Лейтенант Фелер похитил у одного из офицеров любимую канарейку, а в клетку вместо нее посадил корабельного кота. У нас было рандеву с "Кометом" - рейдером, который русские провели Северным морским путем от Баренцева моря до Берингова пролива.
"Комет" охотился на морских путях между Японией и западным побережьем США. По каким–то необъяснимым причинам между нашими кораблями развилось давнишнее соперничество.
Недавно мы узнали, что командир "Комета" капитан 1–го ранга Эйссен был прямо во время рейда произведен в контрадмиралы, и решили воспользоваться случаем, чтобы повеселиться над нашим соперником, отдав ему почести в качестве флагманского корабля. При виде "Комета", который был много меньше "Атлантиса", мы подняли флаги расцвечивания и торжественно салютовали "флагману" из зенитного автомата.
Рогге в белой парадной форме при эполетах нанес визит на "Комет", ведя себя так, будто он был командиром крейсера, вызванным адмиралом на линкор. Но нашего юмора никто не понял. Эйссен воспринял все как должное, и, принимая нас, был важен, как покойный Тирпиц, видимо, искренне считая себя "главнокомандующим" над всеми рейдерами в океане.
Гораздо больший интерес вызвало возвращение нашего штурмана Каменца, прибывшего на "Атлантис" на подводной лодке после завершения кругосветного путешествия через Японию, Россию и Германию. Когда мы узнали, что Каменцу после его появления на борту "Атлантиса" сразу сделают прививки от тифа и холеры, мы решили придать этой операции как можно больше драматизма.
На корабле все знали, что Каменц одержим идеей "масонского заговора", поэтому, когда он появился в кают–компании, его встретили три фигуры в надвинутых капюшонах и шелковых передниках, восседавшие во главе освещенного свечами стола. Остальные офицеры стояли в тени, наряженные в нечто напоминающее униформу Ку–Клукс–Клана.
За столом сидели два доктора и фельдшер.
- Брат Каменц,- зловещим голосом вопросил доктор Райль,- чем ты готов пожертвовать, чтобы вступить в наше тайное братство?
Прежде чем растерявшийся Каменц успел промолвить слово, его положили на стол и под пение ритуальных псалмов сделали все положенные прививки.
На корабле его стали называть "наш Одиссей, пострадавший от масонов".
Между тем "Атлантис", обогнув мыс Горн, вышел в южную Атлантику. Хотя здесь было полно англичан, все радовались возвращению в знакомые воды, через которые лежал наш путь домой.
Мы поднимались на север, обходя Фолкленды, когда из Германии пришла радиограмма: "Следовать в Флор Поин Даффодил для заправки горючим подводной лодки "U–68"".
Рогге взглянул на карту, отметив указанное в радиограмме место.
- Безумие,- с удивлением сказал он.- Полное безумие.
Через несколько минут "Атлантис" передал ответную радиограмму: "Посылать нас в указанное место соответствует приказу совершить самоубийство".
Командир подводной лодки также поддержал наше мнение. Командование выбрало место для нашего рандеву на самых оживленных судоходных маршрутах между Фритауном и мысом Доброй Надежды.
Нам разрешили следовать в другое место, которое, возможно, было менее опасным, но все–таки довольно часто посещаемым, чтобы чувствовать себя комфортно в ходе заправочной операции.
"Слава Богу, что все закончилось благополучно", - подумал я, когда "И–68", отойдя от нашего борта, исчезла в море. Но не успели мы лечь на курс, как получили еще одну радиограмму: "Следовать во Флор Поинт Лили Десять, чтобы заправить горючим подводную лодку "U–126"".
- Где это Лили Десять? - спросил Рогге.
Каменц произвел несколько вычислений.
- Вот здесь,- штурман ткнул карандашом в самый верх карты и повторил,- вот здесь.
Мы взглянули на маленькую точку, отмеченную карандашом Каменца на карте. Нас не мучили никакие предчувствия, и, конечно, никто не мог и подумать, что Каменц уже отметил на карте место могилы "Атлантиса"".
XI
- На горизонте тяжелый крейсер противника!
- Видим тяжелый крейсер противника! -Голоса сигнальщиков "Атлантиса" звенели от волнения.
Эти голоса еще не успели затихнуть, как на "Атлантисе" зазвучали колокола и звонки боевой тревоги: "Тяжелый крейсер противника!", "Тяжелый крейсер противника!" - разносилось по всему кораблю.
Еще никто не воспринимал эти слова как объявление о конце боевой карьеры "Атлантиса" - все были на своих местах по боевому расписанию, готовые сражаться хоть с тяжелым крейсером, хоть с линкором. Однако в душе все знали, что последний день их невероятного рейда когда–нибудь наступит, удача не может быть бесконечной, и этот день должен настать…
Утро 22 ноября 1941 года было пасмурным, но видимость была хорошей. "Атлантис" и подводная лодка "U–126" стояли борт–о–борт в назначенном месте рандеву. Лодка принимала топливо, оба корабля не имели хода.
Это было обычное спокойное южно–атлантическое утро. Было спокойно, как на городской улице в час рассвета, когда еще не началось уличное движение. Многие, включая лейтенанта Мора, только проснулись и, позевывая, выходили на палубу.
Подводная лодка стояла у борта рейдера, связанная с ним топливным шлангом.
Со стороны казалось, что маленькая лодка доверчиво прильнула к высокому борту "Атлантиса", всасывая в себя жизненные силы, не страшась ничего, подобно ребенку в присутствии матери.
Рогге в своей каюте беседовал с командиром лодки за бутылкой "Шерри". На вахте вспоминали печальное событие: вчера при посадке на воду погиб самолет "Атлантиса", захлестнутый волной. Было тяжело остаться без глаз в таком опасном районе. В кают–компании пили утренний кофе, болтая на отвлеченные темы. Море было спокойным, дул легкий бриз. В этот–то момент и раздался отчаянный крик сигнальщика, обнаружившего тяжелый крейсер противника.
В секунду топливный шланг, идущий на подводную лодку, был отсоединен.
Еще через секунду командир лодки, выскочив из каюты Рогге, появился на верхней палубе. Но было уже поздно! Его помощник отреагировал мгновенно: вместо своей лодки ее командир увидел за бортом "Атлантиса" вспенившиеся воздушные пузыри, показывающие место погружения "U–126". Ругаясь страшными словами, командир лодки заметался по палубе "Атлантиса".
На мостике рейдера недоумевали: с чего это лодка так срочно погрузилась, если там даже не видели противника? Потом поняли: сигнальщики подводной лодки первыми заметили английский гидросамолет, летевший в сторону "Атлантиса".
Это был палубный самолет "Вальрус", катапультированный с английского крейсера. Он заложил широкий круг над "Атлантисом", видимо, проводя аэрофотосъемку. Зенитчики держали самолет в прицеле, но огня не открывали. Рогге запретил. На мостике спешно обсуждались различные варианты возможного спасения. Рогге был внешне спокоен, но глаза его выдавали тревогу.
- Попытаемся блефануть,- предложил он,- выдав себя за британцев. Варианты: английский крейсер поверит и уйдет; не поверит и подойдет поближе, чтобы проверить - тогда его можно будет достать торпедами. У нас, кроме того, есть подводная лодка. Она сейчас где–то поблизости и, возможно, попытается отогнать крейсер. Я пока тяну время, сколько возможно. Убедитесь, что все орудия замаскированы!
В бинокли уже отчетливо был виден английский трехтрубный тяжелый крейсер (позднее выяснилось, что это "Девоншир"), идущий, судя по поднятому буруну, полным ходом на сближение с "Атлантисом". Были ясно видны стволы его башен, направленные на рейдер. Англичане явно не желали терять время понапрасну. Серый силуэт британского крейсера осветила орудийная вспышка, и восьмидюймовый снаряд, пролетев над мачтами "Атлантиса", с ужасающим грохотом разорвался в море позади рейдера. Еще вспышка, и еще один такой же снаряд рванул в море, не долетев до "Атлантиса".
Намек был понят правильно.
- Остановить корабль! - приказал Рогге.
Затих шум дизелей, и над "Атлантисом" повисла зловещая тишина. Люди стояли на боевых постах, боясь вздохнуть. Большая часть людей еще верила в удачу, которая в течение полутора лет была на их стороне. Не может же она покинуть их столь внезапно!
С помощью трофейного британского сигнального фонаря на крейсер сообщили свое название - "Полифемус", а по радио, как того требовала инструкция британского Адмиралтейства, передали сигнал захваченного врасплох торгового судна, нуждающегося в помощи и поддержке: "RRR. "Полифемус". RRR. Неизвестный корабль приказал мне остановиться. RRR. "Полифемус"".
Больше делать было нечего. Оставалось только ждать, как на это отреагируют англичане. На "Девоншире" заработал прожектор, приказывая "Атлантису" оставаться там, где он находится. Кто–то на рейдере вспомнил старую морскую молитву нельсоновских времен: "Господи, ниспошли мне то, за что я был бы тебе премного благодарен!". Английский крейсер, явно не удовлетворился объяснениями "Атлантиса", начав их проверку, но не так, как ожидали на немецком рейдере. Англичане не стали приближаться к "Атлантису", а запросили свое Адмиралтейство относительно местонахождения настоящего "Полифемуса".
Рогге знал, что настоящий "Полифемус" недавно вышел из Испании и должен был находиться где–то в этом районе. Видимо, с английского крейсера разглядели какие–то признаки волчьих клыков под овечьей шкурой "Атлантиса", поскольку вели себя очень осторожно: продолжали следовать курсом зигзага и не приближались к "Атлантису" меньше, чем на 16 000 метров, т. е. держались вне дальности действия орудий и торпедных аппаратов рейдера. Над "Атлантисом" подобно надоедливой осе продолжал жужжать бортовой гидросамолет "Девоншира". Из–за этого передвижение по палубе было ограничено. На всех боевых постах мечтали, чтобы у самолета отказал мотор и он разбился! На мостике собралось все командование "Атлантиса": командир, старший артиллерист, минер и штурман. Находившийся там же лейтенант Мор поймал себя на мысли, что все эти опытнейшие морские офицеры не в силах предпринять что–либо в данной обстановке, а лишь надеются на чудо, как овечки перед закланием.
Прожектор на "Девоншире" снова промигал какое–то сообщение, которое на "Атлантисе" не поняли. Возможно, английский крейсер запрашивал секретный позывной, которого немцы, разумеется, не знали. По мостику рейдера, как разъяренный тигр в клетке, взад–вперед метался командир "U–126", становясь все злее из–за того, что лодка, погрузившись, более себя никак не проявляла.
Ему совсем не хотелось быть потопленным на "паршивом торгаше", которым, по его мнению, являлся "Атлантис". Рогге, не выдержав, приказал ему убраться с мостика и сказал, обращаясь к своим офицерам:
- Конечно, англичанин быстро выяснит, что мы вовсе не "Полифемус". Тогда, я думаю, все и начнется. Но огня я пока открывать не буду.
Все присутствующие знали, что орудия рейдера не могут достать противника на той дистанции, которой он с таким мастерством держался. Даже если бы орудия и могли достать, их 150–мм снаряды не могли много повредить закованному в броню кораблю, несущему 203–мм орудия.
- Хотя бы парочку снарядов,- упрашивал командира старший артиллерист Каш.- Ради престижа?!
- Нет,- отрезал Рогге.- Будем блефовать до конца. Если он обстреляет нас, а мы не ответим, англичане подумают, что мы какое–нибудь судно снабжения, и, наконец, подойдут ближе. Тогда у нас появится шанс, умноженный на элемент внезапности.
Прошло полчаса. За это время Рогге приказал раздать офицерам доллары, которые хранились у него в сейфе "на случай чрезвычайных обстоятельств". Вдруг им настолько повезет, что деньги еще пригодятся?
В 09:35 "Девонширу", видимо, все стало уже ясно. Все башни британского крейсера полыхнули красно–желтым огнем. Первый залп взметнул вокруг "Атлантиса" свирепые гейзеры светло–зеленой воды, окутанные черным дымом разрывов.
Осколки со звоном ударили по бортам и надстройкам рейдера.
- Полный вперед! - скомандовал Рогге.- Поднять стеньговый флаг!
Вторым залпом англичане добились, по меньшей мере, двух прямых попаданий. "Атлантис", дрожа всем корпусом, остановился, а затем снова двинулся вперед.
- Ставить дымзавесу! - приказал Рогге.
Белый кислотный дым на какое–то время закрыл "Атлантис" от "Девоншира", продолжавшего вести убийственный огонь. Под градом снарядов "Атлантис", извиваясь на курсе, как уползающая змея, пытался уйти на юго–восток, надеясь навести "Девоншир" на подводную лодку. Но все было тщетно. Командир "Девоншира" оказался достаточно опытным, чтобы продолжать расстреливать "Атлантис", оставаясь практически на месте. Рогге также уменьшил скорость до полутора узлов, чтобы не выходить из дымзавесы, но сохранить управление рулем. Экипажу был дан приказ оставить судно. Матросы действовали спокойно, как на учениях.
Мор поспешил в свою каюту, чтобы уничтожить кое–какие шифры и секретные документы и взять фотоаппарат, поскольку ему очень хотелось заснять на пленку гибель "Атлантиса". Рассовав по карманам кое–что из личных вещей, лейтенант вернулся на мостик.
Только теперь он заметил, какие серьезные повреждения уже успел получить "Атлантис". Палуба была загромождена обломками разбитых вентиляционных грибков, кранов, шлюпбалок и спасательных плотиков.
Почти все маскировочные щиты были разбиты, обнажив орудийные установки. Почти везде на верхней палубе разгорались пока еще небольшие пожары, но столб черного дыма уже обволакивал надстройки и мачты "Атлантиса" погребальным крепом.
Поднимаясь на мостик, Мор поскользнулся на луже крови - четвертым залпом "Девоншира" убило восемь человек. На мостике оставались только Рогге, главстаршина Пигорс - старый соплаватель командира еще на учебных парусниках, лейтенант Мор, а также подрывники лейтенанта Фелера, которые должны были ускорить гибель "Атлантиса". Еще один снаряд попал в "Атлантис", затем - еще. Корабль тяжело накренился на левый борт. Конец приближался. "Атлантис" погибал, не отвечая на огонь противника. Длинноствольные 150–мм орудия слепо смотрели в пасмурное небо из–за разбитых маскировочных щитов. Блеф, на который рассчитывал Рогге, полностью провалился, а далекий, как само небо, "Девоншир" посылал в умирающий "Атлантис" залп за залпом.
Лейтенант Фелер и его подрывники, сделав свое дело, прыгнули за борт. За ними последовал Пигорс, взяв с Рогге слово, что тот не собирается погибать вместе с кораблем. На мостике оставались только Рогге и Мор.
Пожар тем временем разгорался, пламя ревело, пожирая "Атлантис".
- Прыгайте, Мор, прыгайте, - приказал Рогге, стараясь перекричать шум пламени.- Я последую за вами!
Мор собрался с духом и бросился за борт.
Из дневника лейтенанта Мора:
Не успел я оказаться в воде, как английский снаряд бухнулся в воду неподалеку, оглушив меня ударной волной и накрыв волной морской.
Меня охватил панический ужас. Казалось, что англичане стреляют именно по мне и только по мне. Чтобы укрыться от очередного снаряда, я нырнул под воду, не сознавая полного идиотизма своего поведения.
В приступе панического страха меня беспокоил вопрос, видят меня с "Девоншира" или нет, хотя английский крейсер находился на расстоянии 16–ти километров. Я молился, чтобы они меня не заметили!
В чувство меня привели взрывы, грохнувшие на "Атлантисе". И только после этого я услышал голоса людей, барахтавшихся в воде возле погибающего корабля. Взрывы, которые я услышал, не были взрывами английских снарядов. Это взрывались заряды, заложенные лейтенантом Фелером. Конец был уже недалек. "Атлантис", погружаясь кормой, уходил под воду. Нос его приподнялся, и я впервые увидел шрам, нанесенный подводным рифом у Кергелена.
"Атлантис", который почти два года был нашим домом, уходил теперь на дно вслед за своими жертвами, оставляя свой экипаж на милость ветра и волн. Издав последний стон шумом травящегося пара, "Атлантис" исчез с поверхности. Я увидел, как Рогге отдал честь своему кораблю. По его щекам катились слезы.
Еще предварительно мы спустили наши спасательные шлюпки и катера, приказав им уйти достаточно далеко, чтобы англичане их не заметили. Теперь, ожидая их возвращения, мы плавали, цепляясь за многочисленные обломки, всплывшие на месте гибели "Атлантиса". В нескольких метрах от себя я заметил человека, постоянно уходящего под воду и снова появляющегося на поверхности отчаянно размахивая руками.
В своем состоянии я почему–то решил, что этот моряк не знает о прекращении англичанами огня и ведет себя столь же глупо, как и я несколько минут назад. Я позвал его и крикнул, что "Девоншир" прекратил огонь и бояться больше нечего. Он не ответил. Я подплыл к нему, схватил за плечи, пытаясь приподнять его над водой. Я почувствовал, что он становится все тяжелее, но не мог понять, в чем дело, пока не услышал поблизости чей–то пронзительный крик: "АКУЛЫ!"
Страшная сила вырвала тело несчастного из моих рук, и я успел заметить черно–белое брюхо огромной рыбины, которая уволокла в пучину одного из наших моряков. Молясь, ругаясь и плача, я пытался отплыть в сторону, снова не совсем понимая, что я делаю. Еще один матрос рядом со мной страшно закричал и исчез под водой. Его крик как будто выкачал из меня последние силы, и меня охватило какое–то странное оцепенение. Я не помню, смеялся я или плакал, пока из этого состояния меня не вывел крик еще одного проплывающего рядом моряка: "Спасайся! Акулы!"
Этот крик вернул мне силы, я ухватился за какую–то доску, отдав себя на милость Провидения. Над нами снова появился английский гидросамолет. Жужжание его мотора, сопровождавшее нас с самого начала боя, теперь сменилось ревом двигателя, поскольку самолет пролетал всего в нескольких метрах над нашими головами.
Я почему–то подумал: "Как странно. Всего несколько метров отделяют нас от полной безопасности в кабине пилота, куда не может добраться ни одна акула. Всего несколько метров, но они так же недостижимы для нас, как звезды на небе!" Я совершенно ясно видел лицо английского летчика, снимавшего нас на кинокамеру в качестве доказательства своей победы. Самолет противника настойчиво кружился над нами. В его присутствии таяла надежда на то, что о нас вспомнит подводная лодка "U–126" и всплывет, чтобы подобрать нас. До того, как "Девоншир" и его самолет не оставят нас в покое, об этом, конечно, не могло быть и речи.