...
"… старик Гёте приветствовал Карлейля как новую грядущую силу" (420).
Автор статьи имел в виду высказывание Гёте из "Разговоров":
...
"Ему предстоит огромная будущность; невозможно предвидеть ни того, что он сделает, ни влияния, которое он будет оказывать" (Запись от 9 июля 1827 г.).
Библейская цитата (Быт.: 2, 2), вводимая в текст статьи, также приведена в интерпретации Гёте из "Разговоров":
...
"Ее первый догмат Гёте выражал двумя словами: "Бог доныне не почил от дел своих"" (Запись от 11 марта 1831 г.) (418).
Мы уже говорили о том, что значение этой книги как источника текстов Д. Мережковского весьма велико. Статью "Мистическое движение нашего века" стоит иметь в виду при определении места и роли Гёте в творческом мире писателя. В тексте также проводится сопоставление Т. Карлейля с Э. Ренаном, над трудами которого писатель размышлял в пору создания статьи "Марк Аврелий".
Сложность для пояснения представил следующий фрагмент статьи:
...
"Лет двадцать тому назад в своей речи, произнесенной при открытии съезда Британского Общества в Белфасте, знаменитый ученый Тиндаль, между прочим, сказал следующие знаменательные слова:
"Мы видим одно глубоко вкорененное чувство, которое с самого рассвета исторической жизни народов и, по всем вероятиям, в доисторические времена воплотилось в религиозных верованиях мира. Вы, стоящие на высоте знания, можете смотреть с улыбкой сожаления на эти религии; но сарказм ваш только коснется случайностей формы, он не проникнет до незыблемых оснований того религиозного чувства, которое таится в нравственной природе человека. Дать надлежащее удовлетворение этой потребности составляет одну из величайших задач нашего времени. И как ни уродливы кажутся при сопоставлении с научной культурой многие из прошлых и настоящих религий мира, как ни опасны были они и как ни стремятся быть такими и в настоящее время для самых дорогих привилегий свободы, – рассудок требует признания их как проявлений силы, способной под руководством просвещенной мысли привести к самым возвышенным результатам в принадлежащей ей сфере нравственного чувства… Сама наука нередко почерпает силу в источнике, лежащем за ее пределами… Я готов утверждать, пренебрегая всеми ограничениями материализма, что здесь открывается самое благородное поприще для деятельности той внутренней силы, которую в отличие от сознающей мы можем назвать творческою способностью человека"" (420).
Источник этой цитаты нам найти удалось: речь английского физика Дж. Тиндаля была опубликована в газете "Nature" в №№ 251 и 253 за 1874 г. Но установить, откуда Д. Мережковский выписал цитируемый фрагмент и в чьем переводе, мы так и не смогли. Возможно, он содержался в одном из изданий трудов Д. Тиндаля в русских переводах [74] .
Статья "Памяти Тургенева" была опубликована в "Театральной газете" в августе 1893 г. [75] Несмотря на особый жанр этой публикации – некролог, автор все же делает ее полемичной: вводит в текст цитату из трактата Л.Н. Толстого "Так что же нам делать?" (1886), противопоставляя его отношение к науке тургеневскому. В статье "Памяти А.Н. Плещеева", опубликованной в "Театральной газете" через месяц, 26 сентября, характер цитируемого материала – из поэзии Пушкина, Тютчева, Некрасова и Данте – обусловлен самой скорбной темой.
26 октября и 8 декабря 1892 г. Д. Мережковский выступал с лекцией "О причинах упадка русской литературы" в Русском литературном обществе. В 1893 г. текст этой лекции, как и лекции "О новых течениях современной русской литературы" (15 декабря 1892 г.) лег в основу брошюры "О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы" (1893) [76] . Она была впоследствии включена в оба собрания сочинений писателя. Ее текст, как уже говорилось, впервые печатался под одной обложкой со статьями, написанными к этому времени ("О "Преступлении и наказании" Достоевского", "И.А. Гончаров" и "А.Н. Майков"). А фрагмент книги, посвященный Кольцову (из главы "Любовь к народу: Кольцов, Некрасов, Глеб Успенский, Н.К. Михайловский, Короленко"), под заглавием "Кольцов" был позднее опубликован в книге "Философские течения русской поэзии. Избранные стихотворения и критические статьи С.А. Андреевского, Д.С. Мережковского, Б.В. Никольского, П.П. Перцова и Вл. Соловьева" (1895).
Книга "О причинах упадка." состоит из шести глав и представляет собой своего рода развернутый конспект истории русской литературы, которую Д. Мережковский разрабатывал вплоть до 1914 г. Темы этой книги, имена, к которым он обращался и которые объединял, оценки творчества являются устойчивыми и повторяются в других исследованиях. То, что не вошло в основной текст книги, оговорено в примечаниях как темы для будущих исследований:
...
"Я выбрал только двух представителей современной русской поэзии как наиболее характерные явления того литературного поворота к идеализму, которым я занимаюсь. Если бы задача моя заключалась в более подробном изучении поэзии, я должен бы начать с произведений истинных преемников Пушкина и Лермонтова, я должен бы показать, как возвышенный идеализм XIX века отразился на олимпийски-лучезарной, могучей и блаженной поэзии А.Н. Майкова, Я.П. Полонского, Мея и в особенности Тютчева. Значение Фета несколько преувеличено. Тонкие ценители поставят, конечно, выше Фета менее признанного, но более глубокого поэта-философа, неподражаемо прекрасного Тютчева. Это не певец толпы, это – певец певцов. Такой же искренний и непосредственный лирик Я.П. Полонский. Недаром Тургенев любил его и понимал. Это один из немногих современных людей, сохранивших с природою древнюю, священную и таинственную связь. В его лучших песнях, по-моему, больше сумеречного, безглагольно-прекрасного, похожего на откровения природы, чем в искусственно филигранной и довольно слащавой лирике Фета. К старшему поколению поэтов принадлежит еще один писатель, который стоит между ними особняком – А.Н. Плещеев. Его поэзия отличается удивительной простотой и ясностью формы. Некоторые ошибочно принимают эту простоту за бедность. Дети иногда лучшие судьи в поэзии ("Будьте просты, как дети" относится и к области красоты), недаром так любят и верят, когда Плещеев с ними говорит. Это – муза нежной и покорной меланхолии, того, что Шиллер называл Resignation, муза русской печали. Она недоступна пресыщенным, скептически-равнодушным эстетикам, ее поймут только люди очень простые, даже несколько наивные в поэзии и "чистые сердцем". Лучше всего то в стихах А.Н. Плещеева, что вы невольно чувствуете в них светлую, тихую и прекрасную душу человеческую. Я мог бы остановиться на С.Я. Надсоне, который, впрочем, уже вполне оценен и понят нашими рецензентами. Сознание болезненного бессилия, разочарование в утилитарных идеалах, страх перед тайною смерти, тоска безверия и жажда веры – все эти современные мотивы Надсона произвели быстрое и глубокое впечатление даже не столько на молодое, как на отроческое поколение 80-х годов. Я должен бы указать на то, как возрождение свободного религиозного чувства отразилось в лучшем произведении г. Апухтина – "Год в монастыре", Апухтина, одного из самых нежных, изящных и благородных преемников Полонского и Тютчева. Наконец, я должен бы отметить, как великое успокоение в природе, примирение с жизнью и смертью, то глубочайшее русское смирение, которое напоминает божественную Нирвану Будизатвы, вдохновляет лучшие произведения гр. Голенищева-Кутузова, как, например, "Рассвет", эту чуждую поэму, совершенно не понятую и не оцененную критиками. Если бы все эти разрозненные явления, еще до сих пор не связанные и не разработанные ни одним исследователем, соединить в одну живую картину, в одно громкое и непреложное свидетельство, может быть, и самый скептический читатель почувствовал бы, как много скрытых сил дремлет в современной русской поэзии" (489–490).
Круг цитируемого материала в книге обширен. Можно говорить о том, что он помогает писателю в известной мере обобщить все то, о чем он говорил в предшествующих статьях, и наметить контекст, в котором осмыслены русская и мировая литература в его ближайших исследованиях. Так, например, в некрологе "Памяти Тургенева" он намечает линии противопоставления писателя его современникам:
...
"Он не возмущался против "научной науки", подобно Толстому; не ищет от нее успокоения в мистицизме прошлых веков, подобно Достоевскому; в красоте законченных форм жизни, подобно Гончарову" (423).
Книга "О причинах упадка." открывается утверждением автора:
...
"Тургенев и Толстой – враги. Это вражда стихийная, бессознательная и глубокая. Конечно, оба писателя могли стать выше случайных обстоятельств, благодаря которым вражда выяснилась. Но вместе с тем оба чувствовали, что они враги не по своей воле, а по своей природе. Оба в своем различии столь близкие и дружественные нашему сердцу, они стояли непримиримые друг против друга как великие представители двух первоначальных, вечно борющихся человеческих типов" (428),
которое это противопоставление углубляет и конкретизирует. И хотя статья о И. Тургеневе вышла в свет в 1909 г., оно не только сохраняется, но и разворачивается в исследованиях ближайших лет.
Еще один пример связан с темой будущего исследования. В книге "О причинах упадка." Д. Мережковский говорит о Л. Толстом, что он
...
"…тратит время на популярные брошюры о пьянстве, с наивным жаром квакера составляет, подобно методическому и упрямому норвежцу Бьернсену, практические руководства к целомудрию молодых людей, предисловия к трактатам о беременности, о вегетарианстве, серьезно уверяет, что люди курят табак, чтобы заглушить совесть" (466).
Поиски источника приводят к трактатам Л. Толстого "О браке и призвании женщины ("Вся неразрешимая сложность…" (1868)); "Согласие против пьянства" (1887); "К молодым людям" (1888); "Об отношениях между полами" (1890). Л. Толстым написано предисловие к книге доктора медицины А. Стокгэм "Топология, или Наука о рождении детей" (1888), он выступил как переводчик и редактор "Частного письма к родителям, докторам и начальникам школ" Э. Бернс (1880). В этих статьях и высказаны "руководства", о которых говорит Д. Мережковский. "Люди курят табак, чтобы заглушить совесть" оказалась незакавыченной цитатой из статьи Л. Толстого "Для чего люди одурманиваются?" (V) (1890). Эти произведения имеются в виду и в книге "Л. Толстой и Достоевский", где Д. Мережковский говорит об отказе от художественного творчества во имя утилитарной пользы от его писаний.
Еще один пример связан с книгой как литературным памятником эпохи.
...
"До сих пор в России книга не имела почти никакой самостоятельной жизни, находясь в полной зависимости от периодических изданий" (442), -
утверждает Д. Мережковский. Мы уже говорили о его отношении к "Запискам А.О. Смирновой", которые он не сумел воспринять критически. В книге "О причинах упадка." примером "драгоценной" является другая книга:
...
""Письма Бенедикта Спинозы" в превосходном переводе г-жи Л. Гуревич. Если бы побольше издавалось в России таких книг!.. Наивная биография Колеруса, страшный акт отлучения Спинозы от синагоги – все это переведено г. Волынским с удивительной красотой" (451).
Автор допускает неточность, поскольку А. Волынский готовил примечания к переводу Л. Гуревич. Д. Мережковский имеет в виду книгу, вышедшую в свет в издательстве "Северного вестника" и связанное с именем издательницы, которая публиковала важную для него книгу – "Записки А.О. Смирновой". Может быть, потому он принял их за подлинные, что деятельность Л.Я. Гуревич по публикации забытых и неизвестных книг вызывала его доверие и восхищение. Образ Б. Спинозы, о котором он говорит в книге "Л. Толстой и Достоевский", воссоздается по этой книге: "Жизнь Б. де Спинозы, описанной Иоганном Колерусом на основании некоторых данных, почерпнутых из сочинений этого знаменитого философа, из показаний многих лиц, вполне достойных доверия и близко знавших его. Переписка Бенедикта де Спинозы" (СПб., 1891). Таким образом, пояснение к одному фрагменту книги дает возможность сделать сразу несколько выводов о повышенном внимании Д. Мережковского к книге, осознании ее источником фактических сведений, а также использовании как основы для собственных интерпретаций.
В книге "О причинах упадка." Д. Мережковский возвращается к именам и темам статей "Акрополь", "Дафнис и Хлоя", "Гончаров", "Достоевский" и намечает темы, еще не разработанные им: творчество Гёте, Ибсена, Пушкина, Некрасова, Кольцова. Об этом дает возможность судить цитируемый материал.
Обзор литературной и культурной жизни России в статье требует пояснений большого количества реалий, имен, названий произведений, явлений культуры: от античности до конца XIX в. Многие факты литературной борьбы той поры предполагают библиографические разыскания или восстановление эпизодов журнальной полемики. Например, такого:
...
"Мы имели еще недавно случай наблюдать классический образчик неблагодарности в отношении одного молодого и смелого рецензента (имени его я не буду называть) к Н.К. Михайловскому. Когда переступается известный предел полемической злобы, люди всех партий, всех направлений соединяются в чувстве нравственного возмущения. Видя, как молодой человек, случайный пришелец, подымает руку на человека, постаревшего в литературе, на деятеля безукоризненного, вся жизнь которого отмечена печатью высшего рыцарского благородства, все испытали это непреодолимое чувство нравственного возмущения" (481).
Как известно, публикации Н.К. Михайловского вызывали различные отклики, в т. ч., и негативные. Но сам Д. Мережковский подсказывает, что "образчик неблагодарности" следует искать в недавних публикациях ("Мы имели еще недавно случай."). Можно предположить, что "случайный пришелец" – это В.В. Розанов, который в статье "Почему мы отказываемся от "наследства 60–70-х годов"?" (1891) сделал выпад, возмутивший Д. Мережковского:
...
"Положа руку на сердце, может ли он сказать, что мы могли быть другими, вынеся с ранних годов все эти впечатления? И сам он, ясно, как мы, сознавая унижение науки ее служителями, не попытался ли бы вырвать у них по земле волокущееся знамя и понести его хоть как-нибудь самому? Не встал ли бы он, оставаясь таким же и только родясь в наше время (то есть не будучи сам инициатором многих идей, естественно не могущим отнестись к ним "со стороны"), в ряды самых горячих борцов с поколением отживающим, в котором стоит теперь? Все мы, поколение за поколением, в самих себе не имеем значения: наше значение обусловливается лишь тем, как относимся мы к вечным идеалам, подле нас стоящим, которые с отдельными поколениями не исчезают. Сохраняет поколение верность им – и значение его пропадает; изменит оно этим идеалам – и его значение тотчас меркнет. В сфере умственной любить одну истину – это не есть ли идеал? В сфере нравственной – относиться ко всем равно, ни в каком человеке не переставать видеть человека – не есть ли для нас долг? И если мы видели, как опять и опять человек рассматривается только как средство, если мы с отвращением заметили, как таким же средством становится и сама истина, могли ли мы не отвратиться от поколения, которое все это сделало?"
Е. Толстая полагает, что под "случайным пришельцем" следует понимать А. Волынского [77] .
Пояснений также требует обзор современной автору мемуаристики и литературной критики. В качестве "нового" подхода к оценке литературы Д. Мережковский называет статьи С. Андреевского и В. Спасовича. О первом он говорит, что в его статьях
...
"… чувствуется охлаждение к утилитарному и позитивному искусству, признаки того же мистического веяния, которое пронеслось над всей европейской литературой. Как писатель относится к вечным вопросам о Боге, о смерти, о любви, о природе всего более интересует нового критика, то есть именно та сторона поэзии, мимо которой прежнее поколение публицистов проходило с равнодушием и непониманием, как будто все общественные идеалы, земная справедливость и равенство не основываются на этих вечных, легкомысленно отвергнутых и теперь с новою силою, с новою болью вернувшихся вопросах" (499).
В качестве примеров называются "его превосходные монографии русских писателей – Тургенева, Лермонтова, Толстого, Баратынского, Некрасова, Достоевского". Писатель имел в виду статьи "Поэзия Баратынского" (1888), "Братья Карамазовы" (1888), "О Некрасове" (1889), "Лермонтов. Характеристика" (1889), "Из мыслей о Льве Толстом" (1890) и "Тургенев" (1892), вошедшие в книгу С. Андреевского "Литературные чтения" (СПб., 1891), а также статью "Лермонтов. Характеристика" в сборнике статей "Литературные чтения" (1891). В.Д. Спасовича он называет критиком старшего поколения, однако пишущим о литературе "превосходным языком". К числу лучших его исследований Д. Мережковский относит "работы его о Байроне, Мицкевиче, Словацком, Лермонтове, Пушкине", т. е. статьи "Столетний юбилей лорда Байрона" (1882), "Байронизм Пушкина и Лермонтова. Из эпохи романтизма" (1888), "Байронизм у Лермонтова" (1889), "Пушкин и Мицкевич у памятника Петра Великого" (1887); "Мицкевич в раннем периоде его жизни (до 1830 г.) как байронист" (1889) и пр. [78] В пояснениях нуждаются упоминания малоизвестных произведений, публикаций в периодической печати тех лет, источники цитат из стихотворений Н. Минского, К. Фофанова и пр.
В состав "Вечных спутников" также не была включена статья "Крестьянин во французской литературе", состоявшая из двух очерков: "Бальзак" и "Мишле" [79] . Она имеет отчетливо "народнический" характер, но, вероятно, наличие в ней свойственного автору субъективного прочтения творчества писателей помешало патриарху народнического движения Н.К. Михайловскому, заказавшему этот материал, принять его к печати. Очерк "Бальзак" представляет собой пересказ и компиляцию цитат из недавно вышедшего в свет романа писателя "Крестьяне" [80] . Д. Мережковский упоминает в тексте статьи книгу "Народ", которая стала основой для другой статьи, посвященной Мишле [81] . В ней эта книга также подробно пересказывается и цитируется. При жизни писателя статья не переиздавалась.
Две следующие обзорные статьи писателя, опубликованные в журнале "Вестник иностранной литературы", посвящены тем "новым" явлениям в европейской литературе, которые в начале 1890-х гг. были недостаточно известны и совсем не изучены. Они мыслились автору как две части одной публикации, во всяком случае, в примечании ко второй статье он отсылает читателя к первой, "Неоромантизм в драме" (1894), посвященной современной писателю французской и немецкой драматургии [82] . В ней пояснений требуют многочисленные упоминания имен, произведений, периодических изданий, программных статей и пр. Приведем характерный пример из целого множества: