Петр прикрыл плотнее дверь и, достав из-за голенища сапога тесак, принялся взламывать ящики стола. В левом верхнем ящике лежал семейный альбом с фотографиями и детские безделушки, Они напоминали не лишенному сентиментальности фельдфебелю о дочерях-близняшках и сыне. В нижнем находились бланки финансовых ведомостей и фотографии из его армейской жизни. На них часто попадались знакомые лица. Все это было не тем, что могло скомпрометировать Аппельта в глазах Руделя и Гемприха. Заполненные денежные ведомости с фамилиями и псевдонимами курсантов и агентов, а главное - штатного состава группы, включая самого Руделя, Петр обнаружил в нижнем ящике правой тумбы стола. Под ними лежал конверт с двумя тысячами марок, горсть золотых цепочек и массивный серебряный крест. Распихав находки по карманам куртки, он переключился на комод. Из него в сумку перекочевали детская меховая шубка, дамская норковая шапка. Они должны были навести Аппельта и Райхдихта на мысль, что в квартире побывал воришка. До нижнего ящика Петр так и не добрался, за окном скрипнули тормоза, а затем хлопнула дверца. Он приник к окну.
На дорожке к дому возник силуэт. Характерная походка и торчащий живот не вызвали сомнений - это был Аппельт. Не раздумывая, Петр распахнул окошко, ящерицей соскользнул в палисадник и, прячась за кустарником, выбрался в сад. В доме пока царила тишина, и он поспешил избавиться от маскарада, запихнул его в сумку и, перемахнув через плетень, оказался на соседней улице. Его рискованная затея удалась - Аппельт лишился важных документов.
Теперь, когда опасность осталась позади, Петр не шел, а буквально летел на крыльях, в последний момент услышал шум приближающегося автомобиля и отскочил на обочину. Рядом остановился опель, и из кабины высунулась разгневанная физиономия.
- Ты шо, глухой? Я же тебя, - голос оборвался на полуслове - за рулем был водитель группы Василий Матвиенко.
"Откуда тебя принесло?! Привез Аппельта?!" - Петр похолодел от этой мысли. И, страшась услышать подтверждение своей догадке, чужим голосом спросил:
- А ты че тут раскатываешь?
- Фельдфебеля до хаты подвозил? - пояснил Матвиенко.
- Он что, тут живет? - прикинулся незнающим Петр.
- Рядом, за углом.
- О, а я и не знал.
- А ты, Петро, шо тут делаешь?
- Случайно зашел.
- Может, подвести? - предложил Матвиенко.
- Не надо, я пешочком прогуляюсь. После моих бумаг хочется развеяться.
- Ну, як знаешь, а я в группу, - не стал настаивать Матвиенко и, захлопнув дверцу, тронул машину.
"Кажись, не догадался", - подумал Петр и, приободрившись, направился к развалинам. Там он стащил с себя куртку, кепку и вместе с деньгами и золотом сложил в сумку и затолкал под обломки кирпича, потом сжег денежные ведомости и направился в ресторан "Золотой якорь"! В нем всегда отирался кто-нибудь из группы и мог обеспечить ему алиби. Пока все шло по его плану. В зале ему встретилась подвыпившая компания инструкторов - Коляда, Трофимов и Пинчук. Он присоединился к ним. В группу они возвратились изрядно навеселе и попались на глаза дежурному по штабу. Тот слегка с ними пособачился, и на том все закончилось. На следующий день Петр с нетерпением ждал реакции Аппельта и Руделя на происшествие. Первым сигналом, что его дерзкая затея дала результат, стало отсутствие их обоих на утреннем разводе. Позже в кабинете Руделя на совещание собрались только немцы. О чем там шла речь, для инструкторов осталось тайной. После него немцы хранили гробовое молчание. Внешне в группе ничего не менялось, но атмосфера становилась все более напряженной. Особенно это было заметно по Аппельту. Он на глазах худел, а на службе ходил словно в воду опущенный.
Прошло около недели, и из Варшавы, из штаба Вали 1 (специальный орган абвера, созданный в июне 1941 года для ведения разведывательно-диверсионной и контрразведывательной работы против Советского Союза) прибыла специальная комиссия. Потрепав нервы в основном начальству и не сделав никаких оргвыводов, она укатила обратно. Они последовали позже. В начале декабря из Варшавы поступил приказ: все курсантские группы, значившиеся в денежных ведомостях Аппельта, расформировать и отчислить, его самого сняли с должности и отозвали из Краснодара. Вслед за ним та же участь постигла Руделя.
На смену ему прибыл капитан Гесс, человек с невыразительным лицом и лишенный всяческой харизмы, он, скорее, "отбывал номер", чем пытался восстановить изрядно подмоченную репутацию группы. Поговаривали, что своим назначением Гесс был обязан влиятельным родственникам по линии жены. Вскоре налаженный Руделем деловой ритм сбился - в кабинете Гесса можно было чаще встретить проходимца Шойриха, чем инструкторов, занимающихся подготовкой разведывательно-диверсионных групп. Помимо лени у него имелась и другая слабость - спиртное. Вместе с ним группа ударилась в пьянство.
При таком начальстве Петр, казалось бы, мог спокойно вздохнуть, но каждый раз, когда он встречался с Матвиенко, в нем просыпалась тревога. Ему казалось, что тот догадывается о той его роли, которую он сыграл в судьбе Аппельта. И тогда он решил более внимательно присмотреться к Василию. Первым делом со всей тщательностью изучил его личное дело. На первый взгляд Матвиенко мало чем отличался от тех, кто пошел на сотрудничество с абвером. В плен Василий попал после контузии. Вербовал его Самутин, но не как будущего шпиона или диверсанта - это был тот редкий случай, когда в штаб требовался хороший водитель. Но не только отличные профессиональные навыки, а и немногословность Матвиенко обеспечила ему место среди постоянного состава группы. Помимо этого, Петр отметил для себя и другой важный момент, который мог сыграть свою роль при перевербовке Матвиенко: его близкие - жена сын и дочь - проживали на не оккупированной гитлеровцами территории - в Туапсе.
Предлог для беседы с Василием ему не пришлось искать. Слухи о наступлении Красной армии под Сталинградом просочились в группу и, обрастая самыми невероятными подробностями, порождали панические настроения. Их усиливали сообщения разведывательно-диверсионных групп, заброшенных в расположение частей Закавказского и Северо-Кавказского фронтов, - они докладывали о накопление резервов. Одну из них Василий только что доставил с пункта переброски в Абинской. Поставив машину в гараж, он занялся своим любимым занятием - ремонтом часов. С этого Петр и решил начать с ним разговор. Поздоровавшись, он присел на табурет так, чтобы видеть его лицо. Матвиенко молча кивнул и продолжил ковыряться в металлических внутренностях дорогих, явно не рядового инструктора, часах.
- Чье хозяйство чинишь? - поинтересовался Петр.
- Шойриха, - коротко обронил Василий.
- Вот ненасытный, все ему мало.
Матвиенко никак не среагировал на эту затравку. Тогда Петр зашел с другой стороны и спросил:
- Давно приехал?
- Недавно.
- Группа вся вернулась?
- Не знаю, спроси у Шевченко, - односложно отвечал Василий.
Но Петр не оставлял надежды растормошить его и продолжил:
- Шороху-то они навели?
- Вроде да.
- В Туапсе?
- Угу.
- Твои же родные места? Небось сам рвался, чтоб своих увидеть? Вот бы радость была.
- Ага, полные штаны, - с ожесточением произнес Василий.
- Чего так? - разыгрывал недоумение Петр.
- Будто не знаешь. Там разговор один: к стенке, и все!
- Да брось ты это. Ни сегодня, так завтра будем в твоем Туапсе.
- Будем. Из Волги уже воды попили. Всыпали гансам, так Гесс теперь коньяком заливает… - Матвиенко осекся и с испугом посмотрел на Петра.
- Не смотри на меня так, Вася. Я не шкура и своих не продаю, - успокоил он его и, достав часы, попросил: - Посмотри, в последнее время что-то барахлят.
Матвиенко обмяк и, вымученно улыбнувшись, сказал:
- Оставь, сделаю.
- Что с меня?
- Ничего. Я со своих не беру.
- Спасибо. Хорошо, что такие, как ты, еще остались и за ефрейторскую лычку не продаются, - сделал многозначительную оговорку Петр и внимательно посмотрел в глаза Василию.
Тот не отвел их в сторону. В них, как показалось Петру, промелькнула тень.
"Ах ты, молчун! Все ты понимаешь с полуслова. Похоже, моя вылазка к Аппельту для тебя не секрет. Стоящий ты мужик, Вася. С тобой можно иметь дело! - порадовался в душе Петр, но осторожность взяла верх. - Стоп! Не гони лошадей! Пусть над нашим разговором покумекает, а там видно будет", - не стал он форсировать события и спросил:
- За часами, когда зайти?
- Где-то завтра, послезавтра. В общем, как будет время, - предложил Матвиенко.
- Договорились, - согласился Петр и впервые за последнее время ощутил прилив радости.
После разговора прошла неделя, но они так и не смогли встретиться. Василий постоянно находился в разъездах, а Петр вместе с Шевченко четвертые сутки безвылазно сидели в пункте заброски в Абинской. Гесс не давал команды на возвращение в Краснодар, и это наводило их на мысль, что следующие разведывательно-диверсионные группы придется возглавить им. Внезапное появление Бокка подтвердило ее. По указанию Гемприха для проведения диверсии на туапсинском нефтетерминале из постоянного состава группы формировалась особая команда "Д". Эта новость не вызвала у Шевченко энтузиазма. Четыре предыдущие диверсионные группы бесследно сгинули в суровых кавказских горах. Петр для вида тоже побурчал, а в душе порадовался - появлялся шанс восстановить связь со своими.
По приезде в Краснодар его вызвал Гесс. Он - любитель пышных фраз, и когда находился в ударе, то Геббельс отдыхал, - начал речь с мессианской роли арийцев, а затем обрушился с гневными тирадами на ненавистных большевиков и евреев. Не оставив от них камня на камне, Гесс объявил, что ему - Петру и еще семи лучшим из лучших выпала величайшая честь решить судьбу битвы за Кавказ - взорвать нефтетерминалы в Туапсе.
В число семи вошел и Матвиенко. Гесс лез из кожи вон, чтобы доказать Гемприху в Запорожье и Штольце в Берлине, что с его назначением они не прогадали. То, что не удалось сделать его предшественникам - Гопф-Гойеру и Руделю - выполнит он, капитан Гесс. Ради этого он пожертвовал лучшим водителем группы. Василий имел несчастье вырасти в Туапсе, и Гесс рассчитывал, что именно ему удастся вывести диверсантов на нефтетерминалы.
Это подтолкнуло Петра к решающей беседе с Матвиенко. Нашел он его в учебном классе. Под руководством Бокка бедолага пытался освоить азы топографии. Мастер золотые руки, Василий, чувствовал в ней себя ребенком, заплутавшим в дебрях азимутов и градусов. Не меньше его измучился фельдфебель и потому был рад, когда ему на смену пришел Петр. Матвиенко тоже перевел дыхание. Для него были более понятны уловки советской комендатуры, которые применялись в документах красноармейцев, чтобы выявить агентов абвера.
Занятие подходило к концу. Петр посчитал, что более подходящего времени для решающего разговора с Василием ему не найти, и сделал первый намек:
- Как мои часы? Показывают правильно?
- А я разве халтуру роблю? - вопросом на вопрос ответил хитрый Матвиенко.
- Нет. Не зря же тебя включили в нашу группу.
- Угу!
- Ты, смотрю, не рад.
- А чему радоваться? Четыре группы вже сгинули.
- Ну, с таким, как ты, проводником мы не пропадем.
- Ага. До смерти точно доведу.
- Ладно тебе, Вася, прорвемся, - Петр похлопал его по плечу и спросил: - Где часы?
- В кандейке, в гараже, - пояснил Василий.
- Пошли, время не ждет! - поторопил Петр. Лишний раз подставляться под скрытые микрофоны Райхдихта у него не было ни малейшего желания.
В гараже было непривычно тихо и ничто не мешало разговору с глазу на глаз. Петр успел изучить характер Матвиенко - тот не терпел разговоров с подходцем - и, повертев часы, похвалил:
- Правильно идут.
- Я же говорил, шо халтуры не делаю.
- Часы-то правильно идут, не то что твоя жизнь, Василий, - поддел его Петр.
- А че, моя жизнь? С волками жить - по-волчьи выть, - огрызнулся он.
- А ты разве волк?
- Какая на хрен разница. Мое дило - баранку крутить.
- Все, Вася, открутил. Теперь родной Туапсе взрывать будешь.
- Туда треба ще дойти.
- А если дойдем, взрывать станешь? - допытывался Петр.
- То шо ты причипывся? Кажи прямо, чего надо?! - потерял терпение Матвиенко.
- Мне ничего, а вот жене и детям ты нужен.
- А тебе якэ до них дило?
- Хочу, чтоб они не потеряли мужа и отца, - заявил Петр и напрягся.
От ответа Василия зависело многое. Лицо Матвиенко исказила гримаса, а пальцы сжались в кулаки. Рука Петра опустилась на рукоять тесака. Это движение не укрылось от внимания Василия. Его плотно сжатые губы разжались, и с них слетело:
- Боишсь, шо донесу Гессу?
- Доносить-то нечего, - отмахнулся Петр.
А голове пронеслось: "Неужели ошибся?"
- Разве? А хто только, что мне предлагал на ту сторону бежать? - с ехидцей спросил Матвиенко.
- Тебе показалось.
- Показалось? А Аппельта? Цэ ты спихнул?
Этот вопрос Матвиенко сказал все Петру. Василий догадывался, что он оказался там не случайно, и все произошедшее с Аппельтом и Руделем было его рук делом. Теплая волна окатила Петра: "Ну ты, Вася, и змей! Знал и столько молчал!"
И уже не таясь, он спросил:
- А ты как думаешь?
Василий хмыкнул и заявил:
- Ну, туда ему и дорога.
Петр рассмеялся и в тон ему заметил:
- Там, может, еще кого сплавим?
- А запросто.
- Ну, ты, Вася, даешь! Ох, как мне тебя не хватало! - воскликнул Петр и, не стесняясь своего порыва, стиснул его в своих объятиях.
Матвиенко тоже расчувствовался и с его дрожащих губ сорвалось:
- Петро, так ты свой?
- Свой! Свой! - повторял Петр.
И когда они овладели чувствами, Василий спросил:
- Та шо мэни робыть?
- Готовиться к выполнению задания.
- Якого?
- Гесса.
- Я-як? - опешил Василий.
- Самым добросовестным образом. В группу зачислят только пятерых. Ты должен попасть в их число.
- Понял. А шо потом?
- Не спеши, придет время, я все скажу, - закончил на том разговор Петр и отправился в штаб.
Следующие четыре дня они и еще шестеро диверсантов под командованием Бокка усилено готовились к выполнению задания. 17 декабря 1942 года Гесс без всяких объяснений отменил его, а сам укатил в поселок Абрау якобы с инспекцией. Острые языки по этому поводу злословили, что шеф заблудился в лабиринте подвалов знаменитого винзавода. В оставшееся до Рождества время в группе шел вяло текущий учебный процесс.
В отсутствие Гесса личный состав группы расслабился. В комнатах общежития и кабинетах штаба все чаще раздавались загадочные хлопки. Страсть капитана к зеленому змию оказалась заразительной. К рюмке стали прикладываться не только свободные от занятий инструктора, а и некоторые дежурные. Служба в группе в эти рождественские дни шла через пень-колоду. В какой-то момент в голову Петра пришла шальная мысль: вместо рождественского гуся подложить гитлеровцам большую свинью. Он поделился ею с Матвиенко, тот с ходу ее подержал. От мысли разбросать по городу листовки, в которых бы раскрывалось истинное назначение интендантского отдела, за ширмой которого скрывалась группа, они отказались. Слишком хлопотное это было дело.
- А если краской намалевать на стене, шо тут шпионская школа, - предложил Василий.
- Это мысль! - поддержал Петр, но, подумав, усомнился: - Рискованно, дежурный может заметить, да и времени у нас не хватит.
- Да, не пойдет. Так что же делать?
- Может, плакат повесить.
- Точно! Быстро и никто не заметит, - снова оживился Василий.
- Так и сделаем.
- А где столько бумаги и краски найти?
- Не проблема! - заверил Петр и подумал о начальнике типографии Николае Бойко.
У него он заказывал бланки красноармейских книжек, командировочных предписаний, госпитальных справок - в общем, все то, что потом служило абверовским агентам в качестве документов прикрытия.
- И когда мы будем давать рекламу гессовскому выводку? - торопил события Василий.
- На Рождество! - не задумываясь, назвал дату Петр.
- Точно! Пока гансы будут жрать своего гуся, мы подсунем им свинью.
- И еще какую!
- Надо такое написать, шоб Гесс сразу протрезвел!
- Напишем! - заверил Петр и тут же взялся за выполнение.
После обеда он выехал в типографию. Бойко был на месте и распекал наборщика. При появлении Петра его воинственно торчащие усы обвисли, и на лице появилась кислая улыбка.
- О, господин Петренко! - воскликнул он, но в его голосе не было энтузиазма.
- Здорово, Николай Пантелеевич, за что хлопца строгаешь? - бодро произнес Петр.
- Их не строгать, так вы же с меня три шкуры спустите.
- Так уж и три?
Бойко, смешавшись, ответил:
- По головке точно не погладите.
- Ладно, Пантелеич, я приехал не шкуру с тебя драть и не по головке гладить. Праздник на носу, нужна краска, плакатные перья и хорошая бумага.
- Чего-чего?! - Бойко не сразу понял, о чем идет речь.
- Ну там, разные штучки рисовать, писать.
- А-а-а, ясно, сейчас подберем.
- И такая, чтоб на дожде не смывало, - напомнил Петр.
- Сделаю, господин Петренко. Один момент, - засуетился Бойко и просеменил на склад.
Назад он возвратился с рулоном плотной бумаги, пачкой плакатных перьев и банками с краской.
Спустя час Петр был в группе. Все добытое в типографии они с Василием спрятали в гараже и, дождавшись вечера, приступили к осуществлению своего плана. После того как плакат был изготовлен, его положили в тайник. Теперь им оставалось запастись терпением и ждать наступления Рождества.
Его приход в группе был ознаменован торжественным утренним построением. После долгой речи Гесса, обещавшего скорую победу над большевиками, Шойрих организовал в столовой праздничный завтрак. На этот раз он не поскупился и выставил на стол семь фаршированных гусей и два десятка бутылок коньяка. Завтрак плавно перешел в обед, и к вечеру половина группы уже с трудом держалась на ногах.
Петр с Василием дождались наступления темноты и начали действовать. Погода им благоприятствовала. Пронизывающий декабрьский ветер шершавым языком поземки хлестал в лицо редким патрулям и тоскливо завывал в разрушенных печных трубах. Тусклый свет фонарей таял в кисельной пелене. Дежурный по группе, придвинувшись к печке, сонно клевал носом и не заметил, как две серые тени выскользнули за дверь. Наутро он, а вслед за ним мгновенно протрезвевший Гесс и жители города Краснодара увидели на фасаде штаба группы плакат, на нем черным по белому большими печатными буквами было написано:
"Здесь живут шпионы во главе с Гессом и прочими бандитами.
Вам не уйти от кары".