Петр шел хорошо знакомой дорогой и жадно, в полную грудь, вдыхал воздух, напоенный запахом цветов и зреющих яблок. После колодца дорога пошла вниз, и он невольно замедлил шаг. Справа вот-вот должен был показаться хорошо знакомый зеленый забор. За ним, в глубине вишневого сада, пряталась аккуратная мазанка. В ней жила она! Та, что с первого взгляда запала в душу. Стройная девичья фигурка, которую выразительно подчеркивал простенький сарафан, тонкие черты лица, густые каштановые волосы, пышными волнами ниспадавшие на плечи, не могли оставить его равнодушным. Каждый раз, проходя мимо ее двора, Петр искал взглядом девушку. Его так и подмывало окликнуть ее, но разум разведчика брал верх над чувством. Извечное проклятие профессии - провал мог принести семье девушке одни страдания.
Он обогнул куст крапивы и привычно бросил взгляд направо. Сердце екнуло - на месте забора зиял провал. В следующее мгновение вздох облегчения вырвался из груди - забор лежал в малиннике, и над ним копошилась женская фигурка. Ураган, накануне обрушившийся на город и натворивший немало бед, не обошел стороной и казацкую слободу. Охая и причитая, мать девушки, в ней угадывались ее черты, пыталась починить забор. Тяжелый топор в ее слабых руках не держался и валился на землю.
- Хозяйка, не устала мучиться? - вопрос Петра застиг ее врасплох.
Она вздрогнула и, прикрывая глаза от солнца, окинула его настороженным взглядом.
- Может, помочь?
- Ой, спасибо. Туточки работы не на один день.
- Натворил делов ураган, - посочувствовал Петр.
- Та, если б, тильки цэ. Крышу разворошил! Шо нам с Веркой теперь робыть.
- А где хозяин?
- Нэма.
- А соседи.
- Яки? Одни бабы!
- Начнем с крыши! - решительно заявил Петр и шагнул во двор.
- Ой, та як же я з вами рассчитаюсь? - засуетилась хозяйка.
- Сделаю, а там посмотрим.
- Ой, спасибочко, мил человек! Наверно, сам Господь тебя к нам послал.
- Не знаю, ему виднее, - с улыбкой произнес Петр и направился к дому.
Осмотр крыши показал: положение не столь уж плачевное. В ней зияла одна большая прореха, а в трех местах ураган лишь разворошил снопы камыша, там требовалась только перетяжка.
- Не все так страшно, хозяйка, работы на два вечера, - заключил Петр.
- Правда! - она радостно всплеснула руками и спросила: - Это за кого ж мне Господа молить?
- Петр, - представился он и поинтересовался: - Вас-то, как величать?
- Лидия Семеновна.
- Инструмент у вас найдется - плоскогубцы, проволока?
- Щас пошукаем! Щас! - засуетилась Лидия Семеновна.
Они прошли к сараю. Перекосившаяся дверь и пыль на полках говорили о том, что здесь давно не было твердой мужской руки. Лидия Семеновна хорошо знала хозяйство мужа, спустя несколько минут вместе они собирали по двору разбросанный камыш и вязали его в снопы. За этим занятием их застала Вера!
Петр услышал за спиной шаги, оглянулся и застыл. На дорожке сада появилась она! Луч заходящего солнца упал на девушку, и он уже не мог оторвать от нее взгляд. Нежный овал лица, чувственные губы, подобно магниту, притягивали к себе. Ее темно-зеленые глаза, напоминавшие лесные озера, так и манили заглянуть в их загадочную глубь. Под взглядом Петра Вера смутилась и певучим донским говорком произнесла:
- Мамо, дядько Мыкола тильки завтра сможе помочь.
Лидия Семеновна бросила лукавый взгляд на Петра и, улыбнувшись, сказала:
- Одын, помощник, да який гарный вже еэ.
Очарованный Петр, забыв про сноп, подал руку девушке. Камыш рассыпался и накрыл Веру. Задорный девичьи смех вогнал его в краску.
- Вера, то шо ты смиешься? Человик так старался! - напустилась на нее Лидия Семеновна.
- Мамо, а шо мэни плакать? Я ж не крыша, шоб мэни накрывать, - отшучивалась она.
- Извините, Вера. Извините, - смущенно повторял Петр.
- Чего тут звиняться. Цэй козе тильки бы зубы поскалить, - ворчливо заметила Лидия Семеновна и распорядилась: - Вера, ступай в хату и накрывай на стол!
- Спасибо, но уже поздно. Я пойду, - стал отнекиваться Петр.
- Никуды ни пидешь! Шо мы нехристи яки? - решительно отрезала суровая казачка.
Петр подчинился и не столько ее натиску, сколько жгучему желанию видеть и слышать Веру. Сложив снопы камыша в кучу, он отнес инструмент в сарай и прошел в хату. Крохотные сенцы, в которых пахло сушеной мятой, чисто убранная горница, мирно тикающие ходики на комоде вернули его в уже давно позабытый мир. Он безоглядно отдался во власть Веры и Лидии Семеновны. Трепетный огонек керосинки придавал их лицам то трогательное выражение, которое можно встретить на полотнах Ярошенко. Каждое слово, сказанное Верой, ее мимолетный, ускользающий взгляд, задорный смех отзывались сладостным томлением в его сердце.
Тревожный стрекот мотоцикла, гортанная немецкая речь, вырвали Петра из этого сна наяву и вернули к жестокой действительности. Приближалось время комендантского часа, он с трудом нашел в себе силы покинуть гостеприимный домик Пивоварчуков. Простившись с хозяйками, Петр отправился в группу. Впереди его ждала изматывающая, выворачивающая наизнанку душу жизнь фашистского холуя. При одной мысли о Райхдихте и Самутине в нем все восставало против, и нарастало жгучее желание разом покончить с ними.
"Взять автомат и косить, косить сволочей! Стоп, Петя! Не пори горячки! Допустим, уберешь их, а что дальше? Этим шпионский конвейер не остановишь. На их место найдут других. И потом Вера… А что, Вера? А то - эти псы по твоему следу выйдут на нее и тогда… Надо терпеть и вживаться. Сжать зубы и терпеть!" - пересилив себя, Петр постучал в дверь КПП.
За ней послышалась неясная возня, и, когда распахнулась "кормушка", в ней показалась недовольная физиономия дежурного. Разглядев в полумраке Петра, он недовольно буркнул:
- Че так поздно?
- Тебе-то какое дело? - отрезал Петр.
- Так комендантский час, - напомнил дежурный.
- И че с того, я что, партизан?
- А распорядок дня?
- Слушай, у нас не детский сад, а ты не воспитатель, - надоело пререкаться Петру, и он потребовал: - Открывай свой скворечник!
Дежурный, что-то ворча, подчинился и отодвинул засов на двери. Во дворе и в тренировочном городке царила непривычная тишина, нарушаемая перекличкой часовых и грохотом кастрюль - это кухонный наряд наводил порядок в столовой. Проскользнув мимо дежурного по общежитию, сонно клевавшего носом за перегородкой, Петр поднялся к себе в комнату и, не зажигая "керосинки", разделся и лег спать. Сон долго не шел: в нем продолжали жить волнующие сердце воспоминания о вечере в доме Пивоварчуков. Он воскрешал в памяти каждый мимолетно брошенный на него взгляд Веры, искал в каждом произнесенном ею слове скрытый смысл и не заметил, как уснул.
На ноги его поднял рык дежурного по группе. Несмотря на короткий сон, Петр не почувствовал отупляющей тяжести в голове и вялости в теле. Чувство безысходности, а вместе с ним бесполезности разведывательной работы, довлевшее над ним, уступили место желанию начать немедленно действовать.
"Хватит ждать и надеяться на связника Рязанцева! Надо самому искать выход! Какой, если фронт за тысячу километров? Ходить по городу и спрашивать, кто тут подпольщик? - размышлял Петр. - Глупо! А если рискнуть и найти помощника среди курсантов?! А что, это самый короткий путь к Рязанцеву! И самый короткий - на виселицу! Где гарантия, что тебя не выдадут? Гарантии никакой - тут тебе не сберкасса! Но не сидеть же на печи и ждать у моря погоды?! Нет, Петя, надо рисковать! Ты фартовый парень, глядишь опять повезет!" - решил он.
После завтрака и развода групп агентов по учебным местам Петр заперся в своем кабинете и засел за агентурную картотеку курсантов. Из шести кандидатов, готовившихся в ближайшее время к заброске в тыл Красной армии, он остановил выбор на курсанте Якунине. До войны Михаил работал бригадиром проходчиком в Кузбассе на шахте имени Ворошилова. "Значит, получил крепкую рабочую закалку. Женат, имеет двоих детей - серьезный мотив для перевербовки и надежный крючок. На фронте с сентября 41-го. Но у шахтеров броня?.. Выходит, пошел добровольцем, то есть за душой что-то есть. В плен попал будучи контуженным, значит не по своей воле", - взвешивал все "за" и "против" Петр и вертел перед собой фотографию Якунина. С нее настороженно смотрел битый жизнью мужик.
"И как к тебе подобрать ключ, Миша? Как?! - ломал голову Петр. - Что тобой двигало, когда ты пошел на сотрудничество с фрицами. Ненависть к советской власти? Вряд ли. Шахтеры всегда были в чести. Ты к тому же был бригадиром - небось твой портрет красовался на доске почета. Пишешь, что комсомолец и выбыл по возрасту? А вот тут ты, брат, хитришь. Наверняка партийный! Так как же к тебе подъехать? Начать с того, что ближе всего, - с семьи, а там смотреть по ситуации!"
Определившись с тактикой беседы, Петр с нетерпением ждал встречи с Якуниным. В расписании занятий тема "Документы прикрытия и особенности их проверки комендантскими патрулями" значилась пятым часом и начиналась после обеда. В класс он пришел раньше, чтобы получше присмотреться к Якунину. Дежурный по группе Калинин вяло подал команду. Петр махнул рукой и, когда в аудитории стих шум, на него уставились пять пар настороженных и вопрошающих глаз. Якунин равнодушно смотрел в окно. "Тема, похоже, тебя не волнует", - отметил про себя Петр и приступил к занятиям. Они шли своим чередом, в конце курсанты оживились и стали задавать вопросы. И снова Якунин активности не проявил. "Вот и повод, чтобы тебя оставить и поговорить", - решил Петр и, когда занятия закончились, распорядился:
- Курсант Якунин, задержись!
Они остались одни. Петр подошел к нему, заглянул в глаза - в них было холодное равнодушие - и строго спросил:
- Курсант Якунин, тебя, что, не интересует собственная жизнь?
- С чего вы взяли, господин старший инструктор? - отведя взгляд в сторону, буркнул он.
- На проверке документов горят многие. В этом деле не бывает мелочей. А ты не задал ни одного вопроса.
- А че задавать, если ваша "липа" не сработает, то их зададут другие.
- Не забывайся, курсант, с тобой говорит тот, кто испытал это на собственной шкуре, - повысил голос Петр.
- Не пугайте. Мою шкуру не мочалкой терли, - огрызнулся Якунин.
Ситуация заходила в тупик. Петр напряженно искал выход, чтобы разрушить возникшую между ними стену отчуждения, и решил взорвать ее:
- Курсант, у меня большие сомнения в твоей готовности выполнить задание.
Вопрос попал в цель. В глазах Якунина промелькнула тень.
- Ошибаетесь, господин старший инструктор. Мне там кроме девяти грамм ловить нечего, - процедил он.
- Я редко ошибаюсь.
- Не понял, к чему вы клоните? - насторожился Якунин.
- Ты был шахтером, не так ли? - качнул его в другую сторону Петр.
- Ну, был, и што?
- Как тогда попал на фронт?
- Как все, загребли с другими.
- А вот здесь ты врешь! - нагнетал ситуацию Петр. Гримаса на лице Якунина подтвердила его догадку, и он сделал следующий ход:
- У шахтеров же броня?
- Э-э-э… С меня сняли, - растерялся Якунин.
- Как так?
- После аварии на участке.
- Аварии, говоришь? - и Петр качнул его в другую сторону. - Ты в комсомоле трубил до предельного возраста, а почему в партию не позвали?
- Рожей не вышел, - начал вскипать Якунин.
- Опять врешь. С твоей только и красоваться на доске почета.
- Чег-о-о?! - выдержка изменила Михаилу, и он взорвался: - Ты хто такой, шоб проверки мне устраивать? Я вам подписку дал, че еще надо?
Ответ и поведение Якунина убеждали Петра в правильности сделанного им выбора - он не был шкурой. Для Михаила, как и для многих пленных, сотрудничество с абвером стало единственным шансом вырваться из лагеря и спасти себе жизнь. И потому Петр не стал больше его накручивать и примирительно сказал:
- Не кипятись, Миша! Злость - плохой помощник в том деле, что ты задумал.
- Како-о-ом?! - опешил Якунин и растерянно захлопал глазами.
- О нем поговорим позже, а сейчас ступай, - отпустил его Петр.
Михаил деревянной походкой двинулся к двери, на пороге оглянулся и новым взглядом посмотрел на Петра. В нем не было того холодного презрения, которое плескалось несколько мгновений назад.
- Я не шкура, - тихо обронил Михаил и шагнул за порог.
Дверь за ним закрылась, и с души Петра словно камень свалился. За последние дни удача во второй раз улыбнулась ему.
"Первый - Вера! - вспомнил о ней Петр, и щемящая сердце радость согрела его. - Там тебя ждут! С чего ты взял? А крыша?"
Не дожидаясь окончания рабочего дня, он улизнул в город, по пути к дому Веры заглянул в лавку Найденова, купил круг копченой колбасы, кулек гречки, настоящих шоколадных конфет и направился в казацкую слободу. Позади остался колодец, впереди показался зеленый забор, дядька Мыкола оказался рукоделистым мужиком - изгородь стояла на месте. Петр пробежался взглядом по двору и не нашел Веры, ее голос донесся из глубины сада. Он зашарил по калитке, нащупал щеколду и двинул в сторону. На ее лязг в малиннике хрустнула ветка, и среди листвы проглянуло лицо Лидии Семеновны.
- Ой, цэ ты, Петро?! - воскликнула она и окликнула: - Вера! Вера! Иди сюды!
- Шо там?! - откликнулась она и выглянула на дорожку.
В подоле ее сарафана поблескивали румяными бочками ранние яблоки, под ним отливали бронзовым загаром крепкие стройные ноги. Сползшая с правого плеча лямка, приоткрыла аккуратную девичью грудь. И в этой непосредственности Веры было столько очарования, что Петр не мог отвести от нее глаз. Она зарделась и затем метнулась в дом.
- Ой, шо мы стоим, пишлы в хату, - засуетилась Лидия Семеновна.
- А как крыша? - первое, что нашелся спросить Петр.
- Сусид усэ сделав.
- У вас еще дверь осела.
- Яка?
- Та, что в сарае.
- Ой, який же ты глазастый, усэ заметил. С двирью потом, а щас заходь в хату, самэ время вечерять, - пригласила к ужину Лидия Семеновна.
- Спасибо, - не стал отказываться Петр и, подав кульки с продуктами, предложил: - Это вам, к столу.
- Ой, боженька, як же можно, цэ ж такэ богатство?
- Берите-берите! Не обеднею, - настаивал Петр.
Лидия Семеновна взяла у него кульки, и они вошли в дом. В горнице их встретила Вера. Она успела переодеться - на плечи была наброшена блузка, а ноги прикрывала длинная юбка.
- Сидайте, Петр, - пригласила она к столу.
- Може, вам семачек подать, пока мы з Веруней на стол накрывать будем? - предложила Лидия Семеновна.
- Спасибо, я пока книжки посмотрю, - отказался Петр.
- Ну, як знаете, - не стала настаивать она, и вместе с Верой занялись ужином.
В то время как они хлопотали в летней кухне, Петр присматривался к обстановке дома. В глаза бросалось большое количество книг. Они не помещались на этажерке и аккуратными стопками лежали на комоде. Внимательный взгляд разведчика не прошел мимо томиков Маяковского и остановился на книге Островского "Как закалялась сталь". В этом доме ценили слово, и не просто ценили, а и отдавали предпочтение тем, кто защищал и воспевал социализм.
От этого занятия его оторвали завлекательные запахи вареной молодой картошки, щедро пересыпанной укропом. Вслед за ней на столе появился пузатый графинчик с вишневой наливкой. Лидия Семеновна разлила ее по рюмкам, а потом щедрой рукой подкладывала Петру в миску картошку. Так вкусно, как сегодня, он, казалось, никогда не ел. Крепкий градус, похоже, еще довоенной наливки, а еще больше мелодичный голос Веры пьянили и кружили ему голову. За разговором Петр не заметил, как пролетело время. Тревожный стрекот мотоцикла за окном напомнил о приближении комендантского часа. Вера проводила его до калитки, и он еще долго ощущал трепетное тепло ее ладошки на своей руке.
Избегая патрулей, Петр окольными путями добрался до группы, а чтобы лишний раз не попадаться на глаза дежурным, перемахнул через забор и прокрался к общежитию. Оно равнодушными темными глазницами смотрело на него, лишь в комнате дежурного подслеповато светило окно. Петр приник к стеклу - серая тень качнулась в его сторону. Он отпрянул назад и замер. Дежурный его не заметил. Ночную тишину нарушали лишь стрекот цикад и журчание воды. Петр поднял голову - окно в туалете было открыто, и, воспользовавшись этим, незаметно прокрался к себе в комнату и лег спать.
Пятница в группе началась рутинно: подъем, зарядка, завтрак и развод на занятия. По расписанию его час в группе Якунина значился последним. Готовясь к решающей беседе с ним, Петр перебрал в уме несколько вариантов, но окончательно не смог определиться и решил действовать по ситуации. Не без легкого волнения он вошел в класс и поискал взглядом Якунина. По его лицу трудно было что-либо понять. Петр не стал гадать и приступил к занятиям.
Предстоящая через 6 дней заброска в тыл Красной армии пробудила у курсантов интерес к теме. На Петра обрушился град вопросы. Якунин активности не проявлял, но в его глазах не угадывалось былого равнодушия. Их молчаливая перестрелка взглядами продолжалась до конца занятий и давала Петру надежду на то, что у него появился надежный помощник. И он не ошибся - курсанты потянулись к выходу, а Якунин задержался.
- Есть вопрос, Миша? - поинтересовался Петр.
- Господин старший инструктор, вы хотите мне что-то предложить? - этот прямой и вместе с тем хитрый вопрос говорил о том, что за маской молчуна скрывался проницательный человек. Но, опасаясь нарваться на провокацию, Михаил вел свою игру и отдал инициативу в руки Петра.
"Молодец!" - он мысленно похвалил и предложил:
- Давай на ты. Для тебя я Петр.
Якунин внимательно посмотрел ему в глаза, словно надеясь найти ответы на множившиеся у него вопросы, но промолчал.
- Ты же не Коломиец, у которого руки по локоть в крови. Ты же, Миша, рабочая косточка. Тебя ждут дома, - сделал Петр новый ход.
Якунин изменился в лице, кончики губ дрогнули, и с них сорвалось:
- Обратной дороги у меня нет.
- Мы найдем ее вместе.
- Как?! Я же дал подписку фрицам! А ты кто? Почему я… - Якунин осекся, и в его глазах промелькнул страх.
- Об этом, Миша, мы поговорим перед заброской.
- А до этого, что?
- Ничего, ждать!
- Ты наш?! - в возгласе Якунина смешались радость и изумление.
Петр загадочно улыбнулся и, мягко подтолкнув его к двери, сказал:
- Пора идти, Миша, а то наши посиделки кое-кому не понравятся.
Якунин, посветлел лицом и, кивнув головой, твердым шагом направился к двери. После состоявшегося разговора Петр был уже твердо уверен, что в лице Михаила обрел надежного помощника. Следующий день внес в его душу смятение. После развода на занятия он направился к себе в кабинет и, когда вошел в штаб, похолодел: у двери Райхдихта возник Якунин и в следующее мгновение исчез в кабинете.