17
Карин!
Это письмо от того, кто не желает вам зла, а только хочет открыть вам глаза на то, что происходит. А происходит следующее: Мартин в течение долгого времени вам изменял. Три года назад он завел роман со своей студенткой в полицейской школе, на десять лет его моложе. Три года продолжались эти отношения и закончились только пару дней назад.
Я знаю это, потому что я и есть та другая женщина.
Я больше не могла выносить его ложь, и надеюсь, что, узнав правду вы тоже не будете это терпеть. Вам, наверно, нужны доказательства? Не хочу вдаваться в интимные подробности, но я могу описать шрам длиной пять сантиметров на правом бедре Мартина. Он получил его, когда пытался выкопать камень на вашем дачном участке в Эррефорсе. Помните?
И думаю, вы со мной согласитесь, что ему не помешает побрить спину и пятую точку, раз уж он так гордится своим мускулистым телом.
Я не хочу никому навредить, хотя знаю, что правда будет для вас болезненной. Мир полон лжецов. Но так мы, по крайней мере, сможем избавиться от одного из них.
Другая женщина.
* * *
Тильда откинулась на спинку стула и еще раз перечитала письмо. На часах было восемь утра. Она пришла на работу еще в семь, чтобы набрать на компьютере это письмо, текст которого она набросала вчера в блокноте. В участке она была одна: Ханс Майнер никогда не приходил так рано. Если уж он и соблаговолял появляться на рабочем месте, то уж никак не раньше десяти.
Тильда видела Карин Альквист только раз, когда Мартин вынужден был взять с собой на работу сына Антона. Карин - женщина на голову выше Тильды, с темными кудрявыми волосами - приехала его забрать. Она нежно улыбалась мужу в тот день, и в глазах ее светилась гордость обладания. Тильда посмотрела через окно на пустынную улицу. Стало ли ей лучше от того, что она написала это письмо? Так ли уж сладка месть, как говорят?
Да.
Тильда ощущала усталость, но усталость эта была приятной. Тильда быстро распечатала письмо на принтере и достала из ящика чистый белый конверт без каких-либо обозначений. Она не была до конца уверена в правильности того, что делает. Мартин рассказывал, что Карин работала в комитете по вопросам экологии, и Тильда собиралась адресовать письмо ей на работу, чтобы Мартин его случайно не вскрыл. Но так письмо вскрыл бы секретарь, так что в конце концов она написала домашний адрес печатными буквами, чтобы нельзя было распознать почерк. Без имени отправителя.
Сунув конверт в сумку, где уже лежал диктофон, она надела куртку и полицейскую фуражку и вышла из участка.
Рядом с участком висел на стене почтовый ящик. Тильда замедлила шаг, но не стала доставать письмо: она еще не готова была отправлять его, да и марки не были наклеены на конверт.
В тот день у нее были запланированы открытые уроки в школе после обеда, но до этого она собиралась проверить несколько адресов.
Эдла Густавсон жила в маленьком, окрашенном в красный цвет доме неподалеку от Альторпа. Рядом с ее домом проходила проселочная дорога, не скрытая кустами или деревьями. Казалось, время остановилось в этом тихом и пустынном месте.
"Вот так и нужно жить, - подумала Тильда. - Вдали от людей".
Она позвонила в дверь; отворила крупная женщина.
- Здравствуйте, меня зовут Тильда, - сказала молодая женщина.
- Да-да, я поняла, - проговорила Эдла. - Герлоф меня предупредил, что вы приедете. Входите же!
Две черные кошки при виде Тильды скрылись в кухне, но сама хозяйка рада была гостям, особенно если это были родственники Герлофа, как она сказала. Эдла была полна энергии: едва выслушав приветственные слова Тильды, она принялась варить кофе и доставать печенье - целых десять разных сортов - из шкафа, которое она выложила на серебряное блюдо. Тильда с восхищением произнесла:
- Никогда не видела столько разного печенья!
- Правда? - удивилась Эдла. - Разве вы не бывали в кондитерской?
- Да нет, бывала…
Тильда заметила на стене черно-белое свадебное фото и подумала о письме, адресованном жене Мартина. После чего решила, что пошлет его вечером. Так Карин получит его в конце недели, и у нее будет время на выходных, чтобы излить весь свой гнев на Мартина.
Тильда откашлялась и сказала:
- У меня пара вопросов, Эдла. Не знаю, читали ли вы газеты, но в Хагельбю произошло ограбление, есть пострадавшие, и нам нужна ваша помощь в расследовании.
- Меня тоже обокрали, - заметила Эдла. - Унесли канистру с бензином из гаража.
- Вот как? - Тильда достала блокнот. - Когда это случилось?
- Осенью тысяча девятьсот семьдесят третьего года.
- Вот оно что.
- Я помню, потому что муж был жив и у нас тогда была машина.
- О'кей, но сейчас речь идет о недавних ограблениях. - Тильда закрыла блокнот. - Я хотела спросить, не видели ли вы незнакомые машины на дороге. Герлоф говорил, что вы следите за движением в этих местах.
- Да-да. Я всегда слышу приближение машины и смотрю в окно, но машин теперь так много.
- Даже зимой?
- Зимой, конечно, нет. Но я уже не успеваю записывать номера, как я делала это прежде. Машины проносятся мимо так быстро. И я не разбираюсь в современных марках.
- А в последние дни вы не видели подозрительных машин? Поздно вечером? Например, в пятницу?
Эдла задумалась.
- Больших машин? - наконец спросила она.
- Вероятно, - ответила Тильда. - Воры много украли, так что, наверно, машина у них была большая.
- Грузовики здесь часто проезжают. Мусоровозы тоже. И тракторы.
- Не думаю, что это был грузовик.
- Я видела большую черную машину в четверг. Она ехала на север.
- Поздно вечером?
- Да, часов в двенадцать. Я уже погасила свет в гостиной. Черный фургон.
- Новый или старый?
- Не очень новый. И на нем было что-то написано. "Кальмар" и что-то вроде "сварочный".
Тильда раскрыла блокнот и сделала запись. Потом сказала:
- Очень хорошо. Большое спасибо за помощь, Эдла.
- А за их поимку полагается вознаграждение? - полюбопытствовала та.
Закрыв блокнот, Тильда покачала головой.
Посетив Эдлу Густавсон, Тильда поехала обратно на север и повернула в сторону Олуддена. Но она ехала не на хутор. Ее интересовал старый дом дедушки Рагнара у фьорда Салтфьерден. "Частная дорога" - значилось на дорожном знаке. Разбитая дорога с низко нависающими над ней ветвями деревьев вела к пляжу и заканчивалась запертой калиткой перед домиком. Вдали за соснами блестело море.
Припарковавшись перед калиткой, Тильда вышла из машины. Дорожка к дому заросла травой. Тильда с трудом припоминала, как была здесь с отцом пятнадцать лет назад. Рагнара к тому времени уже не было в живых, а бабушка лежала в больнице. Дом они выставили на продажу. Тильда помнила только запах смолы и сети, сушившиеся во дворе.
- Эй! - крикнула она.
Никакого ответа. К дому был пристроен сарай с закрытыми ставнями, поленница, коровник и баня. Видно было, что дом нуждается в ремонте. Глядя на него, создавалось ощущение полной заброшенности.
Тильда постучала в калитку. Снова никакого ответа. Судя по всему, в доме жили только летом, как и говорил Герлоф. Тут не осталось никаких следов семьи Давидсон. С этого места не виден был Олудден, но, пройдя немного вперед по пляжу, Тильда разглядела остатки корабля, потерпевшего крушение у этих берегов. Вдалеке за ним виднелись на горизонте маяки Олуддена.
Тильда подошла ближе к воде, спугнув птицу, сидевшую на камне. Птица тяжело поднялась в воздух, взмахивая большими крыльями. Ястреб.
На краю леса молодая женщина заметила небольшой деревянный дом; на лужайке перед домом стоял стул, накрытый несколькими покрывалами. Внезапно покрывала зашевелились, и из-под них высунулась голова. Тильда подошла ближе и увидела старика с седой бородой в шерстяной шапке. В руках у него был темно-зеленый бинокль, а рядом со стулом стоял большой стальной термос.
- Вы спугнули моего Haliaeetus A/bici/la! - громко крикнул старик.
- Простите? - сказала Тильда, подходя ближе.
- Морского ястреба! Вы что, его не видели?
- А, этого…
Один из орнитологов-любителей, отметила Тильда. Они наблюдали за птицами в любое время года.
- Расправил крылья, - констатировал старик, поднося к глазам бинокль. Вдали на волнах покачивались около десятка птиц черно-белого окраса. - Собираются группой, чтобы спастись от ястребов, - пояснил он.
- Как интересно.
- Правда? - Мужчина оглядел Тильду и, узнав униформу, прибавил: - Впервые вижу в наших краях полицейского.
- Да, обычно тут спокойно.
- Во всяком случае, зимой. Только и видно, что пару барж и моторок.
- Даже в это время года?
- Я пока не видел, но слышал шум мотора там вдали.
Тильда вздрогнула.
- У Олуддена? - спросила она.
- Да, или южнее. Шум слышно на расстоянии нескольких километров, если, конечно, нет ветра.
- Четыре недели назад на Олуддене утонула женщина. Вы в то время были здесь?
- Думаю, был.
- Вы знаете об этой трагедии? - Тильда пристально посмотрела на старика.
- Да, читал в газете. Но я ничего не видел. Отсюда ничего не видно - лес мешает.
- А вы не слышали ничего подозрительного? Шум мотора, например?
Старый орнитолог задумался.
- Может, и слышал, - наконец ответил он.
- Если бы мимо проплывала лодка, вы бы ее заметили?
- Может, и заметил бы. Я часто здесь сижу.
Вот тебе и очевидец, подумала Тильда. От Эдлы Густавсон она и то получила больше информации, чем от этого любителя понаблюдать за птичками в Балтийском море. Поблагодарив за помощь, Тильда направилась к машине. Сделав всего несколько шагов, она услышала спиной:
- Может, будем поддерживать контакт?
Молодая женщина остановилась и обернулась, сказав:
- Простите?
- Тут немного одиноко, - с улыбкой произнес старик. - Красиво, но одиноко. Может, еще заедете меня навестить.
Тильда покачала головой:
- Извините, мне некогда. Попробуйте найти себе приятелей.
Пообедав, Тильда отправилась в школу беседовать с учениками. Потом она хотела написать несколько отчетов о проделанной работе, но мысли о трагедии в Олуддене не давали ей сосредоточиться.
Тильда велела себе собраться, подняла трубку и набрала номер Йоакима Вестина. Тот ответил после трех сигналов. В трубке были слышны удары мяча и детские возгласы, что было хорошим знаком, - но голос самого хозяина хутора был такой же усталый, как и прежде. Казалось, ему стоило огромного труда ответить на этот звонок. Тильда решила пренебречь вежливостью.
- Я хочу кое-что спросить у вас, - начала она без вступления. - У вашей жены были знакомые, у которых есть лодка или яхта? Здесь, на Эланде?
- Нет, я никого не знаю, - ответил Йоаким. - И Катрин тоже мне ничего такого не говорила.
- Чем она занималась здесь, в то время как вы были в Стокгольме? Что она вам рассказывала?
- Ремонтировала дом, расставляла мебель, заботилась о детях. У нее было много дел.
- Ее кто-нибудь навещал?
- Только я. Насколько мне известно.
- Спасибо. Я позвоню, если что-нибудь…
- У меня тоже есть вопрос, - сказал Вестин, не дав Тильде закончить.
- Да?
- Когда вы были здесь, вы упомянули родственника из Марнэса, который много знал об Олуддене…
- Герлоф. Брат моего дедушки. Он член местного краеведческого сообщества.
- Я хотел бы поговорить с ним.
- Об Олуддене?
- Да, об истории хутора… и связанных с ним поверьях.
- Поверьях? - переспросила Тильда.
- Да, - коротко ответил Йоаким Вестин.
- Не знаю, известно ли Герлофу об этих историях, но могу спросить, - сказала Тильда. - Ему нравится говорить о прошлом.
- Скажите, что он может заехать в гости в любое время.
Тильда положила трубку и взглянула на часы. Половина пятого. Включив компьютер, она принялась писать отчеты, намереваясь вставить туда также информацию о черном фургоне, полученную от Эдлы. Свидетельства же орнитолога-любителя трудно было считать надежными.
Она увлеклась работой и даже не заметила, что часы пробили восемь. Работа позволяла Тильде отвлечься от мыслей о Мартине. Прогнать из головы его образ. Она так и не послала письмо жене Мартина.
Зима 1943 года
Разразилась Вторая мировая война, и Олудден оказался в распоряжении армии. Маяки погасили, а в доме и пристройках поселились солдаты, охранявшие остров. На чердаке в коровнике сохранилась надпись того времени. Но это не мужское имя.
"В память о Гоете, 1943" - вырезано там.
Мирья Рамбе
На второй день шторма на Олудден поступило сообщение об исчезновении шестнадцатилетней девочки.
- Заблудилась в тумане, - объявил начальник смотровой станции Каминен семи собравшимся в то утро военным. На всех были серые мундиры королевской армии. Каминена на самом деле звали Бенгсон, свое прозвище начальник смотровой станции получил за то, что в холодные и ветреные дни больше всего любил сидеть у камина. А на Олуддене зимой почти всегда дул холодный ветер.
- Надежды практически нет, - продолжал он. - Но все же мы должны попытаться.
Сам Каминен, разумеется, остался в доме. Это остальным пришлось идти в снежную бурю на поиски пропавшей девушки.
Эскиля Нильсона и Людвига Рукера, самых молодых солдат, направили на запад в район торфяника. Температура минус пятнадцать - теплее обычного. Дует ветер, но не такой сильный, как днем раньше. Даже солнце выглянуло, чтобы облегчить поисковые работы. Если не считать вчерашний шторм, зима выдалась мягкая. Немецкие "мессершмитты" показывались в небе над Балтийским морем все реже, и после поражения под Сталинградом Швеция больше боялась Советского Союза, чем Гитлера.
Старший брат Эскиля уехал охранять границу на Готланд. У Олуддена с югом Готланда была установлена радиосвязь: на случай нападения СССР.
Выйдя на поле, Людвиг зажигает сигарету. Он дымит как паровоз, но никогда не делится. Хотел бы Эскиль знать, откуда у Людвига столько сигарет.
Запасы на хуторе давно уже истощились, и солдатам приходится довольствоваться малым. Конечно, в море много рыбы, и молоко они берут от двух коров, но неоткуда достать топлива, яиц, картошки и настоящего кофе. Курева тоже выдают по три сигареты в день.
Но у Людвига с этим нет никаких проблем. Видимо, кто-то присылает ему сигареты почтой. Но на какие деньги? Военнообязанным платят всего крону в день.
Пройдя сто метров, Эскиль останавливается и оглядывает окрестности в поисках проселочной дороги. Ее не видать: ветер все занес снегом. Они воткнули ветки вдоль дороги, но, видимо, и их унесло ветром во время бури.
- Интересно, откуда она? - произносит Эскиль, перешагивая через сугроб.
- Из Мальмторпа рядом с Рёрбю, - отвечает Людвиг.
- Ты уверен?
- Мне и имя ее известно, - продолжает Людвиг. - Грета Фриберг.
- Грета? Откуда ты знаешь?
Но Людвиг только улыбается, зажигая новую сигарету.
Теперь видна смотровая вышка, построенная из дерева и замаскированная защитной сеткой. С востока ее почти занесло снегом. От вышки к дороге тянется трос. Вторая смотровая вышка устроена на верху южного маяка Олуддена, куда перед самым началом войны провели электричество. Там тепло и удобно следить за чужими самолетами. Но почему-то Людвиг предпочитает в одиночку сидеть на вышке у торфяника. И Эскилю кажется, что он знает почему. Людвиг редко бывает один на вышке. Местные парни ненавидят его, потому что всем девушкам из Рёрбю Людвиг очень нравится.
Людвиг подходит к вышке, варежкой стряхивает снег с лестницы, поднимается наверх и через минуту спускается обратно.
- Держи, - говорит он, протягивая Эскилю стеклянную бутылку.
Это крепкая домашняя настойка на спирту, вот почему содержимое бутылки не замерзло в такую погоду. Эскиль отворачивает пробку и делает глоток горячительной жидкости. Бутылка уже наполовину опорожнена.
- Так ты вчера был здесь и пил? - спрашивает Эскиль.
- Ага, - кивает Людвиг.
- И назад вернулся уже в шторм?
- Я почти полз, цепляясь за веревку: ветер с ног валил, - отвечает Людвиг. - Как хорошо, что мы привязали трос.
Он убирает бутылку на место, и солдаты снова продолжают свой путь на север в сторону Рёрбю.
Через пятнадцать минут они нашли тело. Из снега на равнине выглядывает что-то похожее на березовый пенек. Прищурившись, Эскиль различает руку.
Грета Фриберг была почти у деревни, когда ее остановила буря. Окоченевшее лицо девушки обращено к небу, и все оно - даже глаза - покрыто ледяными кристаллами. Эскиль не может отвести взгляда от замерзшей в снегу девушки. Он опускается на колени, не говоря ни слова. Людвиг стоит сзади и курит.
- Это она? - тихо произносит Эскиль.
Стряхивая пепел, Людвиг слегка наклоняется к мертвому телу.
- Да, - говорит он, - это Грета.
- Она была с тобой, да? - спрашивает Эскиль. - Вчера на вышке?
- Может быть, - отвечает Людвиг. - Придется что-нибудь наплести Каминену.
Эскиль поднимается.
- Не лги мне, Людвиг, - говорит он.
Людвиг пожимает плечами и тушит сигарету.
- Она сказала, что хочет домой. Ей было холодно, и она не хотела ночевать со мной на вышке. Поэтому она пошла в свою сторону, а я в свою.
Эскиль переводит взгляд с него на тело в снегу.
- Надо позвать подмогу. Нельзя оставлять ее в снегу.
- Попробуем довезти ее на санках, - говорит Людвиг. - Пошли за санками.
Он поворачивается и идет обратно в сторону хутора. Эскиль тоже делает несколько шагов спиной вперед: ему страшно повернуться к трупу спиной. Потом разворачивается и бросается догонять Людвига. Молча они идут по снегу.
- Ты вырежешь имя на сеновале? - спрашивает он. - Как мы сделали после смерти Вернера?
Солдату Вернеру было всего семнадцать, когда он упал с лодки и утонул летом 1942 года. Имя Греты нужно вырезать рядом на доске, так кажется Эскилю. Но Людвиг только качает головой.
- Я едва ее знал, - говорит он.
- Но…
- Это была ее вина, - продолжает Людвиг. - Ей следовало остаться со мной на вышке. Я не дал бы ей замерзнуть.
Эскиль ничего на это не говорит.
- В деревнях еще полно девчонок, - добавляет Людвиг, обводя взглядом торфяник. - В этом-то и прелесть, что они никогда не кончаются.
Эскиль кивает. Но ему сейчас не до девчонок. Он думает о смерти.