Очень сложно ответить на вопрос, который ты задаёшь, потому что на него нет ответа. "Как" должно уйти - это единственный способ. "Как" должно уйти, потому что "как" подразумевает, что есть некий способ, некий метод, техника, будто есть нечто, что ты можешь сделать, чтобы вызвать это тотальное изменение твоей химии, эту алхимию. Но любой подобный метод побеждает свою цель. Когда ты оказываешься в ситуации, где невозможно найти ответ на этот вопрос, в этот момент может что-то произойти, в этот момент пусковой аппарат, который здесь есть, помогает запустить всё это. Когда вопрос "Как?", освобождённый от желания понять или вызвать изменение, остаётся там… То, что ты видишь, это мысль, а мысль - это в итоге вибрация. Она имеет встроенную атомную структуру: в этой мысли вкраплён атом. И когда эта мысль не может двигаться, когда она не может сделать никакого движения в каком-либо направлении, тогда с этой мыслью что-то должно произойти.
Есть только одна мысль: "Как?" Этот организм заинтересован в одном вопросе: "Как отбросить всё это рабство, как избавиться от удушающего влияния культуры?" Это единственный вопрос, который есть у этого организма - не в виде слова, не в виде мысли, - весь человеческий организм является этим вопросом. Не знаю, понятно ли я выражаюсь. Это тот вопрос, который бьётся, пульсирует в каждой клетке, в самом мозге костей, пытаясь освободиться из этой мёртвой хватки. Это один вопрос, одна мысль. Это спаситель. Этот вопрос обнаруживает, что он не может найти ответ, что этот вопрос ничего не может сделать, и тогда он взрывается. Когда ему некуда двигаться, нет пространства, происходит "взрыв". Этот "взрыв" сродни ядерному взрыву. Он разбивает беспрерывность мысли.
На самом деле беспрерывности мысли не существует, так как мысли - это разорванные, изолированные вещи; но что-то их связывает. То, что вы называете "своим я", или "центром", иллюзорно. Я могу сказать, что оно иллюзорно, потому что именно знание, которое у вас есть о "своём я", создаёт "я", когда вы смотрите на себя. Так что все разговоры о "самопознании" или "знании своего я" не имеют для меня никакого смысла. Это всё находится в рамках знания. Оно само себя водит за хвост.
Так вот, эта беспрерывность заканчивается, и мысль попадает в свой естественный ритм. Тогда она не может связываться. Связь прерывается, и как только она прервалась, с ней покончено. Тогда мысль взрывается не однажды; каждый раз, когда возникает мысль, она взрывается. Это как ядерный взрыв, понимаешь, и он потрясает всё тело. Это нелегко; это конец человека - такое потрясение взрывает каждую клетку, каждый нерв твоего тела. Я тогда прошёл через ужасную физическую пытку. Не то чтобы ты испытывал этот "взрыв"; ты не можешь испытать "взрыв", но его последствия, "осадки", это то, что меняет всю химию тела. Тогда мысль больше не может связываться: постоянная потребность испытывать что-то прекращается.
В.: Есть ли кто-то или что-то, наблюдающее этот процесс?
Ю.: Этот кто-то, эта искусственная, иллюзорная идентичность разрушена. Тогда, понимаешь, и даже сейчас, тут нет никого, испытывающего чувства, думающего мысли, говорящего речи; это чистый и простой компьютер, функционирующий автоматически. Компьютер не интересуют ни твои вопросы, ни мои вопросы. Компьютер не интересуют попытки понять, как этот механизм работает, так что все эти вопросы, которые мы имеем в результате нашего логического и рационального мышления, больше не действительны; они потеряли свою значимость.
Итак, механизм работает автоматически, но с удивительной разумностью. Он знает, что хорошо для него. Не называйте это "божественным"; есть удивительная, чрезвычайная разумность, которая руководит механизмом человеческого тела, и она заинтересована в защите. Всё, что она делает, она делает для защиты его выживания - это всё, что её интересует.
Тогда очень важными становятся чувства: они начинают функционировать на своей пиковой мощности, без вмешательства мысли, кроме как когда возникает необходимость в мысли. Здесь я должен прояснить: мысль не возникает самопроизвольно; она всегда приходит в действие по запросу. Это зависит от потребностей ситуации: есть ситуация, в которой необходима мысль, и она появляется; а иначе её нет. Это как ручка, которой ты пользуешься, - ты можешь написать ею прекрасный стих или подделать чек, или ещё что-то сделать - она есть, когда в ней есть потребность. Мысль нужна только для целей общения, иначе же она совершенно бесполезна. Тогда тобой руководят твои чувства, а не мысль, как прежде. Так что вся эта болтовня о контролировании чувств - это абсурд, полная чепуха. У чувств есть встроенный механизм контроля; это не что-то такое, что нужно приобретать. Вся эта болтовня о Яме-Нияме (контроле чувств) и тому подобном - чепуха; у них есть собственный механизм самоконтроля. Ты можешь пытаться контролировать, скажем, чувство вкуса, но тут (в этом состоянии) тебе не нужно дисциплинировать себя или контролировать себя. Этим физическим организмом, или человеческим организмом, или назови его как угодно, руководит только сенсорная деятельность, а совсем не мышление, не ум.
В.: Как ординарный человек…
Ю.: Говорю тебе, ты не ординарный человек; ты экстраординарный человек. (смех) Нет никого другого, такого как ты. Ты "один без второго", о котором говорили Упанишады. Это происходит не оттого, что ты что-то делаешь или не делаешь. Вот почему я употребляю слово "беспричинное" - у этого нет причины. Структуры, которая заинтересована в установлении причинных отношений, больше не существует. Единственное, что осталось для него, это выживание. А выживание ограничено: у него есть свой собственный заряд движения, и когда он заканчивается, то всё. Оно не может воспроизвести ещё одного, физиологически или ещё как-то - вот почему я говорю, что это законченный продукт человеческой эволюции. Нет нужды воспроизводить другого, будь то цветок или другой человек, - вот почему вся химия твоего тела изменяется. Меняются гормоны, и ты больше не мужчина и не женщина. Такой человек совершенно бесполезен для этого общества, и он не может создать другое общество. (смех)
"Совершенствование" - это дурацкая мысль. Речь или игра на музыкальном инструменте может совершенствоваться, но я не об этом. Годы и годы практики ты тратишь на то, чтобы стать совершенным человеком, но это нечто такое, что нельзя усовершенствовать. Нет никакой гарантии, нет ответа на то, как это случается. Это единственная вещь, которую невозможно воспроизвести. Перед нами поставили идеал совершенного человека, и это повернуло всё на ложный путь. Совершенный человек вообще не существует. Человек, в котором, или для которого, произошла мутация (если вам нравится это слово), вовсе не совершенный человек; ему присущи всяческие странности, чудаковатости, глупости и нелепости, которые не ассоциируются с совершенным человеком - это не имеет никакого отношения к нему. Он не становится сверхгением - он не изобретёт завтра нечто экстраординарное и не заселит человечеством все планеты - ничего подобного! Ограничения остаются ограничениями - это наследственное.
Я больше не подвергаю свои действия вопросам, ни до, ни после их совершения. Моральный вопрос: "Я должен был действовать так-то; мне не следовало действовать так-то. Лучше бы я этого не говорил" - ничего этого для меня нет. У меня не возникает сожалений или извинений; всё, что я делаю, происходит автоматически. В определённой ситуации я не способен действовать как-то по-другому. Мне не нужно давать рационалистических объяснений, думать логически - ничего - это одно-единственное действие в этой конкретной ситуации. В другой раз и действие будет другим.
Для тебя это может быть практически такая же ситуация; но не для меня, потому что есть неизвестный фактор, новый фактор, и моё действие будет другим. Тебе это может показаться несообразностью или противоречием. Я не могу действовать как-то иначе - между двумя действиями нет связи.
Это физическое, а не психологическое - я не помню ничего; что ни происходит в тот определённый момент - нет реакции, а только отклик. Но ты всё время реагируешь - присутствует суждение "за" или "против": "Это правильно, это неправильно". Отклик, о котором я говорю, это физический отклик на ситуацию. Я всё время функционирую на физическом плане. Я ни о чём не думаю, когда вижу тебя; мои глаза сфокусированы на тебе. Если я повернусь в эту сторону, ты сотрёшься; там есть дверная ручка, а не ты; ты для меня закончился, даже в уме. (Ума нет.) Если необходимо, оно вспоминается - если ты задаёшь вопросы. Реакция - это размышление об этом: "Правильно", "Неправильно", "Хорошо", "Плохо". Отклик - это когда ты просто смотришь без вмешательства мысли. Отклик - физический, а реакция - ментальная. Ты всё время реагируешь; ты не откликаешься физически на происходящие вещи.
В.: Если бы кто-то попытался ударить вас, вы были бы готовы?
Ю.: Это гипотетическая ситуация. Возможно, я ударил бы его в ответ, я не знаю. Я не проповедую ненасилие. Вероятно. Я не знаю, понимаешь. Проблемы в том, что ты хочешь быть подготовленным к каждой ситуации.
В.: Если бы кто-то ударил вас, вы бы ощутили страх?
Ю.: Есть такая вещь, как физический страх, - этот страх необходим для защиты человеческого организма - он очень важен. Физический организм знает, что делать в определённой ситуации, и тебе не обязательно думать об этом. Нет никакой подготовки. Если появляется змея, ты отступаешь назад. Вот и всё; ты не думаешь об этом. Физиологическая защита - это всё, что интересует физический организм; и ничего больше.
Структура, которая всегда размышляет о каждой возможной ситуации, как быть подготовленным к любого рода ситуациям, которые могут возникнуть в ходе твоей жизни, это штука бессмысленная, потому что каждая ситуация отличается от другой.
Жизнь ведёт тебя. Я не хочу употреблять слово "жизнь", потому что оно всё мистифицирует. Этот организм заинтересован в том, чтобы защищать себя, и он знает, как выжить. Когда я иду на прогулку, я говорю друзьям: "Пожалуйста, ради бога, смотрите; не думайте!" Тебе не нужно думать. Просто используй свои глаза и уши, и они направят тебя.
Зрение становится необычайно ясным, механизм слуха становится чрезвычайно чувствительным, вот и всё; это не ясность мысли. Теперь у них появилось то, что называют "сенсорной недостаточностью". Они пытаются достигнуть противоположного. Чувства здесь не лишены своей активности; у них праздник: они отправляются куда хотят и думают что хотят, всё что приходит. Как воды реки Ганги: с берегов вы сбрасываете наполовину сожжённые тела, мерзкие нечистоты, всё грязное; пять минут спустя она кристально чистая. То же самое с мыслью: нет "хорошей" мысли, нет "плохой" мысли, нет "чувственной" мысли, нет "духовной" мысли; все мысли одинаковы.
Ты можешь спросить: "Как у такого человека могут быть чувственные мысли?" Он ничего не может сделать, чтобы подавить эту мысль или дать этой мысли простор для действия. Это реальность, факт. Иногда ко мне из ниоткуда вдруг приходит чувственное воспоминание о занятии любовью с моей женой. Но когда эти мысли пытаются укорениться там, всё в тебе сжимается - тебе не нужно ничего делать. Мысли не могут там оставаться - нет продолжения, нет надстройки - ты знаешь, что это, и на этом всё заканчивается - всплывает что-то другое. Но у вас этим не заканчивается; ты говоришь: "Как у меня могут быть эти чувственные мысли?" Ты думаешь, что ты не свободен, если у тебя возникают чувственные мысли; но если их нет у тебя, можешь быть уверен, что ты не живой человек. Будь то святой или грешник, он должен откликаться на каждый стимул. Нет никакой сублимации - всё это полная чушь. Святые врут - это чепуха, вздор - не верьте всему этому. Какой толк осуждать себя, говорить себе, что ты грешник? Что за ерунду ты говоришь! Ты должен откликаться - если есть женщина, должен быть физический отклик - а иначе ты труп.
Но здесь нет продолжения, нет надстройки; всплывает что-то другое. Мысли приходят и уходят; они повторяются - это так смешно.
Не то чтобы я наблюдал за этим, как кто-то, желающий повеселиться. Чаще всего ты даже не знаешь, что они там. Они там не могут оставаться; они движутся. Когда ты признаёшь, что есть проблема, прекрасно, она не может там долго оставаться; её выталкивает следующая мысль. Тебе ничего не приходится делать; ещё до того, как ты осознал, что происходит, её уже нет. Когда ты пытаешься посмотреть на неё, её нет; то, на что ты смотришь, полностью отличается от того, что там было раньше. Это не проблемы; они становятся проблемами, только когда ты сидишь в углу, пытаясь медитировать и контролировать все свои мысли. Мысли бьют ключом внутри тебя. Как ты можешь контролировать это? У тебя нет контроля над этим. Ты не можешь контролировать это. Всё это тщетное занятие. Тебе ничего не нужно делать.
Этот человек - не скала; на него воздействует всё, что здесь происходит. И он не беспокоится о том, чтобы создать броню. Религиозный человек возвёл вокруг себя броню. Здесь же совокупный процесс прекратился: единственное действие - физическое; только на этом уровне. Чувства скачут, как дикие лошади - их никто не контролирует - они бегут туда, сюда, куда угодно, как того требует ситуация. Это действие есть движение жизни, настоящее движение жизни, и у него нет направления. Если ты признаёшь эту беспомощность, проблема решена - вот почему я говорю, что для тебя нет свободы действия. Я говорю не о фаталистической философии; но о предотвращении вмешательства прошлого в настоящее и окрашивания его.
Все эти разговоры об урдхварате (сублимации сексуальной энергии) - ахинея. Я делаю такие экспрессивные заявления, потому что я с этим раньше экспериментировал и знаю, что это такое.
Консервируя сексуальную энергию, ты себя никоим образом не улучшишь. Это слишком глупо и абсурдно. Почему они придали этому такое значение? Воздержание, трезвенность, безбрачие - всё это не поможет поместить тебя в это состояние (смеётся), в этой ситуации. Ты можешь сегодня заниматься сексом, а завтра с тобой случится это - и оно может случиться даже посредством секса. Если там есть момент, когда нет никого, кто испытывал бы что-то, это момент, когда оно может случиться. Это не обязательно должна быть лекция религиозного деятеля; падение листа, мычание коровы, ржание лошади, или что угодно, может сработать - потому что, если ты ничего не переводишь, оно об этом позаботится.
Нет такой вещи, как сублимация, ничего там не поднимается; оно только выходит наружу - но эти святые ни за что этого не признают. Будь они достаточно честны, они бы знали, что говорят. Ну, вот так.
К сожалению, секс отделяют от других видов деятельности. Почему? - меня это всегда удивляло. Он един; его нельзя отделить. Почему его поставили на другой уровень? Именно это и создало проблему, не только здесь, но и в западных странах. Христианство их тоже разделило, возможно, по причинам безопасности или собственности, но сейчас у нас есть способы освободиться от этих вещей - в те времена это было не так легко.
В.: Есть замечательный термин, "невротический разрыв".
Ю.: Религия ответственна за это - она всё это создала. Сомнения по поводу наших действий - вот настоящая моральная проблема. У нас сейчас должны быть новые моральные кодексы поведения - это необходимо, иначе мы не сможем функционировать. В этом сейчас трудность. Люди, по крайней мере на Западе, нащупывают новые правила. Старые правила поведения устарели, это анахронизмы, им конец. Кого волнует секс? Секс теперь настолько прост, и все о нём говорят. Одно из самых эпохальных открытий нашего времени - это противозачаточные таблетки - они всё изменили.
Могу я задать тебе вопрос? Что такое нормальный человек, по-твоему? Есть ли такой? Вы, конечно, разделили людей, и у вас есть определённые психологические или философские нормы… Или здоровый человек? Что такое здоровье? Я иногда задаюсь вопросом, кто нормальный человек? И у меня нет ответа.
В.: "Норма" устанавливается в каждом обществе. Обычный человек хочет быть всегда с другими, а не один, и поэтому он как-то приспосабливается - у меня есть только такое определение.
Ю.: Даже такой человек - "необычный" человек, как противоположность твоему "обычному" человеку - должен жить здесь, в этом обществе; он не может сбежать и жить в пещере, медитируя. Он не в конфликте с этим обществом; он принимает реальность мира, хотя он так нереален, и функционирует в мире, принимая реальность, принятую всеми. Это очень важно: я не могу сидеть в пещере и медитировать на Брахмана и повторять себе "Я Брахман"; это - единственная реальность для такого человека, и другой реальности нет. "Абсолютная реальность" - это вздор и чепуха, её не существует, это миф; единственная реальность здесь. Какая ещё есть реальность? Пока ты чувствуешь чувствами общества, ты часть общества. Поскольку у тебя нет своих собственных мыслей, своих переживаний, или своих чувств, ты не можешь убежать из этого общества. Ты не отделён от общества; ты и есть это общество. В том, что я говорю, нет социального или религиозного содержания.
В.: Могу я вернуть вам этот вопрос? Что такое, по-вашему, нормальный человек?
Ю.: Для меня нет такого понятия, как нормальный человек. Когда я смотрю на так называемых душевнобольных, я сомневаюсь, они ли больны, или те, кто их лечит. Я на днях рассказывал анекдот. Один парень в психушке говорит: "Я Иисус Христос". Его друг, сосед по палате, говорит: "Я знаю, что ты не он". "Откуда, чёрт возьми, ты знаешь?" - говорит первый парень. Другой отвечает: "Я Вечный Отец. Я тебя создал. Я бы тебя узнал". (смех) Так же и здесь, когда я вижу всех этих людей, которые сидят тут и говорят: "Ахам Брахмасми" (я есть Брахман). Что за чушь? Но я ничего не имею против.
В.: Вы бы не задали такой вопрос о себе: "Нормальный ли я?"
Ю.: Нет, я не спрашиваю. Иногда единственное, что я читаю, - это журнал "Таймс" - видишь, я читаю всю эту ерунду. Почему я его читаю? Я живу в этом мире, и я бы хотел знать, что происходит в этом мире. Почему бы нет? Все остальные книги говорят мне, как улучшить себя, как изменить себя, как быть там-то, как быть тем-то. Я не хочу быть чем-то другим, кем я не являюсь, поэтому меня не интересуют все эти книги. Некоторые люди спрашивают, почему я читаю криминальное чтиво. Потому что там много действия. Если я иду смотреть фильм, я смотрю фильмы про ковбоев. Понимаете, там много действия. Если я смотрю телевизор, я смотрю только рекламу.
В.: На вас влияет то, что вы смотрите?
Ю.: Это также влияет на тебя каким-то образом - ты часть этого мира - он влияет на тебя. Ты не вовлечён, но ты затронут. Есть разница между тем, чтобы вовлекаться и позволять себе быть затронутым. Все окна открыты: не важно, то или это, может прийти что угодно.