Царский выезд был необычен. Ближние люди, сопровождавшие Грозного, получили приказ забрать с собой семьи. Оставшиеся в Москве бояре и духовенство находились в полном неведении о замыслах царя и "в недоумении и во унынии быша, такому государьскому великому необычному подъему, и путного его шествия не ведамо куды бяша".
Царский "поезд" колесил в окрестностях Москвы в течение нескольких недель, пока не достиг укрепленной Александровской слободы. Отсюда в начале января 1565 г. царь известил митрополита и думу о том, что "от великие жалости сердца" он оставил свое государство и решил поселиться там, где "его, государя, Бог наставит". Как можно предположить, в дни "скитаний" царь составил черновик своего завещания, в котором весьма откровенно объяснял причины отъезда из Москвы. А что по множеству беззаконий моих Божий гнев на меня распростерся, писал Иван, "изгнан есмь от бояр, самовольства их ради, от своего достояния и скитаюся по странам, а може Бог когда не оставит". Царское завещание заключало в себе пространное "исповедание", полное горьких признаний. Иван каялся во всевозможных грехах и заканчивал свое покаяние поразительными словами: "Аще и жив, но Богу скаредными своими делы паче мертвеца смраднейший и гнуснейший… сего ради всеми ненавидим есмь…" Царь говорил о себе то, чего не смели произнести вслух его подданные.
В письме к Боярской думе Иван IV четко объяснил причины своего отречения. Он покинул трон из–за раздора с Боярской думой. В то время как члены думы и епископы сошлись на митрополичьем дворе и выслушали известие о царской на них опале, дьяки собрали на площади большую толпу и объявили ей об отречении Грозного. В прокламации к горожанам царь просил, чтобы "они себе никоторого сумнения не держали, гневу на них и опалы никоторые нет". Объявляя об опале на власть имущих, царь как бы апеллировал к народу в своем споре с боярами. Он, не стесняясь, говорил о притеснениях и обидах, причиненных народу изменниками–боярами.
Среди членов Боярской думы были противники Грозного, пользовавшиеся большим влиянием. Но из–за общего негодования на "изменников" никто из них не осмелился поднять голос. Толпа на дворцовой площади прибывала час от часу, а ее поведение становилось все более угрожающим. Допущенные в митрополичьи покои представители купцов и горожан заявили, что останутся верны старой присяге, будут просить у царя защиты "от рук сильных" и готовы сами "потребить" всех государевых изменников.
Под давлением обстоятельств Боярская дума не только не приняла отречение Грозного, но и вынуждена была обратиться к нему с верноподданническим ходатайством. Представители митрополита и бояре, не теряя времени, выехали в слободу. Царь допустил к себе духовных лиц и в переговорах с ними заявил, что его решение окончательно. Но потом он "уступил" слезным молениям близкого приятеля чудовского архимандрита Левкия и новгородского архиепископа Пимена. Затем в слободу допущены были руководители думы. Слобода производила впечатление военного лагеря. Бояр привели во дворец под сильной охраной. Фактически царь продиктовал им свои условия. Главным из них было учреждение в Российском государстве опричнины и предоставление монарху неограниченной власти. Внешне опричнина имела вид удельного княжества со своей территорией, войском и думой. Будучи личным владением царя, опричнина была полностью выведена из–под контроля Боярской думы. Вся прочая территория государства, получившая наименование земщины, формально оставалась под управлением земской думы. До опричнины лишь боярский суд мог осудить члена думы или конфисковать его земли. По указу об опричнине самодержец получил неограниченное право казнить любого своего "изменника" и отбирать у него вотчины без всякого совета с думой, по своему произволу. Это право распространялось не только на опричнину, но и на всю земщину. Указ об опричнине лишал думу ее законных прав и прерогатив. По существу, это был государственный переворот.
Опасаясь того, что дума преодолеет минутное замешательство и откажется санкционировать подготовленный в Александровской слободе указ, Грозный 7 февраля отдал приказ о казни вождя думы князя А. Б. Горбатого. И только неделю спустя самодержец явился в столицу и обнародовал указ об опричнине. Напуганная убийством Горбатого, дума не посмела протестовать против беззакония монарха.
Вскоре после издания указа об опричнине власти вызвали в Москву всех дворян из Вяземского, Можайского, Суздальского и нескольких других уездов. Опричная дума во главе с Басмановым придирчиво допрашивала каждого о его происхождении, о родословной жены и дружеских связях. В опричнину отбирали худородных дворян, не знавшихся с боярами. Аристократия взирала на "новодельных" опричных господ с презрением. Их называли не иначе как "нищими и косолапыми мужиками" и "скверными человеками". Сам царь, находившийся во власти аристократических предрассудков, горько сетовал на то, что вынужден приближать мужиков и холопов. Впавшему впоследствии в немилость опричнику Василию Грязнову он писал: "…по грехом моим учинилось, и нам того как утаити, что отца нашего князья и бояре нам учали изменяти, и мы и вас, страдников, приближали, хотячи от вас службы и правды". При зачислении в государев удел каждый опричник клятвенно обещал разоблачать опасные замыслы, грозившие царю, и не молчать обо всем дурном, что узнает. Опричникам запрещалось общаться с земщиной. Они носили черную одежду, сшитую из грубой ткани, привязывали к поясу некое подобие метлы. Этот их отличительный знак символизировал стремление "вымести" из страны измену.
Опричные дворяне получили ряд привилегий. Им полагались более высокие поместные оклады, чем земским дворянам. Опричное правосудие гарантировало членам "преторианской гвардии" полную безнаказанность.
Опричнина явилась первым в русской истории воплощением самодержавия как системы неограниченного царского правления. Однако суждения о ней затруднены из–за крайней скудости источников и гибели всех опричных архивов.
Одни историки видели в опричнине мудрую реформу, имевшую целью покончить с могуществом знати и упрочить объединение страны. В глазах других - это бессмысленная и кровавая затея, не оказавшая на политические порядки никакого влияния.
Длительные споры о смысле и предназначении опричнины могут быть разрешены лишь с помощью новых фактов.
В летописном отчете об учреждении опричнины перечислено всего несколько бояр, подвергшихся преследованиям и казням. При чтении летописи невольно возникает вопрос, почему Иван IV не мог расправиться с кучкой не угодных ему лиц, не прибегая к дорогостоящей опричной затее, ибо организация опричных владений, особого опричного правительства и войска, размежевание земель потребовали огромных расходов.
В конце отчета официальный летописец кратко и невразумительно упомянул о том, что царь опалился (прогневался) на неких своих дворян, а "иных" (?) велел сослать "в вотчину свою в Казань на житье с женами и детьми". Разрядные записи говорят об этом эпизоде значительно определеннее: в 1565 г. "послал государь в своей государеве опале князей Ярославских и Ростовских и иных многих князей и дворян и детей боярских в Казань на житье…". Разрядная запись укрепила подозрение, что официальный московский летописец (напомним, что летопись была взята из земщины в опричнину и, вероятно, подверглась там редактированию) крайне тенденциозно описал первые опричные деяния и что за мимоходом брошенным замечанием о казанской ссылке, возможно, скрыты важные и не известные ранее факты.
Архивные разыскания позволили обнаружить большой пласт неизвестных ранее документов, на первый взгляд не имевших никакого отношения к политической истории государства при царе Иване. Это налоговые описи Казанского края, датированные 7073 (1565–1566) г. Изучение этих описей или писцовых книг показало, что власти провели описание Казанской земли в связи с изданием указа об опричнине и наделением поместьями дворян, сосланных на поселение на восточную окраину государства. В летописном изложении указа об опричнине нет никаких, даже косвенных, указаний на то, что Иван IV уже в самый момент учреждения опричнины решил наделить "изменников" землей в местах их поселения. По–видимому, такое решение было принято с некоторым опозданием. Земская казна была опустошена опричными контрибуциями и не могла изыскать средства на содержание ссыльных. Вследствие этого царь вместе с земской думой решили произвести раздел казанской землицы между поселенцами с тем, чтобы избавить земскую казну от дополнительных расходов. Из богатых вотчинников ссыльные князья превратились в мелких казанских помещиков. Даже самые знатные из них получили едва десятую часть своего поместного оклада. Тем не менее ссыльные дворяне все же были сохранены для службы. Казанская ссылка была первым опытом политической ссылки в России. В известной мере эта ссылка носила патриархальный характер. Царь не только пожаловал ссыльным поместья, но и вверил им управление Казанским краем. Вражда мусульманского населения к завоевателям была столь велика, что опасаться измены со стороны ссыльнопоселенцев не приходилось. Стремясь создать в Казанском крае авторитетную администрацию, царь распорядился назначить на воеводство в Казани, Свияжске и Чебоксарах самых видных лиц из числа опальных.
Писцовые книги окольничего Н. В. Борисова 1565–1566 гг. зафиксировали размеры поместных дач и цену дворов "князей и детей боярских (новых жильцов), которым государь велел быть в Казани на житье". Данные писцовых книг, отличающиеся абсолютной достоверностью, позволяют составить точные списки лиц, отправленных в ссылку. Самую значительную группу среди них - до 80 семей - составляли князья Ярославские, Ростовские и Стародубские.
Для понимания сути и значения казанской ссылки решающим является тот факт, что все эти лица были выселены в Казанский край в царской опале, что повлекло за собой конфискацию их земель и имущества. Как значилось в указе об опричнине, "челобитье же государь… принял на том, что ему своих изменников, которые… в чем ему, государю, были непослушны, на тех опала своя класти, а иных казнити, и животы их и статки имати…". Официальный отчет о первых опричных репрессиях прямо указывает на реализацию этого пункта указа. "А дворяне и дети боярские, - значится в летописи, - которые дошли до государьские опалы, и на тех (царь. - Р. С.) опалу свою клал и животы их имал на себя". Сведения о конфискации всего имущества ссыльных находим во многих источниках документального характера, а также в мемуарах иностранцев.
Фонд конфискованных ярославских княжеских вотчин был столь значителен, что царь счел необходимым упомянуть о нем в своем завещании, составленном и дополнявшемся в годы опричнины. Ярославские вотчины должен был получить младший сын Грозного. "А которые есми вотчины поимал у князей Ярославских, - писал царь, - и те вотчины сыну моему Федору, а сын мой Федор в том волен, хощет те вотчины за собою держать, хощет он отдать". Последнее распоряжение, очевидно, относилось ко времени, когда казна стала возвращать вотчины их прежним владельцам.
Конфискация вотчин у ярославских князей вызвала яростный протест со стороны беглого боярина князя Курбского. По утверждению Курбского, царь погубил его родственников (князей Ушатых и т. д.), чтобы завладеть их земельными богатствами: "…Тех же княжат Ярославских роду погубил все- родне: понеже имели отчины великие, мню, негли ис того их погубил".
Среди упоминаний о земельных конфискациях опричнины особого внимания заслуживает свидетельство английского посла Д. Флетчера. Учредив опричнину, рассказывает Флетчер, Грозный поставил целью подорвать влияние "удельных князей": "Овладев всем их наследственным имением и землями, лишив их почти всех прав и проч. и оставив им одно только название, он дал им другие земли на праве поместном (как оно здесь называется), владение коими зависит от произвола царя и которые находятся на весьма далеком расстоянии и в других краях государства". Осведомленный современник, Флетчер весьма точно определил направленность земельных мероприятий опричнины.
По мнению американского историка Р. Крами, казанская ссылка не оказала значительного влияния на судьбы российского боярства, так как среди титулованных и нетитулованных ссыльных дворян только 21 человек принадлежал к аристократическим кланам. Исключение подавляющего большинства князей, отправленных в ссылку, из состава аристократии основано на недоразумении. Р. Крами тщательно классифицировал кланы, принадлежавшие к боярской элите в XVII в. Но положение московской аристократии в XVI в. было совсем иным. С начала XVII в. трон заняли Романовы, и суздальская знать утратила родственные связи с царствующей династией. Положение многих княжеских кланов было подорвано нараставшим процессом дробления родового землевладения. Точное представление о российской аристократии времен Ивана Грозного дают подлинные документы Государева двора середины XVI в. К знати принадлежали прежде всего те кланы, которые проходили службу при дворе по княжеским спискам и были представлены в Боярской думе. Можно установить, что в середине XVI в. четыре княжеских дома (Суздальский, Ростовский, Ярославский и Стародубский) имели 17 представителей в Боярской думе. 142 дворянина служили по особым княжеским спискам, а всего по дворовым спискам служили 289 лиц из названных фамилий.
Как полагают, землевладение старших суздальских князей исчезало не от опричнины, а "от прекращения мужских линий"; у ростовских князей не было родовых вотчин. Нельзя сказать, что главные удары опричнина обратила против суздальской знати - князей Суздальских - Шуйских и их родичей (В. Б. Кобрин). Понятие "суздальская знать" имеет широкое значение: оно объединяет потомков владимиро–суздальской великокняжеской династии, включая Шуйских - Суздальских, Ярославских, Ростовских и Стародубских князей. Как и правящая царская династия, все они вели свой род от Всеволода Большое Гнездо. Казнь А. Б. Горбатого и С. Ростовского и ссылка 80 княжеских семей не оставляет сомнения, против кого была направлена своим острием опричнина.
Суздальские и ярославские князья владели обширными вотчинами, ростовские были значительно беднее. Но это не значит, что у ростовских князей не было родовых вотчин. Дворовые списки середины XVI в. четко делили князей ростовских на две категории. Те князья, которые сохраняли вотчины в родовых гнездах, проходили службу по княжеским спискам. Князья, утратившие родовые земли и перешедшие на поместья в другие уезды, служили вместе с уездными дворянами. Согласно дворовым документам 1550–1561 гг., восемнадцать ростовских князей проходили службу по княжеским спискам и более тридцати - по уездным.
Опричные судьи отправили в Казань подавляющую часть лиц, записанных в княжеский список, и лишь немногих из ростовских князей, служивших по уездным спискам. Среди ссыльнопоселенцев были князья И. Ю. Хохолков (записан первым в княжеском списке), А. И. Катырев (записан вторым), И. и М. Темкины (их отец Г. И. Темкин записан третьим) и пр. На поселение в Свияжск был отправлен боярин А. И. Катырев, который оставался единственным представителем Ростовского дома в Боярской думе накануне опричнины. Царский спальник И. Ю. Хохолков до ссылки занимал высокий пост наместника Нижнего Новгорода. В. Волк - Приимков служил воеводой в Мценске. Ссылке подверглись сыновья и племянники боярина Ю. Темкина, сын старицкого боярина В. Темкина, двое спальников Яновых, сын и племянник бывшего боярина С. Лобанова и др.
Меры в отношении Ярославского дома подтверждают выявленную особенность опричной политики. В Казань попали 37 князей ярославских, их сыновей и братьев из фамилий, проходивших службу по княжеским спискам. Что же касается 77 князей, которые несли службу по городам, из них в ссылку отправились всего 7 человек.