Деревья на ветру
Дочь беспрестанно рисует. Все рисунки она показывает нам. Мы ее хвалим, и есть за что.
Ее девочки с волосами до плеч - автопортреты, хотя она и не замышляла рисовать себя. Просто все выходят похожими на нее - веселые, с челкой, с глазами вразлет, бегают, прыгают, варят обед, гуляют по лесам с зайцами и мышами, с котами и тиграми. Вечное обилие народу в нашем доме определило наполненность композиций - все семьями, люди и звери, все втянуты в общий хоровод жизни.
Но вот однажды она сказала:
- Я разучилась рисовать.
Я решила, что ослышалась. "У меня больше не выходит, как раньше", - уточнила она. На ее языке это значило: "Я разучилась дышать".
Оказалось, дочь жаловалась не понапрасну. В тех рисунках, что предшествовали открытию "Я разучилась рисовать", пропало существенное - целостность. Значит, ребенок может оценивать себя, стало быть, ведает, что творит.
"Плохие" рисунки - следствие внутреннего разлада. Негармоничное, разорванное выходит из-под рук тогда, когда дети либо больны, либо по какой-то причине теряют целостное видение мира, и всё начинает "сыпаться": рисунок превращается в набор необязательных элементов, каждый из которых может быть и удачным, но вместе они не образуют художественного целого.
- Не рисуется - лепи, - предложила я ей. - Не обязательно все время рисовать.
И Маня увлеклась лепкой. Дом заполняли собаки. Их было великое множество, с вытянутыми носами, остроухих, спящих в коробках, сидящих под столом на половике из пластилина, - натуральные собаки, все одной, неизвестной породы. Затем в пластилин стали внедряться гвозди, скрепки, нитки - все, что попадалось под руку, становилось деталью очередной "скульптуры". Я принесла глину домой и вдруг заметила, что у Мани замашки монументалиста: она все лепила огромным, ангела - так с крыльями величиной в ладонь, высоченное привидение. Глины хватило на пару дней. Затем, за неимением глины, она стала вырезать из бумаги и клеить здоровенных мышей и ворон, дом с трубой и т. д.
Сообразила бы она без моей подсказки взяться за лепку? Как случилось, что дочь в свои пять с половиной лет обнаружила творческую несостоятельность?
Случилось так потому, что она вдруг задумалась не о том, что изображает, а о том, как это "что" изобразить. И растерялась. Новое средство - скульптура - помогло ей иначе осмыслить форму.
Скульптура - прекрасный предмет для вникания в подробности. К тому же в ней нет обязательного объединяющего начала для множества предметов. Собака может быть одна, и мышка одна, это уже вещь, с нею можно играть, определять собаку на ночлег, кормить слепленной сосиской. С рисунком - не поиграешь.
Наигравшись, Маня снова вернулась к рисованию. Рисунки изменились. В них появилась пластика. Практически к шести годам дочь достигла полной свободы в воплощении замысла. Дальше новый рубеж - переход к живописи. Цветные фломастеры, которыми она пыталась передать живописное пространство, быстро были вытеснены акварелью. Пошла череда пейзажей. Деревья - кроны, надетые на стволы, как меховые шапки, между ними - оранжевая река, в ней плавает солнце - небо оранжевое, и вода оранжевая - в ней отражается солнце. Пошли живописные портреты - огромные, на ватманский лист.
Она определенно понимает, что делает, но не понимает, почему она так делает, почему уходит от графики к живописи, почему ее уже не устраивает черно-белое пространство.
Этот пример последовательности, открытого творческого акта.
С сыном - иначе. Подготовительные этапы он проходит как бы в уме. Не знаю, как Федя пришел к новому для него языку выражения, но вижу готовый результат.
Пейзаж: на переднем плане высокие муравейники, вокруг кружатся черные птицы-галки, в углу - черное солнце.
Второй пейзаж - "Деревья на ветру" - выполнен черной тушью и охрой. В нем передано тревожное состояние природы, ее беззащитность перед стихией. Обе работы выражают эмоциональное состояние.
Проходит полгода - появляется иная графика, жанровая: дама, лежащая в кресле, мальчик, играющий на виолончели, грустный скрипач с огромной головой и маленькой скрипочкой. Затем следуют жанровые композиции.
По рисованию у него, как и у Оли В., - тройка, однако на любовь к рисованию тройка не влияет. Если он подолгу не прикасается к бумаге, значит, в нем зреет что-то, неизвестное ему самому.
Маня моделирует мир. Она вольно обращается с ним, прибавляет к нему то, чего, по ее мнению, не хватает, и устраняет лишнее.
Сын, напротив, осмысляя реальный мир, дает ему прежде всего нравственную оценку.
Оба ведают, что творят.
Если у детей, воспитанных в одной семье, столь разные способы осмысления мира - как же внимательно следует относиться к чужому ребенку! О нем мы знаем куда меньше, чем о своих детях.
Глаз - ватерпас!
Я уже упоминала о том, что совмещение разных проекций в пределах одного рисунка - частое явление.
Фронтально изображено то, во что (или на что) дети смотрят сверху, - бассейн с рыбками, цветочная клумба, карусели и т. д. Предметы или под ногами - лужа, озеро, клумба, или на них надо смотреть сверху. Вспомните: ребенок стоит над аквариумом на табуретке или на цыпочках - фронтальный вид его не удовлетворяет. Или он сидит верхом на карусельной лошади, карусель описывает круг за кругом - конечно же она круглая, и ребенок никогда не изобразит ее в виде эллипса, какой она видится со стороны.
Процесс видения - сложный, в нем участвуют на равных и зрение, и мозг. На нашей сетчатке отражается лишь двухмерное пространство, а объемным оно становится благодаря генетической памяти. Наш мозг не копирует мир, а создает его образ. Присмотритесь: какой вы видите, например, чашку? Усеченной полусферой. Сознание достраивает чашку до целой, объемной. Потому что в нашей памяти живет образ чашки.
Академик Б. В. Раушенбах в книге "Общая теория перспективы" подошел к проблеме восприятия и отражения как математик. С помощью графического анализа он показал, что с близкого расстояния мы видим мир в обратной перспективе. В одном из интервью он, в частности, говорил:
"Смотрите внимательней, и вы увидите мир таким, каким впервые его узнали ребенком. Да, в обратной перспективе, правда в очень слабой степени…
Только в детстве мы видим мир "своими" глазами. Потом наш взгляд корректируется: кино, фотография, телевизионное изображение - все они "работают" по законам строгой линейной перспективы. Наш мозг уже привык к этому и не "замечает" искажений…
Знаете, я научился смотреть в обратной перспективе…
- Как в детстве?
- Да, как в детстве.
- Зачем?
- Любопытно. Любопытно увидеть мир таким, каким впервые узнал его ребенок".
Об этом же еще в 1919 г. писал П. А. Флоренский. Приведу отрывки из его работы "Обратная перспектива".
"…Рисунки детей, в отношении неперспективности, и именно обратной перспективы, живо напоминают рисунки средневековые, несмотря на старание педагогов внушить детям правила линейной перспективы; и только с утерею непосредственного отношения к миру дети утрачивают обратную перспективу и подчиняются надетой им схеме. Так, независимо друг от друга, поступают все дети (здесь и далее курсив мой - Е. М.). И значит, это - не простая случайность, и не произвольная выдумка какого-то византийствующего из них, а метод изобразительности, вытекающий из характера воспринимательного синтеза мира. Так как детское мышление - это не слабое мышление, а особый тип мышления, и притом могущий иметь какие угодно степени совершенства, включительно до гениальности, то следует признать, что и обратная перспектива в изображении мира - вовсе не есть просто неудавшаяся, недопонятая, недоизученная перспектива линейная, а есть именно своеобразный охват мира, с которым должно считаться, как с зрелым и самостоятельным приемом изобразительности, может быть - ненавидеть его, как прием враждебный, но, во всяком случае, о котором приходится говорить с соболезнованием или с покровительственным снисхождением".
"…Историческое дело выработки перспективы шло вовсе не о простой систематизации уже присущего человеческой психофизиологии, а о насильственном перевоспитании этой психофизиологии в смысле отвлеченных требований миропонимания, существенно антихудожественного, существенно исключающего из себя искусство, в особенности же изобразительное".
"…Потребовалось более пятисот лет социального воспитания, чтобы приучить глаз и руку к перспективе; но ни глаз, ни рука ребенка, а также и взрослого, без нарочитого обучения не подчиняются этой тренировке и не считаются с правилами перспективного единства".
Мой друг художник рассказывал, как они с сыном вышли на море. До этого сын не видел моря.
- Где море? - спросил он, глядя на море.
И художник увидел море глазами сына - это была ровная, прямая стена. И только подойдя к самому берегу, он увидел водную, морскую плоскость - в тот день море было спокойным. Между прочим, и пилоты сверху видят землю не круглой, а вогнутой чашей.
"Вавилонские и египетские рельефы не обнаруживают признаков перспективы, как не обнаруживают они, впрочем, и того что в собственном смысле следует называть обратной перспективою; разноцентренность же египетских изображений, как известно, чрезвычайно велика и канонична в египетском искусстве; всем памятна профильность лица и ног при повороте плечей и груди египетских рельефов и росписей. Но во всяком случае в них нет прямой перспективы, между тем поразительная правдивость портретных и жанровых египетских скульптур показывает огромную наблюдательность египетских художников, и если правила перспективы в самом деле так существенно входят в правду мира, как о том твердят их сторонники, то было бы совершенно непонятно, почему не заметил перспективы и как мог не заметить ее изощренный глаз египетского мастера. С другой стороны, известный историк математики Мориц Кантор отмечает, что египтяне обладали уже геометрическими предусловиями перспективных изображений. Знали они, в частности, геометрическую пропорциональность и притом продвинулись в этом отношении так далеко, что умели, где требуется, применять увеличенный или уменьшенный масштаб" (П. А. Флоренский).
Старые мастера не были ни наивными, ни неумелыми.
"Пространство с его извивами древнего египтянина вовсе не интересовало, не интересовало и древних греков, и живописцев Индии и Ирана. Их не беспокоил всегда тревожащий нас вопрос: что подумают?" (Б. В. Раушенбах).
Вот и детей нисколько не заботит, что о них подумают. Они рисуют, чтобы понять и передать осмысленное. Кстати, гораздо реже дети передают эмоции. Это на нас их работы оказывают эмоциональное воздействие - они радуют или смешат, но непременно удивляют нас.
Как-то я разложила перед детьми открытки из набора "История корабля". Мы долго "изучали" строение кораблей, после чего я перетасовала открытки и предложила каждому вытянуть одну, как билет на экзамене.
Разумеется, было предложено вылепить по "экзаменационному" кораблю - к концу занятий мы имели шанс обзавестись солидной флотилией.
Открыточные корабли были плоскими, несмотря на цветной, добротный рисунок.
Каково же было мое удивление, когда все, как один, вылепили только видимую сторону - вместо кораблей у них вышли ажурные рельефы. Корабли не стояли, флотилии не получилось.
- А там-то что? - указала я на другую, пустую сторону.
- Ничего.
- Но корабли-то целые, значит, весла должны быть по обе стороны. (Весла у всех были только с одной стороны.)
- Они нарисованные, и с той стороны ничего нет. Для убедительности дети повернули открытку - там, разумеется, ничего не было.
Так я их и не переубедила. Почему по фотографии (я иногда практикую "перелепливание" с фотографий, это развивает пространственное воображение) они лепят объемные предметы, а по цветному рисунку - нет? Почему они не могут воссоздать оборотную сторону нарисованного предмета?
Каковы корни детского творчества? Я часто думаю над этим, обнаруживая в детских работах архаику древних наскальных изображений, условность, символику арабской вязи и "ковровых узоров". Творчество детей мифологично и тем сродни древним культурам, а их геометрия напоминает египетскую.
Поиск заглавного смысла, поиск структуры мироустройства, поиск правды (что важнее, то и размером больше), с одной стороны и стремление к правдоподобию реальной жизни - с другой. Не имея реального культурного опыта, дети заново открывают мир. И своими открытия ми подтверждают органичность, естественность созданной человечеством культуры.
Чего не было в детстве, что через детство не прошло - того и нет в культуре. Детство не отравлено массово-усредненным взглядом на мир, и потому явления маскультуры временны и преходящи. Детство не знает угодливости и фальши, - значит, не может быть долговечной культура, в основе которой эти качества.
"Я верю и исповедую, что в начале было детство, когда каждый из нас был гениален, - сказал Н. В. Кузьмин в одном из последних писем ко мне. - У вас есть своя собственная страна, которую вы обязаны возделывать".
И я следую его завету.
Мне нравится возиться с такими маленькими
Неправда, что детям все легко. С момента появления на свет они заняты познанием через себя мира и борьбой со злом мира через борьбу со злом в себе.
Они плачут по ночам, плачут, когда их внезапно оставляют одних, капризничают, попав в чужую, незнакомую среду.
Когда говорят о моцартовской, пушкинской легкости, то имеют в виду гениальную гармонию их творений. Но кто скажет, что жизнь Моцарта, Пушкина была безмятежной?! Моцарт, Пушкин и дети стремятся к чистому, незамутненному высказыванию и, преодолевая тьму, стремятся к свету, красоте. Красота - эстетическая и этическая категория одновременно. Образ чистой красоты влечет к себе детей и гениев мировой культуры. Я не верю в детскую заурядность.
- Неужели вам нравится возиться с такими маленькими? - удивляется бабушка Маши, той, что подружилась с Авдием и Гордеем. - Издалека ездить - и на такую работу! И чему их можно научить? Я вот дочери говорю: зря ты это затеяла, а она - вози, и точка. Вот и таскаемся.
Добрая бабушка с тромбофлебитными ногами и астмой возит Машеньку издалека. И мне сочувствует - могла б найти работу и посолиднее, и поближе к дому.
- Если что набезобразит, я сейчас: "Не повезу в школу". И знаете, сразу смирная станет и ходит вокруг меня, что вокруг елки, ластится. Такие они, бестии, хитрые.
- Они умные, - говорю я бабушке. - А уж ваша Маша!
Я рассказываю бабушке про Машу: какая она умница, и умеет дружить, и старательная - тешу бабушкино сердце. И ведь нисколько не кривлю душой.
В основном в студии московского клуба "Современник", где я стала работать, дети чиновников средней руки и технической интеллигенции. Небольшой процент детей (или внуков) элиты. Здесь редко увидишь ребенка в рейтузах, сосборенных на коленках, или застиранной байковой рубашке.
К сожалению, администрация клуба не позволяет родителям посещать занятия. Ожидая детей в холле (перед цветным телевизором), они, разумеется, не получают никакого представления о нашей совместной работе. В Химках у нас была возможность постоянного общения с родителями. Это очень помогало.
Но вот в класс пожаловал мужчина в дымчатых очках: "Я отец Кати, меня интересуют ее успехи".
А у меня - 10 Кать. Отец Кати называет фамилию. Достаю Катины рисунки с полки.
- Да не надо, - говорит он, - так, пару слов. Видно, рассчитывал на краткую беседу с учителем, а теперь жалеет тех минут, что предстоит ему провести в моем классе. Стучит пальцем по циферблату.
Я не спешу. Перебираю Катины рисунки молча. Он смотрит вместе со мной. Похмыкивает. Может, впервые увидел рисунки своей единственной дочери?
- Катя неуравновешенная, ее воспитывают две бабушки с разными характерами, соответственно она все время как меж двух огней. Отсюда капризность, вспыльчивость. Но она добрая по природе, ее стремление - все утрясти, успокоить. Однако ее миротворческая сущность входит в конфликт с домашним воспитанием, где преобладает, с одной стороны, деспотизм, с другой - полная вседозволенность.
- С чего вы это берете? - Катин отец отшатнулся от меня.
- Из текста рисунков, где постоянный композиционный повтор: одна фигура в центре, две остальные - удалены, как бы отброшены в стороны от центральной. То же - и в лепке. Катя пытается осознать, описать сюжет. Жизнь с бабушками без родителей. Осознанное легче переносить, терпеть.
- Но тут же нет двух бабушек!
- Они обозначены. Спрятаны за сказочными персонажами, цветами или даже ящиками. Детям свойственно переназывать предметы, табуировать - переименовывать одно в другое.
- А почему вы считаете, что эти… эти… - папа долго подбирал слово, - чертики - бабушки, а не папа и мама?
- Потому что папу и маму дети называют в открытую, их они умеют рисовать. Вас с женой на рисунках нет. Значит, вы чрезвычайно мало бываете с Катей.
- Вы - гадалка! Мы с женой действительно загружены работой. Девочка с бабушками, поочередно, то у одной, то у другой. Моя мама крутая, а жены - слишком добрая. Так, и что же делать с Катей?
- Забирайте ее к себе хоть на выходные.
- Это невозможно. Уикенды у нас плотно заняты - мы на дипломатической службе.
- Тогда не знаю.
- Мне бы хотелось продолжить беседу, но время… - указал он на бегущую по кругу секундную стрелку. - Я считал, что здесь что-то вроде детского сада, ну, попели-порисовали…
- Правильно, мы поем, рисуем, играем.
- Да, но вы столько знаете.
- Столько, сколько должна знать любая воспитательница детского сада.
На это Катин папа понимающе усмехнулся. Видимо, он счел мою реплику изъявлением скромности.
Папа Коли Т. озабочен воспитанием сына.
- Мне бы хотелось, чтобы Коляша вырос добрым. - У папы пройдошистый вид этакого сентиментального жулика из итальянских кинокомедий. - Коляша потерял горячо любимого дедушку, моего отца, и вот уже год ребенок лишен тепла и ласки.
- А вы, а ваша жена?
- Что я? Жена, правда, не работает, дома еще мать жены и тесть, но поймите, этого мало, мало! В прошлом году нам присоветовали одну женщину, которая, как нам обещали, сможет компенсировать невосполнимую, конечно, утрату…
- Типа гувернантки? Знает европейские языки, играет на скрипке и поет сопрано?
- Нет, ничего и близко к этому! Нам вот хотелось простого человеческого тепла. Мы ей платили 220 рублей, но она, понимаете, бездетная, не нашла подхода к Коляше.
- Вы хотите пригласить меня?