Договариваться им не о чем, так как при любых обстоятельствах все они глядят на "дело" одинаково. Даже репетиции не требуется. Соберите кагал, махните палочкой – и он сразу возьмет аккорд. Вырабатывать метод действия также не надо, ибо всякий из них уже во имя собственного достоинства желает быть виртуозом. Солист или член оркестра, он, все равно, действует не только за страх, а и "за совесть". Споров о "гонораре" возникнуть не может, ибо ради "чистоты" в работе и для безусловного устранения споров таковой делится поровну. В заключение, – "объакумить" при дележе еврей еврея не осмелится, так как знает, что это – государственная измена всему Израилю, а потому влечет за собой неумолимую кару (см. у Брафмана в "Книге Кагала" о "хереме", "тайных преследователях" и пр.). Таким образом, совершенно понятно, как опасен для "поганых" и какими прелестями для членов самого "избранного" народа чреват хотя бы один только, следующий (цитируем буквально) закон в Талмуде (см. Мордехаи в тр. Кефубоф; Шулх. Ар., Хош. га-Миши. 183, Хага).
"Когда кто-нибудь имеет дело с акумом и приходит другой и помогает ему, обманывая акума в мере, весе или числе, то они делят прибыль между собой, безразлично, – намерен ли он был помогать за деньги или даром".
В этом законе лежит центр тяжести гешефтмахерства иудейского и несокрушимая гарантия от "зависти" гоев, потому что, через одно его применение, уже никакая конкуренция с их стороны противиться кагалу не в силах.
Сказанным мы поневоле ограничиваемся, ибо, удаляясь в содержание Талмуда, пришлось бы одной этой теме отвести целую книгу.
А дабы не оставалось сомнений, чего "избранному народу" нельзя не ожидать от "предательских" разоблачений и каково собственное понятие сынов Иуды о существе Талмуда, приведем, на справку, несколько узаконений, сюда относящихся.
"Бесстыдство – это королевство без короны" (тр. Песахим, 113 а). "Оно приводит к цели даже против воли Божией" (Санхедрин, 105 а) "Ты не должен ни повторять вслух того, что установлено в законе писанном, ни записывать того, что относится к преданию устному" (Гиттин, 180 б) "Воспрещается открывать нееврею тайны Закона. Тот, кто окажется в этом виновным, совершит то же самое, как если бы он разрушил целый мир" (Ялкут Хадаш, 171, 2) "Если еврей будет призван для разъяснения какого-нибудь места из раввинской литературы, то он повинен дать истолкование ложное, дабы, действуя иначе, не оказаться дерзким пособником к обогащению неевреев познаниями в творениях раввинов. Кто нарушит это предписание, наказывается смертью" (Дибре Давид, S 37). "Следует и надлежит присягать ложно, когда неевреи спрашивают нас, – содержится ли что-нибудь против них в наших священных книгах? Тогда мы обязаны утверждать под присягой, что не содержится ничего, ибо они, конечно, пришли бы в негодование, если бы могли узнать истину" (Шаалоф Утшубоф, бин ян Шелома, часть Иореде'а S 17). "Нееврей, который интересуется законами евреев, либо изучает их, заслуживает смерти" (Санхедрин, 59 а; Шагига, 13 а). "Согласно с этим, воспрещается еврею обращаться к нееврейскому суду" (Гиттин, 88 б; Шулх. Ар. Хош. га-Мишп., 26, 1; Турин Хош. га-Мишп. 26, 7; Яд Кхазака IV, 26 и т. п.), так как этот суд не может разрешить еврейское дело правильно, не зная Талмуда, ознакомление же с, этим последним безусловно и строжайше неевреям запрещено" (Баба-Камма, 38, 1). "Гой и раб не способны давать свидетельские показания" пред еврейским судом, конечно (Шулх. Ар., Хош. га-Мишп. 3–1, 19).
VI. Таковы с принципиальной точки зрения итоги, подводимые Талмуду собственным его текстом, т. е. самим еврейством.
Определяясь идеей и сущностью этого кодекса, проистекающий отсюда вывод удостоверяется, с другой стороны, всей жизнью сынов Иуды при условии, что сила вывода развивается тем неодолимее, чем больше станем мы вглядываться в факты, т. е. чем внимательнее будет анализ деятельности, стремлений и замыслов иудейских.
В строгом намерении обосновываться, главным образом, на реальной почве и руководствоваться положительными сведениями, мы шли до сих пор и постараемся не оставлять этого метода впредь. Но, как это вполне очевидно, мы на каждом моменте исследования, не можем суммировать факты в произвольных количествах, каким бы объемом их ни располагали. Ради цельности и стройности картин, мы обязаны уважать чувство меры, иллюминируя сказанное лишь, по возможности, яркими данными. Так, следовательно, завершая повествование о Талмуде, мы должны поступить и сейчас.
По нашему убеждению, довольно пока ограничиться здесь хотя бы одним, но вразумительным примером. Мы имеем в виду роль Талмудизма в так называемых "либеральных" профессиях, а в частности, на поприще ожидовления адвокатуры. Верность приема раскрывается как из утверждения евреев, что они едва ли не монополисты либерализма, так и из формального сродства, по иудейским понятиям, Талмудической и адвокатской сферы, что, впрочем, совершенно естественно, ибо куда проникнут евреи, там духовная трава не растет…
Sie haben den Teufel uber Belsebul geworfen!..
Еще древние римляне сознавали, что свобода толковать законы равносильна праву издавать их вновь. Как же столь "практическая" мысль могла бы ускользнуть от внимания лукавых детей Израиля? Однако, Древний Рим понятия не имел о Иерусалиме, как средоточии Талмудизма, и никогда не приходил к тем крайностям заключений из главенствующей посылки, до которых "возвысились", если так можно выразиться, таннаи, амораимы, гаоны, талмид-хохимы и их последователи. С другой стороны, если под гнетом жестокой действительности в сознании древних явился мрачный афоризм "leges sunt in schola virgines, in Joro meretric es!", то он никогда и нигде кроме еврейства не извращался в уравнивании обеих своих половин, как неизменный и для школы принцип. Это, прежде всего, усматривается в той insolentia Judaeorum, с которой учителя "избранного" народа под предлогом толкования закона не только уже перед детьми расстреливают его смысл, а и вводят обратные постановления. Но arrogantia иудеев этим не довольствуется. Она себе требует далее ореола подвижничества и добродетели, апофеоза благотворения и гениальности. Пронося контрабандными путями заразу тяжкого и глубокого нравственного разврата, подделывая все и вся вокруг, посевая невежество и лицемерие, рабскую приниженность, ложь, цинизм и тьму, кагал баррикадирует заранее через захват общественного мнения "экспроприацией" в свою исключительную пользу как печатного, так равно и устного слова, т. е. последнего средства защиты обездоленных гоев. Пресекая, таким образом, сопротивление в зародыше, сыны Иуды яснее, чем кто-либо иной, разумеют, что параллельно с этим, они завладевают "либеральнейшими" из областей человеческой деятельности и деспотически принуждают их служить угнетательным целям Талмуда. По этому направлению адвокатура играет особо выдающуюся роль. Тиранизирование ее иудейством равносильно подчинению видам кагала уже не одних судебных учреждений, а и всей вообще системы государственного управления – вплоть до парламента, так как именно адвокатское сословие влияет повсюду, рекрутируя собой народное представительство, ведет иудаизм, как своего владыку, и на вершину власти…
Отсюда разоблачаются пружины, которыми через предательство свободы иудеи, согласно велениям Талмуда, "гнут в дугу" самую независимую из интеллигентных профессий, жонглируют тайнами правительства и частных лиц, присваивают средства к жизни, отнятые у торговли, промышленности и земледелия, ведут к обнищанию и погибели отдельных лиц, товарищества, профессии и народы, а в довершении столь беззаветного служения "правовому порядку", принуждают адвокатуру служить примадонной кагала либо для возвеличивания паладинов Мишны и Гемары, искореняют истинных представителей адвокатского сословия, заменяя их наиболее занозистыми из своих талмиде-хохамимов.
VII. Предпослав изложенное, мы обращаемся к самому, быть может жгучему вопросу современной русской интеллигенции, как его кровью сердца, поставил на очередь М. О. Меньшиков, в "Новом Времени", 7 января 1912 г. (№ 12867):
Еврейский террор
"Говоря о невероятном загрязнении русского суда еврейской адвокатурой, я пользовался данными, любезно доставленными мне одним русским присяжным поверенным. Красноречивы данные, но еще более знаменательно письмо, при котором они присланы.
Вот выдержка из этого письма, похожего на крик утопающих: "Ради Бога, ради святой правды, проявите свое участие к судьбам русской адвокатуры, напишите статью, обрисуйте в ней картину ужасающего засилья, испытываемого нашей адвокатурой от невероятного заражения ее еврейством. На тысячу помощников присяжных поверенных в Петербурге больше 800 евреев… Присяжные поверенные – евреи сюда не входят, но и их подавляющая масса. Почти вся работа в их руках. Русские, за исключением весьма немногих, работающих самостоятельно и принужденных, однако, самым пошлым образом заискивать у евреев, в небольшом количестве кое-как перебиваются, а масса молодежи бьется, как рыба об лед, и бедствует непомерно. Ничем протеста выразить нельзя. Организовать какое-нибудь противодействие невозможно, так как каждому русскому грозит еврейский эшафот!..
Министр юстиции месяца полтора назад внес в Сенат запрос о разъяснении некоторых законов, которое могло бы повлечь за собой ограничения для евреев-помощников, но дело оттягивается и неизвестно еще, чем кончится…
В частности, убедительно прошу вас посвятить долю вашего внимания назревшей необходимости преобразовать адвокатское сословие так, чтобы русским адвокатам были даны элементарные гарантии свободы слова и мысли, когда они захотят отстаивать свое положение, а то в настоящее время ни один русский адвокат не смеет слова пикнуть, если не пожелает по вздорному поводу быть выкинутым из сословия и материально этим раздавленным, а помощник может и совершенно не быть принятым в присяжные поверенные. Конечно, когда дело касается Булацеля, то совет осторожен, так как за него есть кому постоять, – такая кость им не по зубам, но и кроме Булацеля есть масса людей, желающих быть искренними и не дрожащими за кусок насущного хлеба людьми, а не бессловесными животными на поводу у Хаимов и Мошек. Мы, русские адвокаты, желаем, чтобы хотя бы слабое эхо манифеста 17 октября о свободах пронеслось и в адвокатуре.
Мы просим хотя бы маленькой конституции взамен крепостного засилья у евреев…"
Совсем отчаянное по тону окончание письма я уже не привожу. Итак, вот "до чего мы дожили, Россияне!" При благосклонном бездействии государственности нашей, явно растрачивающей нашу национальность, в позорную кабалу евреям попадает одно русское интеллигентское сословие за другим. Заметьте: оказывается в кабале не одно лишь темное и беспомощное простонародье, опутываемое еврейскими ростовщиками и фальсификаторами. В иудейское рабство идут сословия наиболее свободные, сильные, сравнительно достаточные, образованные, ближайшие наследники разлагающихся старых сословий – дворянства, духовенства и чиновничества.
Мне уже приходилось писать о постыднейшем рабстве, в котором пребывают у евреев очень многие русские писатели и публицисты, иногда даже талантливые, даже со старыми, заслуженными именами. У меня хранится трагическое письмо когда-то очень известного и остроумного критика, который много лет украшал собой радикальные журналы, но в чем-то согрешил перед евреями. В результате на него был наложен херем, лишение хлеба и воды, т. е. абсолютный редакционный бойкот, и бедный старик с толстыми томами своих сочинений принужден теперь ютиться чуть ли не в каморке, сдаваемой от дворника. Писатель этот и сам либерал, стало быть, писать в "реакционной" печати ему трудно, а вся левая печать, т. е. подавляющее большинство, увы, в руках евреев. У меня хранится и другое письмо, одной очень известной когда-то беллетристки, тоже погрешившей чем-то перед жидами и выброшенной из литературы, буквально так, как жиды-адвокаты выбрасывают строптивых русских из адвокатуры. На моих же глазах прошла многолетняя пытка, которой был замучен евреями очень талантливый писатель В. Л. Дедлов (Кигн). Он огорчил чем-то евреев еще в покойной "Неделе", и уже тогда еврейская критика смешивала его с грязью или бессовестно замалчивала, а с гибелью "Недели" Дедлов оказался вне возможности где-нибудь печататься. Консервативные "толстые" журналы, в свою очередь, загублены евреями.
Мне доводилось не раз слышать, сколько унижений приходится испытывать не одним начинающим русским писателям в еврейских редакциях. Какой-нибудь Мордка Срулевич Гевалтмахер, засев в пышный "редакторский кабинет", устраивает приемы просителей, точно премьер-министр печати. Один за другим российские писатели, иногда с древними дворянскими фамилиями, подходят на цыпочках к кабинету, робко приотворяют дверь, говорят подобострастным тоном, бледнеют, молча и выслушивая наглые замечания, часто дерзости.
Ведь нет на свете ничего беспощаднее одолевшего, торжествующего жида!
Немногие русские писатели сохранили достаточно мужества и чувства чести, чтобы осадить зазнавшегося хама. Большинство, угнетаемое материальной нуждой, сознательно идет в еврейскую кабалу. Они обрекают себя на низкое подслуживанье и ежедневные щелчки по носу, как все попавшие в неволю, из которой уже нет выхода…
Sunt lacrymae rerum, – et mentem mortalia tangunt!..
Выход-то, конечно, всегда есть, но его не видят по русской лени и бесхарактерности писатели, очутившиеся в еврейском загоне, даже не ищут выхода. Они безотчетно стараются приспособиться к скверному положению, они глубоко прячут в себе русскую душу, русское сердце, остатки веры в величие своей родины и родного народа. Они даже сами облекаются в приятное жидам глумление над всем русским, начинают оплевывать отечество и русский национализм, с яростью худо кормленой цепной собаки хватают за икры каждого, кто подходит к их хозяйскому, т. е. еврейскому двору. Эта унизительная роль была бы нестерпима для христианской совести, но для усыпления последней евреи настойчиво внушают, будто все, что стоит за евреев, – прогрессивно, гуманно, либерально, возвышенно; все же, что против них, – есть дикость, варварство, тупоумие и низость.
Мягкотелые и мягкодушные русаки, попадая в еврейское гнездо, гипнотизируются ежедневным гвалтом. Они начинают, может быть, искренно думать, что, служа евреям, они несут службу России и человечеству. Всех, так называемых, жидовствующих и жидохвостов нельзя, конечно, считать низкими людьми. Есть между ними и сознательные подлецы, но большинство, надо думать, только слабые люди, слабые и характером, и мозгами. До какого унижения приходится падать русским писателям, свидетельствует известная стычка г. Чирикова с Шоломом-Ашем!..
Нужно ли повторять, что не одна литература и печать захвачены евреями, а что участь эту разделяют все свободные профессии?
Врачи-русские жалуются, что евреи отнимают у них всю практику, вводя в естественную конкуренцию самые неблаговидные приемы. За кулисами своей врачебной деятельности они занимаются всевозможными коммерческими аферами, ростовщичеством, комиссионерством и торговлей разными снадобьями, нередко фальсификацией их, и это дает им возможность брать за лечение такую плату, от которой русский врач отказался бы. Евреи-врачи особенно налегают на секретные и венерические болезни, на аборты и презервативы, на омолаживание старичков и старушек, на не совсем невинный массаж (так называемый гинекологический) и т. п. В этих случаях гонорар их, смотря по обстоятельствам, принимает характер грабежа, причем болезни иногда нарочно растравливаются, чтобы лечить их без конца.
К услугам евреев-врачей еврейские же аптеки, рекламируемые ими и в свою очередь рекламирующие только евреев. Жиды-врачи нарочно прописывают очень дорогие лекарства и приборы, чтобы дать доход еврейским аптекам, хотя по ходу болезни могли бы прописать и очень дешевые. Получая от еврейских аптек известный процент вознаграждения, еврейские врачи могут пускать, когда нужно, пыль в глаза своей бескорыстностью. Последняя подделывается для рекламы. Чтобы отбить у русских врачей практику, врач-еврей некоторое время лечит почти даром, Да что ему стоит полечить и совсем даром несколько бойких барынь, которые за это растрезвонят о нем по городу и составят ему известность? Еврейские врачи не гнушаются этим способом, как и иными, подкупать общественное мнение, пока не добьются цели, пока не выживут из данной местности всех русских "товарищей".
В числе способов "борьбы за существование" практикуется и такой. Начинающий еврейчик-врач, попадающий в русское захолустье, поражает местных дам изысканностью костюма, чудно-подвитой шевелюрой, "жгучими восточными" глазами. Он втирается в семьи, где жены находятся в периоде утомления своей верностью, и начинает лечить не столько насморки и инфлюэнции, сколько вообще "семейное счастье" пожилых дам. Простоватые русские мужья, как известно, узнали об этом занятии крымских татар-проводников через десятки лет путешествий их благоверных на дивный Южный берег. Даже глядя вытаращенными глазами (так называемыми "бараньими") на любезные посещения их семей жгучими брюнетами-врачами, русские мужья не догадываются, откуда это у них дети начинают рождаться "с прожидью", по меткому выражению П. А. Столыпина…
Особенными же покорителями небрезгливых дам, как говорят, являются еврейские дантисты, специальность которых требует приема у них на дому. Очаровав нескольких простушек, врач-еврей быстро устанавливает моду на себя, создает хвост поклонниц, готовых за него вцепиться в волосы одна другой. Это дает основание местной печати, почти везде еврейской, с некоторым чувством беспристрастия кричать об огромном таланте нового врача, о почти чудесных исцелениях, о громадном успехе, его в местном обществе и т. п. В конце концов, abgemachtl, – дельце сделано. Нищий еврейчик, может быть едва кончивший курс, может быть, с купленным или фальшивым дипломом, приобретает репутацию знаменитости, открывает роскошный кабинет, заводит "ассистента", тысячных рысаков, а оплошавшие со своей "этикой" русские коллеги-врачи один за другим кладут зубы на полку…
Спросите с глазу на глаз русского деятеля любой иной профессии, например русского актера, певца: везде стоит тот же стон задавленных русских сил, с каждым днем уступающих еврейству свои позиции. С евреями невозможно бороться не потому, что они умнее, талантливее, энергичнее русских, а потому, что они пронырливее и бессовестнее нашего брата и, сверх того, пользуются огромной поддержкой всего еврейского кагала!
На что, казалось бы, свободная вещь – театральная сцена, – здесь талант налицо перед большой публикой, и соревнование могло бы быть вполне честное?..
Кому больше хлопает публика, тот, казалось бы, и премьер сцены.
В действительности же происходит следующее.