Реформаторы морали не устранили полигамии, да ицерковь поначалу не трогала ее. Векамихристианство и не думало протестовать противмногоженства варварских королей. Карл Великий [102] содержал множествоналожниц [90*].По своей природе многоженство никогда не былообыкновением бедняков -- только богачи иаристократия могли наслаждаться им [91*]. Но именно у этих группначались растущие сложности, поскольку женщиныприходили в брачный союз как наследницы ивладелицы, получали богатое приданое инаделялись большими правами по распоряжениюэтим приданым. К единобрачию потихонькуподталкивали жена, приносившая богатство своемумужу, и ее родственники -- прямое проявление того,как капиталистические мысль и расчет проникали всемейную жизнь. Чтобы закон защищалсобственность жены и детей, была проведеначеткая грань между законными и незаконнымисвязями и наследниками. Отношения между мужем иженой закрепляются в контракте [92*].
Узаконивание идеи брачного контрактаразрушило господство мужчин и сделало женупартнером с равными правами. Из односторонних,основанных на силе отношений брак превращаетсяво взаимное соглашение; служанка становитсяженой, имеющей право требовать от мужчины тогоже, что может требовать от нее он. Шаг за шагом оназавоевывает в доме те позиции, которые занимаетныне. Сегодня положение женщины отличается отположения мужчины только в том отношении, чторазличается выполняемая ими в супружеской жизнидеятельность. Остатки мужских привилегий имеютмалое значение и сводятся к почетным символам,например к тому, что жена принимает имя мужа.
Брак эволюционировал вместе с законом особственности супругов. Положение женщины всемье улучшалось по мере ослабления принципанасилия. Одновременно с совершенствованием идеидоговора в других сферах закона о собственностизакономерно трансформировались отношениясобственности между супругами. Жена впервые былаосвобождена от власти супруга? когда онаполучила законную власть над богатством, котороеона принесла в семью и которое она приобрела завремя семейной жизни, и когда то, что мужпредоставлял ей согласно обычаю, превратилось впособие, к выплате которого можно принудитьзаконом.
Известная нам форма брака возникла врезультате проникновения идеи договора в этуобласть жизни. Все чтимые нами идеалы брачногосоюза развились на этой основе. Что браксвязывает одного мужчину и одну женщину,что он возникает по свободной воле обеих сторон,что супружеский долг предполагает взаимнуюверность, что мужскую измену следует оцениватьтак же, как и женскую, что права мужа и жены, всущности, одинаковы, -- эти принципы развились изидеи брачного договора. Ни один народ не можетпохвастать, что его предки представляли себебрак так же, как и мы. Наука не судит о том, были линекогда нравы более суровыми, чем ныне. Мы можемтолько утверждать, что наши представления обраке отличаются от взглядов прошлых поколений ичто прежние идеалы брака в наших глазах выглядятбезнравственными.
Когда воспевающие старые добрые нравыпроклинают институт развода, расторжения брака,они правы в том, что ничего такого прежде несуществовало. Былое право мужа выгнать жену издома никоим образом не напоминает современногозакона о разводе. Ничто лучше не свидетельствуето громадном изменении воззрений, чем различияэтих двух установлении. И когда церковь берет насебя лидерство в борьбе против развода, не худоприпомнить, что современный идеал единобрачия сравными правами у мужа и жены, на защиту которогоподнялась церковь, есть результаткапиталистического, а не церковного развития.
4. Проблемы семейной жизни
В современном договорном браке, которыйзаключается по желанию мужа и жены, брак и любовьобъединены. Брак представляется моральнооправданным, когда он заключается по любви;заключенный без любви брак представляетсянеприличным. Нам кажутся странными этизаключаемые на расстоянии королевскиебракосочетания. Как и большинство мыслей ипоступков правящих домов, они отдают эпохойнасилия. И то, что считается необходимымпредставлять публике эти союзы как заключенныепо любви, показывает, что даже королевские семьине смогли противостоять буржуазному идеалубрака.
В современной супружеской жизни конфликтыпорождаются, прежде всего, тем, что страстьостывает, а контракт заключается пожизненный."Страсть улетает, но любовь должнаостаться", -- говорит Шиллер, поэт буржуазнойсемьи. В большинстве браков, благословенныхдетьми, супружеская любовь увядает медленно инезаметно; ее место занимает дружескаяпривязанность, через которую опять и опятьпрорываются короткие вспышки былой любви;совместная жизнь становится привычной, и в своихдетях, воспитанию которых была посвященамолодость, родители находят утешение завоздержание, к которому их принуждает старость,уносящая силы.
Но так бывает не у всех. Есть много способовпримириться с конечностью земных странствий.Верующему утешение и мужество дает религия; онапозволяет ему видеть в личном бытии какпроявлении бесконечного потока вечной жизнисвое определенное место в безупречном планеСоздателя и Вседержителя, позволяет поднятьсянад временем и пространством, над старостью исмертью в небесные поля. Другие находятудовлетворение в философии. Они отказываютсяверить в благодетельное провидение,представление о котором противоречит опыту; онисвысока взирают на легкое утешение, котороеможно извлечь из произвольных фантазий, извоображаемой картины мира, созданной, чтобы невидеть реальности. Но большинство людей следуютиным путем. С безразличием и равнодушием онипокоряются повседневности; их мысль никогда невыходит за пределы сиюминутных требований, онирабы привычек и страстей.
Есть еще и четвертая группа -- люди, которыенигде и ни в чем не могут найти умиротворения.Такие люди не способны верить, ибо уже вкусили отдрева познания; тупо смириться они не могут,потому что это противоречит их натуре. Онислишком беспокойны и неуравновешенны, чтобыфилософски приспособиться к реальности. Во чтобы то ни стало они стремятся достичь счастья иудержать его. Изо всех сил они налегают нарешетки, ограничивающие их стремления. Они несмиряются. Они жаждут невозможного: ищут счастьяне в стремлении, но в достижении, не в битве, но впобеде.
Такие натуры не переносят брачных уз, когдадикий огонь первой любви начинает угасать. Онипредъявляют высочайшие требования к самой любвии преувеличивают обычную сверхоценкусексуального объекта. Это обрекает их, хотя бы почисто физиологическим причинам, на более раннее,чем у большинства умеренных людей, разочарованиев тесном общении в совместной жизни. И эторазочарование способно превратитьпервоначальные чувства в их противоположность.Любовь оборачивается ненавистью. Совместнаяжизнь становится пыткой. Кто не способен смиритьсебя, кто не желает умерить иллюзии первых днейбрака, кто не умеет перенести на детей всублимированной форме желания, которые больше ненасыщаются любовью, тот не создан для брака. Избрака он устремляется к новому предмету любви,чтобы в новых отношениях снова повторить старыйопыт.
Но все это не имеет никакого отношения кобщественным условиям брака. Такие бракиобречены не потому, что супруги живут вкапиталистическом обществе, где средствапроизводства находятся в частной собственности.Болезнь приходит изнутри, а не извне; онаразвивается из природных склонностей партнеров.Нелепо доказывать, что раз таких конфликтов небыло в докапиталистическом обществе, значит,тогда брачные узы включали что-то, чего нет в этихболезненных семьях. Правда в том, что любовь исемья были в те времена отделены друг от друга, иникто не ждал, что брак принесет длительное ибезоблачное счастье. Только когда идея договораи согласия наложилась на институт брака,супружеские пары потребовали, чтобыудовлетворение желаний в их союзе былонепрерывным. Такого требования любовь, видимо,удовлетворить не может. Счастье в любви приносятсоперничество за благосклонность любимой иудовлетворение от долгожданного обладания. Нетнужды обсуждать возможность того, что такоесчастье может длиться и после физиологическогонасыщения. Мы определенно знаем, чтоудовлетворенное желание раньше или позжеостывает и что попытки остановить мимолетныечасы восторга тщетны. Не следует проклинать бракза нашу неспособность превратить земноесуществование в бесконечную цепь экстазов,лучащихся наслаждениями любви. Такой же ошибкойбыло бы винить в этом социальное окружение.
Семейные конфликты, порождаемые социальнымиусловиями, имеют подчиненное значение. Было быошибкой предполагать, что браки по расчету (радиприданого жены или богатства мужа) или союзы,ставшие несчастными из-за экономическихтрудностей, составляют важную часть проблемы,как можно представить по частоте этих сюжетов вбеллетристике. Из таких конфликтов всегданетрудно найти выход, если, конечно, его хотятнайти.
Брак как социальный институт представляетсобой включение индивидуума в общественныйпорядок, в результате чего он принимает на себявсе права и обязанности в определенной сфередеятельности. Исключительные натуры,одаренность которых ставит их много вышесреднего уровня, не могут принять то насилие,которое неотделимо от этого приспособления кобычному порядку жизни. Кто чувствует в себестремление к великим свершениям, кто готовскорее пожертвовать собственной жизнью, чемизменить своему назначению, не откажется отсвоих стремлений ради жены и детей. Сколь бы нибыл любвеобилен гений, в его жизни женщина и все,что ей сопутствует, занимает ограниченное место.Мы не говорим здесь о тех великих людях, которыеполностью сублимировали половое влечение инаправили его в другие каналы, как, например,Кант, или о тех, чей огненный дух, не способныйнасытиться любовью, спешит с неусыпной жаждой отодной страсти к другой, избегая неизбежныхразочарований семейной жизни. Даже те гениальныелюди, брачная жизнь которых выглядит обычной, чьеотношение к половой жизни не отличается отобщепринятого, не могут долго обуздывать себя вбраке, не совершая над собой насилия. Гений непозволяет связать себя никакими соображениями облагополучии ближних, в том числе и тех, кто емуособенно дорог. Узы брака становятсянепереносимыми, и гений пытается стряхнуть или,по крайней мере, ослабить их, чтобы бытьсвободней. Супружество -- это движение колоннойпо двое. Желающий идти собственным путем долженбыть свободен. Очень редко ему удается встретитьженщину, готовую и способную сопровождать его наего одинокой тропе.
Все это было осознано давно и настолько ужестало достоянием массы, что неверный мужчувствует себя вынужденным оправдывать своеповедение именно в этих терминах. Ногениальность редка, и социальные установки неменяются из-за того, что один или дваисключительных человека не способны к нимприноровиться. С этой стороны браку ничто неугрожает.
Атаки феминисток в XIX веке казались болеесерьезной угрозой. Лидеры феминисток заявляли,что брак принуждает женщину жертвовать своейличностью. Он дает мужчине достаточновозможностей для развития, но женщину лишаетвсякой свободы. Это было вменено неизменнойприроде брака, который связывает воедино мужа ижену и тем самым обрекает более слабую женщину нароль служанки у своего мужа. Никакими реформамиэтого не изменить; только разрушение всегоинститута брака может избавить от зла. Женщинадолжна биться за свою свободу -- не только засвободу любви, но и за свободу развития личности.Вольные связи, которые дают свободу обоим, должнызаменить брак.
Радикальное крыло феминизма, твердо стоящее наэтой позиции, не учло того, что развитиеспособностей и сил женщины сдерживается небраком, не тем, что она повязана мужчиной, детьмии домашним хозяйством, но особенностями еефизиологии. Беременность и вскармливание детейпоглощают лучшие годы жизни женщины, те годы,которые мужчина может посвятить достижениювеликих целей. Можно считать, что в этом неравномраспределении бремени воспроизводствапроявилась природная несправедливость или чтонедостойно женщине рожать и кормить детей, новедь это ничего не изменит. Женщина, вероятно,может выбирать между наибольшим женскимсчастьем -- материнством и активнойдеятельностью по развитию и утверждению своейличности наравне с мужчиной. Можно усомниться,безвреден ли вообще такой выбор: ведь, подавивстремление к материнству, женщина наносит себеущерб, который потом будет сказываться во всем,что она делает. В то же время остается фактом, чтоматеринство -- в браке или вне его -- лишает еевозможности жить столь же свободно и независимо,как мужчина. Сверходаренные женщины могут иметьпоразительные достижения, несмотря наматеринство, но все-таки особенности их полазакрывают им дорогу к гениальности, к высочайшимсвершениям.
В той степени, в какой феминистское движениестремится к уравниванию правового положениямужчины и женщины, к обеспечению для женщиндостаточных правовых и экономических свобод длясаморазвития в соответствии с желаниями,склонностями и хозяйственными возможностями,оно является не более чем ветвью великоголиберального движения, защищающего мирное исвободное развитие. Когда феминизм выходит заэти рамки и нападает на установленияобщественной жизни в надежде устранитьприродные ограничения, он является духовнымпорождением социализма. Ибо именно социализмусвойственно, обнаружив природные корнисоциальных институтов, пытаться изменить этиинституты, чтобы реформировать самое Природу.
5. Свободная любовь
Социалисты видят радикальное решениесексуальных проблем в свободной любви.Социалистическое общество устраняетсексуально-экономическую зависимость женщины,которая состоит в том, что женщина зависит отдоходов своего мужа. Мужчина и женщина обладаютравными экономическими правами и, если несчитать материнства, которое ставит женщину вособое положение, равными обязанностями.Общественные фонды обеспечивают содержание иобразование детей, которые из-под опекиродителей поступают под опеку всего общества.Таким образом, социальные и экономическиеусловия перестают влиять на отношения междуполами. Спаривание приходит на место простейшихформ общественных союзов -- брака и семьи. Семьяисчезает, и обществу предстоят только отдельныеиндивидуумы. Любовный выбор становитсяабсолютно свободным. Мужчины и женщины сходятсяи расходятся, повинуясь только своим желаниям.При этом "социализм здесь не создает ничегонового, он лишь снова поднимает на высшуюкультурную ступень и при новых общественныхформах то, что было общепризнано, пока в обществене наступило господство частнойсобственности" [93*].
Аргументы теологов и других проповедниковнравственности, -- порой елейные, порой ядовитые,-- совершенно непригодны для борьбы с этойпрограммой. Большинство авторов, посвятившихсебя проблемам половой жизни, исповедовалимонашеские и аскетические идеалы. Для нихсексуальный инстинкт есть абсолютное зло,чувственность есть грех, сладострастие есть дардьявола и даже думать о таких вещахбезнравственно. От наших склонностей иценностных предпочтений зависит, принять ли этоосуждение сексуального инстинкта. С научнойточки зрения попытки моралистов заклеймить илиоправдать эту сферу жизни -- потерянный труд.Нельзя навязать науке роль судьи и ценителя, невыходя за границы научного метода: он пригодендля выбора средств, адекватных поставленнымцелям, но не может быть использован дляотносительной оценки самих целей. Пристолкновении с этическими проблемами ученомуследовало бы указать, что, начав с отрицаниясексуального инстинкта как чего-то скверного, мылишаемся возможности в дальнейшем выражать взависимости от условий свою моральнуютерпимость или одобрение половому акту. Убогаясофистика породила распространенное суждение,согласно которому чувственное удовольствие,извлекаемое из полового акта, пагубно, нонадлежащее выполнение debitum conjugate [104] радирождения наследников вполне морально. Брачнаясвязь всегда чувственна; ни один младенец не былеще зачат из законопослушного понимания того,что государству нужны новые рекруты иналогоплательщики. Чтобы быть вполне логичной,этическая система, покрывшая стыдом актразмножения, должна была бы призывать к полному ибезусловному воздержанию. Если мы не хотимпрекращения жизни, нам не следовало бы называтьисточник ее обновления сосудом зла. Ничто неотравило нравы современного общества больше, чемэтическая система, которая, избегаяпоследовательного порицания ипоследовательного оправдания, затуманиваетразличия между добром и злом и делает злоневероятно притягательным. Она больше, чемчто-либо другое, повинна в бессильных колебанияхсовременного человека в вопросах половой моралии не способна должным образом оценить громадныепроблемы в отношениях между полами.
Ясно, что в жизни мужчины секс играет меньшуюроль, чем в жизни женщины. Удовлетворениеприносит ему расслабление и душевный покой. Нодля женщины здесь начало бремени материнства. Еесудьба полностью предопределена тем, что связанос полом; в мужской жизни это только эпизод. Скольбы напряженно и полно он ни отдавался любви,сколько бы ни взвалил на себя ради женщины, онвсегда остается над сексом. Даже женщиныначинают, в конце концов, презирать мужчину,всецело поглощенного сексом. Но женщина обреченана то, чтобы исчерпать себя в любви и материнстве,в служении сексуальному инстинкту. Для мужчиныпорой нелегко под давлением профессиональныхтревог сохранить внутреннюю свободу и развитьсвою личность, но сексуальная жизнь здесь неявляется главным препятствием. Для личностиженщины, однако, главная опасность лежит именно вобласти секса.
Борьба за индивидуальность женщины составляетсущество женского вопроса. Но вопрос этотзатрагивает мужчин не меньше, чем женщин, иботолько совместным усилием могут они достичьвысшего уровня личной культуры. Если женщина всевремя тянет мужчину в низшие сферы физическойзависимости, он не сможет развиваться свободно.Обеспечить женщинам свободу внутренней жизни -- вэтом истинный смысл женского вопроса. Но эточасть культурной задачи всего человечества.
Восток деградировал, потому что он не смогрешить эту проблему. Здесь женщина только объектпохоти, мать и нянька. Каждый начинающийся подъемличностной культуры с первых же шагов тормозилсяв странах Востока тем, что женское началостаскивало мужчину назад, в миазмы гарема.Сегодня ничто не разделяет Восток и Запад болееопределенно, чем положение женщины и отношение кженщине. Нередко утверждают, что жизненнаямудрость Востока постигла последние вопросыбытия глубже, в отличие от философии Европы. Вовсяком случае тот факт, что она никогда не могласправиться с сексуальностью, предрешило судьбувосточных культур.