Делая общее заключение об экономическом росте городов Новороссийского края, мы должны сказать, что важную роль в этом случае играли льготы, предоставляемые правительством населению; это ясно видно на примере Одессы; размеры льгот были не везде одинаковы. Общее представление о них дает "открытый лист губернатора Хорвата 1795 года", обращенный к русским и иностранным поселенцам городов Екатеринославской и Вознесенской губерний. Он предоставляет десятилетнюю льготу от податей, свободное отправление богослужения и денежные ссуды. Такие же льготы были предоставлены и городам Очаковской области в 1803 году. Просматривая состав населения торговых городов Новороссии, мы замечаем в них значительное процветание иностранцев; эти иностранцы и составили торгово-промышленное ядро городского населения, давшее первый толчок заграничной торговле. Так было в Одессе; там мы находим греков, евреев, болгар, молдаван, поляков; вскоре господствующее положение в Одессе заняли греки; существовавший здесь раньше для "российского купечества" магистрат заменен был "иностранным магистратом" и в выборах некоторое время участвовали одни иностранцы; громадное большинство одесского купечества первой и второй гильдий в 1800 году были иностранцы; видное место они занимают и среди торговцев третьей гильдии. И это понятно: с 1796 по 1800 год было принято в магистрат 135 душ купцов российской нации и 181 душ купцов, вышедших из разных заграничных мест. Мариуполь был обязан не только своим торговым значением, но и происхождением греческой колонизации, как это мы увидим при обозрении иностранной колонизации. Важную роль играли греки и в торговле внутреннего города Елисаветграда, где они составили особую общину. Таганрогская торговля, как мы видели, также была в руках греков, а она после одесской занимала первое место. Ясным доказательством того, что главным образом иностранцы создали торговлю наших новороссийских городов, может служить пример Ростова и Нахичевани: торговля процветала в конце XVIII века в одной только Нахичевани, обязанной своим происхождением предприимчивым, обладавшим промышленным духом армянам.
Кроме двух названных нами причин экономического развития новороссийских городов, следует указать еще на несколько других не менее важных, таковы: существование в окружности более или менее значительных и многолюдных земледельческих поселений, удобства географического положения и сравнительная безопасность выбранных под города местностей; раз все это не принималось во внимание, тогда и огромные затраты, как это было с постройкой Вознесенска, не приводили ни к чему.
Кроме постройки укрепленных линий и городов, колонизационная деятельность русского государства и народа выражалась еще в основании целого ряда различных селений: сел, деревень, слобод, местечек, хуторов. Жители их принадлежали частью к малорусской, а частью к великорусской народности (не считая иностранцев). Судя по тому, что в настоящее время малорусы составляют преобладающую группу населения, можно предполагать, что и в прежнее время они представляли из себя наиболее численную народность; и такое предположение оправдывается всеми известными нам историческими данными. В малороссийской колонизации нужно различать три элемента, которые, впрочем, постоянно смешивались друг с другом: запорожских поселенцев, выходцев из Заднепровской (Правобережной) Малороссии и переселенцев из левобережной и отчасти Слободской Украины. Что касается великорусских колонистов, то они приходили, убегали сюда или переводились из самих разнообразных местностей. Великорусские селения были перемешаны с малорусскими; иногда (и даже очень часто) в одном и том же селении жили представители обеих народностей; так было и в казенных, и во владельческих поселках. В виду всего этого мы находим неудобным обозревать малорусскую колонизацию отдельно от великорусской, а установим деление по другому (не этнографическому, а социальному) принципу. Все земли, предназначавшиеся для населения, делились на две части: казенные или государственные и частные или помещичьи. Сообразно с этим и все русское население Новороссийского края может быть разделено на две большие группы: 1) свободных поселян, живших в государственных слободах и деревнях, или вообще на государственных землях; они принадлежали частью к великорусской, частью к малорусской народности; одни из них добровольно, по собственному желанию или по вызову правительства, явились в Новороссию, другие были переведены сюда правительством, третьи, наконец, убежали от своих господ; 2) владельческих, помещичьих крестьян великорусского и малорусского происхождения, садившихся на землях частных лиц и вступавших к ним в известные зависимые отношения.
В последнее время своего исторического существования Запорожье, как мы видели, переходило мало-помалу к оседлому земледельческому быту; в пределах его возникло значительное количество сел, деревень и хуторов. Эта мирная колонизационная деятельность запорожских казаков и их "пидданных" продолжается и после политической смерти Сечи и представляет весьма заметное явление в общем ходе вольной народной колонизации бывших запорожских "палестин". Несмотря на то, что правительство далеко не оказывало ей такого содействия, как иностранцам и многим великорусским поселенцам, немаловажную роль в этом случае играло то обстоятельство, что к запорожцам в момент уничтожения их политической самостоятельности относилась подозрительно и центральная власть, и многие местные деятели. После уничтожения Сечи вся ее войсковая и старшинская казна была конфискована и из нее образован так называемый городской капитал (более 120 тысяч рублей) для выдачи ссуд жителям Новороссийской губернии: так и после смерти своей Запорожье оставило наследство, служившее для тех же целей колонизации, которые некогда преследовало и само "товарыство". Еще важнее было другое наследие, оставленное покойным Запорожьем, – это его "обширные" и богатые "Палестины", которые опять-таки, подобно денежной казне, достались, как увидим далее, другим… Очень вероятно, что запорожцы могли бы заселить сами значительную часть своих "вольностей", если бы они не были отданы помещикам и иностранным выходцам. Впрочем, факты живой действительности взяли свое, побороли предубеждение против запорожской колонизации: и мы видим, что лица, хорошо знакомые с местными условиями жизни (вроде, например, Черткова), после 1775 года начинают покровительствовать устройству запорожских поселков. Да и могли ли они поступать иначе, когда эта вольная народная колонизация оказывалась наиболее действительной и не стоила правительству почти ничего, между тем как иностранцам, например, приходилось выдавать огромные ссуды? Если мы обратимся к наиболее значительным селениям нынешней Екатеринославской губернии, то увидим, что многие из них представляли некогда "старожитные" казацкие займища, зимовники, хутора; тут в землянках и мазанках бессменно проживали женатые казаки со своими семействами, челядью, наймитами, хлопцами и малюками. "Ловкий и аккуратный запорожец Горленко, – говорит преосвященный Феодосий, – произведенный Чертковым в волководского комиссара Горленского, согласно видам и желаниям Черткова, при содействии преданных ему запорожцев, скоро основывал на казацких зимовниках слободы и заселял их народом семейным и оседлым… Незабвенный в летописях Запорожья, доселе живущий в памяти народной под именем "дикого попа" лейб-кампании священник отец Кирилл Тарловский – друг и благодетель человечества, ближайшее и самое доверенное лицо Черткова, при содействии иеромонахов Самарского монастыря, оживил и заселил степи орельские и терновские; в короткое время он основал 24 слободы и устроил в них 12 церквей с шпиталями и школами при них". Вообще, малороссийские слободы в большинстве случаев были обязаны своим происхождением энергии и колонизаторской деятельности отдельных лиц, так называемых осадчих. Вот как, например, основалась государственная слобода Вязовок. В 1775 году азовский губернатор Чертков пожелал основать слободу Вязовок; межевая экспедиция отвела землю, а "вахмистр Вас[илий] Мураев сам вызвался быть осадчим слободы Вязовка, населителем, колонизатором и организатором ее. Для успеха в этом деле, получив лейб-кампании священника отца Кирилла Тарловского благословение и денежную помощь, осадчий Мураев поручил Мих[аилу] Белостоцкому, в указанных и намеченных местах, строить в слободе землянки и хаты-мазанки, а сам отправился во все стороны в места дозволенные стачивать народ семейный, приглашать его на оседлую жизнь в новую государственную слободу Вязовок. Богатые, роскошные и плодородные степи самарские вполне отвечали стремлению народному, и весною 1776 года явилось в слободу Вязовок значительное количество насельников – людей семейных и оседлых, из народа вольного и свободного. Осадчий Мураев назначен уже был смотрителем слободы Вязовка, а житель Вязовка Радченко был атаманом общества". Наиболее выдающеюся личностью в этом деле является запорожский полковник Афанасий Федорович Колпак; его "хлопец и малец" Сергей Лот в зимовнике его осадил 50 дворов казаков и основанную таким образом слободу назвал в честь своего "татуся" Колпаковкой. Любопытный пример обращения запорожского селища в слободу представляет Гродовка (в Бахмутском уезде Екатеринославской губернии). "В обширнейших, роскошных и богатых степях между Торцом и Солоненькою, – говорит преосвященный Феодосий, – часто проживали запорожцы и грели животы свои… По уничтожении в 1775 году последней Сечи запорожской, жившие в балке Холодной запорожцы, согласно видам и желанию азовского губернатора Черткова, со всех сторон начали стягивать к себе на жительство семейный 1788 году в государственной слободе Гродовке постоянных жителей поселян малороссийской нации было обоего пола свыше 800 душ. А. Пишчевич (который вообще относится к запорожцам очень враждебно) передает, что из запорожских хуторов возникли местечки Глинск, Крылов, Табурище, Крюковск, и только сожалеет при этом, что по именам "этих разбойников" были названы иногда населенные местности.
В основанные бывшими запорожцами селения приходило много народа из Гетманщины; это были по большей части родственники и свойственники бывших запорожцев; для холостых поселенцев в городе Алешках отыскивались жены в Малороссии. Иногда выходцы из Гетманщины основывали самостоятельные селения в пределах бывшего Запорожья; таково, например, происхождение слободы Пологов, основанной выходцами из Переяславского уезда Полтавской губернии. Об успешности этой колонизации может свидетельствовать следующий факт. В 1810 году поселянин села Петровки (Александрийского уезда) Павел Треска вызвал из Малороссии 119 душ переселенцев и ему отведено было в Херсонском уезде 23 тысячи десятин земли; в качестве осадчего он продолжал действовать так удачно, что в 1814 году в этом Новопавловском селе числилось уже 1448 душ обоего пола и "множество земледельческих обзаведений". О размерах колонизационного движения из Левобережной Украины (собственно Черниговщины) свидетельствуют следующие факты: в одном Херсонском уезде выходцами из Черниговщины было основано частично или целиком 32 селения. Одни из этих переселенцев (бывшие казаки) пользовались правом вольного перехода и потому на законном основании переселялись в Новороссию; другие же (бывшие посполитые) лишились этого права в 1783 году и потому должны были убегать от своих владельцев, то же самое нужно сказать и о Слободской Украине; здесь они надеялись получить свободу, и само правительство, как увидим далее, не пренебрегало беглыми. Правитель Екатеринославского наместничества Синельников предлагал даже купить у харьковских и воронежских помещиков подданных черкас (малороссиян) и поселить их в Новороссии. Купить их можно было бы, по его словам, недорого (по 40 или 50 рублей), а поселение их на новых местах не стоило бы почти ничего, потому что они охотно обратились бы из подданных в казенных крестьян; другими словами, он проектировал для них на новом месте свободу от крепостной зависимости.