3. Идеал равенства
Политическая демократия с необходимостьювытекает из либерализма. Но часто говорят, чтодемократический подход должен, в конце концов,выйти за пределы либерализма. Утверждается, что,последовательно осуществленный, он потребует нетолько политического, но и экономическогоравенства. Посему чисто логически из либерализмадолжен развиться социализм, а сам либерализмнесет в себе начало собственного разрушения.
Идеал равенства также возник как требованиеестественного права. Его пытались обосноватьрелигиозными, психологическими и философскимиаргументами, но все они оказалисьнесостоятельными. Дело в том, что люди от природыразные; требование о равенстве состояний неможет быть обосновано тем, что все равны. Нищетааргументов естественного права наиболееочевидна, когда речь идет о принципе равенства.
Следует начать с исторического исследования,чтобы понять этот принцип. В новое время, как ипрежде, к нему прибегали, чтобы сокрушитьфеодальную иерархию индивидуальных прав исвобод. До тех пор, пока свободное развитиеиндивидуумов и целых социальных группсдерживается, общественная жизнь обречена набеспокойство и жестокие восстания. Бесправныелюди всегда представляют угрозу общественномупорядку. Их объединяет общая заинтересованностьв устранении препятствий к развитию; они готовыобратиться к насилию, поскольку мирнымисредствами не могут получить желаемое.Общественный мир становится возможен, когдакаждый обретает доступ к участию вдемократических институтах. Это и означаетравенство всех перед законом.
Есть и другое соображение, понуждающеелиберализм признать желательность такогоравенства. Общественные потребностиудовлетворяются наилучшим образом, когдасредствами производства распоряжаются те, ктоспособен с ними лучше управиться. Иерархизацияправ согласно случайностям рождения не даетлучшим управляющим доступа к производительнымблагам. Всем известна роль этого аргумента влиберальном движении, и прежде всего в борьбе засвободу крепостных. Наитрезвейшие соображенияцелесообразности делают либерализм сторонникомравенства. При этом либерализм полностью отдаетсебе отчет, что равенство перед законом может принекоторых обстоятельствах оказаться крайнетягостным для индивида, поскольку то, что напользу одному, может быть пагубным для другого.Но либеральная идея равенства основывается насоображениях общественной выгоды, и перед нимипретензии отдельных людей должны отступать.Подобно другим общественным установлениям законсуществует на потребу общества. Индивид долженподчиниться, ибо его собственные цели могут бытьреализованы только в рамках общества и вместе собществом.
Значение правовых институтов понимаетсяневерно, когда от них требуют чего-то большего иделают их основой новых претензий, подлежащихреализации без оглядки на мир и сотрудничество вобществе. Создаваемое либерализмом равенствоесть равенство перед законом; и никогда неимелось в виду ничего иного. С либеральной точкизрения критика этого равенства какнеадекватного (в предположении, что истинноеравенство состоит в равенстве доходов)неоправданна.
Но именно в этой форме провозглашают принциправенства те, кто надеется выиграть от равногораспределения благ. Здесь плодородная почва длядемагогии. Кто бы ни взялся возбуждатьвозмущение бедных против богачей, можетрассчитывать на большую аудиторию. Демократиясоздает наилучшие исходные условия для развитияэтих настроений, в скрытом виде наличных всегда ивезде. [65*]Все демократические государства терпеликрушение именно на этом. И демократии нашеговремени идут к тому же.
Очень странно, что несоциальной называют какраз ту форму идеи равенства, котораярассматривает равенство достижения только сточки зрения достижения целей общественнойжизни и стремится к равенству лишь постольку,поскольку оно служит этой цели. В то же времятребование, чтобы равенство независимо отпоследствий включало требование равногоподушного распределения национального дохода,выдвигается как истинно социальный подход. Вгреческом городе-государстве в IV веке гражданинсчитал себя владельцем всего, что принадлежитподданным государства, и требовал своей частинастоятельнейшим образом, как акционер требуетсвоих дивидендов. Относительно практикираспределения общественной собственности иконфискованной частной собственности Эсхин [81] делаетследующее замечание: "Афиняне расходились снародного собрания не как с политической сходки,но как с заседания сообщества, на которомделились прибыли" [66*].Нельзя отрицать, что даже ныне средний человексклонен смотреть на государство как на источник,из которого хорошо бы выкачать побольше.
Но такое понимание равенства никак не являетсянеобходимым следствием идеи демократии. Неследует a priori отдавать предпочтение такомуравенству перед всеми другими принципамиобщественной жизни. Прежде чем выносить о немсуждение, нужно как следует разобраться с егопоследствиями. Тот факт, что это требованиевесьма популярно в массах и в силу этого легкоприобретает поддержку демократическогогосударства, не делает его основным принципомдемократии и не может защитить его отиспытующего взгляда теоретика.
4. Демократия и социал-демократия
Представление, что демократия и социализмвнутренне взаимосвязаны, широкораспространилось в десятилетия,предшествовавшие большевистской революции.Многие поверили, что демократия и социализмпопросту одно и то же и что демократия безсоциализма, как и социализм без демократии,невозможна.
Представление развилось в результатесопряжения двух направлений мысли, причем обеони восходят к гегелевской философии истории.Для Гегеля мировая история есть "прогресс восознании свободы". Пути прогресса таковы:"Восток знал и знает только, что одинсвободен, греческий и римский мир знает, что некоторыесвободны, германский мир знает, что всесвободны" [67*]. Нет сомнения, что свобода, окоторой говорил Гегель, весьма отличается от той,за которую сражались радикальные политики в еговремя. Гегель просто интеллектуализировал идеи,общие для всей эпохи Просвещения. Но радикальныемладогегельянцы вычитывали из его книг то, что имтребовалось. [82] Для них было несомненным, чтоэволюция в сторону демократии необходима (вгегелевском смысле термина необходимость).Их примеру последовали историки. Гервинус [83] видел "в эволюциичеловечества в целом", как и "во внутреннейэволюции государств", "правильный прогресссвободы духовной и гражданской, которая сначалапринадлежит только нескольким личностям, потомраспространяется на большее их число и, наконец,достается многим" [68*].
Материалистическая концепция историивкладывает в представление о "свободемногих" другое содержание. Многие -- этопролетарии; они должны с необходимостью статьсоциалистами, поскольку социальные условияопределяют сознание. Таким образом, эволюция кдемократии и эволюция к социализму стали одним итем же.
Демократия есть инструмент реализациисоциализма, но в то же время и социализм естьинструмент построения демократии. Названиепартии "социал-демократическая" наиболееясно выражает эту соотнесенность демократии исоциализма. С именем демократиясоциалистические рабочие партии принялидуховное наследие "Молодой Европы". [84] Все лозунги домартовского радикализма [85] перекочевали впрограммы социал-демократических партий. Этилозунги привлекли в партии тех, кто был либобезразличен, либо даже враждебен социализму.
Отношение марксистского социализма кдемократическим требованиям определялось тем,что это был социализм народов, населявшихАвстро-Венгерскую и Российскую империи, -- немцев,русских и ряда малых наций. Каждая оппозиционнаяпартия в этих более или менее автократическихгосударствах должна была в первую очередьтребовать демократии, чтобы создать условия дляполитической деятельности. Длясоциал-демократов тем самым вопрос о демократиибыл исключен из дискуссий; было просто немыслимонанести ущерб демократической идеологии pro foroexterno [86]
Но вопрос о взаимоотношении двух идей,соединенных в двойном названии, не мог бытьполностью подавлен внутри партии. Проблемуначали делить на две части. Когда говорили огрядущем социалистическом рае, продолжалиподчеркивать взаимозависимость терминов и дажешли немного дальше, утверждая, что это в сущностиодно и то же. Впрочем, хороший социалист,ожидающий абсолютного спасения в предполагаемомраю, и не мог прийти к другому заключению,поскольку он при этом сохранял пониманиедемократии как чего-то вполне хорошего.
Было бы что-то неправильно с землейобетованной, если бы она не была одновременнонаилучшем образом устроенной и политически.Потому-то социалистические авторы без усталипровозглашали, что только в социалистическомобществе может существовать истиннаядемократия. То, что принимают за демократию вкапиталистических государствах, -- простокарикатура, придуманная для маскировкимахинаций эксплуататоров.
Хотя дело представлялось так, что целисоциализма и демократии едины, никто не былвполне уверен, одной ли дорогой они идут.Обсуждалась проблема, следует ли достигатьсоциализма -- а значит, как они верили, идемократии -- только с помощью демократическихметодов либо в борьбе допустимы отступления отпринципов демократии. Это и была знаменитаядискуссия о диктатуре пролетариата; вмарксистской литературе этот вопрос был темойакадемических дискуссий вплоть добольшевистской революции, а после нее онпревратился в большую политическую проблему.
Подобно другим расхождениям во взглядах,которые разбивали марксистов на группы, сваравозникла из-за двойственности их догм,называемых марксизмом. В марксизме всегда есть,по меньшей мере, два подхода ко всему и ко всем, ипримирение этих подходов возможно только спомощью диалектических уловок. Обычнейший приемсостоит в том, чтобы использовать в соответствиис нуждами момента слова, допускающие, по меньшеймере, два толкования. С этими словами, которыеодновременно в виде политических лозунговслужат гипнотизации психики масс,распространялось учение, заставляющее вспомнитьоб идолопоклонстве. Марксистская диалектика, всущности, есть не что иное, как обожествлениеслов. Каждый из предметов веры воплощаетсясловом-идолом, неоднозначность которогопозволяет выражать им несовместимые идеи итребования. Интерпретация этих слов, намеренностоль же неопределенных, как речения дельфийскойПифии [87], вконце концов приводит к столкновению мнений, икаждый цитирует в свою пользу излюбленныепассажи из писаний Маркса и Энгельса, которыеявляются высшим авторитетом.
"Революция" -- одно из такихслов-фетишей. Промышленной революцией марксизмсчитает постепенную трансформациюдокапиталистического способа производства вкапиталистический. [88]Революция здесь означает то же самое, что иразвитие, и противоположность терминов"эволюция" и "революция" здесь почтиликвидирована. В результате марксист имеетвозможность, когда нужно, говорить ореволюционном настроении как о презренном"путчизме" ("бунтарстве"). Иревизионисты были вполне правы, когда в своюподдержку цитировали многие строчки из Маркса иЭнгельса. [89]Но когда Маркс называл рабочее движениереволюционным и говорил, что рабочие --единственный истинно революционный класс, ониспользовал термин "революция" в том смысле,который напоминает о баррикадах и уличныхсражениях. Так что синдикализм также прав, когдаапеллирует к Марксу. [90]
Так же туманно использует марксизм и слово государство.
Согласно марксизму государство есть простоинструмент классового господства. Приходя квласти, пролетариат прекращает классовыеконфликты, и государство отмирает. "С тоговремени, когда не будет ни одного общественногокласса, который надо было бы держать вподавлении, с того времени, когда исчезнут вместес классовым господством, вместе с борьбой заотдельное существование, порождаемой теперешнейанархией в производстве, те столкновения иэксцессы, которые проистекают из этой борьбы, -- сэтого времени нечего будет подавлять, не будет инадобности в особой силе для подавления, вгосударстве. Первый акт, в котором государствовыступает действительно как представитель всегообщества -- взятие во владение средствпроизводства от имени общества, -- является в тоже время последним самостоятельным актом его какгосударства. Вмешательство государственнойвласти в общественные отношения становитсятогда в одной области за другой излишним, игосударство само собой засыпает" [69*]. Сколь бытемным или плохо продуманным ни было этопонимание политической организации, данноеутверждение настолько определеннохарактеризует власть пролетариата, что места длясомнений просто быть не может. Но все становитсяменее определенным, когда мы вспоминаемутверждение Маркса, что между капиталистическими коммунистическим обществами должен бытьпериод революционных преобразований и емусоответствует "политический переходныйпериод, и государство этого периода не может бытьничем иным, кроме как революционной диктатуройпролетариата" [70*]. Если мы предположим вместе сЛениным, что этот период продлится вплоть додостижения "высшей фазы коммунистическогообщества", в которой "исчезнет порабощающеечеловека подчинение его разделению труда, когдаисчезнет вместе с этим противоположностьумственного и физического труда", когда"труд перестанет быть только средством дляжизни, а станет сам первой потребностью жизни",тогда, конечно, нам нелегко будет понять, что жеМаркс понимал под демократией [71*].Очевидно, социалистическое сообществостолетиями не сможет найти места для демократии.
Несмотря на случайные упоминания историческихзаслуг либерализма, марксизм полностьюигнорирует важность либеральных идей. Оноказывается в затруднении, когда сталкивается слиберальными требованиями свободы совести исвободы выражения мнений, с требованием признатьв принципе все оппозиционные партии и обеспечитьравные права для всех партий. Когда он не увласти, марксизм провозглашает все основныелиберальные права, ибо только они могутобеспечить ему свободу, необходимую длясобственной пропаганды. Но марксизм не в силахпостичь существо этих прав и свобод и никогда непредоставляет их своим противникам, когдаприходит к власти. В этом отношении он похож нацеркви и другие организации, строящиеся напринципе насилия. Эти также эксплуатируютдемократические свободы, когда отстаивают себя,но, придя к власти, отказывают в таких правахсвоим соперникам. Так, -- вполне явно --демократичность социализма демонстрирует своюлживость. "Партия коммунистов, -- говоритБухарин [91],-- не только не требует никаких свобод ... длябуржуазных врагов народа. Наоборот". И спотрясающим цинизмом он бахвалится, чтокоммунисты, пока не имели власти, защищалисвободу слова просто потому, что было бы"смешным" требовать от капиталистов свободыдля рабочего движения в какой-либо другой форме,чем требуя свободу вообще [72*].
Всегда и везде либерализм требует демократиипрежде всего. Он не хочет ждать, когда народ"созреет" для демократии, ибо полагает, чтодемократия выполняет столь важные общественныефункции, что ее введение не терпит отлагательств.Вне демократии мирное развитие государстваневозможно. Требование демократии -- не результатполитического компромисса или потворстварелятивизму в вопросах мироустройства [73*],ибо либерализм доказывает абсолютнуюобоснованность своего учения. Скорее всклонности к демократии сказывается уверенностьлиберализма в том, что власть требует толькогосподства над умами и что для приобретениятакого господства годится только духовноеоружие. Либерализм защищает демократию даже втех случаях, когда в неопределенной перспективеон может ожидать от нее только ущерба. Либерализмубежден, что он не может править против волибольшинства, что в любом случае бесконечно малыевыгоды от искусственного поддержаниялиберального режима не оправдают возмущенияспокойного хода государственного развития,которое сделается неизбежным в случаеподавления воли народа.
Социал-демократы, безусловно, продолжали быжульничать с лозунгом демократии, если бы, поисторической случайности, большевистскаяреволюция не заставила их до времени сброситьмаску и продемонстрировать насилие,неотъемлемое от их учения.
5. Политическое устройство социалистических сообществ
За диктатурой пролетариата лежит рай земной,"высшая фаза коммунистического общества", вкотором "с всесторонним развитием индивидоввырастут и производительные силы, и всеисточники общественного богатства польютсяполным потоком" [74*].В этой земле обетованной "нечего будетподавлять, не будет и надобности в особой силедля подавления, в государстве... На местоуправления лицами становится управление вещамии руководство производственными процессами" [75*]. Настанет эпоха, когда"поколение, выросшее в новых, свободныхобщественных условиях, окажется в состояниивыкинуть вон весь этот хламгосударственности" [76*]. Рабочий класс исчезнет, но дляэтого "ему придется выдержать продолжительнуюборьбу, пережить целый ряд историческихпроцессов, которые совершенно изменят иобстоятельства, и людей" [77*].В результате общество может обходиться безнасилия, как некогда в Золотом веке. Об этомЭнгельсу есть что сказать, красивого и хорошего [78*].Только мы читали уже об этом прежде; все это былоизложено лучше и изящнее Виргилием, Овидием иТацитом!
Aurea prima sata est aetas, quae vindice nullo,
sponte sua, sine lege fidem rectumque colebat.
Poena metusque aberant, nec veiba minantia fixo
aere legebantur.
<Первым век Золотой народился, незнавший возмездий,
Сам соблюдавший всегда, без законов, и правду, иверность.
Не было страха тогда, ни кар, и словес не читали
Грозных на бронзе...> [79*]
Из всего этого следует, что у марксистов не былослучая задуматься о проблемах политическойорганизации социалистического общества. Онивообще-то предполагали не иметь дела с такимипроблемами, с которыми нельзя было бы справитьсяпростым замалчиванием.
И все же даже в социалистическом общественеобходимость действовать совместно должнапородить вопрос: как действовать сообща?
Придется подумать над тем, как формировать то,что метафорически называют обычно "волейобщества" или "волей народа". Если даженас не остановит неосуществимость такогоуправления вещами, которое не было быодновременно управлением людьми, т. е.подчинением воли одного человека воле другого(ведь всякое управление производством естьуправление людьми, т. е. господство воли одногонад волей многих), все-таки останется вопрос: ктоже будет управлять вещами и производственнымипроцессами и в соответствии с чем? А в результатемы опять погружаемся во все политическиепроблемы регулируемого законом общества.
Все исторические попытки реализациисоциалистического общественного идеалаотличались крайней авторитарностью. В империифараонов и в империи инков, так же как вгосударстве иезуитов Парагвая, ничто ненапоминало о демократии, о самоуправлениибольшинства народа. [93]Все другие социалистические Утопии были в равнойстепени недемократичными. Ни Платон, ни Сен-Симонне были демократами. [94] Ни в истории человечества,ни в истории социалистических теорий не найтиничего, что говорило бы о внутренней связи междусоциализмом и политической демократией.