- Эй, парень, ты тут еще не околел? - вглядываясь в темноту, окликнул сержант и, не услышав ответа, позвал: - Ну, где ты там?
- Здесь, - откликнулся Петр, выбрался из сена и, внезапно осипшим голосом, спросил: - Куда? Зачем?
- Там узнаешь.
- К Макееву?
- Пошли-пошли, машина ждет! - торопил сержант.
Петр вышел из сарая, бросил настороженный взгляд по сторонам - часового на месте не оказалось, и с удивлением посмотрел на сержанта. Тот ничего не сказал и кивнул на слабо протоптанную тропу. Она вела в расположение батальона. Они миновали землянку командира батальона и блиндаж Макеева. "Пронесло!" - с облегчением вздохнул Петр и невольно прибавил шаг. Сержант не окрикнул и не остановил его. Прибавив шаг, он поравнялся с Петром, с сочувствием посмотрел ему в глаза, затем достал из кармана бушлата пачку папирос и предложил:
- Бери, парень. Покуришь, и полегчает.
- Спасибо, друг! После такого и пить бросишь, - с вымученной улыбкой ответил Петр.
- Война… Всяко бывает, - сержант не стал развивать разговор и, обогнув минометную батарею, прошел вглубь дворов.
Там стояла полуторка, в ее кузове лежали трое раненых, над ними хлопотала молоденькая медсестра. Услышав шум шагов, она подняла голову и, увидев сержанта, принялась распекать:
- Костя, где тебя черти носят? Сколько можно ждать? У меня один тяжелораненый!
- Я что, это Ильин задержал?
- Сдался мне твой Ильин! Мы едем или нет?
- Едем! - не стал дальше препираться сержант и поторопил Петра: - Товарищ старший лейтенант, садитесь в машину! Время не ждет!
Петр мялся и не решался спросить, куда и зачем его везут, - слова комом застряли в горле. Он все еще не мог понять: то ли свободен, то ли находится под арестом. Задорный голос медсестры положил конец сомнениям:
- Давайте к нам, товарищ старший лейтенант! Или боитесь, что покусаю?
"Я свободен?!!" - Петр все еще не мог поверить в чудесное освобождение. Не почувствовав своего тела, он легко оттолкнулся от земли, перемахнул через борт полуторки и опустился рядом с медсестрой.
- Ну, прям орел! Смотри, чтоб Настюха перья не пощипала, - хмыкнул Константин.
- Чего-о-о!? Ах ты, петух недорезанный! Покукарекай мне! - пригрозила она ему.
- Тихо-тихо! Все, молчу, - прикусил язык Константин, запрыгнул на подножку и поторопил водителя: - Давай вперед, Илюха!
Простуженно чихнув двигателем, трудяга-газончик тронулся в путь. За рулем находился бывалый водитель и, несмотря на кромешную темноту и распутицу, каким-то шестым чувством находил дорогу. До штаба 6-й армии Юго-Западного фронта было чуть больше пятнадцати километров, однако путь к нему растянулся на всю ночь. Не один раз Петру, сержанту и медсестре приходилось выталкивать машину из кювета и дважды пережидать налет гитлеровской авиации. К месту они добрались перед рассветом. Константин уверенно ориентировался в лабиринте узких улочек и приказал водителю остановиться у двухэтажного кирпичного дома.
Петр, простившись с медсестрой, спрыгнул на землю, одернул бушлат и присоединился к Константину. Тот уверенно направился к служебному входу. На крыльце дорогу им преградил часовой и потребовал:
- Пароль?
- Ростов, - назвал Константин.
- Новочеркасск, - прозвучал отзыв часового, и он уступил проход.
По узкой деревянной лестнице Петр и Константин поднялись на второй этаж и остановились перед деревянной перегородкой. Из-за нее выглянул дежурный офицер, старший лейтенант, и спросил:
- Вы к кому?
- К капитану Рязанцеву, - ответил Константин.
- От кого? - уточнил дежурный.
- От лейтенанта Макеева, - пояснил Константин и передал ему запечатанный пакет.
Дежурный отложил его в сторону и распорядился:
- Подождите внизу в комнате временно задержанных.
- А это где? - уточнил Константин.
- Вас проводят, - и, выглянув в коридор, дежурный окликнул: - Семенов? Гена?
- Я! - отозвался тот.
- Отведи ребят в кандейку!
- За мной! - позвал Семенов и энергично зашагал по лестнице.
Константин и Петр проследовали за ним в тесную с одним окном комнату. Колченогий стол, на котором лежала стопка газет, и тускло светившая керосиновая лампа да две лавки, стоявшие по стенам, составляли всю обстановку.
- Ждите здесь! Без разрешения дежурного по отделу помещение не покидать! - предупредил Семенов и оставил их одних.
- Присядем, как говориться, в ногах правды нет! - предложил Константин и, подсев ближе к лампе, зашелестел газетами.
Петр занял место напротив и, откинувшись к стене, ушел в себя. Он пытался осмыслить события последних нескольких часов и понять, чего ему ждать от встречи с Рязанцевым, подписавшим злосчастную ориентировку по розыску фашистских агентов и пособников, в которой значилась фамилия Прядко.
Глава вторая
Снова в бою
Совершенно секретно
Начальнику Особого отдела НКВД СССР
6-й армии Юго-Западного фронта
капитану П. Рязанцеву
ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА
ОБ ИТОГАХ ФИЛЬТРАЦИИ
СРЕДИ БЫВШИХ ВОЕННОСЛУЖАЩИХ КРАСНОЙ АРМИИ,
НАХОДИВШИХСЯ В ОКРУЖЕНИИ ВОЙСК ПРОТИВНИКА
В результате агентурно-оперативной работы среди бывших военнослужащих Красной армии, находившихся в окружении войск противника, изъяты 1 человек по подозрению в принадлежности к немецко-фашистским разведорганам и 2 человека, допускавших пораженческие высказывания.
Всего профильтровано 47 человек.
Из их числа, имеющих в прошлом звания:
- офицерские - 4 человека,
- сержантов - 6 человек,
- рядовых - 35 человек,
а также не служивших в Красной армии - 2 человека.
Дальнейшего оперативного внимания заслуживают: - бывший техник-интендант 1-го ранга, бывший начальник Головного склада горючего 5-й армии Юго-Западного фронта, бывший старший лейтенант Прядко Петр Иванович, 1913 г.р., уроженец м. Каневцы Чернобаевского района Полтавской области, украинец, быв. кандидат в члены ВКП(б), быв. кадровый военный, в Красной армии с 1937 г., проходит по ориентировке № 7/12 ОА от 25.11.41 г. разыскиваемых агентов немецко-фашистских разведорганов и их пособников;
- бывший заместитель командира взвода охраны Головного склада горючего 5-й армии Юго-Западного фронта, быв. старший сержант Сычев Сергей Анисимович 1919 г.р., уроженец г. Н. Тагила Свердловской обл., русский, б/п, в Красной армии с 1939 г., привлечен к сотрудничеству в качестве агента под псевдонимом Сыч.
Оперуполномоченный ОО НКВД СССР
6-й армии Юго-Западного фронта
лейтенант В. Макеев
29.11.41 г.
Прочитав докладную записку Макеева, начальник Особого отдела 6-й армии Юго-Западного фронта капитан Павел Рязанцев обратился к протоколам допросов подчиненных Прядко. И чем больше он в них вчитывался, тем в нем просыпался все больший интерес к личности, казалось бы, обыкновенного интенданта. Решительный, смелый, дерзкий, способный быстро находить правильные решения в сложных ситуациях и повести за собой личный состав - так характеризовали его младшие командиры. Близкие к их характеристикам давали Прядко и рядовые красноармейцы. Они отмечали в нем такие качества, как справедливость и требовательность в сочетании с заботой, а главное - это бережное отношение к их жизням.
Наибольшее внимание Рязанцева привлекли показания старшего сержанта Сычева. Тот знал Прядко по службе на головном складе горючего 5-й армии и находился с ним рядом с первого дня войны. Как и все остальные, Сычев отзывался о нем только положительно. Рязанцев же привык больше доверять не словам, а фактам, и потому с особым интересом вчитывался в агентурное сообщение Сычева - Сыча. В нем речь шла о поведении Прядко после фильтрации, когда тот оказался под арестом по подозрению в сотрудничестве с фашистами. Задержанный неделю назад агент абвера Струка, спасая свою шкуру, вывалил все, что знал о кадровом составе абвергруппы 102, действовавшей в полосе 6-й армии, дал наводки на ее агентов и пособников, в их числе оказался Прядко.
Макеев уцепился за это и воспользовался возможностью, чтобы лично разоблачить затаившегося врага. С присущим ему напором навалился на Прядко и потерпел неудачу. Но она его не остановила, завербовав Сычева, Макеев провел незатейливую оперативную комбинацию - отправил обоих под замок. Ее результат, а главное - поведение Прядко, отказавшегося совершить побег из-под ареста, убеждали Рязанцева, что он стал жертвой банального оговора агента абвера. Подтверждением этому служили не только отзывы окруженцев, а сотни убитых фашистов и десятки единиц трофейного оружия, добытого ими в бою.
Отложив в сторону агентурное сообщение Сыча, Рязанцев встал из-за стола и прошелся по кабинету. В голове у него пока еще смутно формировалась мысль: "А почему бы Прядко не взять на службу? Готовый оперативный работник! Неделю на обкатку и в строй! В отдел к Майорову. У того страшный некомплект, за последние дни еще двоих потерял. В его положении он любому работнику будет рад, а такому, как Прядко, вдвойне. Кадровый военный - это тебе не "скороспелка". Имеет боевой опыт, да еще какой! Считай, полгода в тылу у фрицев воевал! В тылу? В тылу?! Ладно, это еще полбеды. А что делать с липовыми показаниями Струка? Что? Вот же зараза! - чертыхнулся в душе Рязанцев, и первое, что пришло на ум: провести очную ставку, и тогда от показаний предателя ничего не останется!
Не останется? А эта чертова бумага? Как ни крути, а из дела ее не выбросишь. Найдется буквоед, как пить дать, зацепится за показания Струка, и можешь не сомневаться - на Прядко, как на опере, однозначно поставит крест. А жаль, парень - просто находка для оперативной работы! Посокрушавшись, Рязанцев возвратился к столу и снова обратился к показаниям Прядко.
В смелых, прямых и порой язвительных ответах Петра угадывались недюжинный ум и твердый характер, позволивший не только ему, а еще 46 человекам выжить и вырваться из окружения.
"А что, если?! Это же не в кадровый состав! Такое предложение в отделе фронта могут поддержать!" - зажегся Рязанцев новой идеей. "Зафронтовой агент! Тут нет никаких препятствий! Нет, говоришь? А вдруг не вернется? Нет, Прядко не тот человек! И все-таки мало ли что: нарвется на фрицев, погибнет и тогда, Паша, на тебя всех собак спустят. Вспомнят про показания Струка и обвинят, что матерого шпиона отпустил. Матерого? Ну если так рассуждать, то на хрена ты это место занимаешь. Надо рисковать, но с подстраховкой! Для начала отправить с заданием - провести войсковую разведку ближайших тылов фашистов, и не одного, а с надежным прикрытием, первый кандидат уже есть - Сыч, второго подыщем, а потом и решение примем!" - определился Рязанцев и снял трубку телефона.
Ответил дежурный:
- Слушаю Вас, Павел Андреевич.
- Где Прядко?
- Здесь! Внизу!
- Проводи ко мне!
- Есть! - коротко ответил дежурный, и из коридора донесся дробный стук каблуков.
Рязанцев собрал со стола документы и, сложив в сейф, прошел к столику, коснулся чайника - он еще не остыл, и заглянул в шкаф в поисках сахара. Стук в дверь отвлек его от этого занятия.
- Войдите! - распорядился он.
На пороге возник дежурный и доложил:
- Прядко, по вашему указанию, Павел Андреевич!
- Пусть заходит, и еще, Володя, скажи коменданту, чтобы сахарку подкинул, и если есть - свежих сухарей, а то у меня такие, что зубы сломать можно.
- Сделаем! - заверил дежурный и отступил в сторону.
Петр шагнул в кабинет, остановился у порога и исподлобья посмотрел на того, кто подписал роковую ориентировку, зачислившую его в разряд предателей, и затем пробежался взглядом по кабинету. Его отличали не привычная для фронтовой полосы чистота и порядок, лишнего в нем ничего не было. Видное место, как и положено, занимала святая для большевиков икона - портрет Сталина. В углу на разлапистой металлической треноге громоздился пузатый сейф.
"Сколько же в этом чертовом ящике несчастных человеческих душ томится?" - невольно подумал Петр и скосил глаза вправо.
Рядом с сейфом, на вешалке висели автомат, полевая сумка и плащ-палатка. От нее и до двери выстроился ряд разнокалиберных табуреток и стульев. Напротив, между двух окон, густо забранных решетками, стоял массивный, изготовленный из дерева, двухтумбовый стол.
"А как драпать будешь, если фрицы нагрянут? Зубами решетки грызть станешь?" - позлорадствовал Петр над хозяином кабинета и возвратился к нему взглядом.
Чистая, как с иголочки, форма, словно влитая, сидела на ладной фигуре Рязанцева. Свежий подворотничок отливал легкой синевой. Наглаженная на рукавах гимнастерка, казалось, рубцами резала воздух.
"Хлыщ кабинетный! Посмотрел бы я на тебя на передовой. Не утюжком, а своим брюхом землицу бы утюжил! Чистюля хренов! Д-а-а, не чета горлохвату Макееву - этот все нервы вымотает!" - пришел к неутешительному для себя выводу Петр и, вглядываясь в лицо Рязанцева, пытался понять, к чему готовиться.
Высокий лоб, русые слегка вьющиеся волосы и необыкновенной синевы глаза выдавали в нем выходца из северных областей России. Жесткие складки у рта и волевой подбородок свидетельствовали о твердом характере капитана. Ранняя седина на висках говорила о том, что, несмотря на свои тридцать с небольшим, ему пришлось повидать в этой жизни всякого.
Они встретились взглядами. В выражении глаз Рязанцева не было того леденяще обжигающего и беспощадно-обвинительного блеска, который Петр наблюдал у Макеева и ему подобных. В них читалось обыкновенное любопытство, а сама поза Рязанцева не таила скрытой угрозы. Особист с нескрываемым интересом разглядывал Прядко. Тот смутился и не сразу понял, что к нему обращаются.
- Здравствуй, Петр Иванович, чего стоишь? Проходи, присаживайся, - с характерным оканьем заговорил Рязанцев.
- Э-э-э… Здравия желаю, товарищ капитан! - нашелся Петр и присел на крайний стул.
- Подсаживайся ближе.
- Уже насиделся.
- Все на Макеева злишься, - догадался Рязанцев и добродушно заметил: - Не держи на него зла, что поделаешь - война.
- Значит, людей по одному слову можно в расход пускать?
- Так уж по одному слову?
- А что, разве не так? Сорок шесть говорят одно, а какой-то гад лепит другое, и ему верят! Если так дальше пойдет, то скоро воевать некому будет! - не сдержался Петр… и пожалел о том, что сказал.
Синева в глазах Рязанцева сгустилась, губы сошлись в тугую складку, а пальцы сжались в кулаки. Петр поник и приготовился к потоку брани и угроз. Прошло мгновение, другое, и ставшую вдруг вязкой тишину нарушил голос особиста, в нем зазвучал металл:
- Говоришь, по одному слову и в расход? Если хочешь знать, то на тебя их - вагон и маленькая тележка, но ты-то живой!
- Пока.
- Брось, нечего раньше времени себя в покойники записывать! Там, - Рязанцев ткнул пальцем вверх, - тебя не ждут.
- Я-я-я?! Это Макеев…
- Дался тебе Макеев! Вот что, Петр, давай-ка виноватых искать не будем - неблагодарное это занятие. Но врага проморгать, на то ни Макеев, ни я не имеем права, такая наша служба.
- Понимаю, но когда сорок шесть говорят одно, а Макеев их херит какой-то вшивой бумажкой, как быть? - твердил свое Петр.
- Да что ты заладил: сорок шесть, да сорок шесть?!
- Другого ничего не остается, вы же не верите ни одному моему слову!
- Слово, конечно, к делу не пришьешь, но…
- Вот-вот! Выходит, у меня один выход: бежать к фрицам за справкой? И словечко же Макеев придумал - пособник! Тоже мне нашел…
- Стоп, Петр Иванович, не лезь в бутылку! - оборвал его Рязанцев и потребовал: - Давай договоримся: если хочешь, чтобы разговор получился, то запомни: первое - оценки своим подчиненным я как-нибудь сам дам, и второе - в контрразведке вшивых бумажек не бывает!
Петр потупился и невнятно пробормотал:
- Понял, товарищ капитан, но без вины виноватого во враги народа записать, это…
- Ну, хватит одно и то же! Сколько ты знал Струка?
- Струка-а-а?!
- Его.
- У-у-у, сволота, своими бы руками задушил! - и Петр яростно сверкнул глазами.
- Так сколько?
- Месяц, может, больше. Точно не скажу, не до того было. К отряду он прибился где-то под Житомиром.
- Ладно, это уже не столь важно. Что про него знаешь, только без эмоций, честно?
- Э-э-э… - замялся Петр - ненависть к предателю путала мысли - и, пожав плечами, ответил: - Боец как боец, ничем особенным не выделялся - обыкновенный!
- Вот-вот, обыкновенный. Но ты с ним месяц воевал и не раскусил, а от нас требуешь, чтобы мы в один миг с тобой разобрались, да еще, когда против тебя имеются прямые показания фашистского агента.
- Так он же, сволочь, набрехал!
- Но это еще надо доказать.
- И-и-и… доказали?! - голос Петра дрогнул.
- Проверяем, - свернул разговор Рязанцев и предложил: - Давай чайком побалуемся.
Петр не нашелся что ответить и, подозревая подвох, ловил каждое движение и каждый жест Рязанцева. Тот, лукаво улыбнувшись, спросил:
- Может, чего покрепче?
Тон, каким это было произнесено, а еще больше веселые зайчики, заскакавшие в глазах Рязанцева, сказали Петру больше всяких слов. С души словно свалился камень, теплая волна поднялась в груди, и из него вырвалось:
- С вами, товарищ капитан, выпью хоть уксус!
- Чего-чего? - переспросил Рязанцев и расхохотался.
Смеялся он искренне от души. В уголках глаз лучились морщинки, на щеках появились забавные ямочки, а лицо приобрело озорное ребячье выражение. Оно окончательно растопило лед настороженности, которую все еще испытывал Петр, и робкая улыбка появилась на его губах. Справившись со смехом, Рязанцев теплым взглядом прошелся по нему и многозначительно заметил:
- Не знаю, как там с уксусом, но крови фрицам мы, похоже, попьем. А пока предлагаю побаловаться чайком.
Встав из-за стола, он прошел к столику, потрогал рукой чайник - вода успела остыть, и, выглянув в коридор, окликнул:
- Володя?
- Я, Павел Андреевич! - отозвался дежурный.
- Куда комендант запропастился?
- Где-то здесь.
- Сказал ему про сахар и сухари?
- Да!
- Если сейчас не принесет, то потом себе сушить будет! И пусть прихватит чайник с кипятком, мой давно остыл.
- Сделаем, Павел Андреевич! - заверил дежурный.
Возвратившись к столу, Рязанцев пошутил:
- С моим комендантом, как бы твоим предложением, Петр Иванович, не пришлось воспользоваться - пить уксус, - и затем поинтересовался: - Небось голодный, а я тебя одним чаем потчевать собрался.
Петр пожал плечами.
- По глазам вижу, голодный. Разносолов у меня не водится, но сало найдется. Ты как к нему относишься, только не говори, что со мной за компанию хрюкать станешь.
- Какие могут быть возражения, товарищ капитан, я ж на Украине родился.
- Ах да, что за хохол без сала и горилки. Ладно, соловья баснями не кормят. Подсаживайся ближе к столу! - распорядился Рязанцев, а сам открыл шкаф и принялся выкладывать на стол свои припасы. Петр взялся ему помогать.