Виктор Сергеевич : – Да, эвтаназия. Пьёшь снотворное и засыпаешь. Навсегда. Мишань, ты можешь представить, что мы с тобой по пятницам никогда не накатим коньячка и не сыграем в покер? Я тоже не могу. Но мои метастазы пульсируют со скоростью сто ударов в минуту! Сто! Ударов! В минуту! Это танго какое-то, а не рак! Миша-аня, я умру своей смертью, я не хочу засыпать от таблето-ок! Не хочу! Я хочу пройти весь свой путь до конца, ощутить всё, до последнего удара сердца, до последнего трепыхания каждой клеточки. И потом, кажется, самоубийцы не попадают в рай. А я хочу непременно в рай, Мишань! Я уже даже кое-что для этого сделал. (Улыбается). Что сделал?! Я знаю, кому всё завещать! (Шёпотом). Ну, этой, которую я не мог захотеть, а потом выпил таблетки и захотел, но в гостиной было много народу, и... Нет, я не сумасшедший. Нет, мозг не задет. Это доброе дело, Мишаня! Очень доброе! Девчонка сойдёт с кривой дорожки, поселится на Рублёвке, займётся бизнесом, выйдет замуж и нарожает детей. А мне местечко в раю гарантировано! Гарантировано! Может быть, даже полтора местечка, в виду особого благородства моего поступка.
Янина (отрываясь от фотографий): – О какой такой кривой дорожке, с которой я должна сойти, он говорит?!
Руфина стучит себя по лбу.
Доктор пожимает плечами и начинает мерить себе давление.
Виктор Сергеевич : – Мишань, ты принесёшь мне на могилу букет белых роз? Спасибо. Ты настоящий друг. Только никаких поминок, я тебя умоляю! Выпьешь с моим персоналом шампанского под музыку Гершвина и расскажешь пару изысканных анекдотов. Кто не засмеётся, того уволишь. Такова моя воля. Нет, совсем не рано мне говорить об этом. Всего месяц остался, всего тридцать дней, всего семьсот двадцать часов... Я и памятник уже заказал, фотографию только не могу выбрать. Слушай, а пришли мне своего адвоката, мы моего не можем найти. Спасибо. Ты настоящий друг. (Кладёт трубку). Оставьте меня одного.
Доктор выходит.
Янина тоже.
Руфина остаётся, упрямо поджав губы.
Сцена вторая
Виктор Сергеевич (мрачно): – Руфина, я просил оставить меня одного.
Руфина : – А вот не оставлю! Вы, Виктор Сергеевич, руки на себя собираетесь наложить. Эту, как её... эхтоназию совершить! Не уйду, хоть режьте!
Виктор Сергеевич (усмехаясь): – Да я никак тебе дорог, Руфина! Ты обо мне беспокоишься?
Руфина : – Я к вам привыкла, Виктор Сергеевич. А беспокойство – это обычное человеческое чувство без претензии на место в раю.
Виктор Сергеевич : – Это ты на что намекаешь?
Руфина : – Ни на что.
Виктор Сергеевич : – Нет, это ты намекаешь, что я место в раю покупаю, а ты зарабатываешь его честным ежедневным душевным трудом.
Руфина : – Ни на что я не намекаю! Я вообще в загробную жизнь не верю!
Виктор Сергеевич : – Ка-а-ак?!!
Руфина : – Вот так. Умер и умер. Никакого рая и никакого ада.
Виктор Сергеевич (хватаясь за голову): – Ты хочешь сказать, что от меня останется только прах и никакой тонкой субстанции?! Никакого энергетического поля?!
Руфина (топая ногой): Ничего такого я не хочу сказать! Я тут пыль вытираю и караулю, чтобы вы не сделали себе эхтуна... Руки на себя не наложили! Грех это!
Виктор Сергеевич (задумчиво): – Ага, значит, в грех мы верим, а в ад и рай – нет!
Руфина : – Не цепляйтесь к словам, Виктор Сергеевич. Это неинтеллигентно. (Хочет убрать фотоальбом в шкаф).
Виктор Сергеевич : – Стой!
Руфина замирает.
Виктор Сергеевич : – Помоги мне выбрать фотографию на памятник. Я сам не могу. Руки дрожат, слёзы глаза застилают.
Руфина заметно оживляется.
Кладёт фотоальбом на стол, открывает его. Садится рядом с Виктором Сергеевичем.
Вместе листают альбом.
Руфина (берёт фотографию): – Вот эта хорошая. В костюмчике, с галстучком, лицо чисто выбрито, взгляд серьёзный. Красиво смотреться на кладбище будет.
Виктор Сергеевич : – Нет, только не эту. Я тут на члена политбюро похож. И потом, у меня тут взгляд не серьёзный, а злой. Я тогда с Надеждой Викторовной развёлся, и она у меня чего только не отсудила: и ложки, и вилки, и телевизор, и два кресла Викторианской эпохи и китайскую вазу семнадцатого века... Кошмар! Нет, нет, только не эту. Не хочу взирать на мир с памятника глазами обобранного мужа.
Руфина : – Тогда вот эту. Посмотрите-ка, вы тут так светло и лучисто улыбаетесь.
Виктор Сергеевич (строго): – А это прилично – улыбаться с памятника на кладбище?
Руфина : – А почему нет? Вы ж не всегда покойником были. Улыбались вот иногда. (Отводит руку со снимком подальше, наклонив голову, рассматривает его).
Виктор Сергеевич : – Ладно, эту, так эту. (Забирает у Руфины снимок, прячет в карман халата). Тем более, что улыбаюсь я тут оттого, что надул на пять тысяч долларов одного идиота-клиента. Он продал мне старинный шкаф за...
Руфина (махнув рукой, резко встаёт): – Ой, не понимаю я ничего в ваших шкафах! А улыбка хорошая. Кто не знает, отчего вы тут расплылись, подумает, что при жизни вы были добрый, жизнерадостный человек. Вас пожалеют, перекрестятся у могилки, посмотрят, сколько лет вы прожили, головой покачают – вроде бы и немало, но ещё жить бы да жить.
Руфина ещё раз протирает стол. Собирается выйти, но останавливается.
Руфина : – Вы не отравитесь?
Виктор Сергеевич : – Нет.
Руфина : – Не повеситесь?
Виктор Сергеевич : – Нет.
Руфина : – Не застрелитесь?
Виктор Сергеевич : – Руфина, ну какая же это эх... эвтаназия – пуля в лоб?! Какая же это безболезненная смерть?!
Руфина : – Так я могу уйти?
Виктор Сергеевич : – Иди. Нет, стой.
Руфина замирает спиной к нему, у двери.
Виктор Сергеевич : – Скажи, Руфина, если бы тебе через месяц предстояло умереть, что бы ты сделала?
Руфина, не оборачиваясь, минуту думает.
Руфина (тихо): – Ничего бы не сделала. Жила и жила бы, сколько отмерено. Месяц так месяц, неделю так неделю, час так час...
Уходит.
Виктор Сергеевич надевает очки с толстыми стёклами, достаёт из кармана фото и дальнозорко рассматривает его, отведя руку подальше от глаз.
Виктор Сергеевич (бормочет): – Месяц так месяц, неделю так неделю, час так час. Счастливые люди эти слуги! Не нервы у них, а канаты... (Прячет фото в карман, снимает очки). Ведь не сама смерть страшна, а её ожидание. Секунды капают, а ты ждёшь – где они, предвестники скорого конца? Где?! Вот глаз дёрнуло, или в боку защемило, или ногу свело, это что – ВСЁ? Конец твоей жизни? Смерть?! (Вскакивает, и, приложив руки рупором ко рту, орёт). Я не хочу умирать! Ни через месяц, ни через день, ни через час! Я хочу жить вечно! Кому заплатить за это?! Кому?! У меня есть деньги! У меня много денег! Я не хо-чу умирать! Мне тут нравится!!! Я доволен собой! Я доволен своим домом, своими картинами, своими шкафами, своими стульями, своей яхтой и своей жизнью!!! Я не хочу на кладбище! Я не хочу улыбаться с памятника улыбкой пройдохи, обманувшего своего клиента на пять тысяч долларов! Я хочу жить! Где мой горящий самолёт?! Где мой орущий ребёнок?! Где моя проститутка?!!
Пинает ногой стул, тот с грохотом летит в противоположный угол гостиной.
Виктор Сергеевич, хватаясь за ушибленную ступню, прыгает на одной ноге.
Входит Янина. Испуганно смотрит на Виктора Сергеевича.
Виктор Сергеевич : – Ты не знаешь, почему у меня ничего не болит?
Янина : – Заболит ещё. Впереди целый месяц.
Виктор Сергеевич : – Добрая девочка. Спасибо на ласковом слове.
Янина : – Я ж не специалист. Я чисто интуитивно. У нас на работе у буфетчицы рак был, так у неё тоже ничего не болело, только настроение сильно плохое было.
Виктор Сергеевич (с живейшим интересом): – Ну и?
Янина : – Что?
Виктор Сергеевич (раздражённо): – Что с буфетчицей-то?
Янина : – Умерла.
Виктор Сергеевич (разочарованно): – Э-эх!
Янина : – Но не от рака.
Виктор Сергеевич (потрясённо): – А от чего?
Янина : – От черепно-мозговой травмы. На неё сосулька упала. Понимаете, она так увлеклась своим раком, что перестала смотреть по сторонам и слушать окружающие звуки. А с крыши снег давно не убирали! Случилась оттепель, сосульки с крыш понависли огромные! С буфетчицей подружка была, так она сверху шум услышала и отпрыгнуть успела, а буфетчице... прямо в темечко. Вот.
Виктор Сергеевич (хватаясь за сердце): – Господи! Не хочу быть буфетчицей.
Янина (садясь за стол): – Вам это не грозит.
Виктор Сергеевич : – Да уж. Черепно-мозговая травма не мой случай. Я под сосульками не хожу, я под ними езжу. Слушай, у тебя как со вкусом?
Янина : – Нормально.
Виктор Сергеевич : – Помоги мне выбрать фотографию на памятник.
Заметно оживившись, Янина открывает фотоальбом.
Янина : – Вот эту!
Виктор Сергеевич : – Ты с ума сошла! Я тут в слюнявчике! Мне тут и года нет!
Янина : – Ну и что? Все будут останавливаться возле могилки, рыдать, оставлять конфеты и игрушки.
Виктор Сергеевич (недоверчиво): – Да?
Янина : – Точно вам говорю!
Виктор Сергеевич : – А ничего, что я помер в семьдесят лет?
Янина : – Какая разница! Главное, что на фото вы в слюнявчике.
Виктор Сергеевич забирает у неё снимок, прячет в карман.
Янина (берёт его за руку): – Вы не передумали сделать меня наследницей?
Виктор Сергеевич : – Я не меняю своих решений.
Янина (начинает рыдать): – Я вам так благодарна! Но я так боюсь!
Виктор Сергеевич : – Чего?
Янина : – Я могу начать ждать вашей смерти, а я не хочу этого... Я боюсь! Я всегда была бедная и боюсь, что начну мечтать о больших деньгах!
Виктор Сергеевич : – Чёрт... Об этом я не подумал.
Янина (хватаясь за голову):– О-ох!
Виктор Сергеевич : – И что же мне делать? Искать нового наследника, который не будет ждать моей смерти?!
Янина (вскакивая): – Нет! Я возьму себя в руки! Я буду молиться за ваше здоровье! Я свечки буду за ваше здравие ставить!
Виктор Сергеевич (хитро): – А вдруг благодаря твоим свечкам, я проживу не месяц, а год?
Янина : – Живите! Я буду признательна.
Виктор Сергеевич : – И ты не захочешь меня отравить, зная, что завещание написано в твою пользу?!
Янина (понуро): – Не знаю. Не знаю... Зачем вы мне подсказали вас отравить? Теперь я ничего не знаю!
Виктор Сергеевич (хохочет): – Добрая девочка! А главное, честная! Люблю честных людей! Не бойся, я не протяну год, максимум – месяц.
Янина, втянув голову в плечи, идёт к двери.
Виктор Сергеевич : – Стой!
Янина останавливается и поворачивается. Смотрит испуганно.
Виктор Сергеевич : – Скажи, что бы ты сделала, если бы тебе осталось жить месяц?
Янина : – Я?!!
Виктор Сергеевич : – Ты, ты! Представь, что у тебя рак проста... неважно чего, и метастазы удушливо окутали твоё тело клешнями. Что бы ты сделала?!
Янина (чрезвычайно оживляясь): – Ой... Я бы срочно влюбилась в Дениса Шашко. Он бы мучил меня, изменял, и, наконец, бросил. А я – смертельно больная девушка – написала бы книгу о своих душевных и телесных страданиях! Представляете, я бы умерла и посмертно прославилась! Книгу издали бы миллионными тиражами, а прибыль я завещала бы... Денису Шашко!
Виктор Сергеевич : – Здравая мысль – написать книгу и посмертно прославиться! А кто это – Денис Шашко?
Янина : – Будущая звезда театра и кино. Он сейчас на третьем курсе в Щукинском учится.
Виктор Сергеевич : – Жаль, что я не могу влюбиться в Дениса Шашко. Жаль, что я не умею писать книги.
Янина : – Это нетрудно! Сейчас каждый дурак книги пишет.
Виктор Сергеевич : – Но я-то не дурак! Я – покойник с фотографией семидесятилетнего младенца на памятнике! (Плачет, уткнувшись в стол).
Янина (жалостливо): – Не плачьте! Главное – не увлечься своим раком так, чтобы не заметить сосульку на крыше. Вы танцуете аргентинское танго?
Виктор Сергеевич : – Нет... Я вообще не танцую. Я только покупаю и продаю.
Янина : – Всё равно приглашаю вас! (Подходит к Виктору Сергеевичу и протягивает руку). Сейчас каждый дурак танцует.
Виктор Сергеевич (улыбаясь сквозь слёзы и протягивая руку Янине): – Ну, что ж, плохой танец лучше плохой книги.
Танцуют танго. Виктор Сергеевич неумело, но страстно ведёт, путаясь в полах халата. Закончив танец, целует Янине руку.
Виктор Сергеевич : – Ты прелесть. Я рад, что оставлю свои деньги и имущество тебе, а не дому престарелых и не приюту для животных.
Янина, закрыв руками лицо, выбегает из комнаты.
Виктор Сергеевич делает ещё несколько неумелых и неуклюжих па. Останавливается возле напольных часов и пристально смотрит на них.
Открывает стеклянную крышку, останавливает маятник.
Бросается к телефону, звонит.
Виктор Сергеевич (в трубку): – Мишань, это ты? Немедленно останови все часы! Останови, пожалуйста! Как, зачем? Я не хочу, чтобы время шло! Как, почему?! У меня впереди только месяц, а стрелки несутся вперёд и вперёд... Останови, пожалуйста! Спасибо, Мишань. Ты настоящий друг. (Кладёт трубку).
Насвистывая весёлый мотив, достаёт из кармана две фотографии и ставит их на стол, прислонив к бутылке вина. Нацепив очки, дальнозорко рассматривает снимки, откинувшись на спинку стула.
Входит доктор с бумагами в руках.
Виктор Сергеевич быстро прячет фотографии в карман.
Виктор Сергеевич : – Док, вы не знаете, почему у меня ничего не болит?
Доктор (вертя бумаги в руках): – Честно говоря, я этого не понимаю. Судя по анализам (трясёт бумагами), вы должны корчиться в муках.
Виктор Сергеевич (вскакивая): – Док, значит, у меня есть все шансы умереть от сосульки?!
Доктор, хмурясь, присаживается за стол.
Виктор Сергеевич : – Почему вы не спрашиваете, какая сосулька, док?!
Доктор (орёт): – Вам предлагали операцию?!!
Виктор Сергеевич (весело): – Нет.
Доктор : – Химиотерапию?!!
Виктор Сергеевич (ещё веселее): – Нет!
Доктор (убито): – А что вам предлагали?
Виктор Сергеевич : – Постельный режим и наркотики. Док, по-моему, это мечта половины населения планеты – постельный режим и наркотики. (Ржёт. Придвигает к доктору фотоальбом). Поможете мне выбрать фото на памятник?
Доктор (в ужасе): – Увольте! Это не входит в мои обязанности.
Виктор Сергеевич : – Входит, док, входит. Вы просто об этом не знали. (Ещё ближе придвигает к нему альбом).
Доктор, зажмурившись, выдёргивает из альбома первую попавшуюся фотографию и протягивает её Виктору Сергеевичу.
Виктор Сергеевич (строго): – Почему именно это фото, док?
Доктор (открывая глаза): – Эта фотография первой попалась мне под руку.
Виктор Сергеевич (рассматривая снимок): – А вы знаете, мне нравится. Очень нравится! Мне тут двадцать два года, я влюблён в дочку партработника и мечтаю стать джазовым музыкантом. Да, мне нравится ваш выбор, док! Ни слюнявчика, ни дебильной улыбки. (Прячет фото в карман, в компанию к предыдущим).
Доктор (мнёт бумаги с результатами анализов в руках): – Я вот по какому поводу зашёл... Настанет время, когда вы не сможете ходить и за вами понадобится квалифицированный уход. У моего друга есть специальная клиника...
Виктор Сергеевич : – Хоспис, что ли?
Доктор : – Да... да... что-то вроде того, но для состоятельных людей. Я мог бы договориться, чтобы...
Виктор Сергеевич (вскакивая): – Идите, знаете куда, со своим хосписом, док! Я ещё танцую аргентинское танго, а вы... И потом, я остановил часы! И Мишаня остановил! Время остановилось, неужели вы не заметили?! (Наклоняется к уху доктора). Я не умру, док. Ни через месяц, ни через год, никогда...
Доктор (резко вставая): – Я лучше потом зайду.
Идёт к двери уверенным шагом.
Виктор Сергеевич : – Стойте! Стойте, я вам сказал!
Доктор замирает, держась за дверную ручку.
Виктор Сергеевич : – А скажите-ка мне, уважаемый Марат Игнатьевич, что бы вы сделали, если бы вам оставалось жить месяц?
Доктор : – Я?!! (Медленно поворачивается. Задумывается. Возвращается к столу и садится). Я набил бы морду главврачу Глухову, взял машину, залил полный бак бензина и помчался бы, куда глаза глядят. Гнал бы и гнал, летел и летел... Пока сердце не остановится, пока бензин не закончится... И не было бы ни дежурств, ни больных, ни вранья, ни обид...
Виктор Сергеевич (задумчиво): – Гнал бы и гнал, летел и летел! Да... красиво. Слушайте, а чем вам главврач-то не угодил?
Доктор (хмуро): – Он увёл у меня жену. А ещё он дерёт с пациентов деньги за бесплатные процедуры.