В столице это мало кого удивило. Во-первых, и до того русские монархи запросто общались с юродивыми, спрашивали у них совета, просили предсказать будущее. Во-вторых, Годунов много строил в Москве и частенько взбирался на вышку или колокольню, чтобы проверить, как идут работы.
Очевидно, и подземелья царь изучал, когда задумывал возводить новое здание: на твердом ли месте будет стоять, не провалится ли в заброшенные каменоломни, пещеры, колодцы?..
О Большом Колпаке говорили, что полжизни у него проходит на свету, а половина - во мраке. В подземном городе блаженный не только ночевал, но и молился там, где сохранились фундаменты древних церквей.
Иногда хозяева домов просили юродивого посмотреть, не грозит ли из глубин земли какая-нибудь опасность, а заодно и помолиться, чтобы здание не провалилось.
"Проклятое место"
Подобное случалось не только с жилыми строениями, но и с храмами. Бывало, они уходили в землю всего лишь на один-два аршина, а случалось, проваливались так глубоко, что ни "маковки не увидать во тьме бездны", ни "криков людских оттуда не услыхать". По крайней мере, так говорится в предании.
Гибель одной из церквей связывают с Годуновым и с Большим Колпаком.
Земли Кунцева упоминались в документах еще в XV веке. Владели ими знатные московские фамилии: Милославские, Мстиславские, Нарышкины.
Во второй половине XVI столетия кто-то из бояр решил построить в Кунцево церковь. Место выбрал по своему усмотрению - там, где когда-то находилось древнее языческое городище. Добрые христиане обходили заросшие деревьями руины стороной и называли место проклятым.
Как ни отговаривали его родня и священнослужители возводить здесь церковь, боярин настоял на своем.
На освящение храма из Москвы он пригласил много знатных особ. Явились и начинающий в то время службу при царе Борис Годунов, и юродивый Большой Колпак. Вначале блаженный озабоченно ходил вокруг нового строения, охал, вздыхал, а потом вдруг подобрался к Годунову и зашептал:
- Матушка-церковь не на свое место попала… И ты, батюшка, не туда попал… Вберет в себя церковь накопленные в окрест грехи людские и провалится под землю. А денек опосля - и тебя погубят…
Не известно, поверил ли юродивому Борис, но храм в Кунцево посещал. И каждый раз там оказывался Большой Колпак.
- Стоит еще матушка… Нехорошо ей в проклятом месте, а терпит… И ты терпи… - бормотал юродивый.
В романе популярного в XIX веке писателя Михаила Воскресенского есть упоминание о провалившейся старинной церкви в Кунцево.
Герой романа, оказавшись в проклятом месте, спрашивает у местной старухи:
"- Да чего ж его бояться - этого места-то, бабушка?
- Как чего, родимый? Ведь недаром же оно слывет - проклятое место! На путном народ православный не проваливается, да еще во время обедни. Говорят, и доселе тут в ночное время иногда слышатся колокола да голоса поющих…".
Нет пока научного обоснования того, почему в начале XVII века вдруг провалилась церковь. Но даже в шестидесятых годах прошлого века от кунцевских старожилов можно было услышать об этом печальном событии.
Последний взгляд на Москву
Согласно летописи, 13 апреля 1605 года Борис Годунов проснулся в хорошем настроении.
Однако вскоре ему сообщили недобрую весть: ходит спозаранку по Китай-городу и по Варварке Большой Колпак и заливается горючими слезами - провалилась церковь в Кунцевских землях, да так глубоко, что и маковки и креста не разглядеть во тьме…
Заволновался царь: вспомнил предсказание юродивого. Но его принялись успокаивать: если б храм провалился - вся Москва взбудоражилась бы…
В те времена, несмотря на отсутствие СМИ, слухи по столице распространялись мгновенно. К полудню на рынках, в кабаках, у колодцев обсуждали слова блаженного: "Провалилась церковь, и Борису конец…".
После обеда Годунов поднялся на вышку. С нее он часто любовался городом. Но 13 апреля 1605 года это был его последний взгляд на Москву. Затем царь заявил, что хочет осмотреть кремлевское подземелье и поговорить с Большим Колпаком. Но тут же отменил свое решение. Появились головная боль, тошнота, звон в ушах и резь в желудке.
Примчался лекарь, но у Годунова уже хлынула кровь из носа и ушей, и вскоре он скончался.
Как писал в "Истории города Москвы" Иван Забелин: "Измена царю с каждым днем вырастала повсюду. Все лицемерные благодеянья народу, все добрые попечения о государстве и многое доброе его устройство исчезли из памяти людей, сохранивших только ненависть к царствующему властителю… Царь Борис, вставши от обеда, внезапно заболел и через два часа скончался. Говорили, что сам себя отравил, но можно полагать, что был отравлен угодниками Самозванца, если не умер апоплексией, как свидетельствует Маржерет. Однако, по свидетельству Массы, доктора, бывшего во дворце, тотчас узнали, что он умер от яда".
В смерти царя Бориса Большой Колпак обвинил сторонников Лжедмитрия, которые уже наводнили Москву. На этот раз жители Первопрестольной не прислушались к словам блаженного.
Человек, который в открытую критиковал Годунова при жизни, вдруг сделался опасным. Может быть, юродивый почувствовал это и на несколько месяцев скрылся в подземелье под храмом Покрова на Рву.
"И после смерти - вечная печаль"
Бориса Годунова без царских почестей похоронили в Архангельском соборе.
И предрек тогда Большой Колпак: "И после смерти - вечная печаль ему и маета…".
А тем временем Дмитрий Самозванец послал в Москву князей Василия Голицина и Василия Мосальского и других своих сподвижников, чтобы те убрали неугодных ему людей. Прежде всего патриарха Иова и родных царя Бориса.
Предатели успешно выполнили задание. Со сторонниками шестнадцатилетнего государя Федора Борисовича Годунова разделались быстро. Одних удавили, других силой и посулами склонили к измене.
Хоть история и не любит сослагательного наклонения, можно предположить, что Русь лишилась одного из умнейших правителей.
К пятнадцати годам Федор Годунов постиг многие научные дисциплины. Он изучал военное дело, фортификацию, архитектуру, математику, философию, иностранные языки, участвовал в составлении географической карты России.
Царевич по приказу отца набросал план московских подземелий. Когда этот план попал в руки интервентов и их пособников, народу объявили, что Годуновы собирались "провалить Первопрестольную".
Федора, его мать царицу Марию и сестру царевну Ксению схватили предатели. На водовозной телеге семейство доставили на старый Борисовский двор.
Продажная мразь - от князей до уличных оборванцев - ликовала. Вчера поклонялись Годуновым, а теперь улюлюкали, плевали, кидали камни в поверженных.
И лишь один юродивый предостерегал толпу:
- Были вы до сего дня скотами тайными, а теперь стали явными!.. Вглядитесь друг в друга!.. Через шесть лет только один из шести будет по земле ходить!.. Да и то не долго…
Но когда толпа в припадке любви к новому вождю, ей не слышны голоса ни блаженных, ни пророков.
Отряд стрельцов под предводительством князей Голицына и Мосальского подло задушил юного царя Федора и царицу Марию. А царевну Ксению отдали на поругание Лжедмитрию.
Сочувствие народа к детям Бориса проявилось впоследствии в известной в XVII–XVIII веках песне "Плач Ксении Годуновой":
…Охти мне, молоды, горевати,
Что едет к Москве изменник,
Ино Гриша Отрепьев Рострига,
Что хочет меня полонити,
А полонив меня, хочет постритчи,
Чернеческой чин наложити!
Ино мне постритчи ся не хочет,
Чернеческого чину не сдержати:
Отворити будет темна келья,
На добрых молодцов посмотрити.
Ино ох милые наши переходы!
А кому будет по вас да ходити
После царского нашего житья
И после Бориса Годунова?
Ах милые наши терёмы!
А кому будет в вас да седети
После царского нашего житья
И после Бориса Годунова?
Что ж, прав оказался юродивый, когда говорил, что ждет царя Бориса "и после смерти вечная печаль…".
По приказу Самозванца тело Годунова из Архангельского собора вытащили и вместе с прахом сына и жены похоронили в Варсонофьевском монастыре. Но и оттуда останки царской семьи вывезли.
Прав оказался юродивый и когда предрекал продажной толпе: "Через шесть лет только один из шести будет по земле ходить…"
Сбылось и другое
Перед смертью Большой Колпак попросил, чтобы его похоронили вблизи гроба Василия Блаженного.
Просьбу исполнили. Как сообщалось в летописи, юродивого отпевали почти все архимандриты, игумены и сам митрополит Москвы. Во время погребения при огромном стечении народа свершилось знамение. Разразилась гроза с ураганным ветром, от которого, казалось, зашаталась земля и "во храмах Божиих образы падали, и много народа побито".
Отмечалось также, что на людях загорались одежда и волосы.
Одни говорили, будто это подземелья Москвы забирают тело юродивого к себе, а небесам передают его душу. Другие утверждали, что так мир подземный и мир небесный подтверждают все пророчества блаженного.
ПОДЗЕМНЫЙ МИР ИВАНА КОРЕЙШИ
В воспоминаниях современников
"Третьего дня Любовь Сергеевна желала, чтобы я съездил с ней к Ивану Яковлевичу, - ты слышал, верно, про Ивана Яковлевича, который будто бы сумасшедший, а действительно - замечательнейший человек. Любовь Сергеевна чрезвычайно религиозна, надо тебе сказать, и понимает совершенно Ивана Яковлевича. Она часто ездит к нему, беседует с ним и дает деньги для бедных… Ну и я ездил с ней к Ивану Яковлевичу и очень благодарен ей за то, что видел этого замечательного человека…" - говорится в повести Льва Николаевича Толстого "Юность".
Знаменитого московского юродивого Ивана Яковлевича Корейшу упоминал и другой великий русский писатель, Федор Михайлович Достоевский. В романе "Бесы" Корейша выведен под именем Семен Яковлевич: "Все отправлялись за реку, в дом купца Севостья-нова, у которого во флигеле, вот уже лет с десять, проживал на покое, в довольстве и в холе, известный не только у нас, но и по окрестным губерниям и даже в столицах Семен Яковлевич, наш блаженный и пророчествующий. Его все посещали, особенно заезжие, добиваясь юродивого слова, поклоняясь и жертвуя. Пожертвования, иногда значительные, если не распоряжался ими тут же сам Семен Яковлевич, были набожно отправляемы в храм Божий…"
Родился Корейша примерно в 1780 году. Жил он в Смоленске, а с 1817 года, при необычных обстоятельствах, стал москвичом. Его решили упечь в психиатрическую лечебницу, а поскольку такого заведения в Смоленске не было, Ивана Яковлевича отправили в Москву. В доме для умалишенных Корейша благополучно прожил большую часть жизни и скончался в 1861 году.
Преподаватель университета Николай Васильевич Давыдов писал о том времени: "Москва была переполнена разных видов юродивыми, монашествующими и святошами-прорицателями; наибольшее гостеприимство личности эти встречали в купечестве, но они были вхожи и во многие дворянские дома, а знаменитый в то время Иван Яковлевич Корейша, содержавшийся в больнице для умалишенных, посещался тайно, да и явно, кажется, всем московским обществом, а дамской его половиной признавался, несмотря на бросавшуюся в глаза бессмыслицу его изречений, истинным прорицателем, обладающим даром всеведения и святостью".
Открытие необычного дара
В молодости, обучаясь в Духовной академии, а затем работая в казенной палате, Корейша ничем особенно не проявил себя. И вдруг что-то снизошло на него. Иван Яковлевич исчез из дома и несколько дней не появлялся на службе.
Пропавшего чиновника обнаружили в лесу крестьяне. Корейша ковырял землю палкой и бормотал околесицу. Из всего услышанного мужики поняли: незнакомец ведет непримиримую войну с духом подземелья.
Корейша так увлекся борьбой с нечистой силой, что не захотел возвращаться к прежней жизни.
Мужики отнеслись к нему с сочувствием, помогли поставить избушку в лесу. А потом снабжали отшельника хлебом, яблоками, капустой и квасом.
Вскоре о его пророческом и целительном даре заговорила вся губерния. И потянулись к Ивану Яковлевичу люди из ближних и дальних селений. Просили предсказать будущее, вылечить, снять порчу.
Как-то раз Корейша в своем пророчестве нелестно отозвался об одном офицере. Тот узнал об этом, вспылил и не поленился отправиться в лесную глухомань. Выволок Ивана Яковлевича из его избушки и крепко поколотил. Потом офицер обратился к властям, чтобы отшельника упрятали в больницу для умалишенных.
Слава на столичных просторах
Слух о способностях Корейши по Москве разошелся быстро. Уже через несколько дней к нему потянулись просители.
Руководство больницы смекнуло, что на чудесных возможностях нового пациента можно заработать. Ему выделили отдельную палату, завесили ее иконами, установили несколько подсвечников. За вход к Ивану Яковлевичу брали двадцать копеек.
Сам целитель и предсказатель принимал от клиентов только нюхательный табак, хлебные изделия, капусту и яблоки.
Но у Корейши были не только почитатели. Не раз его пытались разоблачить. Один недоучившийся студент повадился к юродивому: то с жалобами на неизлечимую хворь, то с просьбой снять сглаз и предсказать будущее.
Известное дело: если нет охоты учиться и работать, возникает жажда разоблачения всех и вся. Не зря, видимо, вытурили этого студиозуса из университета. Нет чтобы прилежно лекции слушать да над книгами корпеть - потянуло крушить суеверия необразованного народа.
- Народ, может, и необразованный, да посмекалистей многих неудавшихся студиозусов будет, - первое, что заявил Корейша разоблачителю, когда тот переступил порог палаты.
Визитер немного опешил от этих слов, но решил добиться своего. Уж очень хотелось ему прослыть на всю Москву мыслителем-атеистом, борцом с суевериями и мракобесием.
Иван Яковлевич сразу раскусил нового посетителя. Он протянул гостю яблоко и приказал:
- Отдай сегодня самому болезному!.. Ступай!.. И захаживай еще…
Необъяснимые чудеса
И сам не понимая, под воздействием каких сил, борец с суевериями повиновался. Взял яблоко у юродивого и молча покинул палату. Он вовсе не собирался искать "самого болезного". Тот сам вышел ему навстречу.
Хромой нищий с перекошенным лицом жил в подвале дома, где снимал угол бывший студент. Убогий, как обычно, попросил милостыню, но вместо монеты получил яблоко.
На следующее утро он сам заявился к бывшему студенту. Переступил порог и бухнулся на колени:
- Спасибо, родимый! И нога сгибаться стала, и рожа распрямилась!.. Как съел твое яблочко, так и свершилось чудо!..
Конечно, враг суеверий посчитал исцеление нищего случайным совпадением. Он даже рассказал об этом приятелям и добавил, что по-прежнему не верит всяким шарлатанам, подобным Корейше.
От собственных слов его опять потянуло разоблачать мистику и всякую чушь, недостойную образованного человека XIX века.
И он снова отправился в дом для умалишенных.
А Корейша будто поджидал его. Едва гость вошел в палату, как в него полетели капустные листья. Юродивый швырял и приговаривал:
- Пусто в брюхе и карманах, а он двугривенный на меня тратит… Забирай капусту и топай на Хитровские склады! Посоли мою капустку и ешь до отвала!..
Не собирался борец с предрассудками выполнять приказ, да ноги сами собой понесли на Хитровку, прямиком в лавку то ли двоюродного, то ли троюродного дядьки. А там этот дядюшка как раз его дожидается. Богатый прасол никогда не привечал своего дальнего родственничка, а тут слезу пустил от радости:
- Ухожу в святые места беломорские. Не желаю боле губить свою земную жизнь торгашеством. Треть нажитого отдаю московским храмам, треть - святым обителям Севера. А поскольку своих детей не имею, решил треть состояния отдать тому племяшу, кто придет проститься со мной и до Тверской заставы проведет…
И этот случай не поколебал уверенность бывшего студента в том, что Корейша - всего лишь сумасшедший, из которого отсталый народ пытается сделать целителя-пророка.
Получив от богатого родственника треть его состояния, на какое-то время оставил наш студент в покое юродивого. От сытой жизни разоблачения забываются.
Но в те годы в Москве Корейшу трудно было забыть. Куда ни заверни - хоть в театр, хоть в кабак, хоть в баню или в салон великосветский, - везде о чудодействах юродивого толковали. И где бы ни появлялся разоблачитель, всюду его в разговор о Корейше втягивали.
Терпел-терпел бывший студент, отмалчивался, да наконец не сдержался: обозвал юродивого жалким идиотом, отребьем и добавил более крепкие словечки.
А на следующий день поволокла его неодолимая сила к Ивану Яковлевичу.
Подземельная опора
- Забурел, пострел… Ишь, гладкий какой стал! - радостно воскликнул Корейша. - Ох и тяжко тебе впотьмах ползать будет…
Пока гость переступал с ноги на ногу, соображая, что сказать юродивому, тот достал из-под одеяла засаленные листки бумаги.
- Отправляйся немедля на угол Остоженки и Первого Зачатьевского переулка, - деловито заговорил Корейша. - Там трактир Шустова. За ним увидишь мезонин с голубятней. В десяти шагах от мезонина, в глубине двора, - заросли сирени. В них отыщешь заброшенный колодец. Сотвори молитву и полезай в него…
Гость с изумлением уставился на Ивана Яковлевича.
- Будешь моей подземельной опорой, - пояснил юродивый. - Потому как веду я борьбу с черноглядным духом мрака. Завихрил он ручеек подземный под шустовским домом. Захотел провалить его в свое царство тьмы. А я ему: нанося выкуси!.. Исправлю ручеек, и дом останется на своем месте… Вот тебе заговор против черноглядного духа, вот тебе план подземелья. И не возвращайся, пока я сам тебя не призову…
Может быть, гипнотический дар юродивого подействовал. Бывший студент беспрекословно, словно в полузабытьи, взял у Корейши листки бумаги и отправился на Остоженку.