Его семья: жена проживает в г. Симферополе (Крымская АССР). В марте ездил к жене, поддерживает с ней переписку.
Приметы: возраст до 30–32 лет, среднего роста, голова лысая, в переднюю челюсть вставлены 2 белых металлических зуба, лицо смуглое, глаза черные…"
Глава девятая
Поиск связного
13 августа 1942 года основной костяк абвергруппы 102 прибыл в Краснодар. Новый ее начальник капитан Мартин Рудель энергично принялся за дело. Уже на следующий день в штабе, разместившемся в двухэтажном купеческом особняке по улице Комсомольская, 58, заработали все службы. Спустя неделю, поблизости от линии фронта, в станицах: Афипской, Хадыженской, Крымской и Абинской, были оборудованы пункты заброски агентуры, а на окраине пригорода Краснодара - в Пашковской в полевом лагере полным ходом шла подготовка курсантов.
Август - октябрь 1942 года стали решающими в битве за Кавказ, поэтому сотрудникам группы приходилось работать с полным напряжением сил. Вербовки агентов из числа советских военнопленных и полицейских, их ускоренная подготовка и заброска в тыл частей Закавказского фронта были поставлены на поток. Особую активность проявляли фельдфебель Аппельт, инструкторы Лысый и Шевченко. Петр настойчиво искал способ скомпрометировать их и вскоре он нашелся.
Националистические взгляды Романа Лысого были хорошо известны его ближайшему окружению. Он люто ненавидел москалей, и когда разговор заходил на эту тему, то в запале в последнее время доставалось и немцам. Эти откровения, вероятно, не оставались без внимания осведомителей Райхдихта, но Лысому пока все сходило с рук. Рудель сквозь пальцы смотрел на его националистические завихрения, и тому была причина: подготовленные им группы агентов реже, чем другие, проваливались на заданиях. Одна из них накануне возвратилась после совершения диверсии на участке дороги Новороссийск - Геленджик. Этот успех Рудель отметил не только перед строем, а и в рапорте на имя Гемприха, в котором ходатайствовал о награждении Лысого. Тот буквально раздулся от гордости, не дожидаясь приказа, предложил Петру и Шевченко отметить будущую награду.
Они охотно согласились, и в тот же день после окончания занятий вышли в город. Лысый не стал долго перебирать рестораны и остановил выбор на ближайшем с претенциозным названием "Райх". В нем подавали вареных раков, а он - большой их любитель, не мог отказать себе в таком удовольствии. Был конец августа - самая благодатная пора на Кубани, и они отправились в ресторан пешком. В нем было немноголюдно, расторопный официант быстро подал к столу холодное пиво и вареных раков.
Лысый, смакуя деликатес, с ностальгией вспоминал о родине - Черновцах. Вместе с ним ударился в воспоминания и Шевченко. Петр живо поддержал разговор, а когда официант выставил на стол бутылку водки, не забывал почаще наливать в рюмки. Под пьяный треп он надеялся вытащить из Лысого и Шевченко дополнительные сведения о диверсантах, заброшенных за линию фронта.
Повод на эту тему дал сам Лысый. После последней успешной операции группы Вязуна в советском тылу Рудель поручил ему создать на ее базе резидентуру. Это не вызвало особого энтузиазма у Лысого - контингент будущих диверсантов оставлял желать лучшего. После поражения гитлеровцев под Москвой охотников шпионить и совершать диверсии среди военнопленных существенно поубавилось.
- Выбрать не из кого - одна шваль! - сетовал он на трудности.
- Ну, почему? В третьем отделении есть подходящие экземпляры, - возразил Петр.
- С чего ты взял?
- Четверо дезертиров и один, если верить тому, что пишет, из семьи врагов народа.
- Во-во, пише. Ты, Петро, судишь о них по своим бумажкам, а я их бачу в деле… Одно говно.
- Ты не прав, Рома.
- Я не прав? Трое грузиняк, два ары - с такими хрен че навоюешь.
- Кто такие?
- Этот, як его Хер. Звиняйте, хлопци, язык сломаешь - Херкеладзе, - Лысый осекся и, посмотрев на Петра протрезвевшим взглядом, спросил: - А че ты про него пытаешь?
- Помочь хочу, - быстро нашелся Петр.
- Як?
- В моей картотеке вся их подноготная написана.
- А-а-а, от цих бумажек тильки одна польза - сраку подтереть.
- Не скажи.
- Ром, а Петро дело каже, - поддержал его Шевченко.
- Ладно, опосля погутарим, - не стал спорить Лысый и предложил: - Наливай.
Шевченко разлил водку по рюмкам и произнес тост:
- Хлопци, выпьем за тэ, шоб у цем роки угробить коммуняк, та гйада до хаты!
Выпив, Лысый вдруг скуксился и мрачно обронил:
- Кажешь, до хаты.
- А шо, ни? Почитай бильше рока диток не бачив, - посетовал Шевченко.
- Побачишь, колы рак на гори свисне.
- Ром, а ты шо, сомневаешься? Подывись, як нимец пре!
- И шо? До Москвы тож пер, а там его на жопу посадили.
- Так тэ ж було в прошлом роки, а сегодня вин уже дошов до абрэкив. А ти тильки и ждут, шоб кишки коммунякам пустить.
- Ага, пустят. Придэ зима, и ось побачишь, як москали надерут жопу нимцу, - гнул свое Лысый.
Шевченко переглянулся с Петром и с раздражением бросил:
- Ром, я шось нэ пийму. Ты за нимца чи за коммуняк?
Тот яростно сверкнул глазами и отрезал:
- Я за незалежну Украину!
- Так мы ж с Петром тож за тэ. Но сначала надо покончить с коммуняками, а потом по хатам.
- По хатам, так воны тоби и дадут.
- Та хто, воны?
- А ты шо, не разумляешь, - продолжал говорить загадками Лысый.
- Ром, говори прямо, тут все свои! - потребовал Петр, которому тоже надоели его туманные намеки.
- Ладно, хлопци, - согласился он, полез в карман, достал вдвое сложенный листок бумаги и, развернув на столе, ткнул в него пальцем.
- Ось, дывысь!
Петр и Шевченко склонились над ним. В верхней части в глаза бросился голубой трезубец - это была листовка ОУН. Ее авторы призывали своих единомышленников не только не допустить восстановления на Украине большевистско-жидовским ига, а и подняться на борьбу с немцами. Последний абзац листовки изумил Петра с Шевченко, и они в один голос воскликнули:
- Как так?!
- А ось так, хлопци! Шо большевики, шо гансы - одна сатана! - заявил Лысый и, понизив голос, сообщил: - У мэни на батькивщине гансы 9 хлопцив з ОУН вбылы.
- Та не може быть?! - не поверил Шевченко.
- Може, Трофим. Ты подывысь, як Рудель и друга немчура к нам относятся.
- Як к скотине, - пробормотал он.
- Так что же делать, Рома? - задался вопросом Петр.
- Пока ждать.
- Чего?
- Зимы.
- И что тогда будет?
- Сталин Гитлеру харю начистит, вот тогда и рванем до хаты. Там наши хлопци тильки и ждут, шоб пидняться.
- И много их?
- Богато, - не стал дальше развивать разговор Лысый и, сложив листовку в карман, хмыкнул:
- Ой, хлопци, шось в горли дыренчить, треба горло промочить.
Шевченко понял намек, снова разлил водку по рюмкам, и Лысый произнес тост:
- За незалежну Украину!
Его дружно поддержали, и затем навалились на только что снятый с углей шашлык. В тот вечер они больше не возвращались к опасной теме и принялись перемывать кости Самутину и Райхдихту. Петр поддакивал собутыльникам, а у самого из головы не шла мысль, как обернуть пьяные откровения Лысого и националистическую листовку против него. Она не давала ему покоя и в общежитие. Решение пришло неожиданно: использовать в этих целях начальника секретной части ефрейтора Коха. У него хранились папки с материалами инструкторов. Петр несколько раз был невольным свидетелем того, как он копался в них. Вряд ли им двигало праздное любопытство, скорее он подрабатывал у Райхдихта на ниве осведомительства. Определившись с исполнителем задуманного плана компрометации Лысого, Петр стал ждать удобного случая, чтобы завладеть листовкой. Вскоре он представился.
Лысый вместе с группой курсантов выехал на занятия в полевой лагерь под Пашковскую, а у Петра выдался свободный час. Он не замедлил этим воспользоваться и возвратился в общежитие. В нем царила сонная тишина. Дежурный клевал носом за стеклянной перегородкой и не заметил его. На втором этаже, где находилась комната Лысого, тоже никого не оказалось. Петр решительно открыл дверь и переступил порог. Обстановка в комнате ему была хорошо знакома: кровать, стол, тумбочка и платяной шкаф.
"С чего начать? С чего? Со шкафа!" - решил он и распахнул дверцы. В глаза бросился кожаный чемодан, и руки сами потянулись к нему.
"Стоп, Петя! Лысый не дурак, чтобы хранить листовку в том, что торчит на виду. Так где же ты ее спрятал? А может, в коробках? Начнем с них", - определился Петр и принялся перебирать их содержимое.
Серебряные ложки, фарфоровый сервиз, отрезы ткани - обычной набор мародера подсказали ему: тайник надо искать в столе или тумбочке. Но и там его не оказалось. Обнаруженная под журналами стопка порнографических фотографий с извращенцами свидетельствовала о нездоровых сексуальных пристрастиях Лысого, но никак не о националистических, антигерманских взглядах.
Петр отступил на середину комнаты и мысленно перебрал все возможные места, где Лысый мог хранить самое ценное - золото!
"Точно, золото! Ты его не нашел! А оно должно быть! Должно! Только где?" - задался он этим вопросом.
Единственным предметом, который оставался не осмотренным, был чемодан. Петр стащил его с полки, положил на стол и попытался открыть замки - они были закрыты на ключ. Выручила булавка - после легкого нажимы верхняя крышка открылась, и догадка нашла подтверждение. Перед его глазами предстала россыпь часов в серебряной и золотой оправе, вязанка золотых колец и фотоальбом. С него он начал осмотр, и здесь удача, наконец, улыбнулась ему: листовка была спрятана под обложкой, там же лежал список из 18 курсантов и агентов, заброшенных в тыл советских войск. Судя по фамилиям, большинство из них являлись выходцами из западных областей Украины. Похоже, Лысый рассчитывал предстать перед главарями ОУН не с пустыми руками. Но это уже мало заботило Петра, его мысли занимало другое: как подкинуть листовку Коху? Здесь он рассчитывал на слабость ефрейтора к сладостям. По его расчету, банка отменного каштанового меда должна была открыть путь не только к желудку ефрейтора, но и дверь в секретную часть.
Дождавшись начала очередного часа занятий, Петр прихватил мед и отправился к Коху. Любитель почесать языком, он маялся в одиночестве и при появлении Петра оживился.
- Привет, Густав, скучаешь! - поздоровался Петр.
- О чем ты, Петр, при моей-то службе, - посетовал тот.
- Да, не расслабишься. Все дороги нашей группы ведут к тебе.
- Скорее, к Шойриху.
- Не скажи. После него некоторые из сортира не вылазят.
- Ха-ха, - хохотнул Кох и скосил хитрющий взгляд на пакет в руке Петра.
Он тряхнул им и предложил:
- Может, чайком побалуемся.
- Ну, ты же знаешь, в рабочее время… - замялся Кох.
- Так все же на занятиях. А у меня отличный мед - каштановый. Помнишь, я тебя угощал.
- О! - воскликнул сладкоежка ефрейтор и, не устояв перед искушением, открыл дверь секретки. Первая часть плана Петра сработала, оставалось добраться до папки Лысого. Он пробежался взглядом по безликим стеллажам. Здесь каждый предмет и документ знал свое место - был пронумерован и имел своего владельца. Папка Лысого значилась под номером 23 и находилась на верхней полке. Петр несколько раз порывался подобраться к ней, но вынужден был отступить. Неугомонный Кох крутился под самым носом и не давал сделать ни одного лишнего движения. И только когда сердито засипел чайник, у Петра появился шанс. Ефрейтор захлопотал над столом, он воспользовался этим - стремительно шагнул к стеллажу и засунул под обложку папки листовку вместе со списком из 18 агентов и курсантов. Это движение не укрылось от Коха:
- Ты чего там? - окликнул он.
- Не возражаешь, если возьму свою папку, а потом распишусь в журнале?
- Успеешь, иди пить чай.
- Ладно, - согласился Петр и подсел к столу.
Банка меда сыграла свою роль: Кох расщедрился и вместо пересохших галет достал краюху свежего белого хлеба. Смакуя мед, он ударился в воспоминания. Пчеловодство ему было знакомо не понаслышке. Детство Кох провел на пасеке у деда и с упоением рассказывал о тех счастливых днях. Петр поддакивал и украдкой поглядывал на часы. Приближалось время перерыва в занятиях, и не в его интересах было лезть на глаза Райхдихта, а тем более Лысого. Кох же, сев на любимого конька, и не думал останавливаться. Петр нервно елозил на стуле и напряженно думал, как бы поскорее выбраться из секретки. Его ссылки на неотложную работу не возымели действия - Кох продолжал разглагольствовать, и только появление двух инструкторов, пришедших сдавать документы, положило конец чаепитию. Забрав свою папку и расписавшись в журнале выдачи, Петр, наконец, смог выбраться к себе в кабинет.
Остаток дня он провел как на иголках. Совещание, на которое Рудель вызвал всех старших инструкторов, прошло рутинно, о Лысом не было сказано ни слова. Сам он до отбоя так и не появился в группе. Встретились они только на следующий день за завтраком. Ничего необычного в поведении Лысого Петр не заметил. Он пребывал в хорошем настроении и после утреннего развода снова отравился с группой курсантов на полевые занятия. Все основные события, связанные с ним, начали стремительно развиваться после обеда.
Свободные от занятий инструкторы отправились отдыхать в общежитие, но отдыха не получилось. Вслед за ними туда нагрянул Райхдихт вместе с комендантом, чем вызвал немалый переполох. Перевернув верх дном все, что было в комнате Лысого, они забрали чемодан и унесли в штаб. Затем в кабинет Райхдихта начали таскать по одному курсантов, значившихся в списке Лысого. Это окончательно убедило Петра в том, что его "послание" дошло до нужного адресата. К вечеру по группе поползли слухи: Лысый "спалился" на языке. Его самого доставили в группу под конвоем и посадили на гауптвахту. Там за него взялся Райхдихт. Клятвы Лысого, что он ни в чем не виноват, а листовка - это дело агента большевиков, гитлеровцев не убедили. Так оуновская листовка похоронила одного из самых рьяных инструкторов абвергруппы 102 и заставила подергаться Шевченко.
Прошел день, за ним - другой. После исчезновения Лысого из группы прошло два дня, но ни Шевченко, ни Петра так и не вызвали на допрос к Райхдихту. История с Лысым стала забываться. Шпионское колесо абвера продолжало катиться, так и не коснувшись Петра.
Успех в нейтрализации Лысого окрылил его. Следующий удар он нанес по одной из ключевых фигур - фельдфебелю Аппельту. На нем "висели" финансы, в том числе и те, которые выдавались агентуре. Найти у него уязвимое место, как это было в случае с Лысым, оказалось делом гораздо более сложным. Аппельт, "истинный ариец", со своим особым статусом, держался на расстоянии от "черной кости" - инструкторов-славян. И все-таки он оказался не безгрешен: допускал нарушения в работе с секретными документами и нередко брал их с собой на квартиру. Петр воспользоваться этим.
Самым подходящим днем для выполнения им задуманного являлась суббота. После традиционного совещания руководящего состава группы Рудель вместе с Райхдихтом, Аппельтом, Шойрихом и Бокком, как правило, отправлялся на ужин в ресторан "Золотая подкова". И на этот раз они не изменили себе. Петр отправился на квартиру фельдфебеля. Она находилась в пятнадцати минутах ходьбы от штаба. Ее хозяйка, молодая, разбитная бабенка, сдававшая в поднаем две комнаты и, судя по тем продовольственным пайкам, что Аппельт таскал со склада Шойриха, водила с ним шуры-муры. Лишним подтверждением тому были их частые появления в ресторанах "Золотая подкова" и "Райх". Петр несколько раз встречался с ней, и опасался, как бы она не опознала его, и, чтобы не подвергать себя риску, заранее купил на рынке новые куртку, фуражку, шкурку нутрии, из которой изготовил усы. Весь этот маскировочный гардероб болтался за его спиной. На подходе к квартире Аппельта, он свернул в развалины и переоделся. Дольше всего пришлось повозиться с усами - они никак не хотели держаться, и когда с ними было покончено, из осколка зеркала на него таращилась хмурая физиономия с воинственно топорщащимися рыжими усами.
"Не красавец, конечно, но сойдет. Главное, что не узнает", - Петр остался доволен своим видом и решительно направился к дому Аппельта. В душе он надеялся, что, возможно, хозяйка ужинает вместе с фельдфебелем, и в этом случае у него будут полностью развязаны руки. Но надежде не суждено было сбыться - хозяйка оказалась дома. Он решил не отступать и, войдя в сенцы, постучал.
- Хто там? - из глубины комнат откликнулся молодой голос.
- Со службы господина фельдфебеля, - Петр добавил металла в голос.
- Так его нэма.
- Он вот-вот должен подойти. Я подожду.
- Ну, тогда заходьте, я щас.
Петр прошел в горницу, и через минуту из кухни выглянула хозяйка. На вид ей было около тридцати. Крепко сбитая, с развитыми формами, перед которыми такому, как Аппельт, трудно было устоять. Задорные ямочки на щеках и черные глаза - смородины, в которых скакали лукавые чертики, говорили, что баба далеко не промах и своего не упустит.
- Здравствуйте, - поздоровался Петр и решил держать ухо востро.
- Здрасте, - поздоровалась хозяйка и, оценив его внушительный вид, предложила: - Може, чайку или компотику?
- Нет, спасибо, не буду мешать вам. Я лучше подожду в комнате господина фельдфебеля, - отказался Петр.
- Як знаете, - не стала настаивать она и открыла дверь.
В комнате Аппельта царил образцовый порядок.
"Легче будет искать", - отметил про себя Петр и, чтобы отделаться от хозяйки, спросил:
- У вас на кухни ничего не горит?
Та поняла все по-своему и предложила:
- Могу яйца поджарить.
- А вот этого не надо. Они мне еще нужны.
- Шо? - в следующее мгновение хозяйка зашлась в хохоте, а затем плотоядным взглядом окинула ладную фигуру Петра. По сравнению с пузаном Аппельтом он явно выигрывал. В ней заговорила стервозная натура. Игриво хохотнув, она предложила:
- А може, вишневой наливочки чи самогоночки?
- Спасибо, в следующий раз. Я на службе.
- Ну тады боршика. Свежий, тильки с огня, - не отставала она.
"Чертова баба! И послать не пошлешь. Скандала только не хватало", - проклинал ее в душе Петр и предпринял еще одну попытку, чтобы выставить ее из комнаты:
- Знаете без господина фельдфебеля как-то неудобно, давайте подождем.
- Як знаете, - с нотками разочарования в голосе произнесла хозяйка и направилась на кухню.