Виктор Сергеевич : – Ну-у, такому грех не набить морду! Такого можно даже убить.
Доктор резко встаёт и уходит.
Виктор Сергеевич достаёт из кармана три фотографии, ставит их, прислонив к бутылке, и рассматривает, надев очки и подперев рукой подбородок.
Сцена третья
Вбегает Руфина, на лице паника.
Руфина : – Виктор Сергеевич, там... там... бля... шлю... проститутка пришла! Говорит, что вы её вызывали! Говорит, что французские штучки для неё не проблема!
Виктор Сергеевич : – Как??! Ещё одна? Гоните её, мне с двумя не справится.
Руфина : – Она одна пришла! Говорит, опоздала немного, потому что на въезде в посёлок машина забуксовала.
Виктор Сергеевич : – Гоните её. Мне Яниночки одной выше крыши.
Руфина (решительно убирая фотографии в альбом): – Виктор Сергеевич, Янина – ваша двоюродная племянница!
Виктор Сергеевич (вяло): – Янина – шлюха из "Нирваны". Я заказал её за двести долларов в час, чтобы хоть раз в жизни пообщаться с настоящей проституткой. А то всё институтки, да институтки. (Хихикает, снимая очки).
Руфина (почти орёт): – Виктор Сергеевич! Янина – это дочь вашего двоюродного брата Юрия, который живёт в Твери! В Твери! Я же доложила вам об этом, когда Янина приехала!
Виктор Сергеевич (вскакивая): – Как дочь Юрия?! Как доложила?! А проститутка где?!
Руфина : – В прихожей стоит! Я её в дом только через свой труп запущу!
Виктор Сергеевич (плюхаясь на стул): – Ой, мама... Ой! (Хватается за сердце). Я ж её чуть не того... Ой!!!! Мама... (Вскакивает и орёт). Янина! Янина!
Входит Янина.
Виктор Сергеевич : – Ты почему не сказала, что ты не эта... Что ты Юркина дочь?!
Янина (пятясь): – Я сказала. Я всё сказала, когда приехала!..
Виктор Сергеевич (воет, хватаясь за голову): – Так вот почему ты с чемоданом! Вот, почему!!! (Орёт). Почему ты не отрицала, что работаешь в "Нирване"?!!
Янина : – Неправда! Я отрицала! Я говорила, что я из "У фонтана"!
Виктор Сергеевич (опешив): – А что это – "У фонтана"? Не интим-услуги?
Янина : – Это пивной бар! Я в Щукинское приехала поступать, экзамены провалила, устроилась официанткой в пивнушку. А что, так многие делают, чтобы до следующего года перекантоваться и опять в артисты идти. Только вот квартиру снимать дорого очень, никакой зарплаты не хватит. Ну, тут папка мне позвонил и говорит: так ты к дяде Витьку сунься, может, он тебя хоть в летней кухне на Рублёвке бесплатно поселит. Ну, я и сунулась. А вы что подумали?
Виктор Сергеевич : – Лучше тебе не знать, что я подумал...
Руфина : – Виктор Сергеевич, так с бля... с девушкой из "Нирваны" что делать?
Виктор Сергеевич : – Дай денег и гони прочь.
Руфина уходит.
Янина : – Вы передумали делать меня наследницей?
Виктор Сергеевич : – Я не меняю своих решений.
Янина : – Вот папка обрадуется-то! Мне на летней кухне можно месяц пожить?
Виктор Сергеевич (глядя в одну точку): – Поживи.
Янина : – А я там не замёрзну? Зима всё-таки.
Виктор Сергеевич (переводя на неё взгляд): – Зачем ты изображала из себя проститутку?!
Янина : – Я?!! Проститутку?!!
Виктор Сергеевич : – Зачем раздевалась, ложилась и брала деньги?! Зачем?! Я же тебя чуть... чуть... Господи, ужас какой!
Янина : – Но вы же умирающий! У вас метастазы! Вы сами мне приказали раздеться! Разве можно отказывать раковому больному?!
Виктор Сергеевич (шипит): – Всё Юрке расскажу! Где он там? В Твери?! (В ярости бросается к телефону).
Янина (бухаясь на колени): – Не надо! Не надо папке ничего рассказывать! Я вам пиво неразбавленное с работы таскать буду!! И раков! Ой, извините, про раков я не подумала...
Виктор Сергеевич : – Я тебе дам раков!! Я тебе дам пиво! Я тебе устрою месяц хороших манер! Будешь носить длинные юбки и перестанешь краситься!
Янина (на коленях): – Я лучше квартиру сниму. Я лучше без наследства останусь.
Виктор Сергеевич : – Вста-а-а-ать!
Янина встаёт.
Входит Руфина.
Руфина : – Девушка из "Нирваны" говорит, что не уйдёт, пока... В общем, пока не исполнит свои обязанности. У неё какие-то сложные отношения с сутенёром.
Виктор Сергеевич (потрясённо): – Господи, как интересно жить! Как интересно! И через месяц всё это закончится?! (Подходит к часам, заворожено смотрит на циферблат).
Руфина : – Так что делать с девушкой? Её сутенёр грохнет.
Виктор Сергеевич : – Даже не знаю... Я первый раз, в терминологии не очень разбираюсь. Сутенёр – это типа "крыши"?
Янина : – Сутенёр – это типа бандита. Грохнет и не поморщится. Надо девке клиента подогнать, а то она и месяца не протянет!
Виктор Сергеевич : – Слушайте, может, док захочет приобщиться к прекрасному?
Руфина : – Вы с ума сошли!
Виктор Сергеевич : – А что делать-то? Я первый раз...
Янина : – А по-моему, ваш шофёр будет не против.
Руфина (радостно): – Точно! Наш Вовка, кого хочешь, оприходует!
Виктор Сергеевич : – Господи, как интересно жить!
Руфина убегает.
Входит доктор. С бумагами.
Подходит к Виктору Сергеевичу и молча трясёт анализами перед его носом.
Виктор Сергеевич (слегка отшатываясь): – Что?! Что это?!
Доктор продолжает молча трясти бумагами.
Виктор Сергеевич : – Вы меня пугаете, док, хотя в моём положении глупо чего-то пугаться.
Доктор : – Вы фамилию в анализах читали?
Виктор Сергеевич : – Не знаю... Не помню. А что, надо?
Доктор суёт бумаги ему под нос. Тычет и тычет ими почти в лицо.
Доктор : – Это не ваши анализы! Это не ваше УЗИ, не ваша рентгенография и не ваша томограмма!!!
Виктор Сергеевич : – Как не мои? А чьи?!
Доктор : – Вы читать умеете?!
Виктор Сергеевич : – Не знаю. Можно попробовать.
Доктор : – Пробуйте. (Тычет пальцем в бумагу). Какая фамилия тут написана?!
Виктор Сергеевич (читает, нацепив очки и отведя руку подальше): – Бы-ков.
Доктор (орёт, выпучив глаза): – А у вас какая фамилия?!!
Виктор Сергеевич : – Белов.
Доктор : – Вы понимаете, что это значит?!
Виктор Сергеевич : – Нет.
Доктор : – У вас никакого рака! Нет!!! Я звонил в клинику, вы здоровы как двадцатилетний пацан!
Вбегает Руфина.
Руфина : – Всё отлично устроилось! Вовка оказался знаком с этой девицей из "Нирваны"! Они занялись делом прямо в машине.
Виктор Сергеевич (безумно озираясь по сторонам): – Как это у меня нет никакого рака?! Как это – нет?! (Забирает бумаги у доктора). Верните мне рак!!! Я... я привык к нему! Я почти его полюбил! Я... я фотографию на памятник выбрал! Целых три фотографии! Я... Я... Верните мне мои метастазы! А-а-а-а!...
Руфина : – Чего это с ним?
Доктор и Янина (в один голос): – У него нет никакого рака! Он перепутал анализы!
Руфина : – Я так и знала. Он всегда всё путает.
Виктор Сергеевич : – Что делать-то?
Доктор (хлопая его по плечу): – Жить!
Виктор Сергеевич : – С метастазами?!
Все в один голос : – Нет у вас никаких метастазов!!!
Виктор Сергеевич : – Никаких-никаких? А вы уверены, что я не Быков?! (Снимает очки, подходит к зеркалу, рассматривает себя). Вы уверены, что я Белов?!
Янина : – Плакали мои денежки. Плакала моя яхта и вилла в Майями.
Виктор Сергеевич : – Плакали мои семьсот двадцать часов! Как это неромантично – быть здоровым как двадцатилетний пацан!
Подбегает к часам, открывает крышку, переводит стрелки и запускает маятник.
Бросается к телефону, звонит.
Виктор Сергеевич (в трубку): – Мишаня, запускай часы! Нет, я не хочу побыстрей умереть! Просто все говорят, что Быков это не я, я – Белов! А рак у Быкова! У меня все анализы на Быкова, а на самом деле я Белов! Я тоже запутался, Мишань, но по всему выходит, что болен не я, а какой-то Быков. Да, мне тоже его искренне жаль, ведь он получил мои анализы и думает, что здоров как бык! Я тоже себя поздравляю, Мишаня! Я тоже рад! Что, ты уже заказал горящий самолёт? Немедленно отмени заказ, я боюсь летать, ты же знаешь. И орущего ребёнка не надо, я не люблю детей. Живём, Мишань! Пьём коньяк и играем в покер по пятницам! Ну, пока. Ну, до свидания! Ну, увидимся! (Кладёт трубку, победно оглядывает присутствующих).
Доктор разливает остатки вина в бокалы.
Руфина проворно убирает фотоальбом в шкаф.
Янина с сожалением вытряхивает из сумочки полученные купюры.
Доктор (поднимая бокал): – Ваше здоровье, Виктор Сергеевич!
Виктор Сергеевич (разглядывая вино):– Это не вредно, док?
Доктор : – Идите вы...
Янина : – Плакали мои денежки. Дал же бог такого здорового дядьку!
Звучит аргентинское танго.
Виктор Сергеевич хватает стул и неумело танцует с ним.
Путается в полах халата. Падает. Громко орёт.
Все бросаются к нему, охают, ахают, причитают. Доктор ощупывает ногу.
Доктор : – Перелом. Костыли на полгода вам обеспечены, Виктор Сергеевич.
Виктор Сергеевич : – Стул!!! Я сломал стул Людовика четырнадцатого!!! А-а-а-а-а!!!
В его вопле явно слышатся счастливые нотки.
Вопль переходит в хохот.
Звучит аргентинское танго......
ЗАНАВЕС
В МОЕЙ СМЕРТИ ВИНИТЬ ПРЕЗИДЕНТА...
Кризису посвящается
МОНОСПЕКТАКЛЬ в одном действии
Действующее лицо:
Мамонтов (журналист, потерявший работу, 44 года)
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Обычная комната в обычной квартире.
У стены стоит искусственная ёлка, наряженная только наполовину, но увитая электрической гирляндой.
Рядом с ёлкой картонная коробка с игрушками.
На стене висят большие часы с маятником.
На них без пятнадцати двенадцать.
Часы стоят, секундная стрелка не движется, маятник не качается.
Возле часов висит портрет красивой, улыбающейся блондинки.
Около стены лежит гантель.
На большом обеденном столе стоит бутылка шампанского, лежит обрывок верёвки, кусок проволоки и брючный ремень.
В остальном обстановка скудная и обычная: шкаф, диван, на котором стоит телефон, полка с книгами и одна старая табуретка.
Слышится звук спускаемой воды в унитазе.
На сцену выходит мрачный Мамонтов.
На ходу он застёгивает ширинку.
Обходит комнату по периметру, задрав голову.
МАМОНТОВ:
– Какие высокие потолки... Господи, какая маленькая квартира и какие высокие потолки!
Берёт табуретку, ставит её на диван.
Балансируя, забирается на неустойчивую конструкцию.
Пытается удержаться на ней.
Задирая голову, прикидывает расстояние до потолка.
Кренится набок и с грохотом падает.
Становится на четвереньки.
МАМОНТОВ
(на четвереньках):
– Чёртовы потолки... При таких потолках у меня хоромы должны быть сто сорок квадратных метров, а они... (Разочарованно машет рукой). Лучше даже не вспоминать.
Встаёт, убегает за кулисы.
Выносит стул.
Стул ставит на диван, на стул водружает табуретку,
но опробовать это сооружение не спешит.
Он с натугой двигает диван с сооружённой пирамидой в центр комнаты, туда, где на потолке висит люстра.
Диван с неприятным скрежетом сдвигается с места, пирамида из табуретки и стула с грохотом падает на пол.
МАМОНТОВ
(в отчаянии):
– Чёртовы потолки...
Поднимает табуретку, ставит её возле стола, садится и начинает собирать из верёвки, проволоки и брючного ремня длинную удавку.
Привязывает верёвку к проволоке и задумывается, не зная, как проволоку прикрепить к ремню...
Крутит ремень в руках.
Бросает обеспокоенный взгляд на часы.
МАМОНТОВ:
– До Нового года пятнадцать минут. Нужно успеть... Нужно успеть принять антикризисные меры независимо от высоты потолков и размеров квартиры.
Руки у него дрожат крупной дрожью.
Мамонтов наскоро приматывает проволоку к ремню.
Дёргает удавку, проверяя на крепость.
МАМОНТОВ
(обращаясь к портрету красивой блондинки):
– Ты, Ланочка, наверное, сказала бы, что я даже повеситься по-человечески не могу. Что у меня даже верёвки нормальной нет. Да – нет! А зачем мне верёвка?! Я ж первый раз в жизни вешаюсь!! Поэтому первый раз в жизни мне понадобилась верёвка...
Делает из сложной конструкции петлю, накидывает её на голову.
Стул ставит на диван, на стул пристраивает табуретку.
Лезет на всё это сооружение с петлёй на шее.
МАМОНТОВ:
– Какие высокие потолки... Разве в такой маленькой квартире могут быть такие высокие потолки?..
Ему удаётся залезть на табуретку и даже устоять на ней.
Он замирает.
Неумело крестится.
Подхватывает свободный конец удавки, заканчивающийся ремнём и осторожно, стараясь не упасть, начинает крепить его на люстре.
Руки дрожат. Конструкция под ним качается. Закрепить ремень никак не получается.
Вдруг отчётливо слышатся удары молотка за стеной.
Мамонтов резво спрыгивает с неустойчивой пирамиды, хватает гантель и начинает лупить ею по стене.
МАМОНТОВ
(орёт):
– Ты, дятел! Сволочь, урод, вонючка! Жизни от тебя нет! Стучит и стучит! Долбит и долбит! Утром стучит, вечером долбит, а ночью пос-ту-кивает!
(Пинает стену ногой).
– Долбень!!! У людей кризис, гад, откуда у тебя гвозди?!! Откуда гвозди, я спрашиваю?!!
Бьёт в стену гантелей.
Удавка болтается на его шее.
Стук за стенкой усиливается.
МАМОНТОВ
(без прежнего накала):
– Ты, дятел, больной. До Нового года осталось пятнадцать минут. Всего пятнадцать минут!
(Орёт, сложив руки рупором).
– Что можно прибивать за пятнадцать минут до Нового года?! Игрушки к ёлке?! Салатницу к салату?! Жену к платью?! Сволочь!! Нет, ну какая же ты сволочь! Откуда у тебя салат?! Почему от тебя ещё не ушла жена?!
Бьёт в стену гантелей.
Портрет блондинки падает на пол.
Мамонтов поднимает его, на секунду прижимает к груди и ставит на стол.
Молоток затихает.
Мамонтов хватает табуретку, ставит её возле стола, садится.
Хватается за голову.
Удавка висит у него на шее.
МАМОНТОВ
(обращаясь к портрету):
– Скажешь, я слабый человек, Лана?!
(Дёргает верёвку на шее).
– Чуть что – и в петлю? Не-е-ет, я не слабый, я остроумный! Вот смеху-то: повеситься в Новый год под бой курантов и поздравительную речь президента! Нет, я не слабый, я оригинальный. Если, конечно, полстраны не повесится в этот Новый год под поздравительную речь президента, если, конечно, полстраны не остроумны и не оригинальны также как я... Лана, Ланочка, я простил тебя! Сразу простил, как увидел в своей кровати с Давыдовым. Кто – я, и кто – Давыдов?!
Берёт конец удавки и начинает нервно помахивать им.
МАМОНТОВ:
– Давыдов – величина! Гигант! У него детективы выходят миллионными тиражами, а бабёнки – простые, серые, замотанные бабёнки – визжат от его импозантности, от его серых глаз, от широких плеч и многообещающей задницы. Я даже не знаю, читают ли они его книги. По-моему, они покупают его детективы только ради портрета на задней обложке и возможности взять у него автограф. А вот у меня никто не просит автограф! И никто не покупает моих книг ради фотографии на обложке! Потому что я не пишу книг! Я пишу статьи и заметки, – хорошие статьи и отличные заметки! – но... у меня ни тиражей, ни серых глаз, ни раскрученного имени. Более того, моя газета закрылась, а в другую меня не берут, потому что по городу бегает толпа голодных журналистов, готовых писать только за возможность купить раз в день булочку и кофе в редакционном буфете. Кризис! Кризис в голове, в семье, в отношениях, в творчестве... Даже у Давыдова кризис, он уже неделю пишет одну главу, а его предыдущий роман залежался на полках, потому что у замотанных, серых бабёнок не хватает денег на его последний портрет толщиной в пятьсот двадцать станиц! А портрет-то хорош! Давыдов на нём с трубкой, с усами, в шляпе и с воинственно выдвинутым вперёд подбородком. Я прощаю тебе, Ланка, измену со своим лучшим другом! Искренне, по-доброму, навсегда прощаю. Ты думаешь, я прощаю, потому что слабый и безвольный?!
Дёргает на шее удавку.
МАМОНТОВ: