[▪]
После революции мы с Жванией решили объединить наши партии.
У меня к тому времени выработалась аллергия на старые кадры. Все, кто не пошел за революцией, стали маргиналами. Люди их отождествляли со старой системой. Большинство так и не смогли вернуться в политику. Часть из них потом реанимировал Иванишвили, потому что у него не было своих "говорящих голов". Думаю, то же самое произойдет в Украине. Нынешняя власть просто сорвется, она себя полностью дискредитировала. В какой-то момент что-то произойдет и всех снесут…
Мы все искали новых людей. Хотя подбором кадров для правительства занимался в основном Жвания, ситуации "мой человек, твой человек" не возникало. Кого находили, того и брали. Например, министром экономики мы взяли 25-летнего выпускника Гарварда Гиоргия Чоговадзе, который до этого работал в инвестиционной компании. Министром энергетики стал 26-летний Николоз Гилаури, у которого тоже было хорошее западное образование.
В Лондоне мне порекомендовали девушку, которая прекрасно разбирается в искусстве, говорит на нескольких языках и при этом знает многих сильных мира сего. Ее звали Ната Канчели. Мне потребовалось 15 минут, чтобы договориться с ней о том, что она будет работать моей помощницей. Вот так мы набирали команду.
Все были молодые и выглядели хорошо. Один американский журналист сравнил нас с командой из "11 друзей Оушена".
Министром финансов стал Зураб Ногаидели – правая рука Жвании.
Первые месяцы министры постоянно менялись. Они не очень задерживались на одном месте. Наш с Жванией близкий друг Гиорги Барамидзе был назначен министром внутренних дел, а после этого – министром обороны. Моя правая рука Зураб Адеишвили поработал несколько месяцев министром юстиции, после чего возглавил министерство госбезопасности. Вано Мерабишвили успел побывать секретарем Совета Национальной Безопасности и министром госбезопасности, пока в конце 2004 года его не назначили министром внутренних дел. Пост министра иностранных дел в первые два года после нашего прихода к власти последовательно занимали бывший советник Шеварднадзе и близкий друг Жвании Тедо Джапаридзе, бывший посол Франции в Грузии Саломе Зурабишвили и, наконец, Гела Бежуашвили, который не состоял ни в одной партии.
Пригласить Каху Бендукидзе в министры экономики было моей идеей. Я познакомился с ним во время своего первого визита в Москву, где мне организовали встречу с представителями крупного бизнеса, на которой были Дерипаска, Вексельберг, Фридман и другие. В конце весны российские бизнесмены прилетели с ответным визитом в Грузию. У меня состоялся разговор с Бендукидзе, после чего я спросил у Жвании, не пригласить ли его к нам министром экономики. Жвания ответил: "Давай попробуем". Через полчаса он мне перезвонил и сказал, что Бендукидзе согласился.
Я как президент был главой исполнительной власти, поэтому имел право проводить заседания правительства. Делал я это крайне редко, а в последние годы полностью отдал бразды правления премьеру. Первое заседание мы проводили вместе с Жванией. Тот хотел показать, что он тоже главный и поставил во главе узкого стола два маленьких стула. "Ты что, не видишь, – спрашиваю я Жванию, – что мы за этим столом не помещаемся? Убери свой стул, я сам буду вести заседание". Если не считать этой детской состязательности, у нас были очень партнерские отношения.
Я терпеть не могу долго совещаться. Таких долгих совещаний, как в Украине, в Грузии в принципе не могло быть. Если заседание правительства не заканчивается за час, эффективным оно быть не может. Значит и решения будут неэффективными. Прозаседавшееся правительство, которое не может управлять страной.
Жвания был очень близок к Патаркацишвили. Тот поддержал его и Бурджанадзе на выборах 2003 года, выдав им на кампанию пять миллионов долларов, для сравнения: вся парламентская кампания "Национального движения" обошлась нам в 10 раз меньше. Тесное общение премьера с Патаркацишвили продолжалось и после революции. Проблема была в том, что интересы Патаркацишвили в корне противоречили интересам государства – как интересы любого олигарха в любой стране. Патаркацишвили имел несколько миллиардов, а Грузия была нищей страной. Он контролировал медиа, платил зарплату многим людям.
Время от времени мне приходилось останавливать Жванию, когда тот собирался отдать какие-то активы Патаркацишвили бесплатно, а мы хотели продать по максимально высокой цене.
В этом мне очень помог Бендукидзе. По российским меркам он был не очень успешен, хотя его и считали крупным бизнесменом. После смерти у него обнаружилось всего двести с чем-то миллионов долларов. Его имя гремело в России, с ним общались президенты, но деньги как таковые Каху не интересовали.
У Патаркацишвили практически не было бизнеса в Грузии, все деньги он заработал в России. Просто он хотел владеть Грузией. Он приватизировал дворец бракосочетаний, возвышавшийся над центром Тбилиси, и сделал его своим жилищем – не представляю, как там вообще можно было жить.
Патаркацишвили вырос в крайней бедности. В больших залах своего дворца он выстроил точную модель своего старого тбилисского двора и устроил там ресторан. Трехэтажная модель с фасадами, балконами. Во дворе на табуретке сидела восковая фигура его отца, подписанная "Сапожник Патаркацишвили". В этом дворе он всегда угощал гостей. Хозяин нажимал на кнопку, гремел гром, сверкала молния, шел дождь. Он вообще был странноватым.
После моего избрания президентом Жвания привез меня к Патаркацишвили. Ждать нас заставили минут тридцать. Охрану пришлось оставить у входа. Он нас встретил такими словами: "Я очень не доволен результатами выборов. Я такого не ожидал. Начудили вы тут, у меня были совсем другие планы. Хочешь, чтобы я тебе помогал? Мне нужны гарантии". "А какие гарантии тебе нужны?", – спрашиваю. "Например, – говорит он, – когда Березовский финансировал Лебедя, мы заставили его заняться сексом с мальчиками и сняли это на видео. Это наши гарантии". Думаю, он врал, но разговаривал со мной бесцеремонно.
Я сказал что-то резкое ему в ответ. Жвания прибежал нас мирить. У нас было еще несколько застолий в его дворце – и я точно знал, что все это записывается. На кадрах, которые он потом выдал в эфир, чтобы показать, что у нас с ним были общие дела, я просто много ем – мне совершенно не хотелось там разговаривать.
Бендукидзе с самого начала все время возражал Патаркацишвили, не давал ему развернуться, и однажды Патаркацишвили на него наорал. Мол, если ты мне не продашь – речь, кажется, шла о Чиатурском марганцевом месторождении, то завтра же "Имеди" покажет, что ты изнасиловал мальчика. Эта тема мальчиков у него всегда откуда-то возникала… Бендукидзе в своем стиле послал его подальше.
Бурджанадзе очень от нас отличалась. У нее были другие представления о жизни, и вокруг нас все втихаря смеялись над ее шубами, бриллиантами. Ее вход и выход всегда был ритуалом. А у нас никто этого не любил. Она оказалась абсолютно чуждой нам по ценостям и представлениям. Конечно, это ее раздражало.
Единственным компромиссом по отношению к ней было то, что ее мужа назначили руководителем погранвойск. Он был коррумпированным, и это была единственная служба, которую мы не могли реформировать, пока не убрали Бурджанадзе. Пограничники до 2008 года брали взятки. Она горой стояла за своего мужа. Это было платой за то, чтобы она сохраняла лояльность и не блокировала парламент.
К концу 2004 года у нас с Жванией сложилось идеальное взаимодействие. Мы понимали друг друга с полуслова. Он полностью свыкся с тем, что он второй человек в стране. И у нас обоих был конфликт с Бурджанадзе.
Я общался с Жванией практически каждые полчаса. Я очень зависел от него психологически, эмоционально.
Последний раз мы виделись вечером 3 февраля 2005 года. Он был в прекрасном настроении. Через час после встречи он сказал мне, что у него разболелась голова и ему нужно уехать. Я не очень поверил в его мигрень, потому что видел его незадолго до этого, но не стал его задерживать.
В ту ночь я долго не ложился, потому что собирался посмотреть по телевизору ежегодное обращение Буша к Конгрессу. Мы жили тогда в трехкомнатной квартире возле парламента. В начале четвертого мне позвонил в дверь охранник и дал телефон. Высветился номер Жвании. Я взял трубку: "Да, Зурико". "Это не Зураб, это Коба Харшиладзе". Коба Харшиладзе был его охранником. Он три раза повторил: "Батоно Зураба нет в живых и очень неловкая ситуация", – честно говоря, я долго не мог понять его слов.
Все произошло на квартире, которую Жвания снимал для личных встреч. Он отпустил охрану, которая работала в эту смену, и поехал с Кобой, которому больше доверял. Обычно Коба оставлял Жванию в квартире и потом забирал в назначенное время. На этот раз охранник начал звонить в квартиру, но ему никто не ответил. Это был бельэтаж, поэтому он заглянул в окно с улицы, увидел, что все плохо – Жвания и Рауль Юсупов не подавали признаков жизни, – руками вырвал решетку, разбил окно и залез в квартиру.
Я пришел в себя, попросил ничего не трогать и позвонил министру внутренних дел и генеральному прокурору, чтобы они срочно выехали на место.
Жену Зураба привезли в эту квартиру, она посмотрела на ситуацию и, как говорят, ни слова не сказав, повернулась и вышла. Потом позвонил патриарх и сказал: "Мне сообщили. Он был там, где его не должно было быть".
Я был в полнейшем шоке. Мы с Зурабом знали друг друга больше 15 лет, были не просто единомышленниками, а близкими друзьями. Многочисленными сплетнями про него я не интересовался и вообще научился на такие сплетни по отношению к кому-либо не реагировать.
На следующее утро позвонили американцы и сказали, что присылают ФБР. Позже мне Буш сказал, что это было лично его решение. "Когда мне доложили, я сразу подумал, что это россияне, особенно после случая с Ющенко", – рассказал он мне в Тбилисси. Но посмотрев результаты расследования ФБР, мы немного успокоились и поняли, что это не так. Американцы взяли тесты на газ и другие анализы, благодаря которым была задокументирована интимная сторона дела, как и все иные обстоятельства смерти. ФБР подтвердило версию отравления газом. В те времена в Тбилиси отравлялось газом до 200 человек в год. Из-за того, что в газ перестали добавлять ароматизаторы, в случае утечки газа отравление происходило незаметно. К тому же в той квартире стояла очень дешевая и некачественная иранская газовая система. Вано Мерабишвили пытался добиться запрета на ввоз этой системы, когда еще был депутатом парламента.
Несоответствием было то, что на столе в квартире стояла бутылка и две рюмки. Американцы не нашли на них отпечатков пальцев и в беседе с нашими предположили, что бутылку выставил охранник, а в остальном американцы полностью повторили грузинскую версию.
Речь шла о личной жизни премьер-министра, поэтому мы решили засекретить доклад ФБР. Когда на нас посыпались обвинения, что мы что-то скрываем, Адеишвили предложил предать гласности заключение ФБР, но я его остановил и сказал, что вряд ли общество хочет знать интимные подробности. Я не хотел усугублять шок.
Через некоторое время Патаркацишвили стал раскручивать версию, что Жвания убит. Однажды ко мне пришла жена Жвании и говорит: "Я вас не подозреваю, но знаю, что у Зураба, как и у всех политиков, были деньги, и я хотела бы их вернуть". Я ответил, что вот я, например, политик и у меня нет денег. На это она сказала, что незадолго до смерти Жвании дали несколько миллионов долларов. Предполагаю, она это услышала от Патаркацишвили. Дешевый трюк, но она поверила и стала подозревать в краже этих денег охранника. После этого у меня пропало желание с ней общаться.
В 2012 году Иванишвили взял брата Жвании в избирательный список. И тогда же запустили версию, что Зураба убил я, бросив в него пепельницу, хоть я и не курю, и не держу в кабинете пепельниц. Хорошо, сказали мы, если вы считаете, что Жвания убит пепельницей, проведите эксгумацию. Они не стали этого делать, потому что прекрасно знали, что это неправда. Потом, уже при Иванишвили, арестовали охранников Жвании и эксперта, который писал заключение об отравлении. Этот эксперт был близким другом Жвании, а потом горячим сторонником Иванишвили. Тяжело больного, его два с лишним года продержали в тюрьме, заставляя признаться, что он фальсифицировал заключение. Он отказался. А охранники, которых не было на смене и которых тоже продержали в тюрьме почти два года, на суде стали рассказывать подробности личной жизни Жвании, и все окончилось скандалом.
Смерть Жвании месяцев на шесть выбила меня из колеи. Он внес выдающийся вклад в грузинскую политику. Он, по сути, привел в нее новое, совершенно не по-советски мыслящее поколение, в этом ему помогли его умение маневрировать и мощный интеллект.
Шеварднадзе долгое время не считал его угрозой для себя и поэтому позволял Жвании очень многое. И Жвания на сто процентов воспользовался этим шансом и дал шанс всем нам.
[▪]
Главное в экономической политике – чтобы не было коррупции. Это очень простой рецепт. Нет коррупции – все легко сделать. Вот и вся премудрость.
Придя к власти, мы инстинктивно понимали, что начать надо с дерегуляции. Нужно все разрешать. Чиновники нас спрашивали, чего нельзя делать, а мы говорили – делайте все, что считаете нужным, быстро все меняйте.
Решения о дерегуляции, об отмене разрешений принимали я и Жвания, молодые министры, потом к нам присоединился Бендукидзе, который поставил это на более системную основу. Но у всех у нас был один инстинкт – все упрощать.
Мы внедрили самые быстрые в мире процедуры регистрации предприятий, самые быстрые транзакции с имуществом. Покупаешь ли ты машину, дом, земельный участок в 1000 гектаров, завод за 50 миллионов долларов – для все этих сделок одна процедура, на электронную регистрацию уходит несколько минут.
Вы путешествуете по Грузии, и вам понравилась какая-то ферма. Поскольку вся собственность зарегистрирована в публичном электронном реестре, вы через iPad или телефон смотрите, кому эта ферма принадлежит, сколько у нее гектаров и сколько она может стоить, если объявили ее продажу. Допустим, хозяин согласился. Приходите вечером в местную регистратуру и за несколько минут регистрируете сделку. Как будто вы покупаете велосипед. Так и должно быть.
В Украине для совершения такой операции понадобятся многомесячные переговоры с сельсоветом, геокадастром, с правительством. Потом вы будете договариваться с министерством юстиции о том, чтобы вам поскорее выдали документы.
Решением этой проблемы в Украине должны были стать центры обслуживания граждан. Когда их начали создавать, им передали 60 функций и обещали дать еще 190. Всего министерство юстиции собиралось отдать в "одно окно" 250 функций. На сегодня функций осталось 30, при этом по 25 из них сотрудники должны бегать по городским службам и там все оформлять. Все застопорилось. Минюст, МВД, городские службы – забирают свои функции назад и ничего не хотят передавать. Все понимают, что это заработок конкретных людей, которые просто так не расстанутся со своими феодальными привилегиями.
Перед местными выборами осенью 2015 года президент Порошенко торжественно открыл Одесский центр обслуживания граждан. Много месяцев центр практически не финансировался, только недавно появилось какое-то финансирование от облсовета. А ведь все очень просто: надо передать туда все функции, и он будет на самофинансировании. Сотрудники будут довольны, и чем лучше они будут обслуживать посетителей, тем больше людей туда придет и тем выше у сотрудников будет зарплата. Все очень просто, надо только в этом направлении ежедневно двигаться.
Мы понимали, что нужно как можно быстрее все приватизировать. Государственный сектор в бедной стране – один из главных источников коррупции. Мы это видели на примере коррупционеров из окружения Шеварднадзе, доивших государственные предприятия.
Крупных предприятий у нас оставалось не так много. Был завод по производству азотных удобрений, был Зестафонский ферросплавный завод, был Чиатурский марганцевый, кое-какие активы в энергетике. В Украине, кстати, крупных государственных предприятий гораздо больше.
Когда мы приняли решение все продавать, Путин отрядил в Грузию делегацию российских олигархов с наказом купить как можно больше предприятий. Они прилетели с идеей быстро обо всем договориться. А мы ответили, что нечего договариваться. Мы все вынесем на аукцион – и, пожалуйста, покупайте.
В итоге Зестафонский ферросплавный и Чиатурский марганцевый заводы купили бизнсемены из украинской группы "Приват", завод удобрений приобрели россияне. В приватизации энергетических активов приняли участие чешские, российские, казахстанские компании. Благодаря приватизации в страну вошли институциональные западные инвесторы.
Приватизация дала импульс модернизации предприятий. Особенно быстро начала развиваться энергетика. Грузия, которая целое десятилетие страдала от нехватки электричества, сегодня ярко освещена и стала серьезным экспортером электроэнергии.
Налоговая система в Грузии была такой же, как сейчас украинская. Ставки налогов были высокими, но их никто не платил. Все платили в карман чиновникам. Бюджета почти не было: чуть ли не половину доходов государство получало зачетами. Формально на счетах были деньги, а на самом деле их не было.
При Шеварднадзе каждый визит представителя МВФ в Грузию обставлялся чрезвычайно торжественно, страна начинала готовиться к нему за пару дней до его прибытия. В МВФ за Грузию отвечал иранец Шадман-Валави, и его появление напоминало средние века: так наместники шаха приезжали наводить порядок. Выглядело все это комично.
Когда мы пришли, первое, что мы сказали – давайте сокращать налоги! Жвания был настроен на компромиссы с МВФ, но верх взяла группа молодых реформаторов, настроенных радикально. Они предлагали сократить число налогов до шести, а номинальные ставки – на 60 %. Эта группа настояла на том, чтобы мы не шли вообще ни на какие уступки. Появление Бендукидзе, который хорошо разбирался в экономике и тоже был очень радикально настроен, укрепило наши позиции.
МВФ заявил, что мы ненормальные, что мы вылетим в трубу, если будем так сокращать налоги. Мы сказали, что притормаживать налоговую реформу не станем. Тогда МВФ приостановил сотрудничество. Они не вышли из программы, потому что Революция роз вызвала очень много эмоций по всему миру, и оставить нас совсем без помощи было бы очень непопулярным решением. Но по канонам МВФ никак нельзя было разрешить нам действовать самостоятельно. Поэтому они приняли такое половинчатое решение.
Через три месяца после начала реформы доходы бюджета выросли на 40 %, а за год – удвоились. В своем докладе по итогам года МВФ выразил удовлетворение тем, что оказал поддержку реформаторским шагам грузинского правительства.
В Украине надо сделать то же самое. Другое дело, что МВФ прав, когда требует от Украины для начала реформировать фискальную службу. Это позволило бы собирать гораздо больше налогов. Но как это сделать, когда ДФС по-прежнему по уши коррумпирована! Все прекрасно понимают, что возмещение НДС – это коррупционная схема. Пытаешься электронно вернуть положенные тебе деньги, а у них компьютеры не работают. После чего тебе через полчаса перезванивают и предлагают вернуть НДС за 20 % наличными.
Чтобы сделать налоговую систему такой же прозрачной, как в Грузии, Украине необходимо выполнить четыре условия.