...
♦ туристическая привлекательность;
♦ человеческий капитал (образование, деловая квалификация людей);
♦ качество экспортируемых товаров;
♦ справедливость правительства (уровень демократии);
♦ привлекательность культуры и спорта;
♦ инвестиционная привлекательность;
♦ привлекательность страны как места постоянного жительства.
Опросив 25 907 человек, социологи составили по пятибалльной системе рейтинг национальных брендов. В этом рейтинге Россия заняла 20-е место (из 35). Авторы исследования отметили, что россияне воспринимаются в мире как дружелюбные, приветливые, как достигшие больших высот в спорте, культуре и науке.
Компания "Brand Finance" (BF) каждый из этих брендов оценила в деньгах. Она предположила, что бренд составляет определенную долю в валовом внутреннем продукте (ВВП) страны (2-10 процентов в зависимости от уровня ее развития, что примерно соответствует доле туристского бизнеса в ВВП страны). Тогда стоимость бренда (по методу BF) равна сумме этих долей за пять лет (подсчитывается методом дисконтирования денежных потоков). "Стоимость" страны подсчитывалась как бренд "Coca-Cola".
По "стоимости" Россия заняла 13-е место [86] . Ее бренд авторы рейтинга оценили в 663 млрд долл., или в 113 процентов ВВП. Столько заплатили бы за бренд, если бы он принадлежал не государству, а лицензию на его использование приходилось бы покупать у третьей стороны. Авторы исследования посчитали, что по стоимости своего бренда Россия однозначно попадает в список богатейших стран мира [87] .
В глазах мирового сообщества Россия имеет те качества, за которые ее всегда ценили: духовное богатство, культурные, спортивные и научные достижения. Культура, духовность, интеллектуальные достижения приобретаются десятилетиями и столетиями. К тому же, как высочайшие ценности, они в наибольшей степени формируют образ страны.
Таким образом, когда страна с ее историей, геополитическим положением, человеческим и промышленным потенциалом, духовным богатством, благодаря рейтингам, получает на "рынке" определенную цену, она становится похожа на человека, жизнь и судьбу которого оценили в денежных единицах. Пожалуй, это одна из ярчайших характеристик современной эпохи постмодерна.
КОВАРСТВО "КУЛЬТУРНОЙ" ДИПЛОМАТИИ
Благодаря глобальным финансовым коммуникациям, культура, прежде всего массовая, возвела в абсолют свои рыночные свойства. Чтобы достичь этого состояния, она должна была с помощью немалых инвестиций приобрести масштабность, стать "производством", способным ежегодно заваливать миллионы людей сотнями тысяч произведений определенного уровня. Она должна была стать адекватной вкусам и желаниям этих миллионов. И она стала такой, удовлетворяя массовые вкусы, даже если они по большей части примитивны. Национальный рынок требовал этого, но еще больше потребовал этого глобальный рынок.
Американская массовая культура в достижении "суперпродажного" качества обогнала культуры всех стран и стала лидировать на мировом рынке. Американские фильмы, телепрограммы, поп-музыка продвигаются в большинство стран мира.
Глобальный культурный рынок, который создали США, "внедрил" американский культурный продукт в сферу бытования национальных культур. И многие национальные культуры утратили энергию развития. Финансовый оборот индустрии американской массовой культуры составляет сегодня 200 млрд долл. Это самая крупная статья американского экспорта после продажи оружия.
Встревоженный мир пытается сопротивляться американской культурной экспансии. Осенью 2005 г. сессия ЮНЕСКО приняла конвенцию о культурном разнообразии. Она предусматривает стимулирование альтернатив глобализации культуры в американском варианте. Естественно, США выступили против. И хотя конвенция была принята, все же реальной угрозы американской культурной экспансии она не представляет.
Но здесь забеспокоились сами американцы. А надо ли в продвижении американской культуры, культурных ценностей полагаться только на рынок, на финансовые коммуникации? От этого страдает имидж страны, и прежде всего ее культуры. В газете "The New York Times" в ноябре 2005 г. появилось такое высказывание ее ведущего обозревателя А. Райдинга [88] :
...
"…правильно ли, что культурный имидж Соединенных Штатов определяется исключительно рыночными показателями? Поскольку Вашингтон вновь обращается к народной дипломатии как стратегии борьбы с безудержным антиамериканизмом, не настало ли время вернуться и к культурной дипломатии, чтобы убедить политические и интеллектуальные элиты в добродетельности цивилизации по-американски? <…> Соединенные Штаты были первыми, кто применил культурную дипломатию для борьбы с нацистской пропагандой. Позднее американцы использовали свободу творчества и интеллекта как оружие против коммунизма. В частности, в странах советского блока применялись радиотрансляции и культурный обмен, а в Западной Европе – поддержка издания литературных журналов".
Можно было бы поверить в искренность культурной дипломатии по-американски, если бы она не прибегала в годы "холодной войны" к услугам американского Центрального разведывательного управления (ЦРУ), чтобы влиять на советскую интеллигенцию. Обратимся к более чем авторитетному свидетельству, содержащемуся в книге бывшего начальника одного из подразделений оперативного директората ЦРУ по Советскому Союзу и странам Восточной Европы М. Бирдена и журналиста Дж. Райзена "Главный противник" [89] :
...
"С самого начала "холодной войны" ЦРУ тайно финансировало некоторые журналы, книги и различные академические издания, публиковавшиеся в Западной Европе эмигрантами из стран советской империи.
Эти эмигрантские издания доносили правду до жителей стран Восточной Европы и Советского Союза, испытывавших настоящий информационный голод. Они давали возможность знакомиться с запрещенной литературой и во многих случаях помогали сохранить историю преследуемых меньшинств. Поддерживавшимся ЦРУ изданиям не было необходимости распространять лживую пропаганду, им просто нужно было говорить правду о режимах, которые были построены на лжи и фабрикациях. Тайная программа доставки новостей и литературы людям в странах советского блока была одним из самых значительных – и благородных – успехов "холодной войны".
Хорошим примером в этом отношении была Польша. Вместе с АФТ-КПП и католической церковью ЦРУ помогло "Солидарности" создать техническую базу, позволившую ей в темные дни военного режима и подполья доносить информацию до масс.
В то же время финансируемые ЦРУ литературные произведения и другие материалы позволяли знакомить подвергавшиеся преследованиям меньшинства в Советском Союзе с объективной информацией об их собственной истории. На протяжении долгих лет ЦРУ совершенствовало технику контрабандного ввоза нелегальной литературы для этих групп. Управление насытило страны Восточной Европы и Советский Союз Библией, "Архипелагом ГУЛАГ" и другими великими произведениями, иногда в виде миниатюрных книг, которые можно было легко спрятать от властей.
Эмигрантские издательства в Париже и других западных столицах, при негласной поддержке со стороны ЦРУ, активно подогревали мечты о свободе в России, Польше и Чехословакии. В 80-е годы некоторые из них расширили ассортимент своей продукции за счет видеоматериалов, документальных и музыкальных программ, которые можно было приобрести в магазинах Запада и тайно ввезти в страны Востока.
Многие работавшие с ЦРУ эмигранты поседели от терпеливого ожидания в своем изгнании. И вот неожиданно пришла свобода. Ранее запрещенные издания теперь можно было свободно покупать в газетных киосках Праги, Варшавы и Будапешта.
К началу 1990 г. в ЦРУ пришли к выводу, что финансовую поддержку эмигрантских организаций пора прекращать. Для тех работников ЦРУ, которые обеспечивали поддержку эмигрантских изданий, это был праздник со слезами на глазах. Они должны были прощаться с людьми, которые долгие годы терпеливо ждали и надеялись, несмотря на то что практический эффект от их публикаций был малозаметен.
Для большинства эмигрантов из стран Восточной Европы прекращение тайных связей с ЦРУ не представляло особой проблемы. Многие из них уже готовились к возвращению домой и открытию там легальных издательств. Им Управление больше уже не было нужно.
Однако с эмигрантами из Советского Союза дело обстояло сложнее. В Москве революция еще не наступила. Даже некоторые работники в пропагандистском подразделении ЦРУ, обеспечивавшем тайную поддержку эмигрантских изданий, были не склонны спешить с прекращением советских программ. Идеологическая борьба с коммунизмом шла так долго, что психологически было просто трудно провозгласить победу и "выключить свет". Однако эти программы обходились ЦРУ в миллионы долларов, и Управление больше не могло их оправдать.
Вскоре работники ЦРУ в Западной Европе начали потихоньку встречаться с находившимися у них на связи эмигрантскими издателями и подсказывать им: произошло то, чего они ждали сорок лет, пришло время возвращаться домой".
Интересно звучат в устах американских авторов выражения: "находящиеся на связи эмигрантские издатели", "финансируемые ЦРУ литературные произведения". "Культурная" дипломатия осуществлялась с помощью "шпионских технологий". Продвижение произведений культуры методами спецслужб заставляет видеть в культуре прежде всего пропаганду.
Сегодняшнее возрождение методов "культурной" дипломатии в условиях глобализации продиктовано не борьбой с коммунизмом, а заботой об имидже США, как публично заявляют создатели этих методов. На самом деле главная цель "культурной" дипломатии в условиях глобализации, а не "холодной войны" – это содействие разного рода "цветным" революциям, смещающим неугодные режимы, это помощь рыночной экспансии массовой культуры, которая все чаще натыкается на сопротивление культурной элиты ведущих европейских и азиатских стран, на растущий антиамериканизм, стимулирующий политическую и культурную активность народов этих стран.
Глава 5 РАЗВИТИЕ ФОРМ МАССОВЫХ КОММУНИКАЦИЙ
ГУМАНИТАРНОЕ ОБРАЗОВАНИЕ
Образование как процесс влияния на человека, "обработки людей людьми" – одна из форм массовых коммуникаций. Это система, нацеленная на усвоение знаний, художественных ценностей, опыта поколений. Именно система образования, первая после семьи, формирует сознание молодого человека. По сути, школа – начальная, средняя, высшая, – соединяя жизнь молодого человека с духовной жизнью общества, работает на социализацию личности.
Структура и содержание образования зависят от социально-политического строя государства, его политики. В обществе на переломных этапах его истории всегда шла борьба за содержание образования, его идейную направленность, потому что образование определяет судьбу поколения и будущее общества. Американский социолог Н. Смелзер по этому поводу высказался весьма однозначно: воспитание молодых людей в духе признания культурных ценностей и идеалов, сложившихся в обществе, помогает поддерживать существующий социальный порядок [90] .
Конечно, образование выполняет не только идеологическую и нравственную функции. Оно также готовит человека к осмысленной экономической и социальной жизни. В высшей школе оно непосредственно ориентировано на подготовку кадров для разных сфер жизнедеятельности общества. При этом образование либо способствует поддержанию социальной мобильности, развитию классов и социальных слоев, либо "консервирует" социальную структуру.
В последние два десятилетия, когда мир познал невиданную ранее коммуникационную свободу, образование обретает новое качество. Развитие глобальных массовых коммуникаций, лавинообразный рост информационных источников, "активность" Интернета, блогосферы ведут не столько к интеграции аудитории в стране, сколько к ее дроблению по разделяемым ценностям и особенностям мировоззрения. В этих условиях именно система гуманитарного образования становится своего рода интегратором людей, прежде всего молодых, сплачивая их на основе знания национального языка, литературы, истории, обществоведения, права.
В России центром образовательного процесса в средней школе стала ориентация на единый государственный экзамен (ЕГЭ). С 2009 г. ЕГЭ становится практически единственной формой государственной (итоговой) аттестации знаний школьника и способом его поступления в высшее учебное заведение. Повсеместное проведение ЕГЭ отвечает принципам государственной политики в области образования – созданию в России единого образовательного пространства.
Какую образовательную идеологию несет ЕГЭ? Его создатели утверждают, что он дает одни и те же стартовые позиции при прохождении выпускных испытаний в школе и поступлении в вузы (по всей стране будут выполняться одинаковой сложности задания и будет применяться единая градация оценок), он якобы ценен беспристрастной оценкой знаний, а также уменьшением коррупции в сфере образования. Критики новой аттестационной системы утверждают, что экзамен, в основе которого метод тестирования, не выявляет знания выпускника, игнорирует индивидуальный подход к подростку. По их мнению, введение ЕГЭ означает, что детей теперь будут учить не поиску доказательств, не логике суждения, а тому, как правильно сдавать тесты (которые к тому же подчинены особенностям компьютерной обработки). Но молодой человек, не обученный мыслить, задерживается в развитии.
Приверженцы ЕГЭ исходят из того, что, реформируя систему образования, удастся подняться до уровня "цивилизованного мира". Но теоретики из того "мира" оценивают принятую у них систему образования как "уходящую" культуру. По Э. Тоффлеру, существующая система образования – фабричная модель (индустриальное производство), точно отвечающая матрице массового производства, массмедиа, массовой культуры, массового спорта, массовых развлечений и массовой политики. Особенности этой системы – линейность, конформизм и стандартизация. А что такое ЕГЭ, как не то же самое? Тоффлер утверждает, что выбранная сегодня система образования низводит процесс обучения до механического инструктирования по учебнику и стандартизованного тестирования, лишая творческого развития как учителя, так и ученика. В таком случае школа не готовит молодежь для будущего.
ЕГЭ – неплохой инструмент для выращивания "массового", "среднего" человека массового общества. Этому служит тенденция замены классического, фундаментального образования на прикладное. Прикладная система образования не воспитывает у молодых людей потребности к осмыслению того, что они познают. Она не учит сопоставлять факты и явления, делать умозаключения. В лучшем случае такая система приучает к рациональному, но никак не творческому использованию имеющихся знаний.
Согласимся, что ЕГЭ по математике, физике, химии, биологии, проводимый в тестовой форме, может более или менее объективно показать знания учащегося. Например, в 2008 г. по итогам ЕГЭ было выявлено, что около 20 процентов школьников не справляются с программами по математике и естественнонаучным дисциплинам.
Но проведение экзамена как системы тестов обнажило противоречие между образованием как системой обучения, прежде всего естественным наукам, и образованием как формой массовой коммуникации при изучении истории и литературы, формирующих мировоззрение молодежи. Тестовая система ориентирует молодого человека больше на запоминание, чем на понимание исторических событий, внутреннего мира и поступков персонажей исторических и художественных произведений. Разработчики ЕГЭ быстро поняли, что тесты по литературе создать невозможно. Здесь допустим только единственный вариант экзамена – анализ текста, сочинение или эссе на определенную тему (что и позаимствовали у французской школы). Но при этом было решено, что ЕГЭ по литературе обязателен только для тех, кто намерен получать образование по гуманитарному профилю.
Действительно, литература тестам неподвластна. Литература, в которой "спрессованы" история, философия, мораль, нравственность, оказалась не по зубам формализаторам знаний. А прямолинейное решение российских организаторов образования в отношении формы экзамена по литературе лишает школу возможности влиять на развитие духовного мира молодого человека. Без знания литературы, произведений великих писателей это будет уже другое поколение, духовно "глухое". И здесь открываются значительные возможности для нивелирования личности, для манипулирования ее сознанием.
Незнание художественного произведения и эпохи, в которую оно создавалось, восполняется стереотипами. По У Липпману, стереотип – стандартный вариант интерпретации, "перехватывающий информацию на пути к сознанию". Вместо сочинения по литературному произведению на уроках дается упрощенная интерпретация самого произведения. Фраза побеждает мысль. Реакция не на содержание, а на словостимул – типичная ситуация в преподавании.
Предназначение школьного гуманитарного, общественно-политического образования как формы массовой коммуникации – обучение посредством образов, воспитание на смыслах и образах исторических событий и их персонажей, на текстах художественных произведений и образах литературных героев. Пройдя курс гуманитарного образования, человек должен уметь воспринимать и различать предлагаемые образы, толковать их и пытаться создавать свои варианты идей и героев истории и литературы. Образование – это первоначальная (после семьи) школа общения с образами. Если эта школа не пройдена, человек становится сугубым прагматиком, индивидом "без души".
Посмотрим на эти процессы с позиции преподавания курса истории.
По словам известного французского поэта и философа П. Валери, история представляет собой самый опасный продукт, подготовленный химией человеческого мозга. Она заставляет народы мечтать или страдать, делает их тщеславными, невыносимыми, больными манией величия, порождает у них чувство горечи; во всяком случае, ненависть и страсти народов в первой половине XX столетия гораздо сильнее возбуждались фальсифицированной историей, чем расовыми идеологиями.
И. Фест, автор солидной биографической монографии о Гитлере, считает, что национал-социализм не знал, в отличие от итальянского или французского фашизма, того феномена "искушения историей", который относится к основным чертам фашистского мышления вообще. Он не имел идеальной эпохи, которая мобилизовала бы его тщеславие и героический порыв к подражанию; он знал критическое отрицание истории, т. е. попытку стимулировать нынешнее тщеславие карикатурной картиной бывшей слабости и раздробленности страны. Гитлер, безусловно, извлекал из отрицания прошлого такой же заряд динамизма, как Муссолини – из заклинания славой Римской империи.
Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить о Версальском договоре. Й. Геббельс, например, дал указание своим пропагандистам представлять период 1918–1933 гг. как "преступный" [91] . По большей части это были годы Веймарской республики, социал-демократической по сути и духу. И образ ее для школы и массовой пропаганды Геббельс определил как "преступный период в истории Германии".