некогда! Ты, Павел Андреевич, немедленно отправляйся к себе! На месте уточни обстановку и возьми на контроль. Слов нет, враг силен, но у нас есть чем ответить. Важно - не допустить паники! Будь рядом и поддержи командира!
- Я понял, Николай Николаевич! Разрешите убыть? - Рязанцев встал из-за стола.
- Да! Удачи, тебе! - пожелал ему Селивановский и, проводив взглядом, обратил его на Ильина и Прядко.
Они поднялись.
- Сидите! - остановил он, и вернулся к началу разговора: - Какие будут предложения по операции?
Петр пожал плечами. Ильин тоже не знал, что ответить. Селивановский нервно теребил телефонный шнур и размышлял вслух:
- Что сейчас предпримет абвер? Что?
- Начнет массовую заброску агентуры! - без тени сомнений заявил Ильин.
- Диверсии на мостах и переправах, - дополнил Петр.
- Все так, - согласился Селивановский. - Каковы наши действия?
- Использовать по максимуму возможности Петра и группы Чумаченко: вытащить на них как можно больше шпионов и диверсантов, - предложил Ильин.
- Логично. Что еще?
- Пустить Гопа и командование по ложному следу - дать дезу.
- Боюсь, Володя, уже поздно.
- Разрешите, товарищ комиссар? - вмешался в разговор Петр.
- Да, конечно.
- В радиограмме абвера мне с Чумаченко поставлена задача: собрать данные о резервах Юго-Западного фронта и выяснить, на каких направлениях они будут использованы.
- Так-так, и что дальше? - оживился Селивановский.
- Прощупать на этом фрицев и узнать, где будет нанесен следующий удар?
- Так они и скажут! - с ходу отверг это предложение Ильин.
Селивановский не был столь категоричен и, подумав, заявил:
- То, что предлагает Петр, выходит на первый план в операции. В нынешней ситуации для нас, а точнее для командования фронта, важнее не десяток-другой мертвых или пойманных шпионов, а планы гитлеровцев: где и какими силами они будут атаковать на южном фланге. Вопрос: как это вытащить из Гопа? Как?
- Не знаю, - признался Ильин.
- Так влет и не скажешь, - затруднился ответить Петр.
- А если использовать как зацепку задание Гопа по сбору данных о наших резервах на южном фланге и на этом попытаться их раскрутить? - задался вопросом Селивановский.
- Тогда есть резон подключить группу Чумаченко и действовать на параллельных курсах, - подхватил эту мысль Петр.
- А что, хороший вариант. Глядишь, не у Петра, так у нее выстрелит! - поддержал Ильин.
- Только глядеть надо в оба, в абвере не дураки сидят! В общем, хлопцы, даю вам двое суток. Радиограммы в абвер должны лежать у меня на столе не позднее двадцать первого! - распорядился Селивановский и закончил совещание.
Этих суток у Петра с Владимиром не было. Танковая группировка генерала фон Клейста, прошла как нож сквозь масло через левый фланг Юго-Западного фронта и 23 мая южнее города Балаклеи соединилась с частями 6-й армии будущего генерал-фельдмаршала Паулюса. Кольцо окружения вокруг советских войск замкнулось, управление ими было дезорганизовано, и сражение превратилось в кровавую бойню.
Ильин, а вместе с ним Прядко, Погребинский и Чумаченко, в то время находившиеся в отделе Рязанцева, оказались отрезанными от основных сил, оборонявших штаб 6-й армии. Штурмовой отряд гитлеровцев при поддержке танков рассек надвое боевые порядки, а затем минометные батарее принялись методично добивать тех, кто продолжал еще сопротивляться. Под этим убийственным огнем шансов остаться в живых не было. Рязанцев решил не медлить, собрав в один кулак уцелевших оперативных работников, бойцов из взвода охраны отдела и полтора десятка красноармейцев, прибившихся из других частей, предпринял отчаянную попытку прорваться на соединение с командованием 6-й армии.
Под прикрытием железнодорожной насыпи они вплотную приблизились к гитлеровцам. Рязанцев окинул взглядом бойцов и приказал:
- Гранаты к бою!
Руки красноармейцев взметнулись в броске и по команде: "Огонь!" - "лимонки" полетели во врага.
Еще не затихли разрывы, а Рязанцев вскочил на насыпь и с криком: "За мной!" - ринулся в атаку.
Петр, передернув затвор пистолета, перекинул его в левую руку, правой выхватил из-за пояса саперную лопату и бросился за ним вдогонку. Рядом бежал Ильин, не отставали от них и Чумаченко с Погребинским. Натиск оказался настолько стремителен, что гитлеровцы не успели опомниться. Те, кто уцелел после гранат и автоматного огня, были изрублены саперными лопатками и штык-ножами.
Вместе с Рязанцевым из окружения вырвалось меньше взвода. До штаба армии оставалось около километра - это прибавило сил, и они одним рывком преодолели пустырь и залегли в канаве. Впереди, сквозь дым и гарь, проступили горящие развалины - все, что осталось от командного пункта. Оттуда доносились звуки ожесточенной перестрелки и отчаянные крики, в которых смешалась русская и немецкая речь. Сотня гитлеровцев при поддержке танков штурмовали последний оплот командующего армией генерала Городнянского. Он и горстка офицеров предпочли смерть позору плена. Мощный взрыв похоронил под обломками командного пункта последних его защитников.
Теперь группа Рязанцева оказалась меж двух огней. Со стороны КП армии на нее надвигались четыре танка, а позади, пришедшие в себя, гитлеровцы открыли огонь. Спасаясь от неминуемой гибели, он, а вместе с ним Ильин, Прядко, Погребинский, Чумаченко и те из бойцов, кто мог еще двигаться, бросились искать спасения в цехах механического завода. Но там они напоролись на отряд румын и сошлись в рукопашной.