Я не хотел видеть никаких святых людей. Если ты видел одного, ты видел их всех. Я никогда не выискивал таких людей, не сидел у ног мастеров, учась чему-то; потому что каждый говорит тебе: "Делай больше и больше одного и то же, и ты получишь это". Всё, что я получал, так это больше и больше опытов, и потом эти опыты требовали постоянства - а постоянства не существует. Так что "Все праведники - обманщики, они говорят мне только то, что есть в книгах. Это я могу прочитать - "Делай то же самое снова и снова" - этого я не хочу. Не хочу опытов. Они пытаются поделиться со мной своим опытом. Меня не интересует опыт. Что касается опыта, то для меня нет разницы между религиозным и сексуальным опытом или каким-то другим; религиозный опыт сродни любому другому.
Меня не интересует переживание Брахмана, не интересует переживание реальности; не интересует переживание истины. Они, возможно, могут помочь другим, но мне они не способны помочь. Мне не интересно снова и снова делать одно и то же; хватает того, что я уже сделал. В школе, если тебе нужно решить математическую задачу, ты повторяешь это вновь и вновь - ты решаешь математическую задачу и обнаруживаешь, что ответ заключается в самой задаче. Так какого чёрта ты делаешь, пытаясь решить проблему? Легче сначала найти ответ, вместо того чтобы проходить через всё это".
Итак, нехотя и сомневаясь, я отправился к Рамане Махарши. Тот парень потащил меня. Он сказал: "Тотчас езжай туда. С тобой произойдёт нечто". Он говорил об этом, дал мне книгу "Поиски в скрытой Индии" Поля Брантона, и я прочитал главу об этом человеке - "Ладно, я не против, пойду и посмотрю". Этот человек сидел там. Только от одного его присутствия я почувствовал: "Что?! Этот человек - как он может помочь мне? Этот парень, который читает комиксы, шинкует овощи, играет с тем, другим, третьим - как может этот человек помочь мне? Он не может помочь мне". И всё-таки я сел там. Ничего не произошло; я смотрел на него, а он смотрел на меня. "В его присутствии ты чувствуешь тишину, твои вопросы исчезают, его взгляд меняет тебя" - всё это осталось сказкой, выдумкой для меня. Я сидел там. Внутри было множество вопросов, глупых вопросов и вот: "Вопросы не исчезли. Я сижу тут уже два часа, а вопросы всё также здесь. Ладно, задам ему несколько вопросов" - потому что тогда я очень сильно желал мокши. Идея мокши была привнесена моим духовным окружением и я хотел её. "Вас считают освободившимся человеком" - этого я не сказал. "Вы можете дать мне то, что есть у вас?" - я задал ему этот вопрос, но он не ответил, и спустя какое-то время я повторил вопрос: "Я спрашиваю: "То, что есть у вас, можете вы дать мне это?"" Он сказал: "Я могу дать, но можешь ли ты взять это?" Боже! Впервые этот парень говорит, что у него есть нечто, и что я не могу взять это. Никто до этого не говорил: "Я могу дать тебе", а этот человек сказал: "Я могу дать, но можешь ли ты взять это?" Тогда я сказал себе: "Если есть в этом мире кто-то, способный взять это, так это я, ведь я проделал так много садханы, семь лет садханы. Он может думать, что я не могу взять это, но я могу. Если я не могу, то кто может?" Такой у меня тогда был настрой - знаете, (смеётся) я был так уверен в себе.
Я не остался у него, я не прочёл ни одну из его книг, я задал ему ещё несколько вопросов: "Может ли человек когда-то быть свободным, а когда-то нет?" Он сказал: "Ты либо свободен, либо вообще не свободен". Был ещё какой-то вопрос, я его не помню. Он ответил очень странным образом: "Нет ступеней, ведущих тебя туда". Но я проигнорировал всё это. Эти вопросы не имели для меня никакого значения - ответы меня ничуть не интересовали.
Но этот вопрос "Можешь ли ты взять это?"… "Как он самонадеян!" - вот что я почувствовал. "Почему я не могу взять это, что бы это ни было такое? Что это такое, что есть у него?" - таков был мой вопрос, естественный вопрос. И вот сложился вопрос: "Что это за состояние, в котором были все эти люди - Будда, Иисус и вся эта компания? Рамана находится в этом состоянии - так считают, я не знаю - но этот малый такой же, как я, тоже человек. Чем он отличается от меня? То, что говорят другие, или то, что говорит он, для меня не важно; любой может делать то, что делает он. Что это? Он не может слишком сильно от меня отличаться. Его тоже произвели на свет родители. У него есть свои особые идеи по поводу всего этого. Некоторые люди говорят, что с ним что-то произошло, но чем он отличается от меня? Что там такое: что это за состояние? - это был мой главный вопрос, основной вопрос - он не оставлял меня. Я должен сам выяснить, что это за состояние. Никто не может дать это состояние; я тут сам за себя. Мне придётся отправиться в это неизведанное море без компаса, без лодки, даже без плота. Я сам выясню, что это за состояние, в котором находится этот человек". Я очень хотел этого, иначе я не отдал бы всю свою жизнь на это.
В.: Это "дать-взять" - я не понимаю.
Ю.: Я не могу сказать, что он имел в виду, когда говорил: "Я могу дать, но можешь ли ты взять это?", но это в какой-то мере помогло мне сформулировать мой собственный вопрос. Понимаешь, если бы кто-то сейчас задал мне похожий вопрос, я бы сказал, что тебе нечего получать от кого бы то ни было. Кто я такой, чтобы дать это тебе? У тебя есть то же самое, что и у меня. Мы все на улице Саннидхи, 25, а вы спрашиваете меня: "Где улица Саннидхи, 25?" Я говорю, что вы там. Не то чтобы я знал, что я там. Это желание знать, где ты, - вот какой вопрос вы задаёте.
(Юджи говорит, что он больше ни разу не был у Раманы или кого-то из "этого религиозного народа" и никогда не притрагивался ни к одной религиозной книге, кроме как для подготовки к экзаменам по философии.)
Тогда начался мой настоящий поиск. Во мне было всё моё религиозное воспитание. Тогда я начал исследование. Несколько лет я изучал психологию и философию (восточную и западную), мистицизм, все современные науки - всё, всю сферу человеческого знания, я начал исследовать самостоятельно. Поиск всё продолжался, и вопрос мой был: "Что это за состояние?", и он обладал собственной силой. Итак, "Всё это знание не удовлетворяет меня. Зачем всё это читать?" Одним из моих предметов для получения степени магистра была психология - к сожалению, в то время она входила в нашу учебную программу. Я интересовался психологией по той простой причине, что меня всегда интриговал ум: "Где этот самый ум? Я хочу что-нибудь знать о нём. Здесь, внутри меня, я не вижу никакого ума, но все эти книги говорят об уме. Посмотрим, что могут сказать об уме западные психологи". Однажды я спросил своего преподавателя: "Мы постоянно говорим об уме. А сами вы знаете, что такое ум? Мы изучаем столько книг - Фрейд, Юнг, Адлер и вся эта компания. Я знаю весь этот материал - я читаю определения и описания в книгах - но знаете ли вы сами что-то об уме?" Он сказал: "Не задавай таких неудобных вопросов. (смех) Это очень опасные вопросы. Если хочешь сдать экзамен, просто пиши конспекты, запомни их и воспроизведи в экзаменационной работе - и получишь свою степень". "Меня не интересует степень; я хочу узнать об уме".
(Его дед умер, и Юджи бросил Университет Мадраса, так и не получив степени. В 1934 г. он женился.)
Тогда я связался с Теософским Обществом, из-за моего происхождения. Я унаследовал от моего деда Теософское Общество, Дж. Кришнамурти и кучу денег. Так что мне было просто: тогда было много денег - пятьдесят или шестьдесят тысяч долларов - и я мог всем этим заниматься. Я стал лектором в Теософском Обществе (и со временем Юджи был избран Объединённым генеральным секретарём Общества в Индии), но в глубине души был далёк от этого: "Всё это подержанная информация. Какой смысл читать лекции?" Я тогда был очень хорошим оратором, не то что сейчас. Я был первоклассным оратором, повсюду давал лекции, на каждой трибуне. Я выступал во всех университетах Индии. "Это не является для меня чем-то настоящим. Любой, у кого есть мозги, может собрать эту информацию и потом вываливать её. Что я делаю? Зачем я впустую трачу своё время? Это не средство к существованию для меня. Если ты зарабатываешь этим себе на хлеб, ладно, это я могу понять - ты повторяешь, как попугай, одно и то же и так зарабатываешь на жизнь; но для меня это не средство существования. И всё же что-то в этом представляет для меня интерес".
Потом (в конце 1940-х, ближе к завершению теософского периода в жизни Юджи) появился Дж. Кришнамурти. Он только что вернулся из США и начал свой новый…
В.: Вы с Кришнамурти родственники?
Ю.: "Кришнамурти" - это всего лишь наречённое имя, не фамилия. Его фамилия Джидду - "Кришнамурти" довольно распространённое имя - Джидду Кришнамурти.
Я связался с ним. Я слушал его семь лет, каждый раз, когда он приезжал. Я никогда не встречался с ним лично, потому что вся эта история с "Мировым Учителем" и прочее создавали определённую дистанцию. Я не принадлежал к узкому кругу приближённых; я всегда оставался на периферии, не желая впутывать себя. Там присутствовало то же самое лицемерие, в том смысле, что в их жизнях ничего не было; они были пусты - учёные люди, властители дум, выдающиеся фигуры. "Что это? Что стоит за этим?"
Потом ситуация изменилась и семь лет спустя обстоятельства свели нас вместе. Я встречался с ним каждый день - мы с ним обсуждали всё. Меня совсем не интересовали его абстрактные рассуждения. Я сказал ему как-то: "Ты уловил современный психологический жаргон и пытаешься выразить нечто с помощью этого жаргона. Ты перенимаешь анализ и приходишь к выводу, что анализ - это не то. Такой анализ лишь парализует людей, а не помогает им. Он парализует меня". У меня был тот же самый вопрос: "Что такое есть у тебя? Эти абстракции, что ты изливаешь на меня, они меня не интересуют. Стоит ли что-то за этими абстракциями? Что это? У меня есть какое-то чувство - не могу сказать, откуда - что стоящее за этими абстракциями, которые ты высказываешь, и есть то, что меня интересует. Я почему-то чувствую - это, может быть, моё воображение - что ты (приводя знакомое, традиционное сравнение), возможно, и не попробовал сахар, но, по крайней мере, как будто смотрел на него. То, как ты всё описываешь, даёт мне ощущение, что ты хотя бы видел сахар, но я не уверен, что ты его попробовал".
И вот так мы с ним бились год за годом. (смеётся) Между нами были некоторые индивидуальные различия. Я хотел от него прямых, честных ответов, которых он не давал по каким-то своим причинам. Он был очень осторожен - он что-то защищал. "Что тебе защищать? Повесь своё прошлое на дерево и оставь всё это людям. Зачем тебе защищаться?" Я хотел прямых, честных ответов о его подноготной, а он не давал мне удовлетворительных ответов. И вот в конце концов я настоял: "Ну же, есть ли что-нибудь за абстракциями, которые ты изливаешь на меня?" И этот парень сказал: "У тебя нет никакого способа знать это самому". Всё - это был конец наших отношений, знаете - "Если у меня нет способа знать это, тогда у тебя нет никакого способа передать это. Какого чёрта мы делаем? Я потратил семь лет впустую. Прощай, я не хочу больше видеть тебя". И я ушёл.
(Где-то в это время Юджи был поражён появлением определённых психических сил.)
До того как мне исполнилось сорок девять, у меня было столько сил, столько опытов, но я не обращал на них никакого внимания. Стоило мне только увидеть человека, я мог видеть всё его прошлое, настоящее и будущее, он мог ничего и не говорить. Я не использовал их; я был удивлён, поражён, понимаете - "Почему у меня есть эта сила?" Иногда я говорил какие-то вещи, и они всегда происходили. Я не мог вычислить механизм - я пытался - "Как могу я говорить нечто подобное?" Эти вещи всегда происходили. Я не играл с этим. Потом были определённые неприятные последствия, некоторые люди пострадали.
(Юджи путешествовал по всему миру, по-прежнему давая лекции. В 1955 г. он со своей женой и четырьмя детьми переехал в Соединённые Штаты с целью лечения полиомиелита его старшего сына. К 1961 г. его деньги закончились, а он начал ощущать в себе потрясающий переворот, который не мог и не хотел контролировать и которому предстояло продлиться шесть лет и закончиться "катастрофой" (как он называет своё вхождение в естественное состояние). Его брак распался. Он посадил свою семью на самолёт в Индию, а сам отправился в Лондон. Он прибыл туда без гроша в кармане и начал скитаться по городу. Три года он бесцельно жил на улице. Его друзья видели, что он безудержно катится по наклонной, но он говорит, что в то время его жизнь казалась ему совершенно естественной. Позднее религиозно настроенные люди, описывая те годы, прибегли к выражению мистиков "тёмная ночь души", но, с его точки зрения, тогда не было "ни героической борьбы с соблазном и приземлённостью, ни схваток души с желаниями, ни поэтических кульминаций, но лишь простое увядание воли".)
Было похоже на то, будто у меня больше нет головы: "Где моя голова? Есть у меня голова или нет? Кажется, голова есть. Откуда приходят мысли?" - такой вопрос стоял передо мной. Голова отсутствовала, и только эта часть передвигалась. Не было никакой воли, чтобы что-то сделать: это было похоже на лист, носимый ветром туда, сюда, куда угодно, живя никчёмной жизнью. Это всё продолжалось. Наконец - я не знаю, что произошло - однажды я сказал себе: "Такая жизнь никуда не годится". Я был практически бомжом, который жил на подаяния каких-то людей и ничего не знал. Не было воли - я не знал, что делаю - я был практически сумасшедшим. Я был в Лондоне, бродил по улицам - жить было негде - и я бродил по улицам всю ночь напролёт. Меня всегда останавливали полицейские: "У тебя нет жилья? Мы посадим тебя в каталажку". Такую я вёл жизнь. Днём я сидел в Британском Музее - я мог достать билет. А что читать в Британском Музее? Мне было ничуть не интересно читать - книги меня не интересовали - но, чтобы делать вид, будто я пришёл почитать, я брал толковый словарь подпольного сленга - нелегальных людей, преступников - всевозможного сленга. Я сколько-то читал его, чтобы провести день, а ночью шёл куда-нибудь. Так всё и продолжалось.
Однажды я сидел в Гайд-Парке. Подошёл полицейский и сказал: "Ты не можешь тут оставаться. Мы тебя вышвырнем". Куда идти? Что делать? Денег нет - думаю, у меня было только пять пенсов в кармане. Мне в голову пришла мысль: "Ступай в Миссию Рамакришны". Вот и всё, только эта мысль из ниоткуда - может быть, это было моё воображение. У меня не было никакого другого пути, кроме блуждания по улицам, а этот парень наседал на меня, и я сел на метро и доехал до конечной. Оттуда я дошёл до миссии, чтобы встретиться со свами. Там сказали: "Ты не можешь видеть его сейчас. Время десять вечера. Он не будет с тобой встречаться. Ни с кем не будет встречаться". Я сказал секретарю, что мне необходимо видеть его. Потом я положил перед ним этот альбом с газетными вырезками - это был я: мои лекции, отзывы в "Нью-Йорк Таймс" о моих лекциях, моя биография.
Каким-то образом я сохранил этот альбом, некогда подготовленный моим менеджером в Америке. "Это был я, а вот я сейчас". Тогда он сказал: "Что ты хочешь?" Я сказал:
"Я хочу пойти в комнату для медитации и просидеть там всю ночь". Он сказал: "Этого ты не можешь сделать. У нас есть правило не пускать никого в комнату для медитации после восьми часов вечера". Я сказал: "Тогда мне некуда идти". Он сказал: "Я организую комнату для тебя. Остановись сегодня в гостинице, а потом приходи". И я остановился в гостинице. На следующий день я пришёл туда, усталый, в двенадцать дня. Они ели. Меня накормили. Впервые у меня был настоящий обед. До этого я потерял даже аппетит; я не знал, что такое голод или жажда.
После обеда меня позвал свами и сказал: "Я ищу именно такого человека, как ты. Мой помощник, который выполнял редакторскую работу, душевно болен - он оказался в больнице. Мне нужно выпустить номер Столетия Вивекананды. Ты как раз тот человек, что мне нужен сейчас. Ты можешь мне помочь". Я сказал: "Я не могу ничего писать. Возможно, я и занимался редактированием в те годы, но сейчас я не могу ничего делать. Я конченый человек. Я не могу ничем помочь в этом деле". Он сказал: "Нет, нет, нет, вместе мы способны на что-то". Он очень сильно нуждался в ком-то, имеющем образование в области индийской философии и всего такого. Он мог заполучить кого угодно, но он сказал: "Нет, нет, нет, всё нормально. Отдохни какое-то время, оставайся здесь, я о тебе позабочусь". Я сказал: "Я не хочу выполнять литературную работу. Дайте мне комнату, и я буду мыть вам посуду или ещё что-то делать, но на такую работу я абсолютно неспособен". Он сказал: "Нет, нет, нет, я так хочу". Так что я попробовал что-то сделать; не ради самоудовлетворения, не для его удовольствия, но каким-то образом мы вместе выпустили это издание.
Он также давал мне деньги, пять фунтов, как и всем другим свами. Впервые у меня было пять фунтов - "Что же делать с ними?" Я потерял чувство ценности денег, потому что у меня их долго не было. Когда-то я мог выписать чек на сто тысяч рупий; спустя некоторое время у меня не было ни пайсы в кармане; теперь есть пять фунтов. "Что же делать с ними?" - и я решил на эти деньги посмотреть все фильмы, которые шли в Лондоне. Я оставался в миссии и с утра выполнял работу, обедал в час дня и отправлялся в кино. Пришло время, когда я не мог больше найти ни одного фильма. На окраине Лондона показывали три фильма за один шиллинг или что-то вроде того, и вот запас фильмов истощился, а деньги кончились.
Сидя в комнате для медитации, я каждый раз думал об этих людях, что медитировали вокруг: "Зачем они занимаются всеми этими глупостями?" К этому времени всё это вышло из моей системы. Но в этом центре медитации у меня были очень странные переживания: что бы это ни было - будь то моё собственное воображение - факт остаётся фактом: впервые я чувствовал какое-то особенное… Я сидел, ничего не делая, смотрел на этих медитирующих людей и жалел их: "Эти люди медитируют. Почему они хотят достичь самадхи? Они ничего не получат - я прошёл через всё это - они дурачат себя. Что я могу сделать, чтобы спасти их от растраты их жизни впустую? Это ни к чему их не приведёт". Я сидел там - ничего, пустота - когда почуял нечто очень странное: внутри моего тела было какое-то движение: некая энергия выходила от пениса и через это (голову), как будто там была дыра. Она двигалась вот так (кругами) по часовой стрелке, а потом против часовой стрелки. Это походило на рекламу сигарет "Уиллз" в аэропорту. Это было так странно для меня, но я совершенно ни с чем не связал это. Я был конченый человек. Кто-то кормил меня, кто-то заботился обо мне, не было ни одной мысли о завтрашнем дне, и всё же внутри меня что-то было: "Это извращающий образ жизни. Это извращённость, доведённая до крайности. В этом нет ничего". Но голова отсутствовала - что я мог сделать? Это продолжалось и продолжалось. Через три месяца я сказал: "Я ухожу. Я не могу этим заниматься". Ближе к концу свами дал мне сколько-то денег, сорок или пятьдесят фунтов. Тогда я решил…