Законы нужны? Так мы настрогаем за ночь законов - парламент состоит из наших людей; и в самом деле - парламент у нас адекватный. Тем паче, что некое представление о справедливости в эти четверть века возникло в России - это было не законодательное (откуда бы) чувство справедливости, не гражданское чувство, но некий бандитский контракт ответственных феодалов, так называемые "понятия".
Так и все законы, произведенные впоследствии, были не вполне соотнесены с гражданским обществом, но оставались "понятиями".
Внедренная в 90-е годы бандитская мораль "жить по понятиям" стала основанием жизни всей страны - и больше того, основанием международной политики государства.
Очень похоже на законы, но это не законы, а корпоративные представления о справедливости. То есть представления о справедливости, утвержденные не обществом, а привилегированной группой лиц.
Но согласитесь, ведь российский феодал наблюдал эту корпоративную мораль на Западе; правда, на Западе есть и гражданское право, есть и закон. Но русский богач попросту не верил, что рядом с корпоративной моралью - кодекс Наполеона, Декларация прав, хартия вольности и тому подобное - нечто большее, чем бутафория.
Русский богач не поверил в то, что корпорации считаются с Солоном и Периклом. Упрек западному партнеру прост: "Ты думал, я не замечу, что ты плюешь на закон? Я тоже уже большой - и тоже буду плевать". На этом основании провозглашен многополярный мир, где каждый действует так, как ему удобно. И русский богач никак не может понять, почему западный богач свои мошенничества осуществляет под сенью закона, а русского партнера считает беззаконным.
В противопоставлении понятий - законам, корпоративной морали - гражданскому праву и заключается драма современной истории: бык хочет равных с Юпитером прав на произвол.
Крайне оскорбительно для быка то, что совершая то же самое деяние, что и Юпитер, бык тем не менее остается быком, а богом он не становится.
Совершить масштабное злодейство, равное прегрешениям богов, возможно: но богов делает богами не злодейство. Парнокопытное останется парнокопытным, Юпитер - Юпитером.
И если не понять разницу между "законом" и "понятием", то и спор Запада и России будет не понят.
Сегодняшнее покорение Украины Россией сродни взятию Великого Новгорода Иваном Грозным.
Закон можно преступить, воспользоваться законом в своих целях, но сам закон от этого не перестанет быть законом. Страны западной демократии использовали закон в своих целях, травля Саддама Хуссейна осуществлялась с показательным использованием законодательной базы.
Это была фальсификация, но закон от этого не перестал быть законом. Закон необходим, но те, кто его нарушил, должны быть наказаны. Так, Сократ был приговорен к смерти демократическим судом Афин, и приговорен по закону, хотя закон был истолкован пристрастно. То было дурное использование закона.
В дальнейшем Сократу предложили побег - и философ отверг побег, пошел на смерть осознанно. Логика Сократа неколебима: он чтит закон, хотя закон применен несправедливо. Сам закон не стал дурен, просто его применили недобросовестные люди.
Если Сократ убежит, то нарушит закон так же, как нарушили закон его обвинители. Поскольку, в отличие от своих обвинителей, Сократ закон чтит, он идет на смерть. Этим поступком Сократ в который раз утвердил требования, вмененные им обществу, - разумность и соблюдение законов.
Правители демократического мира иногда нарушают закон, но сам закон от этого хуже не делается - плохи дурные правители. Ротация власти, существующая при демократии, оставляет возможность исправления ошибок, тогда как тирания, отрицающая закон в принципе, не считает ошибку ошибкой и исправить не может.
Вождь дикого племени уверен, что раз правитель демократической страны нарушил закон, значит, закон вообще не нужен.
В этом и состоит интрига современной истории. Воины демократии как бы легализовали тиранию; раз можно творить произвол демократам - значит, нет разницы между демократией и произволом; коль скоро закон нарушен, значит, закона нет. Но это ложное умозаключение: демократия имеет возможность исправлять ошибки, а тирания только множит произвол.
Юпитеру ошибка позволена, поскольку он - бог и совершает, помимо ошибок, много чудесных дел; а быку это же поведение непозволительно, поскольку бык всего лишь грубая скотина.
Но как быть, если закон демократии попран столь очевидно, что права быка выросли стократно? Помните картину "Герника" и победоносного быка, взирающего на разрушения? Он тоже действовал "по понятиям".
Сегодняшнее покорение Украины Россией сродни взятию Великого Новгорода Иваном Грозным (Нижний Новгород разрушили, вырвали у вечевого колокола язык, казнили людей по той же самой причине - в наказание за желание примкнуть к Литве); противостояние восточных и западных славян русские цари всегда разрешали одинаково.
Но сегодняшнее противостояние усугублено тем, что идти Украине практически некуда: сам Запад и его идея демократии - в глубоком кризисе. Европа (не только Украина, но и вся Европа, месье, и ваше письмо это подтверждает) оказалась между двух огней.
Европейский интеллектуал сегодня тяготится влиянием Америки, презирает американскую субкультуру; европейский интеллектуал страшится мусульманского мира; в этот момент ему протягивает руку новый российский тиран - но европеец не боится России, европеец не хочет в нем видеть тирана в русском царе, он видит народного лидера, который так же борется за традиции своего народа, как европеец жаждет бороться за традиции своего.
Это и есть основания политической игры сегодняшнего дня - и если говорить о мышлении традиционалиста, то именно на таких вот традиционалистов современная диктатура и надеется. В вас, месье, новая российская политика найдет опору; а так же - в Марин Ле Пен, в Йоббике, в националистах Греции и Норвегии, в том европейском инстинктивном, реактивном фашизме, который пробудила слабая демократия.
Скажите: вы надеетесь, что новый фашизм добрее прежнего, что, победив либералов, фашисты не вцепятся друг другу в горло?
Национальная гордость, твердая рука, связь диктатора с народом, живительная война - все это классические имперские средства.
Мир разворован либерализмом, демократическое общество не вырабатывает механизмы защиты, и все, что можно противопоставить, это казарма, патриотизм, традиция, национальная религия. А если будет пугать слово "национал-социализм", то придумают другое слово для обозначения старой беды.
Месье, национальная гордость, твердая рука, связь диктатора с народом, живительная война - все это классические имперские средства.
Да, вы правы, я против империй в принципе. Я республиканец и хотя не принадлежу ни к какой партии, если вы назовете меня "христианским демократом", то будете недалеки от истины.
Меня отталкивал либерализм последнего издания именно тем, что я видел, как он провоцирует реактивное имперское сознание, как он сам становится субститутом империи.
Все эти новые диктаторы-миллиардеры, собственники рудников, душащие конкурентов диктаторскими методами, - они же все - питомцы неолиберализма. То к ним на яхты вчера тянулись журналисты свободного мира - салютовать шампанским. А сегодня они надели френч с погонами - вот и вся разница.
Было ясно, что униженный народ ищет и найдет сильную руку - и виновен в этом воровской либерализм, лишенный республиканской ответственности.
Месье, в искусстве я ценю совсем иное, нежели вы; в русском искусстве, подозреваю, что и во французском искусстве, вкусы у нас разнятся. Из русских писателей вы выбрали двух - Достоевского и Солженицына; тем самым явили последовательность имперских убеждений: эти писатели традиционалисты, националисты и оба страстно ненавидели демократию.
Демократию и впрямь трудно любить - она редко появляется в здоровом своем обличье; но любить тиранию еще более странно.
Достоевский не просто поддержал войну - он звал войну и он нимало не страдал по поводу напрасных жертв; точнее говоря, он не считал жертвы напрасными.
"Нам нужна эта война и самим - не для одних лишь "братьев славян", измученных турками, поднимаемся мы, а для собственного спасения: война освежит воздух, которым мы дышим и в котором задыхались, сидя в немощи растления и духовной тесноте" - это из "Дневника писателя", видите, как несентиментально и просто.
Какие уж тут "слезинки ребенка" и прочие мелодраматические Макары Девушкины. Сколько этих Девушкиных было перебито и искалечено - этого писатель-патриот не считал; писатель вышучивал западных правителей, что понадеялись на гнев народный: "Проглядели один колоссальный факт: союз царя с народом! Вот только это и проглядели они!"
Как видите, Достоевский уже давно предложил этот рецепт - поверх голов либералов царь должен говорить с народом, и народ, измученный демократами, все поймет!
В России отношение к культуре ровно такое же, как к начальству: писатели, объявленные великими, являются авторитетом, как президент или царь-батюшка.
"Дневник писателя" - самое цельное произведение Достоевского, это написано не впопыхах, без сентиментальных эффектов и бульварной интриги; здесь писатель действительно сказал все, что думал.
Достоевский не был гуманистом, да и не стремился таковым быть - это звание не казалось ему почетным; он иначе представлял себе мораль. что до истовой веры, то христианство его было особенным. "Скорее мир, долгий мир звереет и ужесточает человека, а не война" - человек, пишущий такие строки, вероятно, понимает, что человек, убитый на войне, уже не исправит своего характера никогда; что выносить, родить и воспитать ребенка - на это требуются годы, а убивают человека в один миг. Это сегодня и происходит. И в отношении обиженных малых народов, зовущих на помощь Европу, Достоевский угадал: "Народики выпросят себе европейский концерт держав". Как видите, вы не случайно полюбили Достоевского, его сегодня многие полюбили с новой силой. В России отношение к культуре такое же, как к начальству: писатели, объявленные великими, являются авторитетом, как президент или царь-батюшка.
Их авторитет используется: от поездок на Беломорканал до проповедей в защиту войны.
Мне ближе Толстой; помните, в начале нашей переписки вы ссылались на трактат Этьена Боэсси "О добровольном рабстве"? Как раз Лев Толстой и переводил Боэсси, в частности, перевел строки о войне: "Все эти бедствия и разорения исходят не от врагов, но лишь от одного врага, которого вы сами делаете таким могущественным, за которого вы идете на войну, за которого не отказываетесь умереть". Всякое добровольное рабство постыдно, но худшее - это мириться с унижением другого человека. Поскольку война есть худшее из унижений, я не представляю себе морального человека, зовущего к войне ради войны. А именно это и делал Достоевский.
В истории России Достоевский сыграл роль, сходную с той, какую сыграл Лютер в истории Германии - он национализировал мораль, национализировал религию.
А что же будет потом? Хорошо ли будет от этой традиции и этой новой казармы христианскому сознанию Европы, той, что хотя бы на картинах Рембрандта и Шагала, Микеланджело и Грюневальда - но все еще живет?
Впрочем, в Европе и фанатиков хватало, им сегодня кажется, что в национализме спасение.
Разрешите прямой вопрос: а за кого вы голосовали? Не за Марин Ле Пен? Я знаю, это вопрос интимный; а голосования за Марин Ле Пен среди французских интеллектуалов принято немного стесняться, но тайком голосуют за Ле Пен многие: кажется, что альянс с национализмом интеллектуалу не повредит.
Мы оказались в ловушке, мы окружены, но повод ли это стать фашистами? Я - "левый", говорите? Никогда и не думал о себе в этих терминах, тем более, что ориентиры "левый" и "правый" перепутаны. Я против языческого авангарда в искусстве - значит ли это, что я "правый"?
Я за социализм и республику - значит ли это, что я левый? Но в чем я совершенно уверен, так это в том, что всякий человек заслуживает сострадания, а деления на нации - скверная штука.
Быть на стороне империи - дурно; вы как католик знаете, что Христос не одобрял империй и был на стороне бедняков; он был левым, если угодно применять эти определения. И, полагаю, Христос сумел бы сегодня найти язык для разговора с мусульманином.
Будущее Европы в межконфессиональном единстве, в принятии других наций и других вероисповеданий - без ограничения. В этом будущее и христианского гуманизма, а без него Европа не существует; сегодня мы обязаны пожертвовать своей исключительностью ради общего мира.
Часть вторая. Коричневая весна
Русский мир
Российские войска вошли в Крым, бывший на тот момент территорией Украины; Крым объявили русской территорией. А затем на востоке Украины появились русские ополченцы. Ополченцы объявили, что будут сражаться за то, чтобы восточные земли отделить от Украины. Все ждали, что Россия введет войска и туда; в Донбассе начались бои; в те дни я уехал в Берлин.
Я не выражал несогласия с внешней политикой России - просто уехал. Билеты были куплены давно.
В Москве многие считали, что границы с Европой скоро закроют. Когда ехал на вокзал, боялся, что поезд отменят. "Сколько можно, - говорили взволнованные граждане, - двадцать лет русские границы открытыми держат; кто хочет, тот и катается; не по-русски это". Парламент принял закон, контролирующий визы; имеющие вид на жительство в других странах должны были в течение двух месяцев явиться и об этом факте доложить. Кабинет министров постановил, чтобы члены правительства воздержались от поездок за рубеж; к тому же, вышло распоряжение: работники министерства внутренних дел выезжать за пределы России прав не имеют, дома надо сидеть. Секреты они, что ли, разболтают? И разве у нас враги за границей имеются? Ведь говорили: кругом друзья? Помните, поэтому и стену берлинскую ломали, чтобы среди друзей жить. Помните, собирались общий европейский дом строить? Недавно это было - войдем, мол, в общеевропейский дом, и всякое такое. Не получился общий дом, не достроили…и сразу догадка: неужели наверху потерпят, чтобы смерды разъезжали свободно, когда начальство в правах передвижения ограничили? Неужто крепостное право наизнанку вывернут? Не бывать такому. Закроют скоро границы, покатались туда-сюда - и хватит.
Интеллигенция бросилась на вокзалы, успеть в последние поезда - а патриоты смеялись над ними: вот когда страну нашу растаскивали на части капиталисты, когда иностранные жулики приватизировали русские недра, вы в те годы никуда уезжать не спешили, не так ли? Вам интересно было за процессом наблюдать. А теперь чего испугались? Русской весны испугались? Россия с колен встает, возрождение у нас. А что война идет - так ведь и повоевать надо, засиделись уже. Хватит.
Война с Украиной - это дико звучало, но говорили про войну часто и страстно, и все поверили, что война нужна. Телеведущие считали, что на Украине фашизм. Фашизм - черное слово, давно забытое слово; но вот, телеведущие сообщили, что в черниговских лесах отлежался фашизм, отдохнул, сил набрался - и вот фашизм именно в Украине-то и воскрес. С тех пор как Украина стала независимой страной, у них там все вкривь и вкось пошло. Там теперь русский язык запрещают, украинцы к Западу льнут, корни свои славянские забыли. И сказали телеведущие страшное: украинцы готовят геноцид русского народа. Всех русских людей на Украине убьют. Как же так, ахнули слушатели, не поверили сразу пророчествам. Неужели всех русских убьют? А вот так, сказали сивиллы телевизионные. Убьют русских- и и не спрашивайте даже почему. Звери на Украине потому что.
Жизнь в капиталистической России не сразу поменялась. Рестораны работали бойко, зажиточные граждане питались без перерыва, и премьеры театральные случались, но тревога вошла в души.
- Неужели опять фашизм?
- Ведь разбили же фашистов. И что же получается - опять?
- Да, нацизм. Геноцид русского населения.
- Не может быть. Мы же братья.
- Их американцы подговорили.
- Американцы приезжали в Киев и всем хохлам раздавали печенье, соблазняли.
- Печенье раздавали?
- Представьте себе. Ходил по площади государственный секретарь Соединенных Штатов и раздавал печенье. Налево и направо.
- Какой цинизм.
- Украинцы нас предали.
- Укры предали русский мир, хотят присоединиться к Западу.
Отныне украинцев называли "украми" и "укропами", еще их называли "свидомыми", а еще "еврохохлами".
- Война будет.
- Какая у свидомых армия? Полтора танка. Еврохохлы не умеют воевать- Укропы - это так, ерунда. Будет мировая война!
Странно, что говорили о войне с Америкой, хотя бои шли в Краматорске и Донецке, там украинцы стреляли в русских, а русские стреляли в украинцев. И причина убийств была не очень понятна - но, судя по всему, украинцы продали русский мир атлантической цивилизации.
Представить продажу было непросто: как это - мир продать? В банке, за деньги? Обменяли славянское братство на американские доллары? В детали не вдвались, но как-то сделку, видимо оформили, и вот теперь украинцы стали союзниками Атлантического блока - а блок этот, как всем известно, давний противник Евразии. И каждый патриот понял, что речь идет о большой беде.
Рассуждали о глобальной войне русского мира с Атлантической цивилизацией. Евразия против Атлантики - вот до чего дошло! Грядет бой цивилизаций.
Казалось бы, если конфликт столь глобален, то сражение следует вести в Атлантике, среди ревущих волн, на необъятных просторах океана - вот где подходящее место для столкновения цивилизаций! Пусть там, под крики чаек, под порывами ураганного ветра, сшибаются эскадры. Пусть там, в разбушевавшейся стихии, взрываются линкоры и горят эсминцы - однако нет, бои шли на садовом участке соседа, не имевшего отношения к атлантической цивилизации. Декорация для роковой баталии была выбрана неудачно - но уж какая есть: решили, что бои с Атлантической цивилизацией лучше всего вести в Мариуполе, под вишнями. Там и вели бои.
Это лишь прелюдия, говорили проницательные патриоты, но, если мы уступим сейчас Украину, то завтра враги войдут и в Россию.
- Как это - уступим Украину? Украина ведь отдельная страна?
- Прекратите. Нет такой страны. Украина - это часть России.
- Кто войдет в Россию? Укропы? Еврохохлы?
- Куда им! Нет, пиндосы войдут!
Пиндосами в России называли американцев. Почему так американцев называли, я не знал, но прозвище повторяли все.
- Пиндосы сговорились с укропами, чтобы вместе напасть на Россию.
- А Европа что делать станет?
- Европа кончилась, легла под Америку. Сговорились русский мир разрушить. Нет больше Европы! Воспоминание одно.
- Хохлов надо давить, все они фашисты.
- Неужели все?
- Все.
Все ли украинцы были фашистами, сказать трудно, но большинство граждан России поддержало решения правительства по присоединению Крыма. Когда русские войска вошли в Крым, все радовались.