ТИШУКОВ. Каждую ночь, как по расписанию! Матрос Попов, матрос Серьга, капитан-лейтенант Жихлов. Стоят, смотрят. Матроса Корнеева сестра повадилась вопросы задавать. Хамит мне в лицо. Мать старшины Гущина сошла с ума - верни ей сына да верни. Я пытаюсь разговаривать - не слышит. Фотографию тычет…
КАРЛИК. Спрятаться бы вам.
ТИШУКОВ. Что?
КАРЛИК. Спрятаться. В другую судьбу уйти! Сбить со следа их всех. Уснуть, а проснуться потихонечку в другой судьбе. Они придут, а вас и нет.
ТИШУКОВ. Спрятаться - это… вообще неплохо бы.
КАРЛИК. Я и слово тайное знаю.
Пауза.
ТИШУКОВ. Опасно это, Глебыч. Путешествия эти. (Хомяку.) Правда, Яша? (Снова Карлику.) Тут ведь никогда не знаешь наверняка. Вдруг проснешься, а ты никто!
КАРЛИК. Так не бывает.
ТИШУКОВ. Еще как бывает.
КАРЛИК. Все равно - кто-то… Ну хоть шахтер или, там, таджик на стройке.
ТИШУКОВ. Это и есть никто.
КАРЛИК. Так не насовсем же, Петр Петрович! Со следа сбить.
ТИШУКОВ. Опасно… (Пауза.) Ах, как я в детстве хорошо спал, Глебыч! Сны такие - просыпаться было жалко! Днем тоска - мамка, школа, баян этот. Во дворе братья Тюрины, уголовнички… А во сне. Поверишь ли, Глебыч - чечетку бил! Еще звук слышал, когда просыпался… Летал над землей буквально, как эти… братья Гусаковы! Помнишь братьев Гусаковых? Э-эх, ты.
Оркестр начинает негромко играть пасодобль.
Во-во! Оно!
Подбумкивая губами, радостно отбивает несколько тактов ладонями.
А? (Довольный.) Вот так вот! А то еще снилось, что я… (Смеется.)
КАРЛИК. Гагарин?
ТИШУКОВ. Не-а. Попенченко!
КАРЛИК. Кто?
ТИШУКОВ. Боксер такой был, Глебыч. Всех клал. Вот поверишь, чуть глаза закрою - то чечетку бью, то в рожу козлам этим…
МАМА (появляясь). Петя! До-мой…
ТИШУКОВ (после паузы). Значит, спрятаться?
КАРЛИК. Да поглубже, голубчик. А врага того мы найдем, найдем.
МАМА. Петя! Тебе телефонограмма.
ТИШУКОВ. Какая телефонограмма, мама, что за ерунда. (Опомнившись.) Какая телефонограмма?
МАМА. Каминский какой-то сбежал.
ТИШУКОВ. Как сбежал?
МАМА. Я не знаю. Мне позвонили, просили передать, я записала: "Каминский сбежал…".
Под барабанную дробь РАБОТНИКИ МАНЕЖА выкатывают пушку. В луче света у пушки появляется КАМИНСКИЙ - в белом цирковом костюме, весь в блестках. Барабанная дробь усиливается волнообразно.
Каминский прощается с публикой и запрыгивает в пушку. Барабанная дробь нарастает. Служитель манежа зажигает фитиль и подносит его к пушке. Выстрел, дым из жерла, удар тарелки - и Каминский возникает в луче света на противоположном балконе, на фоне нарисованного лондонского Биг Бена.
КАМИНСКИЙ. Ап!
Через секунду оркестр начинает играть попурри на тему английского гимна, а возле Каминского возникают грозди микрофонов. Голоса наперебой: "мистер Камински!", "мистер Камински!"… Подняв руку, он устанавливает тишину и начинает нести англоподобное. В этой мешанине, однако, хорошо различимы слова "Russia", "corruption", "Kremlin", "anti-democracy"…
КАРЛИК. Что он говорит?
ТИШУКОВ. Про меня говорит.
КАРЛИК (с восхищением). Как это вы по-английски понимаете!
КАМИНСКИЙ. Thank you for your attention!
Снова голоса: "мистер Камински!", "мистер Камински!.."
КАМИНСКИЙ (Тишукову, с прощальным поцелуем). Bye-bye!
Исчезает вместе с лучом света.
ТИШУКОВ. Ишь, какой отчаянный. Чего это он вдруг, как думаешь?
ДОЛГОВЯЗЫЙ (входя с листком бумаги). Вот… Полный текст пресс-конференции. (Хочет уйти.)
ТИШУКОВ. Стоять! Ну-кась… "Реванш номенклатуры", "режим личной власти, погрязший в коррупции." (Карлику.) Я ж говорил, про меня. "Шантаж и вымогательство…" (Долговязому, после паузы.) А вот это уже самодеятельность… Здесь шантажирую я!
Еще пауза, слышен дальний раскат грома.
Погоди-ка. Может, ты и на меня бумажки собираешь? А?
Начинает надвигаться на Долговязого, тот пятится, растерянный.
В оппозицию собрался? Борьба с антинародным режимом?
Будем меряться бумажками? Ну! Открывай свой покер, валяй до горы! А я свой покажу…
ДОЛГОВЯЗЫЙ. Петр Петрович, да вы что? Да я же…
Гром гремит совсем близко. Долговязый вдруг срывается с места, хватает портфель Тишукова - и с портфелем в зубах начинает ловко карабкаться наверх по пожарной лестнице у кулисы.
ТИШУКОВ. Ага-а!.. Глебыч!
Карлик, метнувшись за кулису, выволакивает динамо-машину с черепом и костями - и начинает крутить ручку. Вой машины. Долговязый уже скрывается за верхним порталом, когда Тишуков, надев резиновые перчатки, присоединяет большие клеммы к опорам лестницы, по которой лезет Долговязый.
Разряд тока, дым. Страшный крик Долговязого сверху.
Через пару секунд на сцену начинает падать пепел. Карлик крестится.
Тишуков неторопливо отсоединяет клеммы, присаживается на динамо-машину; достает фляжку, наливает.
Пауза.
ТИШУКОВ. А раньше не пил я, Глебыч - ни капли, вообще… Здоровье берег, представляешь? (Пауза.) Какое тут здоровье с вами! Чистый террариум…
Жестом приглашает Карлика присоединиться. Не торопясь наливает ему.
Разряд молнии за окном - и звуки ливня по крыше и подоконнику. Карлик крестится еще и еще.
ТИШУКОВ (рассмотрев, как впервые). Ты в Бога веришь, Глебыч?
КАРЛИК. А как же, Петр Петрович! Нам без Бога нельзя.
ТИШУКОВ. А Ему без нас, Глебыч? Ведь скукотища. А так - каждый день спектакль. Ну, помянем. товарища по работе.
Карлик, снова перекрестившись, пьет.
Дай бог, чтоб не последний!
Карлик поперхивается. Тишуков стучит его по спине. Карлик откашливается; они закусывают. Тишуков берет в руки горсть пепла, разминает, смотрит на Карлика.
Ну что? Вопрос с преемником, таким образом, решили.
КАРЛИК. Ой, Петр Петрович, да вы что! Да я и не думал никогда. Не надо! Нет, нет. Не по сеньке шапка. Мое дело тихое, православное. За Русь молиться буду.
ТИШУКОВ. Ты чего так разволновался, Глебыч? Я про тебя и не думал в эту сторону.
КАРЛИК (после паузы). А кто? (Еще пауза.) Просто интересно.
ТИШУКОВ. Да я же, Глебыч. Я, кто ж еще. Сам себе и преемлю.
КАРЛИК. А вот и правильно! Я всегда говорил.
ТИШУКОВ. На Западе, конечно, начнут рожу кривить.
КАРЛИК. Зато на Востоке как обрадуются, Петр Петрович!
Из оркестра начинают доноситься разрозненные звуки тубы и контрабаса.
ТИШУКОВ. Да! Тяжела ты, шапка Мономаха, но делать нечего! Шапку, Глебыч, мы тоже в оффшор кинем, так оно надежнее. Камешков оттуда только наковыряем. (Пауза.) Черт возьми, и не уйти ведь по-хорошему! Обложат, как зайца. И эти тоже. россияне. Ну что я могу поделать, если им меня нужно? Прямо извелись все. Ну, нате вам меня.
КАРЛИК. И слава богу, и слава богу!
ТИШУКОВ. Ладно, иди.
КАРЛИК. В надежных руках страна!
ТИШУКОВ. Иди прочь, говорю! И аппарат забери.
КАРЛИК (укатывая прочь динамо-машину). От всей России спасибо!
Уходит. Пауза.
ТИШУКОВ (вдруг, в ложу оркестра, откуда продолжаются бессмысленные звуки тубы и контрабаса). Слушайте, кончится это когда-нибудь или нет? Что ж такое? Сыграйте что-нибудь человеческое!
Застигнутый врасплох ДИРИЖЕР неловко давит сигарету в стакане и встает.
ДИРИЖЕР. Извините, Петр Петрович, у нас это. состава нет.
ТИШУКОВ. Как нет?
ДИРИЖЕР. Ну так… Разъехались.
ТИШУКОВ. В отпуск?
ДИРИЖЕР. Типа того. Только насовсем. Вот, туба и контрабас только и остались. Тренируются теперь.
ТУБА И КОНТРАБАС (хором). Добрый день.
ТИШУКОВ. Чего это они все так, разом? Не спрашивали?
ДИРИЖЕР. Спрашивал. Говорят: разонравился репертуар. (Пауза.) Если честно, я тоже не в восторге.
ТИШУКОВ. Что ж вы сами не уехали?
ДИРИЖЕР. Да мне уж поздно… У меня скоро двойная тактовая.
ТИШУКОВ. Чего?
ДИРИЖЕР. Забыли… Ай-яй-яй… Двойная тактовая черта, конец пьесы! И место давно ждет, возле родителей, на Миусском… А потом: я пожилой человек, я здесь и не такой цирк видел. Тут до вас смертельных номеров было - публика не выживала, не то что артисты! Так что я уж на Родине руками домашу. Кстати - голова я садовая! - вам же письмо просили передать. С оказией, авиапочтой…
Вынимает из фрака бумажный самолетик, пускает его к ногам Тишукова и удаляется восвояси. В луче света возникает КАМИНСКИЙ. Он сидит в кресле, в шелковой пижаме, и курит сигару. Когда Тишуков наконец расправляет лист, Каминский начинает говорить.
КАМИНСКИЙ. Решил все-таки написать Вам частным образом. Не чужие все-таки, - можно сказать, товарищи по несчастью. Коротко о себе. Я получил статус беженца и репутацию главного борца с вашим дурацким режимом. Передавайте привет вашим злодеям - если бы не они, не видать мне этой халявы как своих ушей. Впрочем, все это дела прошлые и вам хорошо известные. (Затягивается сигаретой.) Теперь - главное. В настоящее время я прохожу курс лечения в клинике Кавдора в Шотландии. Это старинная клиника. Здесь мне обещали вернуть сон, и я уже делаю успехи. Заведение чудесное, всё на природе, хорошие врачи, тактичный персонал… Больных немного, но всё больше тяжелые. В соседней палате лежит какая-то местная старуха - она не спит уже пятый век, все время пытается смыть кровь со своих рук. Вы должны ее помнить.
Пауза. Каминский смотрит на Тишукова, который, подняв голову от письма, силится понять, о чем речь. Каминский, усмехнувшись, продолжает.
Приезжайте, коллега. Забудьте все слова, которым я вас учил: дрянь это все и подлость, вы же сами понимаете. Пора подумать о здоровье. Давайте к нам в клинику - заодно и Россия дух переведет, а то гнилью несет уже до Ла Манша, постарались мы с вами, нечего сказать. Я переговорил с врачами - совсем вылечить вас они не обещают, но с острой фазы снимут непременно. Если надумаете - я пишу на их бланке, там наверху все координаты. До свиданья или прощайте, - как пожелаете. Павел Каминский.
К нему подходит ЖЕНЩИНА в больничном белом халате, наброшенном на плечи; волосы собраны в узел. Ставит на столик стакан чая и лекарство на блюдечке, целует в голову. Каминский целует ей руку - и после паузы заканчивает.
Постскриптум. Меня нашла моя сестра, Маша. Если только все это не сон.
Женщина поворачивается к Тишукову, распускает узел на голове, и каштановые волосы рассыпаются по плечам. Немедленно сверху спадает трапеция - и Маша, подхватив ее, легко перелетает на другой край сцены, навстречу Тишукову. Он отбрасывает письмо, делает шаг к ней навстречу - и…
Маша проходит как будто сквозь него - и исчезает, а Тишуков натыкается на входящего ПЕНЬКОВА.
ТИШУКОВ (отпрянув). А! Вы кто?
ПЕНЬКОВ. Я Пеньков.
ТИШУКОВ. Пеньков?
ПЕНЬКОВ. Вы меня не помните. Ну конечно - нас было так много… Здравствуйте, Петр Петрович!
Протягивает руку. Тишуков кричит от ужаса.
ПЕНЬКОВ (растерянно). Что?
ТИШУКОВ. Татуировка!
ПЕНЬКОВ (глядя на свою руку). Ну да.
ТИШУКОВ. Якорь…
ПЕНЬКОВ. Ну да. Я ж на флоте служил.
ТИШУКОВ (после паузы). Я тебя не узнаю.
ПЕНЬКОВ. Я Пеньков.
ТИШУКОВ. Не помню. Матрос Попов, матрос Серьга, капитан-лейтенант Жихлов. Ну, все равно. Я не виноват, Пеньков, не виноват! Это само получилось, понимаешь?
Меня так завертело, я и понять ничего не успел. Сон какой-то, и проснуться нельзя. И потом: все равно бы никого не спасли!
ПЕНЬКОВ. Петр Петрович!
ТИШУКОВ. А может, и нет! Может, и не Петр Петрович! Мне бы только проснуться по-человечески, понимаешь, Пеньков? Где-нибудь. у синего моря, чтобы песочек, и небо. и чтобы никто не знал, где… Глебыч и слово тайное знает! Карлик мой, Глебыч. Он обещал. Мне проснуться надо! Проснуться! Ты ведь сон, Пеньков. Ты не знал? Дурачок. Ну и снись кому-нибудь другому. А я вот сейчас - р-раз! - и все. И нет никакого Тишукова… Ищи ветра в поле!
ПЕНЬКОВ. Да как же это… Петр Петрович!
ТИШУКОВ. Назад! Тш-ш-ш… (Залезает в сундук.) Всем привет! Айн, цвай, драй!
Закрывает крышку сундука.
ПЕНЬКОВ (после паузы, подойдя к сундуку и прокашлявшись). Петр Петрович! Я не сон. Я Пеньков из Совета молодежи. Мне Лариса передала, чтобы я принес план мероприятий. Мы давно его написали, честное слово! Мне ж никто не сказал, что надо вам его передать… (Пауза.) Вы простите, я не знал, что нельзя с татуировками. Я сведу, я завтра сведу! (Осторожно стучится в сундук.) Петр Петрович!
Помедлив, осторожно поднимает крышку. Заглядывает внутрь.
Во я попал…
Выходят РАБОТНИКИ МАНЕЖА - и ловко разбирают сундук. Внутри пусто.
РАБОТНИКИ МАНЕЖА (демонстрируя стенки сундука). Ап!
Вновь вступают туба и контрабас - на сей раз звуки складываются в какую-то грустную мелодию, и под эту мелодию по сцене в странном замедленном танце проходят и, прощаясь с публикой, исчезают за кулисами персонажи этой пьесы - ШПРЕХШТАЛМЕЙСТЕР, ЯСЕНЕВ, ТОЛСТЫЙ и ДОЛГОВЯЗЫЙ, КАМИНСКИЙ, МАША, ПЕНЬКОВ. Толстый захватывает с собой клетку с хомячком, напоследок предлагая и ему помахать лапкой публике. Входит МАМА, в руках у нее - клетка с большой игуаной.
МАМА (игуане). Это ничего, Петя, это ничего. Игуана так игуана. Всякое в жизни бывает, мало ли куда занесет человека? Мы с отцом твоим одно время в Воркуте жили. Света не видели вообще - окно снегом как замело раз и навсегда, так и все! И снег-то черный от угля. А тут у тебя и светло, и просторно. Я тебе яблочек нарезала. Съешь дольку? Вот какой красавец! Ты ешь как следует, а то не вырастешь. (Встревоженно.) Это я, Петя. Ты меня узнаёшь? Ты мигни, если узнаёшь. Ой, мигнул, узнал! Ты такой молодец, тут тобой все гордятся. Тетя Ната говорит: я так и знала, что он далеко пойдет!
Кормит игуану яблочком.
ДИРИЖЕР (из ложи оркестра, публике). Н-да. Чего только не приснится этому автору! Мрак какой-то. Натрескается водки в одиночестве и ну галлюцинировать. Нет бы в хорошей компании накатить валерьянки, комнату проветрить - и баиньки на бочок. Совсем ведь другое приснится! Как раз то, чего нужно людям! Нет, ей-богу: жизнеутверждающий финал - как же без него? Повернуть сюжет в хорошую сторону - это ведь никогда не поздно! Я про жизнь не говорю, но хотя бы драматургию. Правда? Так что - тс-с… Пока автор не видит… (Достает пластинку и вынимает ее из конверта.) Извините, что под "фанеру" - состав разъехался… Но запись классная! Вам понравится.
Поднимает пластинку и, держа ее на пальцах, как официант блюдо, делает дирижерский жест другой рукой. Звучит тот же пасодобль, который звучал раньше.
ДИРИЖЕР (проникновенно). Дамы и господа! Только один раз! Петр Тишуков!
На площадке наверху вдруг распахивается пейзаж - синее море, пальмы… На этом фоне в изящном эстрадном прикиде а-ля "латинамерикана" - жилетка, лаковые ботинки, канотье - стоит Тишуков.
Дирижер провоцирует аплодисменты в зале, и Тишуков начинает бить чечетку под пасодобль. Это продолжается до тех пор, пока аплодисменты не перейдут в овации. Входит КАРЛИК со скипетром, сопровождаемый двумя мрачноватыми РАБОТНИКАМИ МАНЕЖА. Сразу видно, что это охрана. Останавливается и некоторое время слушает чечетку. Потом Работник манежа вынимает из конверта пластинку, передает Карлику, и тот ломает ее об колено.
Музыка прекращается. Синее небо с пальмами меркнет.
КАРЛИК. Стало быть, теперь так!
Кивок работникам манежа, - и те уводят Маму от клетки с игуаной.
МАМА. Погодите, он еще не поел… Яблочко, яблочко ему передайте.
КАРЛИК (после паузы, игуане). Ну что, Петя? Как жизнь? (Смеется, довольный.) Пе-тя!.. Не ожидал? Не ожида-ал… Ну ничего: стало быть, теперь вот так! Скажи: добрый день! Добрый - день, ну? Что же ты замолчал. Петя?
Цокает игуане. Потом поворачивает голову к зрителям и начинает цокать им - безо всякой улыбки, с нарастающим раздражением.
А Тишуков на площадке наверху снова начинает бить чечетку - без музыки, самозабвенно, легко и счастливо. Он прощается с нами - и продолжает бить чечетку до тех пор, пока не гаснет луч света на его руке в белой перчатке, держащей канотье.
Август 2007 года
ПОТЕРПЕВШИЙ ГОЛЬДИНЕР (2010)
комедия и немножко себе мелодрама
Работа под заказ - занятие почтенное.
Позвонил Геннадий Хазанов: есть идея!
При встрече мне была передана пьеса Джеффа Бэрона "Приходящий мистер Смит". Должен сразу признаться, что я ее так и не прочитал до конца - успел затормозить вовремя, в отличие от персонажа, который чуть не задавил насмерть человека…
Я так и не узнал, чем там закончилось: бродвейское развитие сюжета в любом случае отвлекло бы меня от собственной драматургической тропинки, и я не стал рисковать.
Чужие сюжеты перекатывал в массовом порядке еще отец наш Шекспир, - так что не англосаксам жаловаться! Тем более что, взявши с поклоном благодарности исходное событие, я поменял не только коллизию, но и пол персонажа.
Но увы, - "шел в комнату, попал в другую"… - написанное мной мало соответствовало ожиданиям Геннадия
201
Викторовича: характер героя поволок меня за собой; комедия, картина за картиной, неотвратимо сползала в мелодраму.