Федор . Я так, мимоходом зашел. Тоже, пора б и мне бай-бай: уста-ал. (Садится, потягиваясь и не замечая, что все стоят и терпеливо ждут его ухода.) Деревни кругом полыхают. Снег ро-озовый летит, и в нем патрули штыками шарят. (С зевком.) Облава! (Подмигнул Ольге.) А я знаю, по ком рыщут… Найдут, черта с два! Он глядит где-нибудь из щелочки и ухмыляется. Бравый товарищ, я бы взял в компанию такого.
Ольга . А сам-то как же прошел? У тебя ночной пропуск есть?!
Федор . У меня в каждом заборе пропуск. (Задиристо.) Стрельнули бы, так и у меня есть. (Хлопнув по карману.) Пуля за пулю, баш на баш.
Таланов . Выдали, что ли… оружие-то?
Федор . Из земли вырыл, товарищ завещал. (И только теперь заметив обступившую его выжидательную тишину, поднимается.) Я ведь, собственно, по делу. У вас выпить чего-нибудь не найдется? Иззяб весь.
Таланов . Странно, Федор. Русские деревни горят кольцом, а тебе холодно. Зашел бы да и погрелся у головешек… (Резко.) Нет у нас водки, Федор.
Федор . У доктора да нету… Смешно!
Ольга (примирительно) . Я на днях зарплату получила.
У нее все падает из сумочки при этом от спешки.
Возьми, купи себе… только там, там…
Анна Николаевна . Убери свои деньги, Ольга. (И вдруг, сорвавшимся голосом.) Подлец… как тебе не стыдно! Волки, убийцы в дом твой ворвались, девочек распинают, старух на перекладину тащат… а ты пьяный-пьяный приходишь к отцу. Ты уже испугался, испугался их, бездомный бродяга? (Мужу.) Он трус, трус…
Таланов (дочери) . Уведи на кухню. Фаюнин услышит.
Ольга . Мама, пойдем, мамочка. Там, за печкой и поплачешь. (Гладя ее руку.) Он сейчас уйдет. Осталось же в нем хоть немножко сердца: сам уйдет.
Анна Николаевна . Пусть бог, пусть бог его рассудит!
Ольга увела мать , обняв ее беззвучно содрогающиеся плечи. Сутулясь и с обвисшими руками Таланов выжидательно смотрит на сына, который не уходит. Похоже, ему уже безразлично состояние Федора - хмель, бред болезни или раздумье над пропастью.
Федор . И опять сорвалось… Три дня без сна по городу мотаюсь, додумать не умею. Нитка мелькнет и рвется. Если мильон - единица со множеством безмолвных нулей, так почему ж меня зачеркнули, а они не исчезают? (Пытаясь согреться, он переплетенными руками подтягивает к телу локти.) Погоди, сейчас уйду… Ах, лекарь, как я простыл весь в той жиже ледяной. Слушай, дай мне глоток чего-нибудь, чтоб спалило все внутри… дай!
Таланов (не сразу) . Хорошо, я дам тебе лекарство, сильней которого нет на свете.
Федор (хрипло) . От смерти глоток… сейчас дай.
Таланов . Сейчас дам. Выпей его залпом, если сможешь.
Он неторопливо отдергивает веселенькую занавесочку. Сперва и не поймешь, в чем дело. Сгорбясь, сидит Демидьевна , поглаживая кого-то, лежащего на кровати и накрытого почти с головой. Из-под одеяла посверкивают горячечные точечные зрачки.
Можно к вам, Демидьевна?.. не задремала?
Демидьевна . Не может. (С глухой мужицкой лаской.) Спи ты, касатка. Спи ты, яблонька моя полевая. Спи…
Таланов . Вот тебе лекарство, Федор. Оно на человечьей крови замешано.
Федор (почти спокойно) . Кто же это?
Таланов . Ты видал ее у нас. Смешную Аниску помнишь?.. она. Ей пятнадцать. Их было много, рыжих, беспощадных. Твоя мать нашла ее уже на дровах, в сарае. Всю в занозах.
Демидьевна . Была смешная, да и ни смешиночки в ей не осталося.
Аниска (высвободив голову и каким-то дрожким, пылающим голосом) . Ска-азку давай… баушка. Где ты там, где?
Демидьевна . Тут я, тут, яблонька. (Напевно и меланхолично.) И вот, махонька моя, лишь успел он вымолвить свое прошение, глянь - идут к нему полем четыре великих мастера. За руки держутся, голова в облаках. Один в сером, другой в полосатом пальте, в белом третéй, а четвертый в черном. Ветер, дождь, мороз-воевода…
Аниска (с проблеском сознанья) . А в черном-то кто же, баушка?
Демидьевна . А в черном пальте - солнышко. В черном-то, чтоб ему ненароком не спалить чего. Оно куда и полюбовно глянет, а там огонь бурлит.
Аниска заулыбалась, довольная, поднялась на локте. Демидьевна откидывает со лба ее волосы.
И пошла меж их дружная работа. Ветер пыхтит - дорожки подметает, дожжик рощу моет, а солнышко радугу над воротами ме-елким гвоздичком приколачивает…
Федор (грубовато, тронув Демидьевну за плечо) . А ну, пусти меня посидеть близ нее, нянька.
Демидьевна смотрит на Таланова , тот разрешительно кивает.
Таланов (вполголоса) . Приподними ее немножко.
Демидьевна . Подымайся, звездочка. Ты его не бойсь. Это сынок хозяйский, Федор Иваныч. Он тебе пряничек преподнесет.
Безотрывно, опершись локтем в колено, Федор смотрит в горящие глаза Аниски .
Федор . Есть у ней кто-нибудь из родни-то?
Демидьевна . Были. Были у ей и браты, соколиной рати. Один-то убит, в десантной частѝ. А другой и пононче бессонно бьется. Танкист он подмосковный. Одна я у ей тута. А и самоё - утресь завязало в узелок, и развязаться не могу…
Федор (в самые глаза) . Здравствуй, Аниска.
В лице Аниски родится ужас.
Аниска . Ой, беги, беги… они тебя за шею повесят, беги-и!
Она бессильно отваливается к стене. Федор поднимается, разминаясь.
Федор . Хватит мне, пожалуй. Уж больно жжет…
Демидьевна (Таланову) . Спиночку-то ейную не показать ему? Спиночка-то всея сургучом закапана. (Решительно Аниске.) Сыми, давай, рубашечку-то, чернавушка. Пускай Федор Иванович посмотрит. Он из путешествия воротился, еще не знает…
И вот начала было приподымать розовую, с прошивками, Ольгину сорочку, но Таланов остановил ее, а Федор уже отошел.
Таланов (поверх уже задернутой занавески) . Лекарство пора, Демидьевна… Вот и всё, Федор. Ну, спать нам тебя положить негде, а уж ночь во дворе…
Федор (смотря на свой портрет) . Слушай… у тебя здесь никого нет?
Таланов . За дверью - Фаюнин, а здесь - нет. А что?
Федор . Поцелуй меня, отец. В лоб. Вперед и за все разом поцелуй… Можешь?
Таланов криво усмехнулся на непонятную просьбу сына. Вернулась на цыпочках Ольга . И вдруг оказывается, сами того не замечая, все смотрят на один и тот же предмет: тазик с ярко-красными бинтами после перевязки. Ольга делает прерывистое движение убрать таз, и это выдает тайну. Сдержанное лукавство проступает в лице Федора . Зайдя сбоку, он сильным и неожиданным движением сдвигает ширму гармоникой. Там стоит Колесников .
Э, да у вас тут совсем лазарет. Комплект!.. Ну, как, приятно стоять за ширмой?
Ольга . Понимаешь, он случайно вывихнул руку, и вот…
Федор (насмешливо) . Не вижу смысла скрывать… что к врачу на прием зашел такой знаменитый человек. (В лицо.) А за вас большой приз назначили, гражданин Колесников.
Колесников . Мне это известно, гражданин Таланов.
Федор . И все-таки за тебя - мало. Я бы вдесятеро дал. (Тихо и не без вызова.) Вникни, старик, в мои душевные переливы. Я такого в жизни моей хлебнул, что мне ничего теперь не боязно. Сейчас я пойду из этого дома вон… пока не выгнали. Никаких поручений мне не дашь?.. могу что-нибудь твоим передать, а?
Колесников . Да видишь ли… нечего мне передавать, пожалуй. Да и некому.
Федор . Та-ак, понятно… Как говорится в романах - "и злодей удалился, низко опустив голову". Зря забрел, наследил только. (Наклонясь к ногам.) Вы чего тут наделали в благородном семействе?.. Пошли вон!
По его уходе все тревожно переглядываются: какую именно решимость уносит он под этим шутовством. Ольга рванулась брату вдогонку.
Ольга . Большие деньги можешь заработать одним ударом… на выпивку!
Федор обернулся на эту пощечину. Высоко приподняв бровь, он обводит всех почти смеющимися глазами. Так он пятится в дверь, Анна Николаевна бросается следом. Хлопнула дверь, что-то упало и разбилось на кухне, и - молчание.
Шут гороховый… (Плача и кусая пальцы) На выпивку сорвать отправился, шут гороховый…
Таланов . Это ты зря сделала, Ольга. Теперь, я боюсь, вам придется быстро уходить отсюда, Андрей Петрович.
Колесников двигается к выходу. На пороге его останавливает вернувшаяся Анна Николаевна .
Выпусти Андрея Петровича.
Анна Николаевна (шепотом) . Нельзя. Во дворе какой-то человек стоит. В шляпенке. Мычит и весь дрожит при этом.
Таланов . Может, больной ко мне?
Анна Николаевна . Какие же теперь больные! Не думаю.
Ольга . Как же Федор-то ушел в таком случае?
Анна Николаевна . Значит, не Федор ему нужен.
Двустворчатая дверь торжественно открывается. В одной жилетке, с приятностью в лице, в упоении от достигнутого могущества, входит Фаюнин . Сзади, с подносом, на котором позванивают налитые бокалы, семенит Кокорышкин . Шустренькая мелодия сопровождает это парадное шествие.
Фаюнин . Виноват. Хотел начерно новосельишко справить… Да у вас гости, оказывается?
Выхода нет. Точно в воду бросаясь, Анна Николаевна делает шаг вперед.
Анна Николаевна (про Колесникова) . Гости и радость, Николай Сергеевич. Только что сын к нам воротился.
Таланов . Через фронт пробирался. И, как видите, пулей его оттуда проводили.
Ольга . Знакомьтесь. Федор Таланов. А это градоправитель наш, Фаюнин.
Церемонный поклон. Кокорышкин подслеповато и безучастно смотрит в сторону.
Колесников . Простите, не могу подать вам руки.
Фаюнин . Много и еще издалека наслышан о вас. Присоединяйтесь!
Все разбирают бокалы. У Кокорышкина дрожат руки, стекло позванивает.
Возьми и себе бокалишко да поздравь с возвращением молодого человека, муха.
Не спеша Кокорышкин ставит поднос на стол, выбирает бокал пополнее.
Кокорышкин . Добро пожаловать… Федор Иваныч!
Все смущены. Кажется, Кокорышкин и сам понял свою оговорку - завертелся, заюлил. И, может быть, это только танец его сокровенного ликованья.
Ольга . Забудьте эти слова, Семен Ильич. Попадете вы в историю!
Все смеются над смущением Кокорышкина .
Фаюнин . Он теперь и наяву бредит: тайну бы раскрыть… (Поднимая бокал.) Ну, будем радехоньки!
Действие третье
Та же, что и вначале, комната Таланова, теперь улучшенная и дополненная во вкусе нового жильца: ковры, пальма, аристон, солидная мебель, вернувшаяся по мановению старинного ее владельца. Длинный, уже накрытый стол пересекает сцену по диагонали. К нему приставлены стулья - много, по числу ожидаемых гостей. На переднем плане высокое, спинкой к рампе, кресло для Виббеля. Кривой и волосатый официант , весь в белом, завершает приготовления к новоселью. Сам Фаюнин , в золотых очках и дымя сигарой в отставленной руке, подписывает у столика бумаги, подаваемые Кокорышкиным . Тот уже побрит, приодет, в воротничке, как у Фаюнина , даже как будто немножко поправился. День клонится к вечеру. На месте Фединой фотографии висит меньшего размера портрет человека с крохотными усиками и как бы мокрой прядью через лоб. Разговаривая, все украдкой на него поглядывают.
Кокорышкин . И еще одну, Николай Сергеич.
Фаюнин . Что-то мне, братец, голову от твоих бумаг заломило.
Кокорышкин . Государственное дело только с непривычки утомляет. А как обмахаешься, так и ничего. (Подавая следующую.) О сокрытии от германских властей пригодного для них имущества. Не беспокойтесь, сам Шпурре составлял-с!
Фаюнин подписывает.
И последнюю, Николай Сергеич. (Злорадствуя чему-то.) При мне господин Федотов, начальник полиции, от Шпурре выходили. Утирали платком красное лицо. Видимо, получивши личное внушение. От собственной, господина Шпурре, руки… Плохо Андрея ловит-с! (Подавая бумагу.) О расстреле за укрытие лиц партизанской принадлежности.
Фаюнин (беря бумагу) . Что с облавой?
Кокорышкин . Осьмнадцать душ с половиной. Один - мальчишечка. Из них, полагают, двое соприкосновенны шайке помянутого Андрея.
Фаюнин . Эх, его бы самого хоть пальчиком коснуться.
Кокорышкин (тихо и внятно) . Это можно-с, Николай Сергеич.
Выронив бумагу на колени, Фаюнин уставился на него поверх очков. Кокорышкин многозначительно косится на официанта.
Фаюнин . Слетай, ангелок, проведай там телятину. Не готова ли!
Официант уносится на талановскую половину.
Кокорышкин . Есть у меня один приятель… да дорого просит.
Фаюнин . Ну!
Кокорышкин . Смеяться станете!.. Имея довоенный еще позыв к политической деятельности, а также стремление искать и находить… Словом, поскольку господина Федотова теперь турнут за непригодность.
Фаюнин (сообразив) . В начальники метит твой приятель?.. да он в своем уме? Это же к самому дракону в пасть лезть. Его сам Виббель трясется. Да ты сам-то видал Шпурре хоть раз?
Кокорышкин (благоговейно вдыхая воздух) . Уму непостижимо. Сила!
Фаюнин . Деньги же дают, муха.
Кокорышкин . Я с ним и так и сяк, - отказывается. Деньги, говорит, есть условный знак мирного времени. Теперь ничего на них не укупишь, а после взятия Москвы другие выпустят.
Фаюнин . Еще когда выпустят-то! За Москвой-то еще Волга. А за ней Урал лежит в шубе снеговой. А еще дале - Сибирь, с речищами, с лесищами. А уж позади ее и невесть что! Только сполохи шатаются… Россия - это, брат, такой пирог, что чем боле его ешь, тем боле остается!
Кокорышкин пожал плечами: дескать, мое дело сторона.
Ты выуди адресок-то, да и обмани.
Кокорышкин . Эх, Николай Сергеич! Нонче еще три солдатика задобропожаловали. Может, и сейчас заготовка на завтра идет. А ведь за это с градского головы взыщут… Скажут: всё сигары курили-с?
Фаюнин суеверно откладывает сигару.
Повременим - может, и дешевше подвернется.
Он складывает бумаги в портфель; Фаюнин сердится. В сопровождении официанта , осунувшаяся и строгая, в зловещем черном платье, Демидьевна вносит блюдо с телятиной.
Демидьевна (почти величаво) . Куды падаль-то ставить, коршуны?
Кокорышкин . Не задевай. Зачем, зачем торопишься? Час настанет - сама помрешь.
Демидьевна . Эх, недоглядела я тебя, Семен Ильич.
Кокорышкин . Еще придешь ко мне в стряпухи наниматься. И прогоню… и прогоню!..
Фаюнин (шикнув на Кокорышкина) . Сюда, на срединку, ставь, старушечка. Ой, хорошо ли ужарилась-то? (Отрезав кусок.) Ну-ка, пожуй, не жестка ли?
Демидьевна . По моим зубам и каша тверда.
Фаюнин . А все равно пожуй, старушечка.
Усмехнувшись на его опасения, Демидьевна ест мясо. Тогда, осмелев, и Фаюнин лакомится куском поменьше.
Ай-ай, ровно бы горчит маненько, а?.. Пригаринка, видно. А не смейся. Видала на стенках-то? Уж ищут одного такого, Андрейкой звать. (Подмигнув.) Вот бы тебе хватануть капиталец, на черный-то день, а?
Демидьевна . Куды мне! Капиталу в могилу не возьмешь. Кабы еще продуктами выдавали.
Фаюнин . Можно, можно и продуктами.
Демидьевна . Еще смотря, какие продукты. Сухие аль в консервах?
Фаюнин . По желанию. Мыло да крупка хоть век пролежат.
Кокорышкин . В Египте мумию нашли. При ей пшено и кусок мыла. Как вчера положено!