1. Церковные группировки, стоящие на консервативных позициях и придерживающиеся реакционных политических взглядов.
2. Левые силы, проводящие курс на демократизацию церковной политики.
Существует целый спектр переходных движений и групп, стоящих между клерикалами и левыми. Соответственно, представленное выше деление является очень грубым, но, на наш взгляд, оно продуктивно и оправдано с точки зрения исследования процесса дифференциации церкви в чистом виде, то есть с позиции конечного результата, потому что промежуточные группировки будут, вероятно, продолжать размываться по мере продвижения общественного прогресса или, наоборот, социального отчуждения. Хотя мы учитываем, что именно промежуточные, компромиссные группировки придают церкви определенную стабильность и устойчивость.
Обратим внимание на клерикальное крыло и его политическую деятельность. Уже отмечалось, что воздействие церкви на политику буржуазного государства может быть как прямым, так и косвенным (опосредованным). Прямое (непосредственное) участие церкви в политике проявляется в следующем:
1) поскольку церковь в современных условиях является крупным капиталистом, банкиром и землевладельцем, короче говоря, крупным частным собственником, постольку она способна субсидировать и материально поддерживать нужные ей политические силы;
2) господствующая церковь оказывает влияние на государство через высокопоставленных чиновников в тех странах, где крупный пост (вплоть до главы государства) может занять только приверженец этой господствующей церкви. Такое положение дел особенно характерно для Ирана, Пакистана, Либерии;
3) церковь непосредственно влияет на государственную политику через различного рода религиозные группы давления, через лоббистские религиозные организации. В США, например, сильное давление на государственный аппарат в 80-е годы прошлого столетия осуществляли фундаменталистские организации;
4) эффективным средством неприкрытого участия церкви в политике является политическая пропаганда и агитация на проповеди и на страницах церковных печатных органов. Частным случаем такой деятельности церкви является её политическое давление в периоды избирательных кампаний. Соответствующая обработка избирателей имела место во время выборов в Учредительное Собрание Португалии в 1975 г.; в ФРГ – в 1980 г.; в США – в 1980 и 1984 гг., когда фундаменталистские организации "Моральное большинство" и "Христианский голос" оказали существенную поддержку Р. Рейгану на президентских выборах. Как отмечает Великович Л.Н., "позиция религиозных организаций капиталистических стран в избирательных кампаниях по выборам в парламенты и органы самоуправления имеет вполне определенную цель, а именно: поддержать удобные церкви партии, главным образом клерикальные [Великович Л. Н., 1984; с. 60]
Говоря о пропаганде во время проповеди, нельзя не отметить те огромные возможности, которые открываются перед господствующими церквями, имеющими доступ к государственным средствам массовой информации. Таким образом, обладая мощным арсеналом различных средств, церковь в ряде случаев предпочитает "сама представлять свои интересы, действуя как сила давления на государственные организации [там же; с. 27].
Высокоэффективны также методы опосредованного влияния церкви на политику государств через различные институты, организации, учреждения. В этом контексте прежде всего следует назвать клерикальные христианско-демократические и иные партии ХДС в Германии, или Комейто – собственную политическую партию клерикальной организации Японии "Сока гаккай".
Ещё с прошлого века церковь стремится взять под контроль и использовать в своих интересах движения народного протеста, расколоть их ряды, создавая религиозные профсоюзные, молодежные, спортивные и другие общества (например в христианских странах), которые получили название организаций "Католического действия".
Одним из испытанных каналов политического влияния церкви является армия. Институт военных священников, а также обязательное посещение богослужений для рядового и офицерского состава – неотъемлемые атрибуты военной службы во многих капиталистических странах.
Поскольку основные мировоззренческие (в том числе и политические) установки формируются у человека ещё в детском и юношеском возрасте, постольку церковь имеет возможность влиять на них, контролируя институт школы и другие учебные заведения, а также непосредственно участвуя в воспитательном процессе.
По мере роста демократических тенденций в странах капитала всё больший размах и эффективность приобретает целенаправленное воздействие церкви на решение политических вопросов через институт общественного мнения. Кстати, негативный настрой общественного мнения против Д. Картера (здесь не обошлось без влияния церкви) стал одной из причин его поражения на выборах в Белый Дом.
Кроме того, церковь в своих политических притязаниях активно использует полурелигиозные, религиозные и светские организации типа "Опус Деи" и "Общества Иисуса".
Наконец, "церковь связана с боевыми отрядами, ведущими борьбу с прогрессивными движениями и осуществляющими террор против прогрессивных деятелей [Разин В. И., 1967; с. 74]. Ку-клукс-клан и другие тайные общества были и остаются прибежищем самой махровой реакции, лелеющей расистские и экстремистские планы.
В современную эпоху всё большую силу набирают левые религиозные течения в официальных церквях. Этот процесс особенно ярко характеризует латиноамериканскую церковь, неоднократно вызывающую своими политическими симпатиями и деятельностью острое негодование Ватикана. Ряд групп левых христиан действует в Западной Европе и США. Помимо христианских организаций, в которых сильны левые настроения, но деятельность которых санкционируется и направляется Ватиканом, появляются движения явно оппозиционного характера. Примером может служить МПЛ в Италии (движение "Несогласие католиков"), а также движение "Христиане – за социализм" в Латинской Америке.
Следует отметить, что левокатолическое движение и левые движения других христианских церквей неоднородны. Сюда входят силы, проводящие последовательную политику в интересах трудящихся классов; достаточно умеренные группировки общедемократического толка; течения, склонные к левому экстремизму. Наконец, в ряде случаев клерикальные круги принимают на вооружение лозунги "левых" в целях приспособления к изменившейся социально-политической ситуации.
Государственной власти достаточно трудно политически бороться с левыми течениями в господствующей церкви. Ведь официально они практически не отделяются от умеренных и правых группировок и, следовательно, на них в полной мере распространяются политические и юридические привилегии, которые даются официальному или господствующему религиозному институту в целом. А вот с церквями, находящимися на диссидентском положении в своей стране, всё обстоит гораздо проще. Оппозиционные церкви в странах с государственной религией (даже если они явно не выступают против государственной власти) политически очень сильно ущемлены. Они, практически, не могут воспользоваться ни одним из перечисленных выше средств и каналов политической деятельности, а если могут, то только в самой ограниченной степени. Даже более того, политические права приверженцев диссидентских церквей урезаются самой государственной властью. Например, в католической Испании протестанту не разрешается преподавать в школе, работать в государственном учреждении, быть офицером в армии; правящие круги Великобритании науськивают крайне правые протестантские группировки против католиков Северной Ирландии; в Израиле, где права гражданства связаны с принадлежностью к иудейской религии, представители другого вероисповедания преследуются законом.
Рассматривая церковь с точки зрения её принадлежности к политической организации общества высшего уровня, следует отметить, что та социально-политическая роль, которую церковь играет в политической организации общества среднего уровня, в полной мере характерна и для её международной политической деятельности.
Остановимся на собственно политических функциях церкви в международной политике на примере христианства. Важнейшей из них в современных условиях становится интеграционная функция. В 70–80-е годы ХХ в. международные христианско-демократические организации типа "Европейского демократического союза", "Европейской народной партии" пытаются сблизиться с консервативными группировками и партиями, чтобы, объединив силы, стабилизировать политическую надстройку капитализма и успешнее бороться с возрастающим международным влиянием демократических партий.
Налицо явное стремление не только способствовать объединению реакционных политических сил, но и расколоть международный демократический лагерь. Кроме того, значительное влияние Ватикана и ряда других религиозных организаций длительное время было направленно на то, чтобы, используя религию, "создавать политическую оппозицию в социалистических странах", толкнуть верующих на "противодействие политике, проводимой правительствами социалистических стран [Великович Л. Н., 1984; с. 77]. Таким образом, по отношению к демократическому лагерю и системе социализма церковь до недавнего времени выполняла обратную, то есть дестабилизирующую или деструктивную функцию.
Конечно, в условиях большой пестроты и многообразия церквей в капиталистическом мире их политические ориентации, объекты приложения их собственно политических функций нельзя рассматривать так однозначно. Тем более нельзя не учитывать ту эволюцию, которую претерпела официальная церковь, отвечая на демократические запросы современности, развивая экуменическое движение, участвуя в решении глобальных проблем современности. Поэтому нарисованная нами картина политических предпочтений, позиций церкви не так уж статична, акценты меняются. Но вот насколько глубокими окажутся эти изменения, как далеко, по крайней мере, официальная церковь пойдет по пути либерализации, какое место церковь займет в политической организации общества в недалеком будущем? Ответ должна подсказать политическая практика и теоретический анализ основных тенденций политического развития церкви.
Если реальное положение и роль спорта в современной политической организации общества рассматривать по аналогии с церковными, то в глаза бросается буквально детальное сходство между этими институтами по очень многим позициям политического функционала. Сходство настолько полное и детальное, что снимается необходимость очередного столь же подробного анализа, но теперь уже применительно к спорту.
При этом сразу же проявляется и существенное различие между церковным и спортивным институтами по факту их политико-организационных реалий. Для церкви существует определенный баланс активного и пассивного политического функционирования, собственно-церковной политической активности и её использования в интересах других политических сил, например, государства. Для спорта на сегодняшний день такого баланса практически не существует. Институт спорта пока ещё не сформировал свой собственный, отдельный от интереса высшей распределенной власти, институциональный политический интерес. Хотя тенденция на этот счет, например, если говорить о футболе, уже имеется.
Спорт в современной политической организации общества в общем плане и в частностях пока что играет в большей степени пассивную, хотя и весьма значительную роль. То есть выступает не активным агентом, а всего лишь удобной сферой, востребованным механизмом проведения чужого политического влияния. В этом смысле спорт гораздо больше, нежели церковь, интересен официальной власти государства и стоящей за государством фактической (даже не всегда теневой) власти денег, капитала.
Подчеркнём, что спорт не меньше церкви политически разносторонен и функционален на всех трех уровнях политической организации общества: внутри-институциональной, в масштабе страны и на международной арене.
Внутри института спорта политическая организация основывается на видовом принципе его структурирования и на объединении видов спорта по направлениям: циклическому, игровому, единоборческому, силовому, сложно-координационному, военно-техническому и прикладному. К этому списку направлений имеет устойчивую тенденцию присоединения и экстремальный спорт. По сути дела, организационное строение спорта выступает каркасом для его внутренней экономической, социальной, религиозной, а по другому основанию – федеральной, региональной, муниципальной политики.
Эта внутренняя политика определяется тем, где, через кого и как спорт столбит своё существование, закладывает и стабилизирует своё благополучие. Учитывая, что существование и благополучие спорта зависят прежде всего от устойчивых финансово-экономических, в частности, бюджетных вложений, понятно, почему проблема заполнения вакансий высшего эшелона спортивных руководителей является крайне важной для очень многих средних и крупных бизнесменов, государственно-муниципальных чиновников, законодателей всех уровней. Причём далеко не только прямо или непосредственно относящихся к сфере спорта.
Спортивные руководители и руководимые ими виды спорта, наиболее рельефно представленные, лидирующие в экономическом и политическом отношении на нижнем, внутриспортивном уровне политической организации общества, благодаря своему официальному или коррупционно-теневому политическому влиянию пробиваются на второй, средний уровень политической организации в масштабе страны. Причём они это осуществляют в своей и не только в своей профильной, но и в чужой, широко лоббируемой ими сфере. Таким образом, спортивное или псевдоспортивное лобби определяет политику президентов, кабинетов министров, деятельность законодательных, исполнительных и судебных органов.
Ещё раз подчеркнём, что, действуя от лица спорта, в своей политико-экономической ипостаси указанные выше руководители главным образом используют спорт в крайне редких случаях, так сказать, по долгу службы, да и то лишь попутно способствуя реализации его имманентных потребностей и интересов.
На третий, международный уровень политической организации общества спорт проникает уже в основном как государственно направляемый и ориентированный спорт, выражающий внешние экономические и политические интересы различных государств и правительственных кабинетов. Однако официальная политика и, в частности, международные спортивные организации документально неизменно опровергают даже намеки на подобное властное манипулирование или управление.
Такую официально декларируемую позицию легко понять. Но возникает необходимость уточнить данный момент. Суть в том, что на уровне самодеятельных, в том числе и международных, общественных организаций спорт может и не носить явного политического характера, но на институциональном уровне он просто не может не носить политического характера.
Итак, рассматривая реальный функционал и роль спорта в политической организации общества, следует, как минимум, дифференцированно подходить к спортивной политике муниципальных, государственных и международных политических органов, организаций и учреждений; к их же политике, но уже непосредственно в области спорта; наконец, к политике властьимущих групп, команд, отдельных лидеров с использованием спорта. Необходимо четко понимать, что первое, второе и третье суть далеко не одно и то же.
2.2. Философские и педагогические основания синтеза спорта и искусства
Говоря о философских основаниях и учитывая организацию уровней философского знания, традиционно выделяют онтологические, гносеологические и аксиологические единицы анализа. Применительно к заявленной теме онтологические основания предусматривают решение вопроса о самом факте и специфике бытия – существования синтеза спорта и искусства (в научной литературе принято рассматривать их интеграцию). Гносеологический анализ касается выяснения вопроса о возможности, способах и перспективах познания указанного синтеза (интеграции). Наконец, аксиологический аспект предусматривает выявление ценностной значимости и оценочных критериев существования или лишь возможности существования подобного синтеза (интеграции).
В том случае, если вышеназванные аспекты и связанные с ними вопросы получают позитивно-положительную интерпретацию, то логика метанаучного исследования дает возможность соотнести нашу тему с областью педагогики и, в частности, спортивной педагогики. Педагогическая операционализация синтеза (интеграции) спорта и искусства позволяет говорить об изменениях в учебно-образовательной технологии подготовки тренерско-преподавательских кадров по целому ряду видов спорта, например, по чрезвычайно актуальному для всего мира и для нашей страны футболу.
Тема синтеза, а несколько ранее – тема соотношения спорта и искусства настолько разносторонне и фундаментально разработана, что неизбежно возникает вопрос о том, к чему поднимать её снова. Очевидно, в качестве ответа есть смысл озвучить две задачи: во-первых, чтобы не забывать то, что уже сделано, и тех, кто это сделал; во-вторых, в надежде обнаружить неисследованную доселе грань гносеологического (субъект-объектного) или эпистемологического (идущего от самой организации знания) понимания данной проблемы.
В любом случае, при решении первой или второй задачи перед нами может открыться новый или просто несколько иной эвристический коридор рассмотрения старой, уже знакомой нам темы.
Итак, изменим формулировку вопроса следующим образом: "Возможен ли новый или несколько иной эвристический (проблемный) прорыв при рассмотрении соотношения спорта и искусства, не говоря уже об их синтезе?"
Основанием для данного предположения выступает как многомерность, многогранность феноменов спорта и искусства, так и сложность механизма определения соответствующих понятий. Иными словами, постоянно изменяющемуся, обновляющемуся объекту соответствует и перманентное переосмысление логического объема и содержания понятия. В этом смысле ни одна феноменологическая система (система новых и новых сбывающихся событий) никогда не может считаться окончательно и бесповоротно закрытой. Спорт и искусство как онтологические объекты постоянно изменяются. Следовательно, должны постоянно фальсифицироваться и научные представления как о них самих, так и об их отношениях.
Проведя систематизацию различных разработок по данной проблеме, отечественный философ В. И. Столяров выделяет три чётко позиционируемых подхода к пониманию искусства:
– искусство как высокое мастерство;
– искусство как эстетическая деятельность или творчество "по законам красоты";
– искусство как художественная деятельность по воспроизведению действительности в художественных образах [см.: Столяров В. И., 1998, 2011].