У. Г.: Весьма необходимо. Но все эти люди, которые заведуют огромными инвестициями в лекарства и принадлежат к медицинским сообществам здесь и повсюду в мире, естественно, будут противиться этому предложению. Нам необходимо по-другому посмотреть на вещи. Нам нужно примириться с основополагающим положением, что это наше тело, результат многих тысяч лет эволюции, обладает достаточной разумностью, чтобы помочь себе выжить при любых обстоятельствах. Всё, что его интересует, это выживание и воспроизводство. Все эти культурные вложения, которые вы навязали организму, не имеют абсолютно никакой ценности для этого тела. Оно действительно не хочет ничему учиться и ничего узнавать от нас. В этой ситуации всё, что мы делаем, чтобы помочь ему жить дольше, счастливее и здоровее, лишь создаёт для него проблемы. Как долго всё это может продолжаться, я правда не знаю.
В.: Вы говорите, что все вещи, которые мы делаем, видимо, так или иначе мешают телу жить дольше, здоровее и счастливее. То есть нужно оставить тело в покое.
У. Г.: Да, оставить тело в покое. Не пугайтесь и не носитесь повсюду сломя голову. В любом случае вы никак не можете избежать смерти.
В.: Я понимаю, что Вы хотите сказать. Люди подсознательно пытаются предотвратить смерть.
У. Г.: То, что мы втискиваем людей в систему ценностей, очень нежелательная вещь. Вы всех хотите втиснуть в эту систему. Мы никогда не задаёмся вопросом, что эта система, лелеемая нами веками, может быть как раз той вещью, которая в ответе за наше несчастье.
В.: Да, возможно, это как раз то, что и порождает болезнь.
У. Г.: Болезнь и конфликт в нашей жизни. Мы на самом деле не знаем. Я хочу подчеркнуть: то, что мы называем личностью, "я", "собой", "тобой", "центром", "психикой", создано искусственно. Этого вообще не существует.
В.: Это тоже культурный феномен.
У. Г.: Да, это было искусственно создано. Мы делаем всё возможное, чтобы поддержать эту идентификацию, спим ли мы глубоко, бодрствуем или видим сны. Инструмент, который мы используем, чтобы поддерживать эту идентификацию, укрепляет её, усиливает и задаёт ей непрерывность. Постоянное использование памяти изнашивает тебя. Мы на самом деле не знаем, что такое память, но мы постоянно используем её, чтобы поддерживать эту нашу несуществующую идентификацию.
В.: Вы хотите сказать, что мы постоянно используем память, чтобы напоминать себе, что мы индивидуальны.
У. Г.: Мы на самом деле не знаем и никто ещё не предложил точного и несомненного ответа на вопрос о том, что такое память. Ты можешь сказать, что это все нейроны, но присутствует это постоянное использование памяти для поддержания идентификации.
В.: Память теперь большая проблема, потому что люди буквально теряют её.
У. Г.: Это то, что мы называем болезнью Альцгеймера; и она обещает стать судьбой человечества. Вы можете себя дурачить и говорить всем, что она вызвана использованием алюминиевой посуды и всё такое…
В.: Но почему Вы говорите, что это судьба человечества?
У. Г.: Потому что она [память] потребляет потрясающее количество энергии.
В.: Каждый человек постоянно пользуется памятью.
У. Г.: В определённой мере использование памяти абсолютно необходимо; но, используя её, чтобы жить "вечно", быть в форме и быть здоровее, мы создаём трудности.
В.: Но ты должен помнить, что надо идти домой, и для этого тебе приходится пользоваться памятью.
У. Г.: Это составляющая живого организма. Это есть изначально. У животных такая память.
В.: Правильно, животное знает, как вернуться домой. Но это не та память, о которой Вы говорите.
У. Г.: Нет. Это та [память, которая поддерживает нашу идентификацию], что отвечает за наше превращение в невротичных индивидуумов. Постоянное её использование приведёт человечество к трагедии. Из-за этого злоупотребления нам не хватает энергии на решение жизненных задач. Она расходует огромное количество энергии. Но тут отсутствуют строгие правила, до такой степени, что любой может предложить нам способы и средства освобождения от этой опасности, с которой всем нам вскоре предстоит столкнуться.
В.: Итак, Вы утверждаете в некотором смысле, что память похожа на мускул, который изнашивается. Она изнашивается от постоянного использования.
У. Г.: Да. Я считаю, что в нервной системе есть какое-то неврологическое нарушение.
В.: В виде недовольства, что нам приходится запоминать слишком много цифр или хранить слишком много информации?
У. Г.: Теперь благодаря компьютерам мы можем пользоваться памятью всё меньше.
В.: Вы так думаете? Но компьютеры как будто ещё больше усложнили проблемы. Они на самом деле не помогли людям.
У. Г.: Я думаю, помогли. У меня есть электронный словарь, он очень полезен. Были времена, когда нас заставляли запоминать словари, тезаурус по санскриту и всё такое. Но теперь в этом нет необходимости. Ты просто нажимаешь на кнопку, машина говорит: "Идёт поиск", и вскоре она выдаёт тебе значение слова, а также его корневое значение и написание. Намного легче использовать такие машины, чем запоминать всю эту информацию. Наше использование памяти [в этих целях] очень скоро перестанет быть необходимостью.
В.: Что ж, если это возможно, то мы, конечно, освободились бы от многих проблем.
У. Г.: Очень скоро ты останешься без работы!
В.: Это будет прекрасно…
У. Г.: …Потому что компьютер будет анализировать все твои симптомы и говорить тебе, что делать. Роботы заменят хирургов и будут проводить операции.
Советую тебе заработать достаточно денег и выйти на пенсию, прежде чем это случится. [Смех]
В.: Вы говорили, что следует совершенно по-другому взглянуть на тело. Тут пытаются разобраться с шишковидной железой.
У. Г.: В Индии её называют аджна-чакра. Но не будем использовать санскритские слова.
В.: Двадцать лет назад в Америке говорили, что эта железа бесполезна. Теперь полагают, что она, как ни странно, создаёт…
У. Г.: Им нужно пересмотреть все свои мнения и идеи об этих железах. Из-за постоянного использования памяти, которая есть мысль, для поддержания идентификации, многие из этих желёз, которые очень важны для функционирования живого организма, остаются спящими, инертными и неактивными. Некоторые люди, интересующиеся религиозными вещами, пытаются активизировать их и чувствуют некоторый прогресс в этом. Но если вы пытаетесь активировать любую из них какими-то техниками, которые импортируются из стран типа Индии, это может быть опасно. Они [эти техники] могут расстроить нервную систему в целом. Вместо того чтобы помочь людям, они могут лишь вызвать "кайф". Опасность игры с этими железами в том, что мы можем натворить больше проблем для тела, вместо того чтобы помочь ему функционировать нормально, здраво и разумно. Есть такая опасность.
В.: Это [попытки активировать эти железы] может каким-то образом создать целую серию проблем.
У. Г.: Да. Возьмём, к примеру, гипофиз. Говорят (сам я не знаю), что он отвечает за рост тела. Воздействуя на эту железу или активизируя её, ты можешь стать выше.
В.: Точно, ты получаешь гормоны роста.
У. Г.: Да, гормоны роста. Такими вещами хорошо забавляться учёным, общество щедро вознаградит их. Но мы не знаем, поможет ли это нам. Эти вещи недостаточно исследованы, и может оказаться очень опасным бросаться в экспериментирование с ними.
В.: Что Вы думаете о шишковидной железе?
У. Г.: Это самая важная железа. Вот почему на санскрите она называется аджна-чакра.
В.: Мысль травмирует её, и при этом, исследуя железу, они пользуются мыслью.
У. Г.: Да. У них ничего не выйдет. Вероятно, её будут использовать в лечебных целях или…
В.: Но то, чем занимается большинство людей, на самом деле травмирует их шишковидную железу.
У. Г.: Да. Если она активизируется естественным путём, она вступит во владение и будет распоряжаться функционированием этого тела без постоянного вмешательства мысли.
В.: То есть мы снова возвращаемся к тому, что мысль сама по себе оказывается врагом, незваным гостем, который вмешивается не в свои дела.
У. Г.: Это наш враг. Мысль - это оградительный механизм. Она заинтересована в том, чтобы защищать саму себя за счёт живого организма.
В.: Вы хотите сказать, что именно мысль - причина человеческих неприятностей.
У. Г.: Именно мысль создаёт все наши проблемы, и она не тот инструмент, который может помочь нам решить их, созданные ей самой.
Нас держит вместе страх, а не любовь
В.: После размышлений над некоторыми вещами, которые Вы высказали, у меня возникли вопросы, которые я бы хотел, если позволите, обсудить с Вами в ближайшие несколько дней.
У. Г.: Да, сэр.
В.: Вы говорите о состоянии, которое совершенно естественно для человека. Я хочу узнать, можно ли добиться этого состояния усилием - если его вообще можно добиться - или это лишь дело случая?
У. Г.: Когда я использую термин "естественное состояние", это не синоним таким понятиям, как "просветление", "свобода" или "богореализация" и т. д. Совсем нет. Когда вся совокупность знания и опыта человечества ослабляет свою мёртвую хватку, теряет власть над телом - физическим организмом - тогда тело может функционировать своим собственным, гармоничным образом. Твоё естественное состояние - это биологическое, неврологическое и физическое состояние.
В.: Тогда, я полагаю, Вы согласны с современной наукой в том, что гены контролируют наше поведение и судьбу.
У. Г.: Я не могу заявить ничего определённого по поводу роли, которую гены играют в эволюционном процессе, но на данный момент представляется, что Дарвин хотя бы частично ошибался, настаивая на том, что приобретённые характеристики не могут передаваться с генами. Я думаю, что они всё же передаются каким-то путём. Я недостаточно компетентен, чтобы утверждать, играют ли гены какую-то роль в этом переносе.
В любом случае проблема заложена в нашей психике. Мы функционируем в мыслесфере, а не в нашей биологии. Разделяющая мыслеструктура, которая представляет собой совокупность человеческих мыслей, чувств, переживаний и т. д. - то, что мы называем психикой, или душой, или "я", - вносит разлад. Она в ответе за наши страдания; она продолжает постоянную борьбу. Этот незваный гость, мыслесфера, создала всю вашу систему ценностей. Тело нисколько не интересуют ценности, не говоря уже о системе ценностей. Его заботит лишь разумное выживание в моменте, и ничто другое. Духовные "ценности" не несут для него никакого смысла. Когда некое чудо или случай освобождает тебя от хватки мысли и культуры, ты остаёшься лишь с естественными функциями тела и ничем другим. Тогда оно функционирует без вмешательства мысли. К сожалению, слуга, коим является мыслеструктура, завладел домом. Но он не может контролировать хозяйство и управлять им. Так что его необходимо выгнать. Вот в каком смысле я использую термин "естественное состояние", без какого-либо подтекста относительно духовности или просветления.
В.: Будучи учёным, я могу позволить себе интересоваться только такими вещами, которые я могу прогнозировать и контролировать с помощью экспериментов. Я должен быть в состоянии повторить результаты другого учёного; если же нет, я должен, во имя безупречности науки, отвергнуть то, что он говорит и его так называемые доказательства. Итак, мне хочется спросить, может ли кто-то продемонстрировать мне это состояние, можно ли его воспроизвести.
У. Г.: Я как раз против этого. Природа не использует моделей. Как не бывает двух одинаковых листьев, так нет и двух одинаковых людей. Я понимаю твою проблему. Ты не первый учёный, который приходит сюда, требуя "научных доказательств" и задавая мне вопросы типа "Почему мы не можем подвергнуть проверке заявления, которые ты делаешь?" Во-первых, я ничего не продаю. Во-вторых, и ты, и они заинтересованы в том, чтобы использовать это естественное состояние в своих ошибочных попытках изменить или "спасти" человечество. Я говорю, что нет необходимости в изменениях, и точка. Ваше испорченное общество вложило в вас это понятие изменений, что якобы ты такой-то, а должен быть таким-то. Всё, что убеждает тебя быть не тем, кем ты на самом деле являешься, как раз и водит вокруг пальца тебя и весь мир. Я каким-то образом наткнулся на это естественное состояние сам по себе, и я ни при каких обстоятельствах не могу передать его другим. Оно ни для кого не представляет ни общественной, ни политической, ни коммерческой, ни трансформирующей ценности. Я не толкаю речи с трибун, требуя, чтобы вы изменили мир. При сложившихся обстоятельствах вы и мир - а это совсем не две разные вещи - не можете быть другими. Все эти попытки со стороны человека изменить себя идут абсолютно вразрез с тем, как действует природа. Вот почему мне это не интересно. Извини! Либо да, либо нет. Тебе решать. Меня ничуть не интересует, превозносишь ты меня или оскорбляешь. Это твоё дело. Я совершенно не вписываюсь в картину [научного исследования]. Я говорю об этом лишь в ответ на твои вопросы. Ты бросаешь мяч, и он отскакивает. Я не испытываю стремления высказываться перед тобой или кем-то ещё.
В.: Хотя Вы не говорите о проектировании совершенной культуры или совершенного общества, как это делает Б. Ф. Скиннер в его книге "За пределами свободы и достоинства", вы, по-видимому, тоже подчёркиваете важную роль культуры в определении судьбы человечества…
У. Г.: А я говорил такое в своей книге? Я даже не знаю, что там в этой книге… Культура - это способ жизни и способ мышления народа. Для меня культура заключается в том, как мы развлекаемся, как мы рассуждаем о реальности, чем мы интересуемся, какое у нас искусство и т. д. Восточная культура или западная, по своей сути это одно и то же. Я не вижу большой разницы между ними, кроме акцента, подобно тому, как мы говорим по-английски с разными акцентами. Все люди совершенно одинаковы, будь они русские, американцы или индийцы. Происходящее в голове вон того человека, который идёт по улице, не отличается от того, что творится в голове человека, идущего по улице в Нью-Йорке. По сути это одно и то же. У него может быть другая цель. Но инструмент, который он использует для достижения своей цели, точно такой же, а именно - стремление стать другим, чем он есть.
Мне не интересно кому бы то ни было помогать… Всё зашло слишком далеко. Взять хотя бы один пример, если всё более и более изощрённые технологии генной инженерии будут монополизированы государством, мы попались. Та малая степень свободы, что пока открыта человечеству, попадёт под контроль государства, и государство сможет безнаказанно создавать селекционных людей, любого типа, какие только ему понадобятся. Всё это весьма вероятно. Человечество будет роботизировано в масштабах, о которых и не мечталось раньше. Что можно сделать, чтобы предотвратить эту катастрофу? Да ничего. Уже слишком поздно. Можешь назвать меня скептиком, циником, ещё кем-то, но это суровый реализм. Твоё право думать, как тебе угодно, но я не вижу никакого выхода, пока человек остаётся таким, а он почти наверняка таким и останется. Я не представляю, как мы можем повернуть вспять этот процесс.
Этот кризис наступил вовсе не внезапно. Он нарастал в течение долгого времени, с того самого дня, как человек почувствовал самосознание в себе и решил, что мир был создан для того, чтобы он владел и правил им. В тот день он заложил основу для тотального разрушения всего, что природа создавала и выстраивала многими тысячелетиями.
В.: Но за изменениями природы как будто стоит какой-то план или замысел, Вам не кажется?
У. Г.: Я не вижу совершенно никакого плана или замысла! Есть процесс - я бы не стал непременно называть его эволюцией - но когда он затихает, за этим следует революция. Природа пытается собрать что-нибудь и начинает всё заново, лишь для того, чтобы творить. Это единственное настоящее творчество. Природа не использует моделей или прецедентов и, таким образом, не имеет ничего общего с искусством как таковым.
Художники находят утешительным думать, что они творцы: "творческий подход", "творческие идеи", "творческая политика". Это бессмыслица. В них нет ничего по-настоящему творческого в смысле создания чего-то оригинального, нового или свободного. Художники подбирают кусочки там и сям, складывают их вместе и думают, что они создали нечто бесподобное. Они используют то, что уже есть; их работа состоит в имитации. Только они недостаточно порядочны, чтобы признать это. Все они имитируют что-то, уже существующее. Имитация и стиль - вот и вся наша "креативность". У каждого из нас свой собственный стиль, в соответствии с тем, в какую школу мы ходили, какой язык учили, какие книги прочли и какие экзамены сдали. И в рамках этого, опять же, у каждого из нас есть свой собственный стиль. Усовершенствование стиля и техники - вот и всё, что играет здесь роль.
В.: И всё же мы должны признать, что некоторые художники создают нечто прекрасное и сильное…
У. Г.: Обрамление умом того, что существует, - вот что вы называете красотой. Красота - это рамка. Рамка создаёт вывод, мысль, которую она потом называет красотой. Иначе красоты просто не существует. Красота не в объекте. Но она и не во взгляде смотрящего. Утверждать, как Упанишады, что красота - в абсолютном отсутствии "я", это же полный бред! Фиксирование и обрамление, которые совершает для нас мысль, - вот то, что мы называем красотой. Может быть, я ухожу от темы…
В.: Нет, нет, Вы очень мне помогаете. То, что Вы говорите, очень полезно для меня. Я интегрирую Ваши утверждения внутри себя по мере того, как мы продвигаемся… Не думайте, что то, что Вы говорите, бесполезно.