Москва подземная - Бурлак Вадим Никласович 7 стр.


Обозлилась братва на беспредел и собралась на сходку. Приняли решение: хана оборотню Ваньке! Но как его убрать? Осиновый кол под дых, нож под лопатку, удавку на шею?.. Нет, слишком легкая смерть для такой твари. Пусть мучается столько времени, пока не вспомнит все имена погубленных им воров, посчитала сходка.

От самого Петра Великого

В ту пору доживал свой век старик по прозвищу Воля.

От дел он отошел давно, однако по-прежнему пользовался авторитетом в преступном мире. Часто приезжали к нему воры и разбойники за советом, за помощью. Иногда просили рассудить их в различных спорных вопросах согласно заповедям Кудеяра.

Сколько лет старику и в какие годы начал он лиходействовать, никто не знал. Зато известно, что его кличка пошла от самого Петра Великого.

В молодости Воля со своей шайкой "держал" дорогу от Москвы до Клина. Однажды не сумел он уйти от погони, был схвачен и доставлен в Москву.

После пыток собрались его метить каленым железом. В те времена, помимо других наказаний, преступникам еще выжигали на лбу и на щеках слово "ВОР".

Не успели молодцы из Сыскного приказа приступить к экзекуции, как пожаловал в пыточную сам государь Петр Алексеевич. Поглядел, послушал да и решил самолично метить разбойника. Любил царь самолично и сапоги шить, и плотничать, и зубы выдирать, и, если надо, провинившихся наказывать.

Тогда у палачей еще не было "клеймицы" со словом "ВОР", а имелись лишь отдельные буквы на металлических прутьях. Выбрал нужные литеры государь, накалил их в огне - и на лоб разбойнику.

Может, выпил в этот день Петр Алексеевич, может, была тому другая причина, только ошибка вышла: на лбу преступника оказалось выжжено "ВОН" вместо "ВОР".

Пока узник стонал от боли, государь размышлял вслух:

- Исправлять букву или пусть останется?..

Хоть и мучился Воля, а смекнул, что из ошибки выгоду извлечь можно. Даже боль от такой мысли приглушилась.

- Царь-государь!.. - прохрипел он. - А в просвещенной Гишпании да милой твоему сердцу Голландии есть давний обычай: ежели во время наказания подобная ошибка выйдет, несчастного отпускают на волю!

Выпучил от изумления глаза Петр Алексеевич:

- Где ты, простой разбойник, выучился так складно говорить? Откуда узнал про гишпанские и голландские обычаи?

- Да мы тоже, царь-государь, не лыком шиты, познаём малость Божий мир. По свету гуляем да все примечаем!.. - бойко ответил узник.

Засмеялся Петр Алексеевич:

- Знаю, врешь, каналья. Не клеймят злодеев ни в Гишпании, ни в Голландии. Но за то, что ловко сбрехал, будь по-твоему. Коль на лбу теперь написано "ВОН", значит, вон отсюда! Гуляй, пока в другой раз не попадешься. Теперь тебя сразу опознать можно. Небось во всем государстве нашем одно такое клеймо.

Взвился от радости Воля, как лишился кандалов. Однако не побежал прочь, глянул в бочку с водой на свое отражение и снова обратился к Петру Алексеевичу:

- Царь-батюшка! Раз помиловал - уважь меня, грешного! Исправь знак на лбу. Было "ВОН", а пусть станет "ВОЛЯ".

- Ишь ты!.. - опять удивился Петр Алексеевич. - Простой разбойник, а грамотный! Будь по-твоему, ежели снова помучиться захотел.

- Выдюжим, царь-государь! И не такое на Руси терпят!.. - ответил Воля и подставил лоб.

И снова свобода

Вернулся он к своим товарищам. Опять взялся за старое, стал шалить с кистенем и сабелькой на большой дороге.

Однако вскоре смекнул Воля: нет смысла ночь тревожить свистом да темень пугать кистенем. Ведь теперь он самим государем меченный!..

Узнали о том во всех московских кабаках и притонах. Пошла молва от заставы к заставе.

Приходили поглядеть цареву метку и разбойники, и торговые, и служилые люди. Угощали они государева "крестника", а тот похвалялся:

- Теперь никто не смеет трогать меня! Самим царем обозначена мне вечная воля!..

Так жил и куролесил клейменный Петром Алексеевичем разбойник до воцарения Анны Иоанновны. Пошли другие порядки, и стала полиция по-иному смотреть на "государем меченного". Почуял Воля перемены, прекратил шататься по кабакам и осел в своей тайной избе. Там и суд воровской вершил, и разборы ладил.

К нему и обратились обиженные Ванькой-Каином уголовники:

- Пора паскуде ответ держать перед обществом!..

"Неминуемое проклятие"

Одряхлел к тому времени "государем меченный". Еле руками шевелит да ногами передвигает. Плечи ссутулились, а голова то и дело вниз и вкось клонится. Вроде одно только и осталось от некогда шального разбойника - выжженное на лбу слово.

Но кому надо знали: не в ногах, не в руках его сила. А владел старик воровским "неминуемым проклятием". Известно оно было и Кудеяру, и Степану Разину. Хотел выведать его Каин. Выспрашивал у старых воров. Но деды не открыли тайну, а только посоветовали:

- Наше "неминуемое проклятие" должен знать лишь один из всех братов. А тот, кто неправдой его узнает и самолично, без решения нашего общества, в ход пустит, от тех слов сам и сгинет. Так было на Руси, так и будет!..

Каин к совету не прислушался и продолжал интересоваться тайной воровского проклятия. Может, верил, что оно спасет от гнева преступного мира.

Однажды, когда Ванька обходил со своими подручными Охотный ряд, кто-то окликнул его. Он обернулся - дряхлый дед манил пальцем.

- Тебе чего, рвань безпашпортная?! - разозлился Каин. - Христарадничаешь в неположенном месте? Гляди, попадешь у меня в ерень, в железо!..

Старик в ответ лишь затрясся от беззвучного смеха, так что шапка сползла на глаза. Еще больше разозлился Ванька, раскрыл рот во гневе, а слова будто застряли в глотке.

Сбросил дед наземь шапку, убрал чуб со лба и пронзил лютым, завораживающим взглядом сыщика-вора.

Сразу понял Каин, кто перед ним.

- Ты, Ванёк, еренью и железом меня не стращай, - тихо заговорил старик. - По ереням и кичам я свое отходил. А пришел нынче сюда не христарадничать, а поглядеть, как ты жизнь свою ладишь, как заповеди наши соблюдаешь да наше общество почитаешь.

Глянул растерянно Каин по сторонам, а подручных его - будто ветром сдуло. И залопотал он какую-то белиберду:

- Ты напрасно, Воля, путь дальний проделал. Кликнул бы - я сам на гут к тебе явился. А живу я… Живу по заповедям. Как велит общество. Товарищей с кичей вымаю, пять подков под коня бадею да на Дон их штырю…

Усмехнулся в ответ старик, а взгляд таким же лютым остался:

- Ах, ты мой праведный! Знаю-знаю, как радеешь ты за братов-товарищей наших. Знаю, как себя не жалеешь, а от зари до зари кич симолишь для общества. Про то гут ладить будешь.

"Не откупишься, не отвертишься…"

И потащил старик Ваньку в ближайший кабак.

Там они посидели недолго. Больше говорил, словно спешил оправдаться, Каин. А "государем меченный" лишь кивал и задавал вопросы.

Наконец надоело старику брехню слушать. Махнул он рукой и склонился поближе к собеседнику:

- Облыжный гут на тебя повесили завистники, Ванёк. Научу, как уберечься от них. Открою тебе воровское проклятие. Запоминай. Как почуешь недобрый взгляд, как словишь злое слово, как увидишь навостренный против тебя нож, - так и сотворяй против облыжника это проклятие. Имя только супостата не забывай вставлять.

Хотя битый и тертый был Ванька, славился хитростью и изворотливостью, а тут поверил старому вору. Аж подскочил от радости. Крепко и со страхом в те времена почитались народом всевозможные заговоры, чародейства, сглазы.

- Буду верным твоим воспреемником, - тут же заверил он. - Слушаю. Запоминаю.

Усмехнулся мудро "государем меченный", скосил глаза в сторону и зашептал Каину:

Век воли не видать,
Коли братство наше порушу!
Не бодай мя напасть,
А ищи паскуду-отступника.
А имя его…
Пройди напасть боры темные,
Болоты топкие,
Ворота и стены крепкие,
Кичи близкие и дальние.
Отыщи Иуду,
Воровского слова порушника.
Пронзи его болью нескончаемой,
Мукой нестерпимою,
Смертию томительной.
За то я слово свое держу,
Век воли не видать!..
Вейся, проклятие мое, шепотом
По земле, по воде.
Чтобы каждый брат - вор честной
Услыхал о делах паскуды-отступника.
А имя его…
Век воли не видать,
Коли проклял я неповинного,
Порази за то мя напасть неминучая.
Век воли не видать!..

Выслушал Каин до конца весь текст проклятия, повторил его снова, заверил старика в своей верности воровским заветам и отправился нарушать их.

А тот глянул вслед отступнику и забормотал:

- Отгулял ты, Ванька, свое, отпаскудничал. Напасть неминуемая уже крепко в тебе сидит. От нее не откупишься, не отвертишься, не перехитришь. Век воли не видать!..

Тайный язык

Некоторые исследователи воровского жаргона считают, что в России одним из его создателей был Ванька-Каин.

Известный французский криминолог Габриель Тард в конце XIX века писал: "Всякая старая профессия имеет свой язык. Есть он и у убийц, воров. Этот язык прежде всего зловеще весел. Он состоит из собрания крепких и вращающихся около монеты, вина, баб и прочих мерзостей грязных метафор, дурной игры слов".

В записях и признаниях Ваньки-Каина можно встретить множество выражений, присказок и прибауток, не понятных не только живущим в XX веке, но и его современникам, не связанным с криминальным миром:

"Пол да серед сами съели, печь да палата внаем отдаем";

"Сидор да Карп в Коломне живет, а грех да беда на ково не живет, вода чего не поймет, а огонь и попа сожжет";

"Бей во все колоши, во все, и того не забудь, что и в нашу кладут";

"Тяб да ляб клетка, в угол сел и печка";

"Триока калач ела, стромык сверлюк страктирила";

"Овин горит, а молотильщики обедать просят";

"Чай примечай, куда чайки летят";

"Шасть на кабак, дома ли чумак, верит ли на деньги?";

"Когда мае на хас, так и дульяс погас" - и так далее.

Во все времена профессиональные преступники использовали родной язык в своих интересах, навязывая ему особые термины и выражения, не понятные непосвященным.

В России в начале XVIII века уже существовали жаргоны чумаков, офеней-коробейников, нищих, конокрадов, картежников, проституток. Тайный язык воров в нашей стране назывался блатной музыкой.

Конечно, Ванька не был его изобретателем. Жаргон не создается одним человеком. Сложившийся предшественник блатной музыки на московской земле существовал уже во времена Ивана Грозного, а может, и раньше. Каин лишь обогатил воровской язык, поскольку имел талант и к устному, и к письменному слову.

Приговор и наказание

Не сохранился первоначальный текст воровского "неминуемого проклятия". Отрывок, приведенный в этой книге, был записан на Сахалинской каре (каторге) во второй половине XIX века. Наверное, он отличается от того, что произносили во времена императрицы Елизаветы Петровны.

Сыграло ли старинное проклятие хоть какую-то роль в судьбе Каина? Это волен решать каждый по-своему. Знаменитый разбойник-сыщик, душегуб, продавший многих своих товарищей, был обречен и без таинственного проклятия.

Государственное правосудие лишь опередило воровскую расправу. О злодеяниях Ваньки заговорила не только вся Москва, но и Северная столица. О его преступлениях докладывали самой императрице.

Каин был наконец арестован. Но дело тянулось в Сыскном приказе более двух лет. Несмотря на множество свидетелей его злодеяний, возникали помехи следствию. Пропадали свидетели, исчезали документы, менялись показания.

Летом 1755 года знаменитый разбойник и сыщик был приговорен к смертной казни. Но по решению Сената в феврале 1756 года Ваньку наказали кнутом. Ему вырвали ноздри, на лбу и щеках выжгли слово "ВОР" и отправили на каторжные работы в Рогервик, на Балтику.

Ходили слухи, будто через несколько месяцев Каина нашли в выгребной яме с удавкой на шее. И пошла гулять весть среди воров: сработало "неминуемое проклятие" - Ванька погубил себя, произнося его против других.

Но на Руси не дают просто так умереть знаменитостям.

И вот уже во времена правления императрицы Екатерины Алексеевны стали поговаривать, будто Каина видели в Москве, в Китай-городе, на Остоженке и даже в подземелье соляных складов.

Некоторые обитатели притонов и тайных игорных домов уверяли, что слышали откуда-то из подвалов голос и сигнал Ваньки: "Под горочку- со свистом!". Заглядывали в темноту подземелья, но никого там не находили.

Вплоть до 1812 года среди московских воров бытовало поверье, будто, когда рушат старую тюрьму, в последнюю ночь перед сносом ее посещает привидение Каина. Побродит по опустевшим коридорам и камерам, повздыхает, повспоминает погубленных им в застенках и уходит в подземелье.

Даже в начале девяностых годов XX века суеверные люди рассказывали о привидении знаменитого сыщика-разбойника. В подземелье в районе нынешней станции метро "Красные ворота" один бомж зарезал другого. Милиционерам убийца заявил, что сподвиг его на это преступление призрак Ваньки. И после протрезвления бездомный бродяга не отступал от своих слов.

Московские обыватели судачили, будто Каин бродит вблизи монастырей. Хочет замолить грехи и - не может. Не дается ему последняя верста перед монастырем. Словно какая-то сила отталкивает окаянного душегуба от святой обители. Так и мается не один век.

А у старых воров бытовало поверье: пока не одолеет Ванька последней версты к монастырю, до тех пор в их "обществе" не исчезнет "каинов раздор": и будет брат брата сдавать властям и резать "не по старой заповеди"…

МЕСЯЦ НАД СРУБОМ КОЛОДЦА

От листов священной книги Гермеса

Что общего у московских подземелий с азартными играми?

Казалось бы, ничего.

Хоть и попадаются порой в темных лабиринтах Первопрестольной игральные карты, но это, наверное, бомжи, беспризорники, скрывающиеся от закона личности коротали там время.

И все же в первые десятилетия появления на Руси игральных карт они были напрямую связаны с московскими подземельями. В XVIII веке для криминальных элементов символом места, где можно тайно сыграть, являлся рисунок: месяц над срубом колодца.

Такой знак появлялся в укромных уголках московских подземелий, на стенах тайных игорных домов, откуда были оборудованы ходы в подземелья. Под этими заведениями создавались ходы и лазы для спасения во время полицейских облав.

Исследователь истории игральных карт Самуэль Уэллер Сингер полагал, что они проникли в Европу и на Ближний Восток из Индии. Сингер тоже считал их "частью магической и философской мудрости, которую рыцари ордена тамплиеров переняли у арабов".

Вернувшись в Европу, тамплиеры, опасаясь преследований со стороны церкви и светской власти, скрыли тайное назначение сакральных карт и использовали их для развлечения.

Первоначально рыцари играли в подвалах замков и в пещерах, чтобы даже слуги не знали об этом.

Подобного же мнения придерживаются и другие исследователи древних тайн. Американец Палмер Холл отмечал, что карты "отданы просвещенными жрецами мистерий на сохранение глупым и невежественным и в силу этого стали игральными картами, во многом даже инструментом порока. Дьявольские привычки человека, следовательно, стали неосознанными хранителями его философских наставлений. Карты не образуют сейчас той последовательности, в которой они были листами священной книги Гермеса, поскольку египтяне или даже их арабские наследники спутали карты специально, чтобы лучше сохранить в тайне свои секреты".

Можно соглашаться или не соглашаться с приведенными высказываниями. Можно спорить, появились ли карты в Древнем Египте, Китае или Индии. Но бесспорно то, что игральные карты оказали на человечество огромное влияние.

Тысячи людей в разных странах покончили с собой из-за крупных проигрышей. Еще больше было убито и ранено во время ссор, скандалов и дуэлей после баталий за карточным столом. Проигрыши и гадания на картах ломали судьбы людей, доводили их до психических заболеваний.

С ними связаны крупные и мелкие аферы, уголовные преступления и наказания.

Ни увещевания, ни проклятия

Считается, что в Россию игральные карты попали в начале XVII века. Но возможно, это произошло немного раньше - во времена Ивана Грозного.

В "Уложении" 1649 года царя Алексея Михайловича азартные игры относились к тяжким преступлениям: "А которые воры на Москве и в городах воруют - карты и зернью играют и, проигрывая, воруют, ходят по улицам, людей режут, шапки срывают и грабят… и если… сыщется допряма, что они зернью и карты играют, тем ворам чинити указ тот же, как писано выше о татях…".

Это означало, что виновных били кнутами, отрезали им уши, конфисковывали имущество, бросали в тюрьму или казнили.

Во времена Петра I отношение к игрокам смягчилось. Но их все же наказывали: "Которые солдаты явятся в другие и в третие зернщики и пьяницы, и в службе быть негодны, бить кнутом", - говорилось в законе 1700 года.

А десять лет спустя в "Инструкции и артикулах военных Российскому флоту" отмечалось: "Дабы все случаи и брани, здору и драки от костей и зерни происходящей, предостеречь, того ради никто да и не дерзает костей, зерни, карт и прочих таковых вещей на корабль привозить, под наказанием по рассмотрению".

Однако ни суровые наказания, ни увещевания и проклятия церковных иерархов, ни другие печальные последствия азартных игр не смогли остановить их распространение в России.

В стихах и в песнях

Пожалуй, в XVIII веке это была одна из самых популярных песен русских кабаков, острогов, подземельных притонов, тайных игорных домов, помеченных знаком "месяц над срубом колодца". Известно даже, на какой мотив она исполнялась. Как написано в старинном издании, "на голос франкмасонской песни: Образ Дiевъ, стены Вавилонскiи".

В XVIII веке она стала своеобразным гимном каторжников, арестантов, шулеров:

Бес проклятый дело нам затеял,
Мысль картежну в сердца наши всеял;
Ту распространяйте, руки простирайте,
С радостным плеском кричите: реет!
Двери в трактирах Бахус отворяет,
Полны чаши пуншем наливает,
Тем дается радость, льется в уста сладость.
Дайте нам карты: здесь олухи есть.
Стенька Разин, Сенной Гаврюшка,
Ванька-Каин и Лжехрист Андрюшка,
Хотя дела их славны и коль ни срамны -
Прах против наших картежных дел.
Постоянники все нас ругают,
Авантаж в картах вить не знают.
Портной и сапожник давно б был картежник,
Бросил бы шилья и иглы в печь.
Ни стыда, ни совести в нас нету,
Олухам здешним не в примету.
Карты нарезанные, крапом намазанные,
Делайте ими разом и нечет и чет.
Мы в камзолах, хотя без кафтанов,
Веселее посадских брюханов,
Игру б, где проведать, сыщем мы обедать,
Лишь бы попался нам в руки дурак.
Стройтесь стены в тюрьмах магистратских,
Вам готовят дворян и посадских.
Радуйся, подьячий, камень те горячий,
Ты гложи кости их после нас.
Нам не страшны никакие бедства,
Мы лишаем отцовского наследства.
В тюрьмы запираем, как их обыграем,
Пусть они плачут, нам весело жить.

Ходили слухи, что автор этого текста - известный поэт Александр Петрович Сумароков. Написал он его в минуты пьяного отчаяния, когда после отставки отправился из Петербурга в Москву.

Назад Дальше