По мнению И. И. Смирнова, с падением Глинских наступил конец периоду боярского правления. А. А. Зимин считал, что в борьбе с Глинскими победило реакционное боярство в лице Шуйских и Ростовских, но "победа феодальной аристократии была временной и непрочной". В действительности последствия переворота сводились к тому, что место Глинских заняли Романовы, родня царицы Анастасии.
Представление, будто реформы в России провело дворянское правительство, образовавшееся после падения Глинских, страдает схематизмом. Первые преобразования были осуществлены чисто боярским правительством сразу после смерти Василия III. Сколь бы существенными ни были перемены в составе придворных верхов, не они определили ход и направление преобразований.
Москва завершила объединение русских земель в конце XV - начале XVI в. Управлять обширным государством с помощью архаических институтов и учреждений, сложившихся в мелких княжествах в период раздробленности, оказалось невозможно. Общерусский Судебник 1497 г. безнадежно устарел. С появлением поместий началась перестройка военно–служилой системы на новых основах.
Уже опекуны Ивана IV предприняли в 1539–1541 гг. попытку реформы суда. Продолжение судебной реформы в 1549 г. дало толчок последующим преобразованиям.
27 февраля 1549 г. Иван IV заявил боярам в присутствии митрополита и священного собора, что "до его царьского возраста от них (бояр. - Р. С.) и от их людей" детям боярским и христианам приходилось терпеть насилия ("силы"), штрафы ("продажи") и несправедливости ("обиды великие") при решении дел о землях и холопах и других "многих дел". Царь грозил опалой и казнью тем, кто дальше будет чинить беззакония. Обсудив вопрос, Боярская дума предложила передать иски, возбужденные "детьми боярскими и христианами" против наместников–бояр и их слуг, в царский суд. Боярская челобитная легла в основу закона, утвержденного думой на другой день. Царь с боярами "уложил, что во всех городех Московской земли наместникам детей боярских не судити ни в чем, опричь душегубства и татьбы и розбоя с поличными". Отныне не боярский, а царский суд должен был судить детей боярских в наиболее важных для них тяжбах о землях.
В ходе реформы власти расширили компетенцию судебных приказов и приступили к разработке нового кодекса законов, который был введен в жизнь уже в июне 1550 г. Рука об руку с судебной реформой проводилась земская реформа. Некоторые государственные функции передавались земским старостам, выбранным местным населением.
Исходным пунктом преобразований явилась критика боярских злоупотреблений. Одобренная свыше, она способствовала пробуждению общественной мысли в России. Известный публицист середины XVI в. Иван Семенович Пересветов подал царю две челобитные с изложением обширной программы реформ. Писатель противопоставлял идеальное "царство Магмет–салтана", процветавшее благодаря "воинникам", православному царству Константина, погибшему из–за ленивых и богатых вельмож. Публицист настоятельно советовал Ивану IV покончить с засильем вельмож при помощи "грозы".
Идеал Пересветова - военная монархия, организованная по образцу Османской империи. Основу ее могущества составляет военное сословие. Царь должен неустанно заботиться о благополучии дворян–воинников: "Мудр царь, что воинам сердце веселит - воинниками он силен и славен", "что царь- ская щедрость до воинников, то его и мудрость". Худший грех вельмож царя Константина тот, что "всегда богатыя о войне не мыслят, а мыслят о упокое", а главное, "вельможи его ленивыя богатыя не думают о войску". Греческие вельможи, утверждал Пересветов, погубили царя Константина, "укротили от воинства вражбою от ереси своея и ленивства ради лукавством своим". Для осуждения таких "чародеев и еретиков" не надо и "лица" (поличного, улик). Их надо "огнем жещи" и "лютой смерти" предавать. Пусть горят костры на пыточном дворе и льется кровь вельмож–еретиков, лишь бы славилось царское имя и в государстве его торжествовала правда. Такова логика рассуждений писателя–воинника. "Царь на царстве грозен и мудр, царство его ширеет, и имя его славно по всем землям".
И. С. Пересветов выступает решительным противником рабства. Это, по мнению Я. С. Лурье и ряда других исследователей, сближало взгляды Пересветова с мировоззрением представителей реформационно–гуманистического движения. Изложенный вывод вызывает сомнения. Какой смысл имели тирады публициста против рабства? Был ли Пересветов противником рабства и грядущего крепостничества, как полагал БД. Греков? Подобное расширительное толкование едва ли правомерно. Каждый раз, когда Пересветов конкретизирует свои взгляды на "порабощение", обнаруживается, что писателя более всего заботила судьба "воинников", а точнее, "похолопленных" детей боярских.
Мысль о недопустимости порабощения воинников - детей боярских - положена в основу проекта военной реформы Пересветова. Царство Константина, утверждал писатель, пало потому, что "у вельмож его и лутчие люди порабощены были", зато мудрый "Магмет–салтан" "дал им волю, и взял их к себе в полк, и они стали у царя лутчие люди, которые у вельмож царевых в неволе были".
Будучи профессиональным воином, литовский шляхтич Иван Пересветов служил в наемных войсках в Польше, Чехии и Венгрии. Прибыв в Россию, он получил небольшое поместье. Из–за "сильных людей" - бояр его поместье быстро запустело. Воинник не мог нести государеву службу, будучи "наг и бос и пеш". У него оставался один выход: продаться в холопы и поступить в вооруженную боярскую свиту. Ориентируясь на собственный опыт, писатель обличил порабощение как крупнейшее общественное зло.
Выступление Пересветова не было единичным явлением. Вслед за ним на общественной арене явился поп Ермолай Еразм. Его более всего волновал вопрос об оскудении дворянства и необходимости "землемерия", т. е. перераспределения земель в пользу дворян.
Резкие обличения по адресу бояр–правителей, одобренные свыше, явились симптомом глубокого кризиса, охватившего русское общество. Выступления публицистов готовили почву для проведения давно назревших реформ. Осуществить преобразования должны были не писатели и публицисты, а политические круги, имевшие реальную власть. Брак царя выдвинул на первый план Захарьиных, которые поспешили использовать отстранение от власти Глинских. В 1549 г. брат царицы Д. Р. Романов - Юрьев и В. М. Юрьев получили боярство. В их руках сосредоточились важнейшие отрасли управления. Д.P. Юрьев возглавил Большой дворец (управление великокняжескими владениями), а затем Казанский дворец, а В. М. Юрьев - Тверской дворец, т. е. приказы, управлявшие соответствующими территориями, княжествами или землями.
Среди Захарьиных не было выдающихся государственных деятелей. Но их приход к власти способствовал выдвижению таких лиц, как дьяк И. М. Висковатый. Организованный дьяком Посольский приказ стал одним из главных центральных ведомств страны. Редкие дарования Висковатого как бы запечатлелись в созданном им учреждении. Выходец из низов - "всенародства", Висковатый достиг со временем высших постов в бюрократической иерархии. Иностранцы называли его канцлером.
С первых шагов самостоятельного правления Иван IV близко сошелся с узким кругом высшей приказной бюрократии, принадлежавшей к самой образованной части русского общества. Большое влияние на царя многие годы оказывал Висковатый. Но главным любимцем Ивана стал все же не он, а Алексей Адашев - Ольгов.
В литературе утвердилось мнение о довольно знатном происхождении Адашевых, якобы принадлежавших к роду "старинных и богатых костромских вотчинников", "высшему слою служилых костромичей".
Никто из родни Адашевых не попал в 1550 г. в "тысячу лучших слуг", и только двое Ольговых попали в списки Государева двора по Костроме. Все прочие Ольговы служили в уездных дворянах и принадлежали к весьма заурядным провинциальным детям боярским.
Вспоминая о возвышении Адашева, царь Иван после смерти бывшего любимца писал о том, что тот в "юности нашей" "не вем каким обычаем из батожников водворишася" при царском дворе, "тако, взяв сего от гноища и учинив с вельможами, а чающе от него прямыя службы". В действительности А. Ф. Адашев попал ко двору благодаря успешной и длительной службе отца. Василий III упомянул в 1533 г. о посылке в Казань "ближнево своего человека Федора Одашова сына Олгова". В 1538–1539 гг. Адашев–старший ездил с посольством к турецкому султану; миссия закончилась успехом, за что он и был пожалован Иваном IV. Алексей Адашев из–за болезни вернулся в Россию годом позднее и тогда же был представлен великому князю. Это подтверждается словами Ивана IV о появлении А. Ф. Адашева при его дворе в годы юности. Признание Адашеву, впрочем, принесли не придворные успехи, а общественная деятельность.
По словам пискаревского летописца, Адашев "правил Рускую землю", сидя "в ызбе у Благовещения". На площади против Благовещенского собора располагались Казенный приказ и другие приказные учреждения. Казна была одним из старейших ведомств страны. Она принадлежала к числу тех центральных учреждений, от которых в ходе реформ отпочковались многие "избы" или "приказы", ведавшие судом, финансами и т. д. В Казне хранились государственные документы, и именно здесь началась работа над царским Судебником. Едва ли случаен тот факт, что именно в период составления нового Судебника А. Адашев возглавил Казенный приказ в чине казначея. Как только разработка кодекса была завершена, Адашев ушел с этого поста. Некоторое время он числился в думных списках как первый царский стряпчий, а к осени 1553 г. был пожалован в окольничие.
А. Адашев был выдающимся приказным деятелем. Участие в проведении судебной реформы позволило незнатному дворянину получить думный чин и войти в состав Боярской думы. Служилой бюрократии, быстро набиравшей силу, суждено было стать одним из важнейших элементов российского самодержавия.
Иван Пересветов выдвинул программу реформ, уповая на покровительство Захарьиных и Адашева. Непримиримый обличитель вельмож, Пересветов с особым чувством писал о боярине М. Юрьеве - Захарьине, под началом которого он успешно служил после прибытия на Русь. Алексея Адашева писатель называл мудрым деятелем. В судьбе Пересветова и Адашева было нечто общее. Оба во время своих зарубежных странствий побывали в пределах Османской империи. Не потому ли Пересветов избрал в качестве аллегории идеальное турецкое царство, что пытался сообразовать свое повествование с опытом человека, от которого зависело осуществление его проектов? Адашев провел за рубежом не так много времени, как Пересветов. И все же, если верить московскому летописцу, он прожил в Константинополе "з год, и приехал к великому князю, и князь велики его пожаловал, и взял его к себе в приближенье…" Рассказы о странствиях не могли не привлечь внимания Ивана. Османская империя достигла апогея своего военного могущества, и ее победы, наводившие страх на европейских монархов, обсуждались повсюду. Интерес к властителям Царьграда находил пищу в семейных преданиях Ивана IV. Московская династия была связана узами родства с династией Палеологов. Бабка царя Софья бежала из Константинополя, когда город подвергся нашествию не сказочного, а реального Магмет–салтана.
Различие между Пересветовым и Адашевым состояло в том, что первый был публицистом и прожектером, тогда как второй - любимцем царя и политическим "дельцом". Воззрения Пересветова отличались стройностью и продуманностью, но слишком многое в них относилось к области утопий. Адашев же проводил реформы под влиянием неотложных нужд, не имея цельной и последовательной программы преобразований. Типичным примером его деятельности может служить реформа местничества. Суть местничества заключалась в том, что высшие посты в армии могли занимать лишь самые знатные лица государства, независимо от их способностей и боевого опыта. И. Пересветов настойчиво советовал царю вовсе отменить местничество. Однако его мысль далеко опережала время. Понадобилось более ста лет, чтобы возникли условия для полного упразднения этого института. В середине же XVI в. любые попытки сколько–нибудь серьезного ограничения местнических порядков неизбежно натолкнулись бы на сопротивление могущественной знати, ибо эти порядки обеспечивали ее политическое господство.
Адашев принужден был действовать в строго ограниченных рамках. Незадолго до смерти он включил отчет о своей первой реформе в текст официальной летописи: "А воевод государь прибирает, разсуждая их отечество, и хто того дородитца, хто может ратной обычай съдержати". Правитель, как видно, нисколько не сомневался в справедливости основного принципа местничества - назначения на высшие воеводские посты в соответствии со знатностью и служебными успехами предков. Царские указы о местничестве 1549–1550 гг. предусматривали возможность назначения в помощники главнокомандующему наиболее сведущих и одаренных воевод, не обладавших достаточной знатностью.
Крупнейшим фактом русской истории середины XVI в. было нарождение приказной системы центрального управления, просуществовавшей в России до петровских времен. Центральные и местные органы власти в начале правления Грозного отличались архаизмом и не могли обеспечить необходимую меру централизации государства. В период раздробленности великий князь "приказывал" (поручал) решение дел своим боярам по мере необходимости. Быть "в приказе" означало ведать порученным делом. Одним из первых "приказов", превратившихся в постоянное учреждение, было центральное финансовое ведомство - Казна. В его организации заметную роль сыграл византийский финансист и купец П. И. Ховрин - Головин, потомки которого были казначеями на протяжении нескольких поколений. Казначеи ведали Денежным двором, собирали государеву "подать" в Московской земле, "дань" (налог) в Новгороде, оплачивали военные расходы и пр. Со временем из состава Казны выделились узкофинансовые ведомства, вроде Большого прихода. Государственной земельной собственностью стал управлять Поместный приказ, военными делами - Разрядный приказ, судом - Разбойный приказ.
В числе первых в Москве сформировались приказы, управлявшие княжеским доменом - собственностью великокняжеской фамилии. Дворцовый приказ снабжал дворец и многочисленные царские резиденции припасами. По мере присоединения земель и появления княжеских владений на окраинах рядом с Большим дворцом в Москве появились Новгородский, Тверской и прочие дворцы. Как правило, посты дворецкого и конюшего занимали представители одних и тех же старомосковских фамилий: Морозовых, позднее Захарьиных и Челядниных. Наследование приказных постов замедляло формирование приказного аппарата. Реформы Адашева послужили толчком к организации системы центрального управления на новых началах. В Дворовой тетради 1552–1562 гг. записано до 50 больших и дворовых дьяков, возглавлявших главнейшие приказы или избы. Спустя десятилетия число приказов увеличилось до 80. Штат каждого приказа составляли дьяк, подьячие и писцы числом от 20 до 50 человек.
Характерной чертой системы приказного управления была чрезвычайная дробность ведомств и отсутствие четкого разграничения функций между ними. Наряду с центральными отраслевыми управлениями (Казна, Посольский, Разрядный, Поместный, Разбойный, Ямской приказы, приказ Большого прихода) существовали областные приказы, управлявшие территориями отдельных земель (Тверской, Рязанский дворцы), упраздненными удельными княжествами (Дмитровский и Углицкий дворцы) и вновь завоеванными землями (Казанский дворец). Существовали также различные мелкие ведомства: Земский двор (полицейское управление), Московское тиунство и т. д. Не только областные дворцы, но и центральные приказы имели в своем ведении специально выделенные территории. В пределах своей территории приказ собирал налоги, творил суд и расправу. К примеру, Посольский приказ осуществлял управление Карельской землей.
Первыми в состав думы вошли руководители Казенного приказа - двое казначеев и их помощник, хранитель большой государственной печати - "печатник". В 1560‑х гг. думными дьяками стали разрядный, поместный и посольский дьяки. Они постоянно присутствовали на заседаниях думы и докладывали дела. Дума периодически назначала бояр в качестве постоянных руководителей главных приказов и направляла окольничих в менее важные приказы.
По существу, приказы стали разветвленной канцелярией думы. Таким образом, лишь с образованием приказной системы Боярская дума окончательно конституировалась в высший орган государственной власти. Важной особенностью почти всех новшеств середины XVI в. были сугубый практицизм правительственных мер, слабость их идейного обоснования и несовершенство или отсутствие у них законодательной основы. Приказы не имели регламента, который определял бы структуру новых учреждений и регламентировал их деятельность.