Можно сказать, что в данной ситуации я [означающее, предмет] оказываюсь неспособным "идентифицировать" собственные суждения [контакты моей схемы мира и моей схемы меня], я оказываюсь "нечувствительным" к континууму собственного существования.
6.1332 Неопределенность моей точки обзора в сочетании с моим виртуальным способом существования создают возможность "борьбы" различных высказываний [компиляция означающих], "представляющих" антагонистические суждения [контакты моей схемы мира и моей схемы меня]. Рождающиеся в результате этой "борьбы" "чувства", "переживания", "эмоции" и даже "ощущения" – не более чем досадное недоразумение, способное, однако, грубо искажать мое [значение, суждение] существование [континуум существования].
6.1333 Неопределенность моей точки обзора в сочетании с моим виртуальным способом существования создает возможность установления в моей лингвистической картине мира [компиляции означающих, высказывания] мнимых "причинно-следственных" или "логических связей", которые известны как "противоречия", "парадоксы", "антиномии", "апории", "казуистика", "аргументация", "диалектика" и проч.
Таким образом, "логика", оперирующая предметной содержательностью [знаками, означающими, реестрами свернутых функций], выказывает свою абсолютную несостоятельность, а любое ее утверждение может быть "опровергнуто" изменением моей точки обзора или характеристик составляющих моего виртуального способа существования (и это при том, что в моей лингвистической картине мира нет критериев (кроме условностей), позволяющих определить мою "истинную" точку обзора, равно как и "истинного" соотнесения составляющих моего виртуального способа существования с континуумом существования [содержательностью]). (Возможно, единственным удовлетворительным вариантом применения "логики" является "математика", однако, последняя должна рассматриваться как "наука".)
6.2 Мир является мне [вещь] вещами [имена], я проявляю вещи [значения], мои значения [моя схема меня] находятся в отношении [контакт] со значениями вещей, которые я проявил [моя схема мира], наконец, я замкнут в собственной лингвистической картине мира, я – играемый, и, играемый, я замкнут в самом себе.
6.21 Знак [означающее] призван выполнять коммуникативную функцию (или, иначе, функцию сообщения).
6.211 Континуум существования [содержательность] – вполне самодостаточная система, контакты моей схемы меня и моей схемы мира, обеспеченные способом моего существования, а также комплементарность значений моей схемы мира моей схеме меня, организующая конгруэнтные конфигурации этих образований [моя схема меня и моя схема мира], вполне удовлетворяют требованиям существования.
Вследствие чего знак [означающее] призван выполнять коммуникативную функцию между мной и другим существом, способным воспринимать эти мои знаки [слова (или другие знаки, их заменяющие)] как означающие.
6.2111 Однако, другой [существо, способное воспринимать мои знаки как означающие] неизбежно включен в мою схему мира, поскольку явлен мне Миром [имя] и проявляется мною [значение], что создает иллюзию возможности сообщения, поскольку его значение как вещи, располагающееся в моей схеме мира, отвечает моему комплементарному значению в моей схеме меня [континуум существования].
6.2112 При этом очевидно, что фактически данное мое сообщение не выходит за пределы моей собственной организации и как высказывание [моя лингвистическая картина мира, предметно-содержательная коммуникация], и как суждение [континуум моего существования, содержательная коммуникация].
6.2113 Однако, с другой стороны, не вызывает сомнения, что всякое явление меня Миром другому существу [фигура на фоне] – суть проявления меня им [значение в его схеме мира] и появление комплементарного значения в его схеме себя, что вызывает определенные изменения в конфигурации этих его структур [его схема мира и его схема себя, суждение, континуум его существования]. Впрочем, это мое явление ему [существу, способному воспринимать мои знаки как означающие] Миром – явление меня ему вещью, именем [в отношении с ним], значением [его контакт его схемы мира с его схемой себя] и, наконец, означающим [толкования его лингвистической картиной мира].
Таким образом, полагать, что я могу сообщить другому [существу, способному воспринять мои знаки как означающие] нечто [содержательная коммуникация и предметно-содержательная коммуникация], что я предполагаю ему сообщить, – нелепо.
6.212 Впрочем, поскольку я – не целостное и не целое, но целокупность, то понятно, что в моей схеме меня существуют различные значения меня, т. е. различные суждения [контакты моей схемы мира и моей схемы меня], которые оказывают непосредственное влияние на мою лингвистическую картину мира [компиляция означающих].
6.2121 Отсюда понятно, что в моей лингвистической картине мира наличествуют мои высказывания [компиляции означающих], "озвучивающие" ("представляющие") различные мои суждения [контакты моей схемы мира и моей схемы меня], а означающие [слова (или другие знаки, их заменяющие)], таким образом, выполняют коммуникативную функцию не только и не столько при попытках моего сообщения с другим [существом, способным воспринять мои знаки как означающие], сколько меня с самим собой.
6.2122 Однако, учитывая опосредованное влияние моей лингвистической картины мира [компиляции означающих] на континуум моего существования [контакты моей схемы меня и моей схемы мира], понятно, что, с одной стороны, мои высказывания [компиляции означающих] "озвучивают" ("представляют") не собственно мои суждения [контакты моей схемы мира и моей схемы меня], но мои суждения, опосредованно измененные моей лингвистической картиной мира [компиляции, толкования], с другой стороны, мои высказывания, "озвучивающие" ("представляющие") разные мои суждения [континуум существования], сообщаются друг другу с учетом тех правил толкования и компиляций означающих, которые приняты в моей лингвистической картине мира, сами же мои суждения [контакты моей схемы мира и моей схемы меня] не могут "переговариваться" посредством своих представительств [означающих, высказываний] в моей лингвистической картине мира.
6.2123 Таким образом, мой "внутренний диалог" [компиляции означающих моей лингвистической картины мира] продолжается и будет продолжаться, поскольку прийти к какому-то окончательному решению во мне самом невозможно, ведь задачи, поставленные перед моей лингвистической картиной мира, лежат отнюдь не здесь, но в континууме существования [контакты моей схемы мира и моей схемы меня], а "переговорщики" [высказывания], учитывая перманентное изменения в континууме существования [контакты моей схемы мира и моей схемы меня], представляют к "обсуждению" всегда "устаревшую" "информацию".
Какие же "проблемы" я решаю в моей лингвистической картине мира, кроме тех, которые порождены ею и ее составляют?
"Проблемой" следовало бы считать не то, что кажется таковой, но то, что обеспечивает ее возможность.
6.213 При этом необходимо помнить, что посредством знаков (слов или других знаков, его заменяющих) [означающих] предпринимаются попытки лишь предметно-содержательной коммуникации.
6.2131 Поскольку знак [слово (или другой знак, его заменяющий), означающее] – не означаемое, но лишь его "представительство" (кроме того, это "представительство" лишь функционального аспекта означающего [реестр свернутых функций], причем, эта "функциональность" определяется самой же моей лингвистической картиной мира [компиляциями, толкованиями]), толкование того или иного знака [слова (или другого знака, его заменяющего), означающего] – суть толкование того или иного предмета. Отсюда понятно, что коммуникация посредством знака [слова (или другого знака, его заменяющего), означающего] не может быть содержательной [континуум моего существования], но лишь предметно-содержательной [моя лингвистическая картина мира].
6.2132 Иными словами, знак [слово (или другой знак, его заменяющий), означающее] не может сообщить мою содержательность [континуум моего существования], чего бы мне хотелось ("Счастье – это когда тебя понимают…"), но сообщает, как предполагается, лишь предметную содержательность.
6.2133 Однако, для того, чтобы осуществить полноценную предметно-содержательную коммуникацию, необходимо, чтобы другой [существо, способное воспринять мой знак как означающее] знал мое толкование этого знака (слова или другого знака, его заменяющего), но для этого я должен был бы представить ему [другому] всю мою лингвистическую картину мира [компиляции означающих, иерархическую сеть моей лингвистической картины мира], что невозможно ни технически, ни даже гипотетически, учитывая ее перманентные изменения и замкнутость в самой себе.
6.22 Таким образом, знак [слово (или другой знак, его заменяющий), означающее] оказывается неспособным выполнить ту коммуникативную функцию, к которой он мною предназначен.
6.221 Необходимо признать, что сама по себе предметно-содержательная коммуникация возникла для решения практической задачи "выживания" и "улучшения качества жизни", т. е. она имела весьма прагматические задачи, которые худо-бедно могут быть решены "законом". (Здесь не место выяснять целесообразность этой работы, возможность ее осуществления, а также ее издержки и ограничения.)
Однако, вопреки всякому здравому смыслу, задачи предметно-содержательной коммуникации как инструмента были изменены. Теперь она [предметно-содержательная коммуникация] предназначена мною для решения совсем другой задачи, а именно: для попытки преодолеть мою замкнутость в самом себе [контакт моей схемы мира и моей схемы меня, моя лингвистическая картина мира], которая по сути является содержательной замкнутостью.
6.2211 "Осознание" ("ощущение") своей содержательной замкнутости (означенное мною "инаковостью", "индивидуальностью" и т. п.) возникло у меня, с одной стороны, благодаря невозможности содержательной коммуникации, с одной стороны, и, напротив, возможности опосредованного влияния (в ситуации рефлексии) моими высказываниями [компиляциями означающих] на континуум моего существования, с другой.
6.2212 Можно сказать, что благодаря указанным обстоятельствам я стал "ощущать" себя как некий "микрокосм", что, конечно, абсолютная ерунда. Я никакой не "микрокосм", но то, что принадлежа Миру (т. е. фактически будучи Миром), является Миром себе собою.
То есть, говоря совсем грубо, но определенно: я сам [Мир] являюсь себе [Миру] собою [Миром]. И поэтому странно говорить о том, что я – это какой-то "микрокосм", ибо я – Мир, и я бы был [есть] Им, если бы не являлся Миром мне мною.
6.2213 Иными словами, благодаря рефлексии, а также моей лингвистической картине мира и моей возможности опосредованно влиять на континуум моего существования, я ошибочно принимаю себя за нечто, что, как и Мир, есть, но само по себе, как нечто "самобытное", – "микрокосм". Моя потребность [производное суждение] сообщить другому [существу, способному воспринять мой знак как означающее] свою "инаковость" ("индивидуальность") – абсурдна, поскольку совершенно бесперспективна, нелепа и вдобавок предпринимается посредством предметно-содержательной коммуникации, совсем к тому не предназначенной.
6.222 Таким образом, моя потребность [производное суждение] сообщить свой "микрокосм" другому [существу, способному воспринять мой знак как означающее], с одной стороны, и невозможность содержательной коммуникации (ни в каком ее виде), с другой, вынуждают меня искать некие "объяснения" возникающим трудностям взаимодействия с другими [существами, способными воспринимать мои знаки как означающие].
6.2221 Для решения этой "проблемы" я использую "этические категории" [мнимо-означающие], которые не имеют под собой никаких действительных означаемых [суждений, контактов моей схемы мира и моей схемы меня] и потому могут толковаться мною как угодно (ограниченные лишь разного рода условностями, контекстуальными анклавам и проч.).
(То, что я означиваю свой страх перед старшим, более опытным и властным лицом (точнее – страх боли) [исходное суждение] словом "уважение" [означающее], а свой страх быть убитым (точнее – страх боли) [исходное суждение] определяю как "этическое" – "не убий" [компиляция означающих] (и эти примеры можно продолжать), есть, на самом деле, лишь сложная игра моего континуума существования и моей лингвистической картины мира. Проблема в том, что соответствующие "этические категории" [знаки, означающие, высказывания, компиляции означающих] предполагают, что "представляют" иные означаемые [производные суждения], нежели те, которые, в действительности, были ими таким образом "представлены" [исходные суждения]. Именно это позволяет определять "этические категории" как мнимо-означающие.)
Понятно также и то, что попытки использовать "этические категории" с тем, чтобы реализовать мою потребность [производное суждение] сообщить свой "микрокосм" другому [существу, способному воспринять мой знак как означающее], не только не ведут к удовлетворению этой моей потребности (что было бы возможно в случае контакта моей схемы мира и схемы себя другого [существа, способного воспринять мой знак как означающее], что невозможно), но создают дополнительную трудность, которая ошибочно кажется мне разрешимой, хотя на деле она просто "освобождает" меня от решения первой (попытки сообщить свой "микрокосм" другому [существу, способному воспринять мой знак как означающее]), "заслоняя" ее собственной неразрешимостью.
6.2222 "Этика", таким образом, – это попытка решить проблему моей замкнутости в себе [контакты моей схемы мира и моей схемы меня, моя лингвистическая картина мира], выражающуюся в невозможности содержательной и предметно-содержательной коммуникации, через создание таких мнимо-означающих, которые создают иллюзию моего "выхода" из этой замкнутости.
Поскольку же данная "проблема" подобным образом решена быть не может, а ответственность за ее решение я взял на себя (тем, что создал эту "проблему" и принялся ее решать средствами моей лингвистической картины мира), то невозможность содержательной коммуникации (продиктованная характером моих [значение] отношений с другими вещами [значениями], явленными мне Миром, а именно – комплементарность значений моей схемы мира и моей схемы меня), а также невозможность предметно-содержательной коммуникации оказываются тем действительным проблемным эпицентром, который поддерживает всю мою бессмысленную и бесполезную работу по решению "этических проблем", распространившуюся не только на мою лингвистическую картину мира [компиляции означающих], но и на мои суждения [контакты моей схемы мира и моей схемы меня].
6.2223 "Общественная мораль" – дело невозможное из-за невозможности предметно-содержательной коммуникации, а все мои высказывания [компиляции означающих], которые я полагаю "общественными", суть – мои высказывания [компиляции означающих]. И более того, само высказывание [компиляция означающих] "общественное высказывание" – суть, полная бессмыслица, поскольку оно может принадлежать только говорящему, однако, такого говорящего, как "общество", нет и быть не может, но говорят конкретные люди, высказывания [компиляции означающих] которых, ко всему прочему, не могут быть мною правильно истолкованы.
Однако, моя лингвистическая картина мира [компиляции означающих] скрывает невозможность предметно-содержательной коммуникации, поскольку разные люди пользуются одними и теми же словами (или знаками, их заменяющими), полагая при этом, что имеют в виду [означивают] таким образом одни и те же вещи [значения].
В действительности мое "моральное поведение" – суть суждения, образованные в процессе непосредственного опыта. До тех пор пока я способен толковать высказывания [компиляции означающих], адресованные мне, в соответствии с требованиями (условностями) иерархической сети моей лингвистической картины мира, я "принимаю" эти высказывания [компиляции означающих], не отдавая себе отчета в том, правда, что я "принял" не чужие, но собственные высказывания [компиляции означающих].
С другой стороны, мне можно навязать любые высказывания [компиляции означающих], сообразуясь (прагматично "манипулируя") с моими форпостами веры. В данном случае, подобные высказывания [компиляции означающих], вследствие моей веры им [форпосты веры], способны стать моим опытом [контакты моей схемы мира и моей схемы меня], инициированным моей лингвистической картиной мира, и формировать мои производные суждения [континуум содержательности], противоречащие исходным суждениям моей схемы мира и моей схемы меня. В этом случае неизбежно возникают противоречия континуума существования (между производными и исходными суждениями [контакты моей схемы мира и моей схемы меня]), которые оказываются уже не "общественной проблемой", которую, как предполагается, должна разрешить "общественная мораль", но моей собственной. (Здесь не место разъяснять иллюзорность "общественных проблем" и то, какие действительные "проблемы" для "общества" создает решение "его" "проблем".)
"Мораль", таким образом, решает проблемы "общества" за счет его членов, а потому просто не может быть "гуманной".
(Здесь стоит, впрочем, отметить, что поскольку "общество" – образование виртуальное, то решение "проблемы", предполагаемое "моралью", столь же виртуально. Проблемы же, возникающие вследствие описанных аберраций у конкретного человека, – действительны и насущны. Прагматика в очередной раз оказалась непрагматичной.)
6.223 Таким образом, посредством предметно-содержательной коммуникации я пытаюсь сообщить другому [существу, способному воспринять мой знак как означающее] свою "инаковость" ("индивидуальность", "микрокосм"), не замечая того, что я не "микрокосм", но Мир, явленный мне мною.
6.2231 Содержательная коммуникация невозможна, а возможно лишь содержательное взаимодействие. При том, что само содержание при этом взаимодействии не "переносится" в континуум существования, схему мира другого [существа, способного воспринять мой знак как означающее], а лишь оказывает влияние, т. е. способно вызвать некие изменения в содержании другого [континуум существования], впрочем, эти изменения произойдут в соответствии с его – другого [существа, способного воспринять мой знак как означающее] – конфигурациями содержательности [континуума существования] и иерархическими сетями [лингвистическая картина мира].
6.2232 Очевидно, что я ошибочно использую знак [слово (или другой знак, его заменяющий), означающее], пытаясь осуществить содержательную коммуникацию между мной и другим [существом, способным воспринять мой знак как означающее], поскольку знак – суть, предметно-содержателен [мои компиляции означающих, мои толкования, мои реестры свернутых функций, иерархическая сеть моей лингвистической картины мира].
6.2233 И, наконец, мне нечего сообщать другому [существу, способному воспринять мой знак как означающее], что бы не было ему известно, поскольку я – Мир (а не "микрокосм"), явленный мне мною, равно как и он этот Мир, но явленный ему им, а потому – что Мир может сообщить Миру?
6.23 Знак – фикция, возведенная мною в статус означающего.
6.231 Знак [слово (или другой знак, его заменяющий)] – вещь, однако, я использую его как означающее. Я придаю знаку статус, ему не принадлежащий, таким образом, знак как таковой как знак [означающее] – суть абсолютная фикция.
6.2311 Знаком (словом или другим знаком, его заменяющим) можно означить любую вещь [значение, означаемое], он может использоваться даже для означивания мнимого (несуществующего) означаемого [мнимо-означающее].