- Все не так плохо, как могло бы быть,- объявил Рогге.- Мы спасем корабль.
С носа и кормы были заведены якоря. Рогге рассчитывал, выбирая якорь–цепи обоими шпилями и одновременно давая реверсы машине в режиме полного хода, раскачать и приподнять "Атлантис" так, чтобы лезвие рифа вышло из раны корабля. Но из этого ровным счетом ничего не вышло. Корабль не сдвинулся ни на дюйм.
- Ладно,- сказал Рогге,- попробуем другой способ.
Просмотрев данные об уровнях приливной волны, Рогге приказал синоптику съехать на берег, чтобы синхронизировать работу на борту "Атлантиса" с пиком уровня приливной волны.
Тем временем на корабле был объявлен аврал: необходимо было перегрузить с носа на корму все, что было возможно, и, тем самым, облегчить носовую часть "Атлантиса". Проклиная судьбу, которая оказалась столь немилостивой к ним накануне Рождества, экипаж приступил к этой каторжной работе. Из носовой части перегрузили все - от снарядов и мешков с балластом до тросов и швабр из боцманского хозяйства. Дождались прилива и снова попытались сняться с рифа.
Измученных людей охватило отчаяние. Но Рогге не терял оптимизма. Он приказал затопить кормовой минный погреб, чтобы увеличить нагрузку на корму, но корабль продолжал сидеть на этом проклятом рифе. Собрался офицерский совет. Кто–то предложил перекачать за борт часть топлива, чтобы облегчить корабль. Рогге отказался - топливо было слишком драгоценным грузом; шла война и ее нужно было продолжать. Тогда подрывник Фелер предложил взорвать риф. Это предложение ни у кого не вызвало особого восторга - взрывом можно было причинить кораблю еще худшие повреждения, чем нанес сам риф. Больше никто ничего придумать не мог, а это ставило экипаж "Атлантиса" перед весьма мрачной перспективой: либо провести остаток войны на Кергелене, либо - за колючей проволокой в лагере для военнопленных.
Конечно, существовала еще теоретическая возможность вызвать на помощь какой–то другой немецкий рейдер, но, не говоря уже о том, насколько это было унизительно, шансов связаться с другим рейдером, чтобы об этом не узнали англичане, было очень мало.
Ночью ветер усилился, достигнув вскоре штормовой силы.
Мерзший на "собачьей" вахте Мор почувствовал, что нагоняемая ветром волна начала раскачивать "Атлантис", безжизненно сидевший на подводном рифе. К шуму ветра и волн прибавился скрежещущий звук камня о разорванную обшивку днища корабля. Казалось, что сам риф предпринимает усилия, чтобы освободиться от тяжести "Атлантиса".
Мор быстро понял, что случилось. Штормовой ветер, дувший в правый борт корабля, заставил его вращаться на рифе вокруг его оси, как флюгер. С одной стороны, подобное положение вещей создавало дополнительную опасность, поскольку риф мог причинить днищу корабля еще большие повреждения; но, с другой стороны, оно предоставляло еще один шанс сняться со скалы.
Не раздумывая, Мор по переговорной трубе разбудил командира, отдыхавшего в своей каюте, и попросил его подняться на мостик. К этому времени ветер и волны развернули "Атлантис" почти на 90 градусов, подставив корму под ветер. Отдав кормовой якорь, удалось зафиксировать корабль в этом положении, т. е. кормой под ветер. Одновременно дали машиной ход вперед. Корма, удерживаемая якорем, опустилась, все выше поднимая носовую часть корабля.
Со страшным скрежетом трения гранита о сталь корабль пытался разворачиваться снова вокруг оси рифа, но, удерживаемый кормовым якорем, поднимался, наползая всей массой на риф. Наконец громоподобный треск и внезапный крен показали, что "Атлантис" соскользнул с рифа. К этому времени все были настолько измучены, что освобождение "Атлантиса" не вызвало каких–либо шумных проявлений радости. Кроме того, все отлично понимали, что корабль получил серьезные повреждения, и еще неизвестно, как все пойдет дальше.
Действительно, с пробоиной в днище, кидаемый во все стороны штормовыми волнами, находясь в канале, ширина которого была всего лишь чуть больше длины его корпуса, "Атлантис" мог в любую минуту снова сесть на риф. Кормовой якорь сорвало, носовые якоря были выбраны.
Видимость упала почти до нуля: находившегося поблизости берега практически не было видно. На носу и корме стояли лотовые, постоянно производя замеры глубин и докладывая об этом на мостик. "Десять саженей! Восемь саженей! Шесть саженей!"
Мор стоял на машинном телеграфе, слушая приказы командира. Менее чем за четыре часа после того, как корабль удалось снять с рифа, Мор передал в машину более двухсот приказов. Наконец, счастливо избежав всех опасностей, "Атлантис" вошел в лагуну в стал на якорь. Шум цепи отданного якоря несколько привел лейтенанта Мора в себя. Он прислонился к переборке и прошептал благодарственную молитву.
Теперь необходимо было подумать о том, как в этой забытой Богом глуши отремонтировать пробоину в днище корабля. Недаром граф–первооткрыватель назвал архипелаг островами Отчаяния. Отчаяние стало охватывать и весь экипаж "Атлантиса". У всех было предчувствие какой–то трагедии. И, как всегда, предчувствие моряков оказалось правильным. Трагически погиб молодой машинист, старший матрос Герман, работавший на дымовой трубе и сорвавшийся с люльки из–за лопнувшего конца.
Матроса хоронили на берегу всем экипажем. Видимо, это была самая южная немецкая воинская могила во Второй мировой войне.
Все это было очень прискорбно, но война продолжалась, заставляя решать проблемы, которые грозно встали перед экипажем "Атлантиса". Когда корабль удалось наконец провести во внутреннюю лагуну острова, моряки испытали чувство невероятного облегчения. "Атлантис" замаскировали на фоне прибрежных скал. На вершины сопок были выставлены сигнальщики и артиллерийские наблюдатели. Все сектора, откуда мог бы неожиданно появиться противник, были тщательно рассчитаны и пристреляны. Любой корабль, появившийся в водах острова, должен был четко проектироваться на фоне моря и горизонта. Его встретил бы град снарядов, причем потенциальный противник даже не понял бы, откуда эти снаряды летят. Таким образом, проблема безопасного нахождения в водах острова была решена.
Оставалось решить еще более важную проблему: как заделать пробоину в днище, причиненную подводным рифом. Пробоина в днище имела размеры 2х6 метров, напоминая, по словам водолаза, амбарные ворота. Листы обшивки были вдавлены внутрь почти под прямым углом.
Двое добровольцев, бывшие в свое время строительными рабочими, взялись остановить течь в форпике. Они спустились в помещение форпика, взяв с собой несколько мешков с цементом, песком и черепичной крошкой, а также большую коробку с провизией. За ними задраили входной люк и подали в форпик сжатый воздух чтобы вытеснить из помещения воду и открыть доступ к пробоине. Добровольцы провели в отсеке двое суток, ожидая, когда бетон затвердеет. Поступление воды в форпик прекратилось, а поставленная сгонная заплата, как показали испытания, прекрасно сдержала внешнее давление воды. После этого двое водолазов с подводными резаками последней модели спустились за борт и обрезали стальные лохмотья, образовавшиеся вокруг пробоины. На фоне этих работ и печали по поводу гибели старшего матроса Германа встреча Рождества прошла скромно и не очень весело. Рейд затянулся, люди смертельно устали, многих обуревала ностальгия по дому и оставленным там семьям. Кроме того, в разгар празднования Рождества снова налетел ураганный ветер. Пришлось заводить дополнительные якоря и удвоить вахту. На следующее утро Мор с группой из девяти матросов съехал на берег с заданием найти источник питьевой воды. Источник был обнаружен быстро. Им оказался довольно мощный водопад на одной из скал. Для подачи воды с водопада на корабль пришлось соорудить трубопровод из пожарных и приемных шлангов длиной чуть больше километра. Это было не особенно сложно. Трубопровод по пологому склону спускался к ровной части берега, а оттуда был проведен к якорной стоянке "Атлантиса".
В течение двух дней в цистерны корабля поступило более тысячи тонн свежей питьевой воды. Закончив все дела, "Атлантис" снялся с якоря и малым ходом стал выходить в море через тот же злосчастный канал. На этот раз обошлось без всяких происшествий, и "Атлантис" снова оказался в открытом море.
Через несколько часов берега острова растаяли на горизонте, а еще через несколько дней яркое тропическое солнце снова засияло над "Атлантисом", взявшим курс к Сейшельским островам.
VIII
В начале января 1941 года "Атлантис" захватил еще два британских парохода - "Спейбенк" и "Мандасор". "Манда–сор" был потоплен, а "Спейбенк" взят в качестве приза. Рог–ге намеревался отправить его в Германию. Вскоре на "Атлантис" из далекого берлинского Адмиралтейства пришло совершенно секретное сообщение о том, что им предстоит рандеву с карманным линкором "Адмирал Шеер". Об этом пока знали только двое - сам Рогге и Мор. Встреча в открытом океане, в глубоком тылу противника с еще одним немецким кораблем - это такое редкое и радостное событие, что Рогге считал необходимым его как–нибудь отметить.
- Как? - спросил Мор.
- Захватом еще какого–нибудь английского судна, - ответил ненасытный Рогге.
Мор улыбнулся: еще древние говорили, что желание есть мать всех мыслей. Желание Рогге исполнилось. 2 февраля сигнальщики "Атлантиса" обнаружили норвежский танкер "Кетти Бровиг". За все мытарства судьба поставила им танкер очень вовремя, когда "Атлантис" и "Шеер" весьма нуждались в топливе.
При захвате танкера Рогге хотел достичь полной внезапности, а потому решил напасть ночью. К этому времени, чтобы избежать ненужного кровопролития, на "Атлантисе" придумали новый способ психологического воздействия на противника. За борт вывешивался огромный транспарант, на котором большими буквами было написано по–английски:
ОСТАНОВИТЬСЯ! НЕ ПОЛЬЗОВАТЬСЯ РАДИО!
Ночью этот транспарант неожиданно освещался, оказывая на капитанов английских судов магическое воздействие. Правда, не на всех. Но в случае с "Кетти Бровиг" Рогге надеялся, что у ее капитана хватит ума подчиниться, поскольку один снаряд с "Атлантиса" мог превратить танкер в огненную печь, где зажарится вся команда.
- Не стрелять! - приказал Рогге, когда "Атлантис" под покровом темноты подкрался к танкеру.- Дать предупредительный и осветить транспарант.
Раздалась команда: "Включить подсветку!", и "Атлантис" засверкал, как Дворец спорта в Берлине в дни международных соревнований.
Грохнул предупредительный выстрел, и тут же раздался гневный голос старшего артиллериста:
- Что ты наделал, идиот! Ты попал ей в трубу!
Над "Кетти Бровиг" стало подниматься облако пара. Судно остановилось с похвальной быстротой. На "Атлантисе" несколько секунд напряженно ожидали, когда танкер взорвется. Но ничего не случилось. По какой–то причине ни взрыва, ни пожара не произошло.
Мор спрыгнул в шлюпку и приказал отваливать. Лейтенант размышлял о том, как приятно подняться на борт танкера, где даже одна неосторожно брошенная спичка гарантированно обеспечит всем конец в огненном аду. На эти мысли Мора навела картина того, как члены команды танкера кидаются за борт. Если прыгают за борт, то, наверное, знают почему.
Первым, кого повстречал Мор, забравшись на палубу танкера, был какой–то матрос–китаец, вынырнувший из темноты.
- Как называется ваше судно? - спросил Мор, направляясь к трапу, ведущему на мостик.
При виде Мора в раскосых глазах китайца блеснул ужас. Он побежал к леерам, перелез через них и прыгнул в воду. "Боже! - подумал Мор,- неужели я так страшно выгляжу?"
Посветив фонарем, он сам прочел название танкера на одном из спасательных кругов. Обыскав каюту капитана, Мор нашел судовые документы, из которых узнал, что танкер имеет на борту 4500 тонн дизельного топлива и 6000 тонн топлива других видов. О лучшем даже трудно было мечтать!
Мор вернулся на "Атлантис", подобрав по пути барахтавшихся в воде китайцев. Выслушав его доклад, Рогге принял решение сохранить приз любой ценой. Для этого Мору, Фелеру и китайцам предстояло вернуться на танкер, чего никому из них совершенно не хотелось.
Вернувшись на "Кетти Бровиг", Мор собрал военный совет. В полной темноте, ослабленной только ручным фонарем Мора, за круглый стол уселись он, Фелер, капитан танкера и его старший механик.
Танкер стоял без энергии, света не было. Произошло это благодаря злосчастному снаряду, выпущенному с "Атлантиса". В результате давление в котлах упало.
- Залейте в котлы свежую воду,- предложил Мор капитану танкера.
- Не выйдет,- покачал головой норвежский механик. - У нас нет ручных насосов.
- А как же вы поднимаете пар в порту? - поинтересовался Мор.
- Нас обеспечивают с берега,- ответил механик.
- Очень странно! - больше немецким морякам сказать было нечего.
- Вы еще убедитесь,- пообещал механик,- что это не последняя странность нашего судна.
И хотя немцы пытались воплотить в жизнь какие–то свои идеи, но убедились, что старший механик танкера был прав - очень странная конструкция водяных цистерн не давала возможности залить воду в котлы, находясь в море. Тогда попытались сохранить то малое количество пара, которое еще осталось в котлах.
Один из матросов "Атлантиса", завернувшись в мокрые одеяла, добровольно вызвался забраться в раскаленное облако и перекрыть главный клапан паропровода. Другой матрос стоял наготове, чтобы занять его место, если первый потеряет сознание или погибнет. Но первый доброволец вернулся благополучно и без чувств рухнул на палубу. Доказательством его успеха стала наступившая тишина, пронзительный свист выходящего пара прекратился. Оставшийся в котлах пар удалось поднять, используя в качестве топлива всю мебель, какую только можно было отыскать на танкере.
Когда Мор вернулся на "Атлантис", рейдер с тремя судами за кормой (третьим был немецкий теплоход "Танненфельс", прибывший из Сомали) шел к месту рандеву с "Шеером".
О встрече "Атлантиса" и "Адмирала Шеера" экипажу ничего известно не было, и когда сигнальщик крикнул, что видит на горизонте мачту, которая, судя по всему, принадлежит военному кораблю, Рогге, подмигнув Мору, приказал пробить боевую тревогу. Все с удивлением и страхом глядели на Рогге. Почему "Атлантис" идет прямо на военный корабль? Не рехнулся ли Рогге? А может быть, он решил стать самоубийцей? Напряжение на "Атлантисе" продержалось до момента, пока сигнальщик срывающимся от волнения голосом не крикнул: "Это один из наших карманных линкоров!"
Для экипажа "Шеера" появление "Атлантиса" было столь же неожиданным, поскольку они рассчитывали увидеть один корабль, а встретили четыре! Рогге с гордостью провел свои призы мимо "Адмирала Шеера".
После обмена обычными приветственными сигналами "Атлантис" подошел к правому борту своего "большого брата". На фоне закованного в броню карманного линкора с его трехорудийными башнями главного калибра "Атлантис" казался мирным пухленьким торгашом. В момент встречи кораблей в океане бушевал жестокий шторм силой не менее 11–ти баллов. С "Шеера" передали семафором, что они все понимают и не ожидают гостей, пока погода не улучшится. Прочитав этот сигнал, Рогге объявил: "Я отправляюсь на "Шеер"".
Командир "Атлантиса" был уверен в трофейных норвежских баркасах, которые уже не раз показывали себя в штормовых условиях. Впрочем, некоторые, включая и Мора, так хотели побывать на "Шеере", что были готовы отправиться на карманный линкор вплавь. Навстречу баркасу шли волны высотой с трехэтажный дом, но, умело маневрируя, моряки "Атлантиса" сумели добраться до "Адмирала Шеера", где они были тепло встречены, хотя ужасная болтанка не давала возможности полностью воспользоваться гостеприимством экипажа карманного линкора. В итоге Мор "заблудился" на "Шеере", и Рогге возвратился на "Атлантис", не дожидаясь адъютанта. Когда к Мору вернулась способность соображать, он страшно испугался, что какая–нибудь случайность оторвет "Атлантис" от "Шеера", и он останется на карманном линкоре навсегда. Но все обошлось.
Оба корабля спустились на 300 миль к югу, где море было спокойным, после чего начались постоянные обмены визитами и подарками. Отобранные старшины и матросы "Атлантиса" отправились с визитом на "Шеер", а группа матросов карманного линкора побывала на "Атлантисе".
Многие, особенно старослужащие и сверхсрочники, были знакомы по старым временам, когда служили на одном корабле или в одном подразделении. Оба экипажа искренне старались перещеголять друг друга в обмене подарками, тем более, что эти подарки ни "Атлантису", ни "Шееру" ничего не стоили. "Атлантис" послал в подарок каждому члену экипажа "Шеера" по красивой авторучке. С "Шеера" сообщили, что среди их добычи тоже были тысячи авторучек!
До встречи с "Атлантисом" "Шеер" захватил в море британский рефрижератор "Дюкьеса" с грузом куриных яиц, которых было несколько миллионов штук. От своих щедрот командир "Шеера" капитан 1–го ранга Кранке выделил "Атлантису" 150 000 штук яиц. Две недели моряки "Атлантиса" и их пленные объедались яйцами, которых не видели уже в течение многих месяцев. Яйца варили всмятку, в мешочек, вкрутую, жарили всевозможные яичницы, готовили омлеты и гоголь–моголь. Однако вскоре, когда на борту было еще около 14 000 яиц, на них уже никто не мог смотреть без приступов тошноты. И Рогге приказал выбросить оставшиеся яйца за борт.
К тому времени все запланированные работы на борту были выполнены и пришло время прощаться.
Бесценная "Кетти Бровиг" заправила топливом "Шеер", "Атлантис" и теплоход "Танненфельс". Несомненно, что захват норвежского танкера был большой удачей. Между тем, перед "Атлантисом" была поставлена новая задача: встретиться в море с итальянской подводной лодкой "Перла" и заправить ее горючим.
Лодка вышла из Массавы, и встреча с ней была назначена на 35–ом градусе южной широты. "Атлантис" прибыл точно в указанное время, но лодки не было. Раздраженный Рогге бормотал проклятия, "Атлантис" бесцельно кружился по этому району, текли часы и истекало терпение. Но вот итальянская лодка неожиданно появилась в эфире.
Оказывается, она заблудилась и просит у "Атлантиса" его место и пеленг. Рогге взорвался от возмущения по поводу итальянской беспечности.
Любой корабль противника мог перехватить эти сигналы и неожиданно появиться на сцене в момент предметного проявления солидарности "стран оси", когда "Атлантис" перекачивал в подводную лодку семь тонн солярки. Командир лодки поднялся на борт "Атлантиса", где он громко восхищался непревзойденными успехами рейдера, а под конец набрался наглости и выпросил у Рогге 70 тысяч сигарет!
С итальянской подлодкой Рогге расстался с радостью, а вот прощание "Атлантиса" с "Шеером" было печальным, как всегда бывает у людей, не знающих, встретятся ли они снова, поскольку нет никаких гарантий, что они вообще доживут до следующего утра. После ухода "Шеера", моряки "Атлантиса" почувствовали себя еще более одинокими, чем прежде. От мощного линейного корабля веяло такой надежностью, что создавалось впечатление, будто они находятся не на краю света в глубоком тылу противника, а на внутреннем рейде военно–морской базы в Киле. Но у тех, кто был призван на "Атлантис" из торгового флота, вид "шефа" не вызывал никакой тоски.
"На этих броненосцах сдохнешь от жары,- шутили резервисты.- На "Атлантисе" во много раз комфортабельнее и приятнее. А там даже капитаны 3–го ранга живут по трое в каюте!"