Обнищание народа было таким чудовищным, что возможность покупать вещи – разнообразные и относительно недорого – "сорвала народу крышу". До такой степени, что эта возможность затмила все остальное (Литературная газета. 2009. № 18) [выделено нами. – Авт.].
Автор первого отрывка хочет внушить читателю мысль о том, что ностальгия по советским временам беспочвенна, поскольку тогда работающий человек был несостоятелен экономически и нещадно эксплуатировался государством. Для реализации своего намерения в числе прочих средств языка журналист использует эффектное выражение социалистическая милостыня. Милостыня – 'подаяние нищему'. Понятийное содержание этого слова связано с такими негативными фоновыми смыслами, как "отсутствие средств к существованию", "униженная просьба", "снисходительная жалость", "скудный размер" подаяния, не влияющий в целом на положение просящего. Однако слова в скобках, расшифровывающие смысл метафоры, противоречат указанным пресуппозициям: квартиру, детсад, бесплатное образование, льготный отдых трудно назвать скудным или малым подаянием, особенно сейчас, когда перечисленные блага в совокупности стали для многих недосягаемыми. Чувствуя, видимо, уязвимость своего тезиса, журналист заменяет нейтральное слово квартира неологизмом хрущоба, внутренняя форма которого (контаминация основ Хрущов и трущоба) создает широкое поле отрицательных коннотаций, но демагогичности текста это не устраняет. Речевой выпад пишущего в данном случае направлен не на личность, а на исчезнувшее государство, что в значительной степени нейтрализует "агрессивность" текста, но неаргументированность, алогичность и несправедливость оценки вызывает досаду и настраивает против автора в целом неплохой, содержательной статьи.
Во втором примере речь идет об истоках болезни потребительства, которой страдает современное российское общество. По мнению автора, эти истоки в советском прошлом, когда народ был нищим. Словом обнищание автор характеризует состояние советского общества "предкапиталистического" периода, когда в магазинах было тотальное отсутствие товаров. Однако это слово, означающее состояние по глаголу обнищать/нищать (нищать – 'впадать в нищету, бедность', нищета – 'крайняя бедность, нужда' – MAC II: 503) предполагает прежде всего отсутствие у человека средств на приобретение товаров, стабильного дохода. Между тем как раз деньги (работа и зарплата) у советских трудящихся были, иначе каким образом появление товаров и открывшаяся возможность покупать могли бы "снести крышу" народу? Обнищанием, скорее, можно назвать ситуацию, когда есть товары, но нет средств, чтобы их приобрести. Автор справедливо указывает на порок социалистической экономики, но демагогически называет этот порок не совсем подходящим словом.
К показателям речевой агрессивности можно отнести и сознательное нарушение правил успешного общения для того, чтобы в невыгодном свете представить объект оценивания. В качестве иллюстрации рассмотрим два отрывка из публикаций "Литературной газеты". Первый взят нами из статьи, где анализируется передача телевизионного цикла "Культурная революция", посвященная проблемам воспитания:
Смутили гости передачи, особенно одна гостья из числа главных участников– душа-психолог, почтенных лет и габаритов, но без намека на комплексы облаченная в обтягивающее и прозрачное и проповедующая при этом отказ от всякого воспитания. Мол, любая попытка к нему есть насилие над ребенком, а все, что нужно, заложено в человеке от природы. Конечно, у дамы был оппонент из числа приверженцев традиционного воспитания. Но удивил сам факт ее появления: неужели кто-то еще считает нужным всерьез обсуждать подобную точку зрения? Любому нормальному человеку давно ясно – сами по себе растут только сорняки на грядке… (Литературная газета. 2009. № 15) [выделено нами. – Авт.].
Одними из важнейших правил успешного общения являются постулаты вежливости и релевантности (говори о том, что имеет непосредственное отношение к теме разговора). В данном случае оба этих постулата нарушены. Невежливо обвинять оппонента в умственной неадекватности, противопоставляя его любому нормальному человеку. Невежливо, публично говоря о женщине, подчеркивать ее немолодой возраст и немодельные параметры фигуры, а также указывать на безвкусие ее одежды. Ясно, что к самой передаче и обсуждаемой в ней проблеме внешний вид персонажа статьи прямого отношения не имеет, автор таким образом выражает личное неприязненное отношение к конкретному человеку, обозначенному в статье как дама-психолог. Именно это и обусловливает речевую агрессивность пишущего. Автор статьи, являясь сторонником традиционного воспитания детей, категорически не согласен с альтернативной позицией и имеет на это полное право. Плохо то, что он не считает нужным скрыть свое раздражение от того, что кто-то эту альтернативную позицию защищает.
Во втором отрывке речь идет о таком явлении, как "потомственное ТВ". Автор возмущен тем, что, по его мнению, экран заполонен отпрысками известных теледеятелей и эстрадных знаменитостей. Приведем развернутый контекст, чтобы показать ту специфику критического тона журналиста, которая свидетельствует об агрессивности:
Многим хорошо понятно, что на экране часто мелькают так называемые дутые фигуры. Среди них прозаики, которых не читают, поэты, стихи которых неизвестны, дети и внуки известных в прошлом людей, которые владеют только лишь фамилией и более ничем. Что поделаешь, такая нынче эпоха. Папы и мамы быстро продвигают своих отпрысков. Примеров много приводить не надо. Их можно перечислять не десятками – сотнями! Наиболее заметные "наследники" на нынешних главных телеканалах, к примеру: шутник-Ургант, певцы Пьеха-внук и Малинин-сын, кавээнщик по рождению Масляков-младший и прочие, прочие. По отдельности подобные им вроде бы симпатяги, но в целом – это армия персонажей по блату, которые своим существованием закрывают дорогу на экран ярким талантам. Совестить таких людей, напоминать им о важности иных профессий, куда они могли бы себя употребить, бесполезно. Они ответят давно заготовленного фразой: "Мы не бездарнее наших предков, и мы это докажем". И доказывают. Годами. А экран терпит, он ведь неодушевленный. В отличие от зрителей, большинство которых уже давно махнули рукой на этот "родственный беспредел". Страна потомков, где зачастую кинорежиссеры рождаются только от кинорежиссеров, писатели – от писателей, актеры – исключительно от актеров, а телеведущие – только от засветившихся на голубом экране родителей-синонимов. Если бы дети Пушкина объявили себя великими поэтами, а дети Римского-Корсакова – выдающимися композиторами, то общество бы их презрело, а их отцы в гробу бы перевернулись. Но в нашего нынешнего, "богатой культурой" повседневности эта "генная инженерия" процветает, включая и современное телевидение (Литературная газета. 2009. № 12–13).
Автор насыщает текст оценочной лексикой, что само по себе обусловливает резкий негативный тон статьи: дутые фигуры, "наследники", персонажи по блату, "родственный беспредел", совестить бесполезно бессовестные) и др. При этом в тексте нет иного обоснования негативной оценки (например, хоть какого-то анализа деятельности), кроме указания на родство с известными артистами и телеведущими: Пьеха-внук, Малинин-сын, Масляков-младший. Понятно, что сами по себе родственные отношения никак не свидетельствуют о несостоятельности артиста, певца, телеведущего, писателя, ученого и т. д., равно как и не являются гарантией таланта в соответствующей области. Они вообще не связаны с оценкой творческого потенциала личности, поэтому вполне правомерно упрекнуть автора в сознательном нарушении постулата релевантности с целью сформировать недоброжелательное отношение к людям, о которых идет речь. В контексте статьи номинации родства звучат агрессивно, приобретая такую негативную оценочность, которая им в принципе несвойственна и даже противопоказана. Демагогичным оказывается оценочное определение в адрес России - страна потомков, тенденциозны параллели с "детьми" Пушкина и Римского-Корсакова. Агрессивность и неприкрытый субъективизм автора значительно снижают воздействующий эффект статьи в целом.
Мы рассмотрели далеко не все приемы языковой демагогии, выделив те, которые, на наш взгляд, формируют тональность враждебности в массмедийном тексте. Заметим, что любое проявление языковой демагогии может быть интерпретировано как факт агрессии, если под агрессией в языке понимать установку не только на оскорбление, уязвление, обиду, формирование неприятных эмоциональных ощущений и тому подобное, но и на "овладение" в той или иной степени сознанием человека в своих интересах, т. е. на манипуляцию сознанием адресата речи. Языковая демагогия и есть, в сущности, средство "мягкого" речевого манипулирования для достижения определенного коммуникативного эффекта, который "сводится прежде всего к сокрытию негативной оценки либо побуждения совершить то или иное простое или сложное действие" [КРР: 293]. Но нам хотелось бы предостеречь читателей от слишком прямолинейного понимания определений. Публицистика в целом и массмедийный дискурс в частности по природе своей призваны воздействовать на сознание адресата так, чтобы так или иначе побудить человека разделить определенные идеологические, ценностные, моральные установки, а следовательно, внушить ему определенный тип поведения. Значит ли это, что публицистика по природе агрессивна? Непрямое высказывание оценки (косвенное осуждение или косвенная похвала) или непрямое побуждение к совершению действий типично не только для языка СМИ, но и, например, для художественной литературы. Да и в повседневном общении мы нередко прибегаем к речевым импликатурам, чтобы заставить окружающих действовать в наших интересах. Например, высказывание У меня аллергия на табачный дым воспитанным человеком должно быть воспринято как просьба не курить. Всегда ли это связано с демагогией? Очевидно, ответ на поставленные здесь вопросы должен быть отрицательный. Агрессивность и демагогичность – это плохие качества речи. И то и другое предполагает недобросовестное использование языка для того, чтобы с помощью слов нанести кому-то моральный ущерб; воздействовать на сознание, намеренно (но незаметно, так что этому трудно сопротивляться) извратив факты; скрыть под внешне логичными рассуждениями истинные, нередко корыстные цели.
4.2. Ирония и феномен вербальной агрессии
"Литературный энциклопедический словарь" относит иронию к разновидности комического и определяет ее как несколько завуалированное выражение критического отношения к объекту осмеяния. "Скрытность насмешки, маска серьезности отличают иронию от юмора и особенно от сатиры" [ЛитЭС: 132]. Ироническое высказывание, таким образом, представляет собой выражающее насмешку или лукавство иносказание, "когда слово или высказывание приобретают в контексте речи значение, противоположное буквальному смыслу или отрицающее его, ставящее под сомнение" [ЛитЭС: 132]. Ирония в языке СМИ является одним из действенных способов выражения авторского отношения к предмету речи и авторской оценки, тем более что позволяет сделать это ненавязчиво. Однако пишущий должен быть очень осторожен в обращении со средствами выражения иронии, поскольку люди, ставшие жертвой насмешки, нередко принимают ее за публичное оскорбление. Если по каким-то причинам ирония неуместна, то она воспринимается как легкомыслие или цинизм ('грубая откровенность, бесстыдство, пренебрежительное отношение к нравственности, благопристойности, к чему-либо, пользующемуся всеобщим признанием, уважением' [MAC IV: 646]). В последнем случае ироничность автора может быть признана формой речевой агрессии.
Особенно часто ироничные выражения, каламбуры, обыгрывание фразеологизмов используются в заголовках. Само по себе это вполне допустимо и объясняется особыми функциями заголовка, который должен быть ярким, выразительным, интересным, запоминающимся (заголовок – это своего рода реклама текста). Однако игривость ироничного заголовка может вступать в контраст с драматическим или даже трагическим содержанием, например:
Взрывной ремонт (Жизнь. 2009. № 50).
Прилагательное взрывного в прямом своем значении сочетается со словами, называющими различные атрибуты взрыва: взрывная волна, взрывная камера и подобное. Нарушение обычной сочетаемости заставляет интерпретировать это прилагательное в переносном смысле: Можно сказать, что в минувшем году в Москве произошел просто взрывной [~ очень резкий – авт.] рост розницы… (Бизнес-журнал. 22.01.2004); В нем разместился взрывной [~ зажигательный – авт.] и неожиданный, как всегда, новый чеховский спектакль Эймунтаса Някрошюса – Вишневый сад… ("Театральная жизнь". 24.11.2003); Мальчишка был взрывной [~ очень эмоциональный – авт.], да еще и самый младший в группе (Известия. 12.11.2002). "Заголовочное" словосочетание настраивает именно на образное значение прилагательного, тогда как заметка начинается словами: В Дзержинске шесть человек погибли в результате взрыва газового баллона в пятиэтажном доме… Журналистская игра со словом придает заголовку Взрывной ремонт неуместную, даже циничную, шуточность, которая усиливается его нарочитым объединением на газетной полосе с другим каламбурным заголовком: Бабкино счастье (заметка о том, что Надежда Бабкина скоро станет бабушкой). Подобная немотивированная ирония заголовков может рассматриваться как фактор речевой агрессивности, потому что нарушает элементарные этические нормы, оскорбляет чувства людей, ср. также:
Вся семья десантируется в окно [о том, как мать и дети покончили жизнь самоубийством, выпрыгнув в окно]; Накостыляла [о том, как жена костылем убила мужа-инвалида] (цит. по: Журналист. 2004. № 3); Ну, ты и козел! [о том, как некто С. Козел убил мать. – Авт.] (Жизнь. 2005).
Есть немало примеров, когда издевательски-ироническая тональность заголовка служит для автора самоцелью и не имеет отношения к содержательной стороне публикации. "Агрессивный" заголовок служит просто элементом украшения речи, с точки зрения автора текста. Так, грубым и обидным для личности кажется заголовок Газманов стихоплет (Жизнь. 2009. № 50), если учесть, что стихоплет (разг., пренебр.) – 'плохой, бездарный сочинитель стихов' [MAC IV: 268]. Однако в короткой заметке отсутствуют какие-либо рассуждения о творчестве О. Газманова, просто сообщается о том, что "певец Олег Газманов собирается выпустить первый сборник своих стихов "Измерение жизни". Помогает ему в этом жена Марианна" (Жизнь. 2009. № 50, С. 8). Еще заголовки такого рода:
С облегчением [о межправительственном соглашении по облегчению визового режима - Авт.] (Аргументы и факты. 2004); Ирина Лобачева и Илья Авербух отбросили коньки и сыграли в ящик [о планах спортсменов стать телеведущими - Авт.] (Комсомольская правда. 03.04.2003).
В последнем примере обыгрывается прямое значение слов, входящих в известный фразеологизм сыграть в ящик, т. е. умереть (ящик также разговорное обозначение телевизора). Кроме того, выражение отбросили коньки обнаруживает неслучайную в данном контексте связь с грубоокрашенным фразеологизмом откинуть копыта, т. е. умереть. Журналист в данном случае проявил известное мастерство словесной игры, но не подумал о том, насколько корректно помещать имена людей в такой "похоронный" контекст.
Ярко выраженный иронический тон, как известно, создает нарочитое объединение слов, обозначающих социально значимые и "сниженные" реалии и понятия. Вот примеры заголовков, где, как кажется, ирония переходит в издевку:
Люди и ослы, которые нас удивили (Комсомольская правда. 04–10.03.2005) – речь идет о члене правительства, известном партийном лидере, генералах и цирковом ослике; С кремлевского двора на скотный (Аргументы и факты. № 40. 2004) – о визите президента в подмосковное село.
Автор первого заголовка, конечно же, рассчитывает на то, что у читателя возникнет ассоциация с метафорическим оценочным значением слова осел и это значение в какой-то степени будет перенесено на людей. Отметим также, что в заголовке могло бы фигурировать слово ослик, более точно соответствующее предмету речи, но автор отказывается от этого варианта, так как слово ослик не употребляется для оценочной характеристики человека. Второй заголовок намеренно снижает образ Кремля как символа власти, в игровом стиле сопрягая его с такой прозаической реалией, как "скотный двор". Кроме того, синтаксическое строение заголовка вызывает ассоциации с известными поговорками, где контраст служит средством выражения негативной оценки ситуации: с небес на землю, из грязи в князи. Важно подчеркнуть, что в рассматриваемом случае стилистическое снижение предмета речи и ирония автора никак не мотивированы ни основным содержанием заметки, ни самим описываемым событием.
Часто желаемый эффект "стеба" достигается путем обыгрывания в заголовке внутренней формы слов и выражений:
Взад – в "Единую Россию"! (Аргументы и факты. 2004. № 39); Как Батька [А. Лукашенко - Авт.] снял Синди Кроуфорд (Комсомольская правда. 16.02.2005).