5.3321 Поскольку означающие [высказывания] толкуются в соответствии с требованиями иерархической сети моей лингвистической картины мира, то нельзя говорить лишь об "обеднении" или "уплощении" континуума моего существования.
С учетом возможности ошибочного означивания или ошибочного высказывания [несоответствие высказывания суждению] (что весьма вероятно, поскольку функциональному использованию предметов, равно как и самим предметам, я был обучен (культура, воспитание и т. п.), а не устанавливаю эти связи ["означаемое – означающее"] самостоятельно, т. е. не "вывожу" свои высказывания [компиляция означающих] непосредственно сам из своих суждений [континуум моего существования]), мои означающие и высказывания могут вовсе не соответствовать моим значениям [моя схема меня] и суждениям [контакты моей схемы меня и моей схемы мира].
Таким образом, зачастую, я использую [функция] предмет [означающее] не в соответствии с собственным значением [моя схема меня], но по предписанию мой лингвистической картины мира [компиляция означающих]. То, что это не может привести к должному удовлетворению моей потребности [значение моей схемы меня], вполне очевидно. И подобные действия, вероятно, следует называть – ошибочными.
5.3322 Более того, в сложившихся обстоятельствах некоторые, и возможно весьма существенные, значения моей схемы меня, по всей видимости, и вовсе не апробировались мною [контакты моей схемы меня и моей схемы мира], блокированные высказываниями [компиляциями означающих] моей лингвистической картины мира [содержательное противоречие или мнимое противоречие континуума существования].
Впрочем, возможно, что они даже апробировались мною [контакт моей схемы мира и моей схемы меня], но не смогли обрести форму поведенческого стереотипа, не имея соответствующего "представительства" в моей лингвистической картине мира.
При этом, отсутствие необходимой компиляции означающих [высказывания], при наличии вызывающих у меня неоправданное доверие высказываний [компиляций означающих] противоположной направленности [контекст означающих], способствует тому, что я избирательно "функционирую" [контакт моей схемы мира и моей схемы меня] только какими-то своими значениями [суждениями], а в ряде случаев и вовсе не своими, т. е. не значениями [суждениями], а означающими, что может привести к противоречиям в континууме существования (которые впоследствии я буду чувствовать).
5.3323 Поведение [контакты моей схемы мира и моей схемы меня], которое осуществляется мною вопреки значениям моей схемы меня [исходные суждения], но в соответствии с требованиями компиляций означающих моей лингвистической картины мира [высказываниями], следует называть перверсионным ("перевернутым"). Разумеется, в случае перверсионного поведения какие-то контакты моей схемы меня и моей схемы мира осуществляются, однако, здесь задействуются производные суждения, которые согласуются с моей лингвистической картиной мира [высказываниями], но не с исходными суждениями.
О том, какие значения моей схемы меня сделали эти перверсионные контакты моей схемы меня и моей схемы мира возможными, можно только догадываться. Хотя варианты вполне очевидны: образование новых значений от производных суждений, специфическая конфигурация структуры моей схемы меня, позволяющая определенным высказываниям [компиляциям означающих] "взять верх" над исходными суждениями, и, наконец, действие было проведено исключительно в рамках моей лингвистической картины мира (определяясь только теми суждениями [континуум существования], которые ответственны за акции самих компиляций), т. е. по сути дела так и осталось компиляцией означающих.
5.333 Компиляции означающих моей лингвистической мира картины [высказывания] предписывают мне [означающее], как следует использовать [функция] предмет.
Однако, предмет может оказаться мнимо-означающим, в этом случае все производимые мною суждения [контакт моей схемы мира и моей схемы меня] (действия), продиктованные мне таким высказыванием, оказываются абсолютно бессмысленными из-за своей априорной безрезультатности.
5.3331 Мнимо-означающие возникают в моей лингвистической картине мира как своего рода "спайки", те недостающие "звенья", которые обеспечивают устойчивость ее иерархической сети.
Они вовсе не обязательно имеют некую знаковую форму [слово (или другой знак, его заменяющий)], а иногда и просто не могут ее обрести (в этом случае говорят, например, об "ощущении чего-то такого"), но в их наличии в моей лингвистической картине мира (пусть и не типичном, в сравнении с другими ее "ингредиентами") сомневаться не приходится.
В моей лингвистической картине мира мнимоозначающими вполне можно оперировать [компиляции означающих], однако к континууму существования подобная активность никакого касательства не имеет, а то, что в нем [моем континууме существования] происходит [контакты моей схемы мира и моей схемы меня], должно было бы означаться совсем иначе.
5.3332 Поскольку устойчивость иерархической сети моей лингвистической картины мира напрямую зависит от этих мнимо-означающих, то очевидно, что соответствующие, продиктованные этими мнимо-означающими [высказываниями] контакты моей схемы меня и моей схемы мира [производные суждения], весьма существенны. Однако, эти контакты моей схемы мира и моей схемы меня [производные суждения] располагаются, если так можно выразиться, совершенно в "другой плоскости", а те результаты, которые будут достигнуты по средствам этой активности, хотя и могут означаться [компиляции означающих] в соответствии с обусловившими их мнимо-означающими, на деле никакого касательства к ним не имеют.
5.3333 Подобное поведение [контакты моей схемы мира и моей схемы меня] следует называть девиантным, т. е. отклоняющимся от возможной "цели".
Поскольку нельзя желать того, что невозможно, стремиться к тому, что невозможно, то понятно, что такое желание и стремление – суть девиация.
С одной стороны, подобное девиантное поведение приводит к последствиям, которых никто [континуум моего существования] не желал и которые ничем не предполагались [континуум моего существования], а с другой стороны, поскольку невозможное остается недостигнутым, все усилия потрачены мною впустую и бессмысленны.
5.4 Несоответствие моей лингвистической картины мира континууму моего существования, обусловленное условностью связки "означаемое – означающее", создает игру игр.
5.41 Взаимообусловливающее влияние суждения [прямое влияние] на контекст означающих и высказывания [опосредованное] на континуум существования оказывается игрой между играми содержательности и языка.
5.411 Игра игр исключает возможность своего описания, а потому кажется непоследовательной.
5.4110 Любая игра может быть описана, при условии знании всех "фигур" игры и "правил" их взаимодействия, однако, игра между играми делает эту задачу неразрешимой, поскольку невозможно определить ни "фигуры", ни "правила".
5.4111 Если бы игра языка была бы игрой континуума существования, то можно было бы описать игру языка, приняв игру значений [контакты моей схемы меня и моей схемы мира] за "условия" игры языка, однако условность связки "означаемое – означающее" делает подобное описание невозможным.
5.4112 Если бы игра содержательности [континуума существования] определялась игрой языка непосредственно и только ею, можно было бы описать игру языка, не учитывая континуум существования, однако, континуум существования [содержательность] воздействует на мою лингвистическую картину мира, что делает подобное описание только игры языка несостоятельным.
5.4113 Таким образом, описать игру игр континуума существования [содержательности] и моей лингвистической картины мира [компиляций означающих] оказывается делом невозможным. Отсюда: действия, мною производимые, хотя и – суждения [контакты моей схемы мира и моей схемы меня], однако, с учетом опосредованного влияния на континуум существования [содержательность] моей лингвистической картины мира [высказываний] и появления в первом [континууме существования] производных суждений, они – действия, мною производимые, – не могут быть описаны, как собственно игра значений моей схемы мира и моей схемы меня.
Невозможность описания этой игры игр создает впечатление "непоследовательности" ("стихийности") моих действий [контакты моей схемы мира и моей схемы меня].
Однако, это лишь свидетельство несостоятельности содержательного подхода, поскольку понятно, что ничего "стихийного" в моих действиях нет. Напротив, они последовательны и вполне "логичны", хотя в пространстве содержательности подобной "логики" выстроить, действительно, невозможно.
5.412 Поскольку мои действия – суть контакты моей схемы мира и моей схемы меня, то понятно, что "мотив" и "цель" моего действия располагаются в континууме существования, тогда как высказывания [компиляции означающих] только "обеспечивают" возможность их реализации для меня [означающее, предмет].
5.4120 Отсюда: в моих высказываниях [компиляциях означающих] нет ни "мотивов", ни "целей" моих действий [контакты моей схемы мира и моей схемы меня].
5.4121 То, что мои высказывания [компиляции означающих] "выдают" за "цели" моих действий [контакты моей схемы мира и моей схемы меня] – лишь прагматические указания.
Последние – это прагматические указания – создают для меня [означающего, предмета] "целенаправленность" и "оправданность" моих действий. Моей лингвистической картиной мира мне [означающему, предмету] предлагается достичь "цели", не имеющей ничего общего с "целями" контактов моей схемы мира и моей схемы меня.
Это ясно также и потому, что "цель", как то, что еще не достигнуто, а следовательно, и неизвестно, не может быть сформулирована [компиляция означающих], однако высказывание, вопреки всякому здравому смыслу, определяет "цель" моего действия [контакт моей схемы мира и моей схемы меня], что свидетельствует о том, что данная означенная "цель" – не действительна, но лишь номинальна.
5.4122 То, что мои высказывания "выдают" за "мотивы" моих действий, – лишь "оправдания", принимаемые во внимание иерархической сетью моей лингвистической картины мира, служащие "обеспечению" возможности для меня [означающее] реализовывать суждения [контакты моей схемы мира и моей схемы меня], которые определены значениями [моей схемы мира и моей схемы меня].
Это ясно также и потому, что "мотив" – не является "целью", но "потребностью" [значение], однако о "потребности" [значении] можно знать лишь "по факту" ее реализации [контакт моей схемы мира и моей схемы меня].
Отсюда понятно, что действительные "мотивы" моих действий не могут содержаться в высказывании, однако мне [означающему] требуется "обоснование" ("объяснение") моего действия в моей лингвистической картине мира [компиляций означающих].
5.4123 Таким образом, "несовпадение" моего высказывания [компиляция означающих] и моего суждения [контакты моей схемы мира и моей схемы меня] становится вполне очевидным. Отсюда понятно, что содержательные описания – суть прагматичная попытка скрыть это несоответствие, ибо в противном случае я бы утратил мнимую определенность, ощущение которой дает мне моя лингвистическая картина мира [компиляции означающих].
Однако, поскольку я ошибочно полагаю "мотивы" и "цели" моей лингвистической картины мира действительными, а она может опосредованно влиять на континуум существования, содействуя возникновению производных суждений, то очевидно, что эта "прагматичность" далеко не так прагматична, как кажется.
5.413 Таким образом, я не могу пояснить действительных "мотивов" и "целей" моего поведения [контакты моей схемы мира и моей схемы меня], а следовательно, моя лингвистическая картина мира [компиляции высказываний] не способна дать мне той определенности, которую я от нее ожидаю.
5.4131 Но представим, что это было бы возможно, тогда, если бы я хотел пояснить действительный "мотив" и "цель" моих действий [конфигурацию моей схемы меня], то мне бы пришлось пояснить всего себя [моя схема меня], но это, с одной стороны, невозможно, ибо само такое пояснение будет приводить к увеличению количества вещей [значений и их контактов, означающих и их компиляций], а с другой стороны, лучшее, что бы я мог сказать, – так это развернуть себя [значения моей схемы меня] в составляющих моего способа существования, но и это не решит поставленной задачи, поскольку континуум существования [моя схема мира] перманентно меняется.
5.4132 Таким образом, если в прагматических задачах моей лингвистической картины мира [компиляций означающих] стоит некая систематизация моих контактов моей схемы мира и моей схемы меня [содержательности], чтобы создать определенность, "внести ясность", то это невозможно.
Иными словами: в содержательности [континуум существования] моя лингвистическая картина мира [компиляции означающих] не может справиться со своей прагматической задачей.
5.4133 Определенность, которую дает мне моя лингвистическая картина мира [компиляции означающих], – не более чем "равновесие", которое она способна в самой себе поддерживать, основываясь на действительности контактов моей схемы мира и моей схемы меня [содержательность]. Таким образом, вся работа моей лингвистической картины мира сводится к "сшиванию" возникающих "разрывов" и "улаживанию" "несоответствий", что неизменно будет приводить к возникновению новых "разрывов" и новых "несоответствий".
Иными словами, я оказываюсь играем не только играми содержательного, не только играми языка, но и игрой игры содержательного и игр языка.
5.42 Опосредованное влияние высказываний [компиляции означающих] моей лингвистической картины мира на континуум моего существования [суждения] – определяют стилистику моего способа думать.
5.420 То, "как" я мыслю [стилистика моего способа думать], зависит от того, насколько я осведомлен о порядке установленных условностей.
5.421 Если для меня очевидно, что связка "означаемое – означающее" – условна, то понятно, что я не могу доверять не только производным высказываниям, но и форпостам веры, т. е. исходным высказываниям.
5.4210 Это распространяется и на мою условность [моя условность], т. е. на то, что я сам устанавливаю связь между означаемым и означающим [мои связи].
5.4211 Если я не доверяю исходным высказываниям, то производные высказывания и вовсе не могут быть мною поняты, более того, я потеряю к ним всякий интерес.
5.4212 Однако же, если условность связки "означаемое – означающее" мною не осознана, то я буду отстаивать свои высказывания [компиляции означающих] и саму иерархическую сеть мой лингвистической картины мира, что не только бесполезно (при отсутствии возможности содержательной коммуникации), но и очевидно губительно, ибо я, кроме того, окажусь нечувствительным к собственным суждением [контактам моей схемы мира и моей схемы меня].
5.4213 С другой стороны, если я теряю доверие к форпостам веры, то очевидно, что я перестаю быть заложником "предметности" [моя лингвистическая картина мира].
Что мне в этом случае нужно, чтобы согласиться с чьим-то высказыванием о "круглости круга"? Я просто запрошу критерии [компиляции означающих], согласно которым некто относит "круг" [означающее] к "кругу" [означающее], и могу согласиться с его высказыванием [компиляцией означающих], если необходимое соответствие критерием [компиляции означающих] будет соблюдено.
Однако, сам я вряд ли буду озабочен столь странным вопросом, равно как и попытками любого другого определения.
При этом очевидно, что я могу или совершенно не согласиться с каким-то высказыванием (некое отрицательное определение), или принять в качестве одного из возможных вариантов чью-то (хотя бы и свою собственную [значения моей схемы меня]) игру, где все "фигуры" и "правила" определены и формализованы, и согласиться или не согласиться с результатом этой игры [высказыванием], исходя из соответствия данного высказывания [компиляций означающих] предложенным обстоятельствам [компиляциям означающих].
5.422 Отсюда очевидно, что коммуникативная условность также определяет стилистику моего способа думать.
Однако, если и она усмотрена (отфиксирована), то я не буду предпринимать бесперспективных попыток донести в форме высказываний [компиляций означающих] нечто, мною подразумеваемое [суждение], до моего слушателя (в том числе и до самого себя [значения моей схемы меня]), занимающего свое место в своей (или моей) лингвистической картине мира [предмета].
5.4221 Если коммуникативная условность мною не осознана, мои высказывания [компиляции означающих] будут иметь стилистику аргументации. Однако, очевидно, что всякое "доказательство" – лишь игра форпостов веры и производных высказываний, если я хочу избавиться от роли играемого, то мне придется отказаться от попыток что-либо "доказать", что возможно лишь благодаря осознанию коммуникативной условности. Впрочем, я могу вновь определиться с "фигурами" и "правилами" игры и доказывать [компилировать означающие] что угодно, однако, эти доказательства [компиляции означающих] могут быть приняты только в рамках этой игры и нигде более.
5.4222 Вместе с тем, невозможность содержательной коммуникации, очевидная благодаря осознанию коммуникативной условности, лишает меня необходимости "латать дыры" в моей лингвистической картине мира, и ее прагматика вполне может стать вновь прагматичной.
5.4223 Осознание коммуникативной условности, кроме прочего, лишает меня интереса к содержательному "общению" [высказываниям], поскольку сам я ничего не хочу "доказать", а чужие "доказательства" меня тем более не интересуют.
Я имею возможность перестать наличествовать в моей лингвистической картине мира.
5.423 Значительное влияние на стилистику моего способа думать оказывает также и контекстуальная условность, т. е. то, как я группирую означающие в контекстуальные анклавы, насколько они у меня "проницаемы", и, наконец, насколько я верю адекватности такой группировки.
5.4231 Осознание контекстуальной условности показывает бессмысленность как "определений", так и "доказательств", однако, кроме прочего, оно демонстрирует также и то, что слово (или другой знак, его заменяющий) не исключает возможности любых толкований [высказываний, компиляций означающих], а потому и ничего не означивает.
5.4232 Если я полагаю, что слово чего-то "значит", это актуализирует всю мою лингвистическую картину мира [компиляции означающих], я оказываюсь заложником ее иерархической сети, а потому играем языком.
5.4233 Если же я осознаю контекстуальную условность, то я, напротив, перестаю верить слову (или другому знаку, его заменяющему) как означающему (как "представительству" означаемого [значения]), а потому вполне волен играть языком, но не быть играемым им.
5.43 Прямое влияние суждений [контакты моей схемы мира и моей схемы меня] на мою лингвистическую картину мира [компиляции означающих] – определяет мой способ думать.
5.430 То, "что" мыслится, – это контакт моей схемы мира и моей схемы меня, т. е. суждение [содержательное].
5.431 Поскольку суждения [контакты моей схемы мира и моей схемы меня] оказывают прямое влияние на мою лингвистическую картину мира [компиляции означающих], то понятно, что способ, которым я мыслю, определяется моими значениями [моя схема меня].
5.4311 Таким образом, мой способ думать свидетельствует мою схему меня, т. е. мои значения.