Исследуя процессы рецепции рационального сознания и изживания должного надо отметить исключительную роль города. Город является генератором разнообразия, а его сущностная природа связана с продуцированием исторической динамики. Причем, чем больше город, тем более выявляется его онтология как силы дробящей синкрезис, генератора многообразия и исторической динамики. В традиционных обществах эта природа подавлена. Город вписывается в статическое целое с помощью совокупности особых социокультурных механизмов. Это и традиционное регулирование социальной и культурной жизни и вмешательство государства, берущего на себя функции управления городской жизнью и подавляющее инновативные потенции города, и идеологический контроль. В результате природа города оказывается устойчиво подавленной. В реальности города, вписанного в традиционалистские, восточные общества, доминируют частично выделившиеся, не обособившиеся феномены. Города если и развиваются, то крайне медленно. Само же развитие общества носит цикличный характер106.
Однако, город можно задавить, но нельзя выхолостить. Редукция потенций города не в состоянии изменить его сущностную природу. При первой возможности, которой, в нашем случае, оказывается столкновение с миром рационального, онтология города эксплицируется. В модернизирующемся обществе природа города "берет свое". Порождаемая городом динамическая доминанта способствует размыванию космоса должного.
Здесь надо вспомнить о том, что мир должного гомогенен и качественно однороден. Главенство парадигмы должного блокирует распад синкрезиса и тормозит усложнение мира. По существу, идеал должного обращен к обществу, в котором доминирует патриархальная сельская округа. Далеко не случайно осуждение города, представление большого города как Вавилона и идеализация провинции как мира, где потенции города подавлены - устойчивый сюжет идеологов должного. Разнообразие с необходимостью разрушает мир должного. В обществе, ориентированном на ценности должного, столкновение с иным разворачивает специфический диалог. Он расслаивается на две ветви: диалог каждого члена общества с качественно иным, и диалог внутри общества по поводу иного.
Начнем с диалога каждого члена общества с качественно иным. Здесь можно выделить два больших этапа. На первом архаический крестьянин с порога отвергает все иноземное как несущее погибель. Прежде всего, он лишен интеллектуального и психологического потенциала, необходимого для освоения новых вещей и технологий, не в состоянии осознать их выгоды и привлекательность. И, вообще, ориентирован на воспроизводство статичного космоса в качественно неизменном виде, а не на рецепцию любых инноваций. В его сознании доминирует сакральный прецедент. Человек исходит из того, что "отцы наши не глупее нас были, а без этих новшеств обходились".
К началу второго этапа в сознании общества накапливаются изменения достаточные для размывания психологических барьеров и массового освоения новых технологий. И это освоение начинается. Теперь же традиционно ориентированный человек не склонен предаваться рефлексии по поводу инкорпорирования вещей и процессов из мира в котором скончалось должное. Диалог чаще всего носит малоосознанный характер. Не слишком идеологизированный обыватель осваивает новое, поскольку оно, как правило, удобнее и эффективнее. Привыкая к инновациям он не замечает сложноуловимой трансформации собственного сознания, осваивающего вместе с новыми навыками культурные смыслы, положенности и установки.
Второй диалог разворачивают идеологизированные слои элиты, и он охватывает склонную к рефлексии часть общества. В этой полемике сталкиваются силы осознающие, или, по крайней мере, чувствующие, культуротворческие потенции заимствований. В ходе такого диалога само общество расслаивается. На одном полюсе оказываются носители традиционно-изоляционистской позиции. На другом - динамических ориентаций. Это диалог высоко продуктивен как фактор динамики сознания и интересен для исследователя.
Прежде всего, сам факт разворачивания диалога - не важно, идет ли он в публицистике, на кухнях, или вкладывается в формы искусства - свидетельствует о том, что общество вышло из состояния безусловной верности должному, когда его альтернативы отбрасываются с порога. Для наиболее продвинутой части общества концепция должного начинает проблематизироваться. Люди еще верны традиционным богам, но в их сознании, картине мира, в способах мышления уже "угнездились" отдельные моменты - факты, идеи, положенности, способы понимания и обоснования - вступающие в конфликт с исходной доктриной.
Этот конфликт затрагивает экзистенцию, возмущает сознание. Возникает острое желание восстановить внутренний мир. Человек ищет доказательств правоты своей культуры, истины и справедливости общества, декларирующего верность должному. Однако он уже слишком много знает для того, чтобы пребывать в состоянии счастливой невинности. Навыки рационального мышления, более или менее целостная картина мира двигают мысль к совершенно иным берегам. С каждым шагом мыслительного процесса, по мере разворачивания диалога, проблематизовавшееся сознание отдаляется от должного.
Далеко не все проходят этот путь до конца и не сразу внутренне принимают результаты. Осознание несостоятельности исконных богов требует интеллектуального мужества. Но и у тех, кто сохраняет прежние символы веры, исконные положенности обретают декларативный характер и сохраняются по инерции, в силу сердечной склонности. Образ должного сохраняется, но вера в него оказывается подорванной. Общество вступает в пору кризиса структурирующих культуру идеологем.
Трагедия модернизации состоит в том, что стратегической альтернативы заимстованиям и переводу общества из традиционно-статического в динамический режим не существует. Всяческие колебания носят характер тактической конъюнктуры. Любые "подмораживания" заданы лишь необходимостью "подтягивания тылов", не более. Объективный исторический смысл изоляционизма и противостояния символам динамики состоит в оптимизации процессов заимствования. В решении задачи увязывания процессов рецепции качественно иного и динамики собственной ментальности общества. Само же противостояние имеет внутреннюю логику, в соответствии с которой модернизирующиеся общество проходит путь от противостояния к примирению с символами исторической динамики.
В этой перспективе процессы изживания должного раскрываются как неизбежные и не зависят от субъективных устремлений политической или интеллектуальной элиты. Охраняя мир должного, традиционалистская власть делает все, что в ее силах. Модернизирующееся общество сберегают за железным занавесом. Вводят жесточайшую цензуру, подвергают подданных мощному идеологическому воздействию. Однако, в стратегическом плане все эти усилия обесцениваются логикой модернизации. Дело в том, что должное онтологически противостоит динамике. Пределом мира должного является позднесредневековое общество. А потому, разворачивание технологической динамики и сохранение средневекового сознания невозможно.
В конце концов, на определенном этапе модернизации внутри властной элиты возникают силы которые сами, первыми "сдают" основательно рутинизовавшийся, превратившийся в пустую форму мир должного и возглавляют движение к новым берегам. Происходит это с необходимостью и в силу ряда объективных обстоятельств. В модернизирующемся обществе обладание властной позицией означает: шире кругозор, выше информированность, лучше образование, наличие устойчивой профессиональной способности к анализу. Властная позиция способствует отчуждению от переживания собственной культуры как безусловной и единственно возможной (отсюда цинизм власти), рождает понимание относительности всех культурных ценностей, видение разных моделей космоса как рядоположенных. По всему этому, властная элита проходит эволюцию от противостояния к примирению несколько ранее основной массы.
Важно подчеркнуть, что освоение иного всегда идет от периферии к центру. Прежде всего осваиваются представляющиеся культурно нейтральными частные технологии и удобства. Как мы уже говорили, они лишь кажутся культурно нейтральными, но в действительности содержат в себе всю целостность породившей их цивилизации. Работа с этими сущностями адаптирует человека к следующим шагам по пути отказа от себя-вчерашнего во имя себя-завтрашнего. В результате такой незаметной для массового субъекта (и одновременно объекта модернизационного процесса) эволюции, мир должного лишается своего центрального места. Оставаясь в сознании, он смещается на некоторую периферию и превращается в рутинно исповедываемую доктрину.
Рассмотрим эти процессы несколько подробнее. Верность должному предполагает фрустрацию, отказ от удобств и плотских радостей, ненависть к силам тьмы, культивирует отказ от себя во имя социального абсолюта. Рецептируемые вещи и технологии делают мир удобнее, а жизнь в нем комфортнее. В результате повышается роль плотских радостей, вырастает культурный статус повседневности. Жизнь "здесь и теперь" обретает самоценность. В сознании людей растет ценность человеческой жизни. И, что совсем катастрофично для должного, утверждается идея самоценности человека вне и помимо космических сущностей (Божественной истины, сакральной Власти, "нашего" народа и других коррелятов социального абсолюта).
Далее, логика противостояния локализует силы Тьмы в пространстве, из которого исходят вещи и технологии, делающие жизнь людей удобнее и радостнее. Обладание широким набором этих вещей становится знаковым, а возможность периодически посещать тот, иной мир - вожделенной для многих, но реальной лишь для узкого круга избранных. Но как можно ненавидеть мир, из которого исходит вожделенное? Космос должного рушится в своих основаниях, а само должное превращается в мертвый ритуал.
Сверх всего этого, использование, создание и развитие новых технологий требует рационального новоевропейского образования. Однако новоевропейские знание и современная наука изоморфны цивилизации личности. Личность создала науку нового времени и выстроила собственное мировоззрение в соответствии с ее логическими принципами и критериями. Сциентистская ментальность беременна мировоззрением личности и неудержимо изживает парадигму должного.
Культура должного отвечает на это делением мира на два ценностно несопоставимых блока: мир сакрального должного, Божественные истины которого не подлежат суду пошлого рационального сознания, и мир профанной периферии культурного космоса. Последний - мир разнообразных технологий, навыков и умений - действительно управляется рациональным знанием. Такое членение спасает мир должного, блокируя рациональное сознание в созданном для него гетто, но не надолго.
Рано или поздно профессиональное образование и практика жизни в поле промышленных, т. е. рациональных, технологий, вступает в конфликт с иррациональным миром должного. Самоорганизация сферы человеческого сознания генерализует однажды рациональное мышление. Его принципы и навыки переносятся на сферу описываемую и управляемую должным. Обновившееся сознание прилагает присущие ему способы познания и критерии оценки: эффективности, целостности, осмысленности, к миру должного - власти, государству, культуре, сфере смысловожизненных установок, проблемам историософии и так далее.
Так складываются предпосылки для изживания исходной парадигмы. Однако предпосылки не означают самого перехода. Остается мощнейшая культурная инерция. Естественная верность, пусть и ритуальная, положенностям питанным с молоком матери. Для отдельного человека отказ от должного - масштабное событие, экзистенциальный скачок, преображение личности. До поры до времени конфликт между должным и изменяющимся миром, в том числе и миром собственного сознания, убирается в подсознание. На этом этапе основная масса, не слишком идеологизированных и обладающих большим интеллектуальным мужеством людей, склонна уходить от выбора.
Время подсознательного изживания должного не проходит даром. С каждым днем оно все более утрачивает жизнь и превращается в пустую форму. Дух покидает должное, которое необратимо деградирует. Когда же должное превращается в совершенно пустую форму, начинается обвал. Должное утрачивает статус безусловной сакральной ценности и превращается в предмет последней, очистительной дискуссии. Общество расслаивается на противников и сторонников уходящей ценности. Тут и обнаруживается, что большая часть общества уже прошла путь изживания этой парадигмы и внутренне готова ее оставить. Этим людям была необходима лишь общественная санкция. В разлагающемся средневековом обществе разворачивается инверсия отхода от космоса должного.
Добавим, что открытый диалог несет в себе поражение должного. И дело не только в том, что к этому времени большая часть общества внутренне готова к отказу. Дело в том, что настоящий диалог несет в себе поражение должного как отрицающей рацио (сторонники должного могут назвать это сверхрациональной) доктрины. Адептам должного приходится играть на чужом поле. Апелляции к фобиям и вообще эмоциям более не срабатывают. Надо прибегать не к проклятиям, заклинаниям и пророчествам, но к интеллектуальным аргументам и логическим построениям. Оказывается, что время идеологических квалификаций, использования того, что в логике называют "аргументом к городовому" и оргвыводов прошло, а читатель ждет строгой дискуссии. Дискуссия фундаментально рационализуется. Превращается в цепь рассуждений состоящих из последовательного рассмотрения аргументов противников и выдвижения контраргументов. В этом дискурсе и выявляется несостоятельность должного.
Интересно отметить, что выход общества из космоса должного несет на себе черты инверсионного перехода. Иными словами переход к новому качеству осуществляется в рамках устойчивой и изживаемой обществом модели. В этой связи вспоминается тонкое суждение, которое высказал Е.Б.Черняк по поводу английской революции. Отметив, что она была последней европейской революцией происходящей в религиозной оболочке, ученый пишет: "Можно сказать, что сама секуляризация еще происходит в религиозной оболочке"107.
Логика происходящего понята. Новое рождается из старого, в лоне старого, пронизано им на уровне формы и содержания. Однако несет в себе некоторые структурирующие, системообразующие моменты, которые, в конечном счете, снимают исходное состояние. Значительная часть изживающего должное общества осталась в рамках прежних моделей ментальности и менять свои коренные ориентиры по другому (вне инверсия) не способна. Либеральная парадигма мифологизируется, а переход к ней переживается по законам инверсионного скачка в мир вожделенного должного. Однако реальность, наступающая вслед за инверсией, включает массового человека в жесткий рациональный мир, где не остается места для иллюзий. За десяток лет природа традиционного ориентированных субъектов, попавших к мир отринувший должное, стремительно изменятся. Инверсия отхода от должного, по-видимому, оказывается последней большой инверсией.
ПОСТСОВЕТСКАЯ РЕАЛЬНОСТЬ И ИДЕЯ ДОЛЖНОГО
Завершая, необходимо ответить на вопрос о статусе идеи должного в современной российской реальности. С 1991 г. прошло более 15 лет, что соответствует половине времени активной жизни целого поколения. Это - вполне достаточный срок, для того, чтобы выделить устойчивые тенденции и подвести итоги. Итог постсоветского пятнадцатилетия состоит в том, что должное умерло. И это - одно из самых фундаментальных событий в процессах культурной динамики. Другие значимые компоненты традиционной российской ментальности демонстрируют ту или иную степень деструкции и, соответственно, - меру сохранности. Что же касается, конструкта должное/сущее, то этот элемент ментального пространства распался. В данном отношении российское общество вступило в новую реальность, и нам еще предстоит осознать прямые и косвенные последствия этого. Сегодня можно утверждать, что настоящее исследование - культурная археология.
В современном российском обществе можно выделить сегмент людей (не слишком широкий, достаточно маргинальный, демонстрирующий тенденцию к дальнейшей периферизации), для которых естественно видеть мир в категориях должного и сущего. Однако, большая часть общества глуха к идеи должного, и это обстоятельство имеет решающее значение. Должное - фундаментальная форма всеобщего. Идея должного по понятию переживается как априорная данность, безусловная и разделяемая всеми. Пусть часть общества подтверждает верность должному ритуально и рутинно, но, тем не менее, подтверждает. Средний человек верил и знал - бескрылые мещане, мерзавцы и откровенные карьеристы не в счет, но большая, решающая часть нашего общества верна должному. Это убеждение верифицировало само должное и конституировало общность "наших" - "наш народ", православных, советских людей.
Выше мы пытались описать процессы размывания и деградации должного в течение последних десятилетий. Традиционное сознание обладает мощнейшими механизмами, обеспечивающими собственную устойчивость, однако и эти потенции имеют определенные пределы. В данном случае сработала универсальная конформистская установка. Идея должного не может быть достоянием меньшинства общества. Теоретически такое положение вещей возможно, но тогда мы имеем дело со средневековой сектой, вычеркивающей себя из общества, которое она расценивает как идущее к скорой гибели. А средневековые секты сегодня невозможны по причине полного размывания соответствующего субстрата и радикального изменения социокультурного контекста.
История культуры позволяет зафиксировать закономерность трансформации устойчивых моделей сознания в модернизирующемся обществе. Выход из традиционного универсума происходит согласно определенной логике.
Традиционно ориентированное общество держится за устойчивые установки долго, вопреки давлению обстоятельств и реалий изменяющегося мира, демонстрируя, казалось бы, полную нечувствительность ко всему, что лежит за рамками мира собственной культуры. Однако однажды разворачивается стремительный распад устойчивых структур. Крепость традиционного универсума связана с системной целостностью традиционного сознания, где каждый элемент увязан со всей целостностью и поддерживается ею. Эта крепость оборачивается одновременным обвалом всей целостности традиции. На месте общества, придерживавшегося традиционных ориентиров, обнаруживается узкая группа ревнителей вчерашних ценностей индоктринированная, противопоставляющая себя свихнувшемуся миру и стремительно маргинализующаяся. В нашем случае ярким примером общностей подобного рода служат группы православных граждан, отказывающихся получить российский паспорт, ИНН, страховое свидетельство пенсионного фонда, поскольку они усматривают в системе индексации, используемой в современных документах, апокалиптическое число Зверя.