А. ВЕНЕДИКТОВ: Люди пишут – разрушаете. Я просто читаю, я задаю в виде вопроса.
Д. ЛИВАНОВ: Люди пишут много.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Например, пишут: "Хотелось бы увидеть реформу РАН в "картинках": что было – что будет, с четким объяснением, почему первое – плохо, а второе – хорошо. Только не с точки зрения академиков, а с точки зрения сотрудников институтов. Сейчас нам ничто не мешает заниматься наукой (у нас гуманитарный профиль), кроме не очень большой зарплаты и низких командировочных. С переходом в госагентство, подозреваю, сильно увеличится бюрократическая отчетность". Если я правильно помню историю с ИТЭФом, одна из историй заключается в том, что там сильно увеличилась бюрократическая отчетность. Я понимаю, что пропуска – это, может быть, и мелочь, но это мелочь, которая не дает людям жить.
Д. ЛИВАНОВ: Именно поэтому очень важно работать над подзаконными актами вместе с сообществом ученых. Потому что только они могут сказать, какие условия для них наиболее комфортные. Именно так мы и собираемся действовать.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Дмитрий Викторович, извините, опять шизофренический момент. Вы с ними не встречались, потому что реакция была такая. Как вы будете с ними работать, если вы с ними не разговариваете?
Д. ЛИВАНОВ: Я приглашаю к сотрудничеству, я открыт к диалогу.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Извините, в какой форме?
Д. ЛИВАНОВ: С кем?
А. ВЕНЕДИКТОВ: С учеными, с институтами.
Д. ЛИВАНОВ: Я думаю, что есть какие-то формы самоорганизации ученых. Естественно, с каждым человеком я встретиться не смогу. Мы уже сейчас делаем в интернете систему диалога, т. е. коммуникационную площадку, где, в принципе, может высказаться каждый, но, в общем, нам бы хотелось иметь дело с сообществами ученых, это более рационально. Они у нас есть в России?
А. ВЕНЕДИКТОВ: Они в академию объединены.
Д. ЛИВАНОВ: Не только в академию. Есть различные общества и так далее.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Кстати, был к вам личный вопрос. Мне написали, что вы ученик Абрикосова, считаете себя учеником Абрикосова.
Д. ЛИВАНОВ: В том числе.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Академик Абрикосов, лауреат Нобелевской премии, подписал это письмо 1 июля. Вас это расстроило, обидело лично?
Д. ЛИВАНОВ: Меня это не расстроило и не обидело. Я глубоко уважаю Алексея Алексеевича Абрикосова, желаю ему прекрасного здоровья и долгих лет жизни. Я еще раз подчеркну, что считаю образование такого клуба крайне положительным делом.
А. ВЕНЕДИКТОВ: "Лауреат Нобелевской премии Новоселов в интервью "Эху" в качестве важнейшей отличительной черты организации науки в Великобритании, в отличие от российской науки, назвал то, что решение о закупке необходимого оборудования принимает исключительно сам ученый. Как заложить это в новый закон?"
Д. ЛИВАНОВ: В закон это не надо закладывать. Это надо закладывать в те регламенты, по которым будут работать институты и будет работать агентство.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Вы считаете, это правильно?
Д. ЛИВАНОВ: Это правильно.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Чтобы институт определял, чтобы лаборатория определяла? Кто?
Д. ЛИВАНОВ: Держатель гранта, если это ученый, то это он, руководитель исследования должен, конечно, определять все, что связано с этим исследованием: какие делать закупки, каких принимать людей, какую им платить зарплату. Потому что это человек, который отвечает за результат. Он имеет ресурсы, и он отвечает за результат.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Но это грант. А есть бюджет. И сейчас 80 % финансирования – это бюджет. Кто распределяет бюджет в институтах? Кто будет решать? Вот агентство выделило. Через агентство пойдут, правильно я понимаю?
Д. ЛИВАНОВ: Бюджет института распределяет директор института. Но мы считаем принципиально важным, чтобы и на уровне института изменилось соотношение между сметным и грантовым финансированием, чтобы институты получали не только деньги, которые не зависят от результатов их деятельности, но и определенные деньги на развитие, на реализацию своих программ, на осуществление определенных организационных, научных изменений и так далее. Но это все предстоит обсуждать.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Мы и обсуждаем.
Д. ЛИВАНОВ: Да.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Вы можете свою личную точку зрения, как министр и как бывший ректор университета, института, сказать? Опять идеально. Куда ведет дорога в ад, о намерениях. Как, в принципе, идеальный директор научного института нынешнего РАН должен назначаться, избираться? Как должно формироваться управление институтом? Какая процедура?
Д. ЛИВАНОВ: Сейчас эта схема предложена, я считаю ее рациональной. Российская академия наук, клуб ученых представляет трех кандидатов, они проходят рассмотрение в неком органе, созданном при совете при президенте по образованию и науке.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Кадровая комиссия.
Д. ЛИВАНОВ: Да, кадровая комиссия. И потом, по-моему, происходит голосование.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Подождите. Там должны участвовать научные сотрудники, их мнение каким-то образом должно учитываться. Сейчас они избирают, и отделение утверждает, правильно?
Д. ЛИВАНОВ: Да.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Должны ли научные сотрудники влиять на назначение директора, с вашей точки зрения? Не трудовой коллектив, не обязательно, чтобы водители и охрана участвовали в этом.
Д. ЛИВАНОВ: Это вопрос дискуссионный.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Как вы чувствуете?
Д. ЛИВАНОВ: Бывают разные ситуации. В успешных институтах это хорошо. В институтах, находящихся в плохом состоянии, это плохо, потому что демотивированные и не работающие на высоком уровне сотрудники выберут себе такого же директора. Тут нужно смотреть реально по ситуации.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Но регламент же не может быть в каждом институте свой.
Д. ЛИВАНОВ: Не может быть, конечно. Поэтому нам тут важно обсудить и найти общую, универсальную схему.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Хорошо. Есть кадровая комиссия при президенте. Это предложение академиков, насколько я помню. Какова должна быть роль этого клуба ученых в назначении директоров институтов, в вашем понимании?
Д. ЛИВАНОВ: Насколько я слышал об этой схеме, трех кандидатов вносит Российская академия наук или президиум РАН.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Или отделение. Это они, наверное, по уставу будут решать или нет?
Д. ЛИВАНОВ: Это все будет зафиксировано в документах, регулирующих работу Агентства по научным институтам.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Я задам вам вопрос, суть которого я не понимаю. Я его процитирую, а вы ответьте так, чтобы слушатели поняли. Совсем не понимаю. Речь идет о сохранении аспирантуры в РАН. Я не знаю, какая там аспирантура, как она действует.
Д. ЛИВАНОВ: Можно я сразу отвечу, не слыша вопрос? Я его слышу часто и отвечаю часто. В Российской академии наук, безусловно, сохранится аспирантура, это будет исследовательская аспирантура, в полном соответствии с теми традициями, которые в РАН сложились.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Сегодня пришла новость, что Компартия России, которая противник этой реформы, подготовила законопроект, который возвратит возможность сохранения аспирантуры в РАН, потому что с 1 сентября, согласно новому закону об образовании, аспирантура в РАН будет ликвидирована.
Д. ЛИВАНОВ: Это не соответствует действительности.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Это не так. Это останется. Я хотел бы задать вам несколько вопросов, не касающихся академии. Только хочу сказать, что если вы и ваши сотрудники готовы будете обсуждать публично отдельные аспекты вместе с представителями в том числе и научной общественности, наша студия в распоряжении академии.
Д. ЛИВАНОВ: Спасибо большое. Мы не только готовы обсуждать, а у нас нет другого выхода. Мы будем обязательно обсуждать это именно с представителями научной общественности.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Публично.
Д. ЛИВАНОВ: Публичными эти обсуждения надо делать в той степени, в которой они интересны для публики.
А. ВЕНЕДИКТОВ: По узлам, которые важны.
Д. ЛИВАНОВ: По ключевым вопросам, конечно.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Понятно, что не по технологическим. Как вы оцениваете сегодняшнее решение Верховного суда, признавшего незаконным ношение хиджабов в школах?
Д. ЛИВАНОВ: Мы считаем, что школьники в школе должны быть одеты светским образом. Это наша позиция, которую мы зафиксировали несколько месяцев назад, и мы ее придерживаемся. В этом смысле оказалось, что наша позиция совпадает с позицией Верховного суда.
А. ВЕНЕДИКТОВ: С вашей точки зрения – может быть, экспертной, – не оскорбляет ли это чувства верующих? Вот давайте себе нарисуем: реально верующая мусульманская семья, строго соблюдающая все каноны, не выпендривающаяся, как иногда, когда носят огромные кресты, огромные кипы. И девочкам там так положено, они не могут иначе. Что бы вы тогда сказали этим семьям? Как им получить среднее образование?
Д. ЛИВАНОВ: Мы светское государство, наша школа является светской школой. Это, кстати, не исключает того, что детей можно отдать в негосударственные религиозные образовательные организации.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Они не хотят в религиозные, они хотят получить хорошее образование.
Д. ЛИВАНОВ: Если они хотят получить образование в государственном или муниципальном образовательном учреждении, школе, они должны следовать тем правилам, которые в этой школе установлены.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Но это дети.
Д. ЛИВАНОВ: Детям это тоже нужно объяснить. Но я думаю, все эти вопросы поднимают не дети, а как раз взрослые.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Конечно.
Д. ЛИВАНОВ: Поэтому надо объяснить взрослым, а не детям.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Я еще раз подчеркиваю, что речь идет об истинно верующем, который считает, что только так и никак иначе.
Д. ЛИВАНОВ: Если невозможно так, я еще раз обращаю внимание – у нас есть религиозные образовательные организации.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Или дистанционно.
Д. ЛИВАНОВ: Да.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Вторая история. Для вас лично, хотя еще не обсуждалось из-за реформы академии, – уроки ЕГЭ этого года. Что уже понятно, что не так и что так? Для вас.
Д. ЛИВАНОВ: Понятно, что технология ЕГЭ улучшается. Понятно, что люди привыкают к тому, что их знания будут оцениваться независимыми комиссиями. Понятно, что есть определенные недостатки в технологии, в информационной защите, и эти недостатки будут устранены. И понятно, что главная проблема – это честность. И основная часть отклонений от объективных результатов школьников связана с тем, что на пунктах приема ЕГЭ организаторы экзамена и участники экзамена нарушают правила. Организаторы дают участникам, т. е. детям, списывать, дают пользоваться мобильными телефонами, дают выходить в туалет, где разложены шпаргалки. Поэтому самая главная проблема – это честность или нечестность.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Это долгая дорога в дюнах – воспитание честности.
Д. ЛИВАНОВ: Мы этой дорогой пройдем, у нас нет другого выбора.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Вы не пугайте. Последний, очень короткий вопрос. Я просто его забыл, пропустил, потому что вопросов много, я все дам почитать вам на сон грядущий. "Какие перспективы реформы диссертационных советов на базе академических институтов?" Диссертационные советы.
Д. ЛИВАНОВ: Останутся и будут работать те советы, которые выдают качественный продукт, которые присваивают ученые степени заслуженно тем людям, которые самостоятельно провели научное исследование и получили серьезные научные результаты, т. е. тем людям, которые заслуживают присуждения учебной степени кандидата и доктора наук. Те советы, которые халтурят, будут закрыты. Это неизбежно.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Вопрос был, видимо, что они не все будут закрыты и не все будут оставлены.
Д. ЛИВАНОВ: Они не все будут закрыты. Я считаю, что в академических институтах наиболее здоровая ситуация в этом плане. Конечно, наибольшая доля халтуры, профанации и обмана у нас именно в тех вузах, которые занимаются экономикой, юриспруденцией, педагогикой, занимаются в кавычках.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Дмитрий Ливанов. Такой легкий шизофренический эфир был у нас с министром.
Д. ЛИВАНОВ: Мне понравилось. Почему шизофренический?
А. ВЕНЕДИКТОВ: Шизофрения – это замечательно на самом деле… Спасибо большое.
Д. ЛИВАНОВ: Большое спасибо. Всего доброго.
2013 г.
"Я не принимаю реформу РАН почти полностью"
А. ВЕНЕДИКТОВ: Из студии "Эхо Москвы" в Санкт-Петербурге Алексей Венедиктов, и здесь в прямом эфире у нас лауреат Нобелевской премии и вице-президент Российской академии наук Жорес Иванович Алферов. Добрый день. Жорес Иванович.
Ж. АЛФЕРОВ: Добрый день, Алексей Алексеевич. Я очень тронут, что вы приехали в Петербург. Я не мог поехать в Москву, и очень рад, что мы с вами ведем непосредственно беседу.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Вы меня прямо смутили. Простое дело, приехать сейчас в Петербург, но к вам – обязательно. И в этой связи главный… знаете, вот больше всего вопросов к эфиру пришло: "Как вы себя чувствуете после операции и установки кардиостимулятора?".
Ж. АЛФЕРОВ: Я чувствую себя очень нормально. Мне просто поставлен кардиостимулятор, это рутинная операция. Сделали у нас в Алмазовском центре. Это очень хороший центр сегодня в области кардиологии. И рутинная операция, но, по рекомендации, в том числе моих немецких коллег, ее нужно было делать быстро.
А. ВЕНЕДИКТОВ: А вот как ваше открытие, как ваша деятельность научная позволила создать такой кардиостимулятор?
Ж. АЛФЕРОВ: Ну, понимаете, непосредственно кардиостимуляторы появились давно. Тот кардиостимулятор, который стоит у меня, имеет массу современных электронных компонент: и кремниевый чип, и гетероструктуры, за которые была присуждена Нобелевская премия в 2000 году.
А. ВЕНЕДИКТОВ: То есть вы для себя все делали, грубо говоря, и для таких людей, которым это надо.
Ж. АЛФЕРОВ: Но, видите ли, я скажу следующее, значит. И кремниевые чипы, и полупроводниковые гетероструктуры – это основа современных информационных технологий. Поэтому и интернет, и мобильная телефония, и когда мы считываем информацию с дисков, и когда летают солнечные батареи на высоких орбитах и осуществляются телекоммуникационные связи и прочее – это все на наших компонентах. Но наши работы были основы, которые… ну, не только, между прочим, в свое время, где-нибудь в 80-е годы, было начато и опытное промышленное производство в СССР этих компонент. И я думаю, что два десятилетия последних – это гигантский технологический рывок в мире.
А. ВЕНЕДИКТОВ: То есть, в общем, фундаментальная наука, которой вы занимались, она приводит к тому, что обычному человеку может быть поставлен кардиостимулятор, который спасает ему жизнь.
Ж. АЛФЕРОВ: Я могу сказать следующее. Один из моих очень хороших знакомых (к сожалению, его уже нет) – это Джордж Портер, лауреат Нобелевской премии по химии, но радиофизик. В 90-е годы нас одновременно выбрали почетными членами Академии наук в Южной Корее и мы там с ним познакомились… знакомы были раньше, но там много встречались. И он как-то сказал… любят делить науку на фундаментальную и прикладную. Он сказал такие слова: "Вся наука прикладная. Разница только в том, что отдельные приложения возникают быстро, а некоторые – через столетия". Но вся наша цивилизация основана на научных достижениях, и совершенно естественно, что из фундаментальных исследований возникает масса приложений.
У меня было много счастливых периодов в моей научной жизни. Я в 70-м году полгода работал в США в Иллинойском университете и каждую среду имел ланч или обед и обсуждал многие проблемы с одним из самых замечательных физиков-теоретиков ХХ столетия. Джон Бардин – единственный человек, который имел две Нобелевские премии по физике. В своей нобелевской лекции за открытие транзистора… он ее назвал "Исследования, которые привели к открытию транзистора". Это теория Вилсона (Великобритания), это работы Якова Ильича Френкеля, физика-теоретика у нас в Физтехе, это работы Шотки и Бориса Иосифовича Давыдова. То есть, он показал, что из этих теоретических исследований родилось одно из величайших практических открытий ХХ столетия.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Вот поэтому я думаю, что очень многих интересует фундаментальная наука, как вы сказали, как приложение. И мы сегодня с вами здесь встретились для того, чтобы поговорить о той реформе Российской академии наук, которая идет. Я имею в виду, идет, потому что процесс… и Государственная Дума…
Ж. АЛФЕРОВ: Процесс пошел.
А. ВЕНЕДИКТОВ: …да, в двух чтениях. Ну, процесс всегда идет, вы же знаете.
Ж. АЛФЕРОВ: Да.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Любой процесс идет. В этой связи у меня сначала такой общий вопрос. Вот что вы принимаете в этой реформе, в чем вам видится ее как бы позитивная сторона, и что вы категорически не принимаете? Давайте разложим… разложите это мне как ученый.
Ж. АЛФЕРОВ: Понимаете, на самом деле я не принимаю реформу почти полностью. Я скажу следующее. Какая главная проблема нашей страны сегодня, с моей точки зрения? Это возрождение высокотехнологичных отраслей промышленности. Это, между прочим, сформулировал и наш президент Владимир Владимирович, сказав, что к 20-му году мы должны иметь 25 миллионов рабочих мест в этих отраслях экономики. Когда мы с ним обсуждали это, он сказал, что это я сказал для бизнеса. Я сказал: "Нет, это для страны. Это не только для бизнеса, это для науки и образования". Потому что, чтобы это было, мы должны создавать научные разработки, которые могут стать основой новых технологий. Потому что сегодня в высокотехнологичном секторе российский рынок взят полностью под контроль иностранных компаний. И чтобы мы это создавали, мы должны создавать свои новые технологии конкурентоспособные. При этом их могут создавать по-настоящему образованные люди, которые образованны с учетом изменений, которые идут в науке, в технологии. Для этого, скажем, я занимаюсь и в своем Академическом университете. Вот это основа. Теперь, что делать для того, чтобы… главная проблема Академии наук сегодня – конечно, низкое финансирование по-прежнему.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Раз.
Ж. АЛФЕРОВ: Основной бюджет у нас – это зарплаты, коммунальные услуги. И всего около трех миллиардов рублей на программы президиума Академии наук вместе с программами региональных отделений.
А. ВЕНЕДИКТОВ: То есть, вы хотите сказать, что из 68 миллиардов бюджета…
Ж. АЛФЕРОВ: Из 62.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Из 62, хорошо…
Ж. АЛФЕРОВ: Да, 3…
А. ВЕНЕДИКТОВ: … 3 – на науку, остальное – на зарплаты и коммунальные услуги. Я правильно понял?
Ж. АЛФЕРОВ: Зарплаты, коммунальные услуги, ну, и некоторое, очень небольшое улучшение, скажем, медицинского обслуживания, больницы наши стали…
А. ВЕНЕДИКТОВ: Но не науку, но не науку.
Ж. АЛФЕРОВ: Да.
А. ВЕНЕДИКТОВ: На науку 3.
Ж. АЛФЕРОВ: Совершенно точно.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Значит, первая история. Давайте мы их перечислим. Низкое финансирование – раз.
Ж. АЛФЕРОВ: Но главное даже не это. Главное – невостребованность наших научных результатов экономикой и обществом. Когда наука востребована, тогда и финансирование появляется. При этом очень существенным является в том числе… мы говорим, мы сидим на сырьевой игле.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Да.