Когда я услышал, как ласково разговаривает он с вами, сердце мое преисполнилось стыда и раскаяния. О, какое счастье, что мы с вами, Арзи-биби, не успели еще извлечь из сундука ожидания ковер нашей страсти! Отныне мы должны свернуть этот постыдный ковер и похоронить его в могиле вечности!
Арзи-биби(высунув голову из подушек). Я его не знаю!.. Я его вижу первый раз в жизни!..
Багдадский вор. Не вы ли, Арзи-биби, увлекли меня сюда, сказав, что ваш достойнейший муж пошел играть в кости к ростовщику Вахиду…
Рахимбай. Ты даже это разболтала ему!
Арзи-биби(бросается к мужу). Выслушайте меня! Я не знаю этого человека!
Рахимбай. Изменница! Обманывать своего благодетеля, который взял тебя нищую! Обманывать! И с кем? С такой гнусной рожей!
Багдадский вор. У женщин часто бывают странные склонности…
Арзи-биби. Он лжет!..
Рахимбай. Замолчи!
Багдадский вор. Хвала Аллаху, что супружеская честь ваша осталась неочерненной! И отныне – клянусь вам – никогда больше я не наполню своих глаз вашим видом и видом вашей жены! (Идет к дверям.)
Рахимбай растерянно смотрит ему вслед, хватает пояс, камзол, золотую саблю, швыряет к дверям.
Рахимбай. Эй, ты! Саблю свою подбери!
Багдадский вор берет саблю, пояс, завертывает в камзол и уходит.
Арзи-биби(в слезах). Я не знаю его!.. Я не знаю его!..
Рахимбай. Лжешь, презренная! (Садится.) Я всегда так верил тебе!.. О подлая, неблагодарная!.. Не я ли тебе подарил драгоценности…
Арзи-биби. Возьмите обратно свои драгоценности! (Бросается к нише, открывает шкатулку. Шкатулка пуста. Издает тихий вопль.)
Рахимбай кидается к шкатулке. Супруги переглядываются.
Старый дурак! Старый толстый дурак! Что вы пристаете ко мне со своей дурацкой ревностью? Где драгоценности? Неужели вы еще не поняли, что это был вор! Вор, забравшийся в дом!
Позабыв обо всем, супруги дружно бросаются в погоню, крича: "Ловите вора!"
Комната опустела. Камильбек поднимает крышку сундука, вылезает, весь облепленный пухом. Крадется к окну и выскакивает в него.
Занавес
Действие второе
Сцена шестая
Озеро. Хибарка сторожа возле шлюза, в которой расположился Насреддин со своим ишаком.
Насреддин(ишаку). Что ж это получается, мой верный ишак? Гюльджан, уезжая с детьми в Бухару, поручила нам сторожить дом, а мы вместо этого сторожим чужое озеро. А я ведь обещал к ее возвращению починить забор. Нам с тобой надо очень спешить…
Входит Саид, сгибаясь под тяжестью трех корзин с хлебными лепешками и трех корзин с абрикосами.
Саид. В селении так удивились, когда я сказал, что покупаю для вас три корзины абрикосов и три корзины лепешек. Все говорят: "Не к добру это, ох не к добру!"
Насреддин. И ты думаешь – не к добру?
Саид. Простите меня, но… До полива осталось десять дней…
Насреддин. Я помню, Саид.
Саид. Зульфи уже выплакала все глаза и потеряла веру. Сегодня утром она надела на свою яблоньку черную ленту! (Голос его начинает дрожать.)
Насреддин. Потеряла веру? Это плохо.
Саид. Может быть, все-таки нам лучше бежать, пока не поздно?
Насреддин. Бежать? Тогда уж втроем – я тоже с вами. И не втроем – вчетвером: ведь не брошу я здесь моего ишака! И не вчетвером – впятером: я забыл еще одного. Это будет уже не бегство, а целое переселение. (Кладет руку на плечо Саида.) Скажи своей Зульфи, что все будет хорошо.
Саид. Она не поверит.
Насреддин. А ты сам мне веришь?
Саид(замялся). Теперь… Когда эта должность хранителя озера… Захотите ли вы думать о нас…
Насреддин. О неразумный юноша! Умей доверять другу – это величайшая из наук!
Саид. Простите меня.
Насреддин. Ты веришь мне?
Саид(тихо). Верю.
Насреддин. Тогда и Зульфи поверит. Твоя вера передастся ей. Иди! И помни: мы всегда вместе. Что бы ни случилось, мы вместе.
Саид уходит. Ишак сунул морду в корзину.
(Оттаскивая его за хвост.) Куда ты, куда? О длинноухое вместилище навоза! Если ты будешь совать свою морду куда не следует, я отправлю тебя на живодерню!.. Я… (Увидев кого-то, хватает корзину с абрикосами и ставит перед ишаком.) Да простит меня высокорожденный за эти абрикосы – лучших здесь не нашлось. Зато лепешки сегодня хороши…
Входит Агабек, с изумлением глядит на Насреддина.
На завтра, о блистательный и царственнорожденный, я заказал для вас черешню и ранний урюк. (Откладывает одну лепешку в сторону.) Эта лепешка недостаточно хороша для вас, в ней запекся уголек… Скушайте другую…
Агабек кашлянул. Ходжа Насреддин притворно вздрогнул, обернулся, изобразил на своем лице замешательство.
Агабек. Ты кормишь абрикосами своего ишака?
Насреддин. Тсс… Ради Аллаха, высокочтимый хозяин, не произносите этого грубого слова: оно неуместно.
Агабек. Как – неуместно? Здесь стоит ишак, я вижу ишака и говорю – ишак.
Насреддин. Три раза, как нарочно! Лучше отойдем, хозяин, и поговорим наедине.
Агабек. Мы здесь наедине – ведь не считаешь же ты нашим собеседником этого ишака?
Насреддин. В четвертый раз, милостивый Аллах! Отойдем, хозяин!.. Отойдем! (Снимает халат и, растянув его на жердях, отгораживает ишака как бы занавесом.)
Выходят из хибарки.
Агабек. Белыми лепешками и абрикосами…
Насреддин. Это великая тайна.
Агабек. Тайна? (Подставляет ухо.) Я слушаю.
Насреддин. Не допытывайтесь, хозяин. К этой тайне причастны многие сильные мира.
Агабек. Тогда наравне с другими сильными посвяти и меня в свою тайну.
Насреддин. Я глубоко чту вас, хозяин. Здесь, в селении, вы воистину сильный, но по сравнению с теми – козявка!
Агабек. Да завяжется в три узла твой язык на этом дерзком слове!
Насреддин. Простите меня, хозяин, но когда речь идет о царственных особах…
Агабек. О царственных особах? Ты – мой слуга, значит, не должен от меня скрывать ничего.
Насреддин. Что мне делать? С одной стороны, я действительно не должен иметь никаких тайн от своего благодетеля…
Агабек. Вот именно.
Насреддин. С другой стороны, гнев могучих, гнев, который может испепелить нас обоих…
Агабек. Я не скажу никому.
Насреддин. Не сочтите за дерзость, хозяин, если я потребую клятвы.
Агабек. Клянусь своим загробным спасением!
Насреддин. Хорошо, я открою вам эту тайну, высокочтимый хозяин. Но завтра утром.
Агабек. Только утром?
Насреддин. Раньше не могу, даже если бы из-за этого пришлось покинуть место хранителя озера.
Агабек. Покинуть место? Что ты, зачем? До утра я подожду (Уходит.)
Насреддин возвращается в хибарку, отдергивает халат.
Насреддин. Сожрал!.. Все сожрал!.. О бездонное брюхо! Скоро ли ты подохнешь? А где лепешка, которую я отложил для себя? (Не найдя лепешки.) Эге! Да ты, я вижу, успел заразиться той же болезнью, от которой лечится мой добродетельный спутник.
Последние слова слышит Багдадский вор, неслышно появившийся из-за хибарки.
Багдадский вор(протягивает Насреддину драгоценности). О Ходжа Насреддин! Я преисполнен теперь такого рвения, что могу украсть даже это озеро вместе со шлюзом. Приказывай!
Сцена седьмая
Садик Мамеда-Али. Старик окапывает яблони. На яблоньке Зульфи – черная траурная лента. В стороне разговаривают вполголоса Саид и Зульфи.
Зульфи. Бежим! Куда-нибудь в горы, к цыганам или киргизам.
Саид. Нет, Зульфи, нам теперь не надо бежать.
Зульфи. Неужели они и тебя сумели уговорить, Саид?!
Саид. Не плачь. Послушай, у нас появился друг и защитник.
Зульфи. У нас друг и защитник? Кто?
Саид. Я не могу сказать тебе. Знаю только, что он нас спасет.
Зульфи. И ты ему поверил?
Саид. О Зульфи! Умей доверять – это величайшая из наук! Если бы ты видела взгляд нашего покровителя, слышала его голос, ты бы поверила!
Мамед-Али(втыкает в землю мотыгу и направляется к влюбленным). Прошу тебя, Саид, удались. Не терзай сердце ни себе, ни ей… Теперь она уже не наша… Иди… Так приказывает судьба! (Вздохнув, возвращается к яблоням.)
Саид. Зульфи! Надейся!
Взявшись за руки, влюбленные смотрят друг на друга долгим взглядом. Саид стремительно уходит. Зульфи, рыдая, скрывается в доме. У забора появились Насреддин и Багдадский вор.
Насреддин(протянув вору драгоценности вдовы, шепчет). Положи под яблоню… Присыпь землей…
Багдадский вор проскальзывает в садик, кладет драгоценности под яблоню и возвращается к Насреддину.
Мамед-Али подходит к дереву, начинает окапывать.
Насреддин и Багдадский вор с нетерпением следят за ним из-за забора.
Багдадский вор(шепчет). Вниз посмотри!..
Насреддин(так же). Да нагнись же, старик…
Багдадский вор. Пониже… Ну… Ну…
И, словно услышав их, Мамед-Али нагибается, видит драгоценности, поднимает их дрожащими руками. Роняет браслет, нагибается поднять его, но от волнения рассыпает остальное.
Мамед-Али. Зульфи!.. Зульфи!..
Зульфи(вбегая). Что с тобой, отец?! Тебе плохо?! (Увидела драгоценности.) Что это? Откуда?
Мамед-Али. Нашел!.. Вот сейчас, под яблоней… Мы спасены! Мы спасены! (Рассматривает драгоценности.) Это золото и… и настоящие камни… (Опускается на колени.) Возблагодарим великого Аллаха, который услышал наши мольбы и снизошел к нашему горю. Сам всемогущий послал к нам своего ангела, чтобы избавить Зульфи от рабства!
Насреддин(вору). Это ты – ангел!
Багдадский вор(падает от смеха на землю, корчится, дрыгает ногой). Ангел… Ох, не могу… Ангел… Ой!..
Мамед-Али и Зульфи скрываются с драгоценностями в доме.
(Утирая слезы.) О Ходжа Насреддин! Прикажи, и я украду для тебя звезду с неба!
Сцена восьмая
Озеро, хибарка сторожа возле шлюза. На небе первая полоска зари. Входит Агабек.
Агабек. Эй, сторож! Ты обещал открыть мне тайну.
Насреддин. Помню.
Агабек. Утро уже наступило.
Насреддин. Да, высокочтимый хозяин. Приготовьтесь услышать.
Агабек. Мои уши на гвозде внимания, а язык в темнице молчания.
Насреддин(неожиданно резко вскрикивает). Алиф! Лам! Мим! Алиф! Лам! Ра!.. Кабахас чиноза! Чунзуху, тунзуху! (Обходит вокруг хибарку.) Теперь нас никто не подслушает.
Агабек. А кто мог подслушать раньше? Ведь мы здесь вдвоем, если не считать ишака.
Насреддин. Тсс, хозяин! Я же просил вас не произносить вслух этого непристойного слова! (Встает, отвешивает ишаку почтительный поклон.) Высокочтимый Агабек видит перед собой наследного принца Магрибского, превращенного с помощью злых чар…
Агабек. Принца?!
Насреддин. Да, это единственный сын великого султана Магриба Абдуллы-абу-ибн-Муслима!
Агабек(разражается хохотом). Этот ишак – принц?!
Насреддин. Остановитесь, ничтожный! (Кланяется ишаку.) Да не прогневит высокорожденного смех этого невежды!
Агабек. Тайна!.. А я-то думал… Какой он принц! Самый настоящий ишак!
Насреддин. Тсс, хозяин! Неужели нельзя выразиться иначе? Ну почему не сказать: "этот четвероногий", или "этот хвостатый", или "этот длинноухий", или, наконец, "этот покрытый шерстью".
Агабек. Этот четвероногий, хвостатый, длинноухий, покрытый шерстью ишак!
Насреддин. Если уж вы не можете воздержаться, хозяин, – молчите!
Агабек. Мне? Молчать? Из-за какого-то презренного…
Насреддин. Воздержитесь, хозяин! Молю вас, воздержитесь!
Агабек.…ишака!..
Ходжа Насреддин вновь вешает свой халат на жерди, отгораживая ишака; отводит Агабека в сторону.
Насреддин. Так нам будет спокойнее говорить, если только вы, хозяин, немного умерите мощь своего голоса. Когда вы опять дойдете до этого слова, постарайтесь произносить его шепотом.
Агабек. Хорошо. Хотя, говоря по совести, не понимаю…
Насреддин. Скоро поймете. Разве вы никогда не слышали истории о превращениях? Взять хотя бы Аль-Фаруха-Абдуллу, сначала превращенного в пчелу, потом в крокодила и, наконец, в самого себя. Одного только превращения никогда не испытал этот Абдулла: из плута превратиться в честного человека!
Агабек. Слышать слышал. Но считал это выдумками.
Насреддин. Теперь вы видите воочию.
Агабек. А где доказательства? Что в этом… (понижает голос) в этом ишаке свидетельствует об его царственном происхождении?
Насреддин. А хвост. Белые волоски в кисточке.
Агабек. Белые волоски? Да я тебе найду их целую сотню в любом ишаке!
Насреддин. Тише, тише, хозяин!
Агабек. Этот ишак – принц? Так преврати его на моих глазах в человека или, наоборот, преврати какого-нибудь человека в ишака. Тогда я поверю.
Насреддин. Как раз этим делом я сейчас и займусь. Я должен вернуть ему на короткое время его подлинный царственный облик.
Агабек. Так начинай же скорей!
Насреддин сдавленным голосом выкрикивает заклинания, болтает ногами, ползает на четвереньках.
Насреддин. Алиф! Лам! Мим!.. Алиф! Лам! Ра!.. Кабахас! Суф!.. Чиноза! Мим!.. Тунзуху!.. Чунзуху!.. Итки! Изги! Каф!.. (Неожиданно хватает котелок с волшебным составом и выливает за висящий халат – на ишака.) Алиф! Лам! Мим!.. (Хватает Агабека за руку.) Бежим, хозяин! Бежим! Смертный не должен видеть чуда превращения. А то можно ослепнуть!.. (Оттаскивает Агабека к озеру, опускается на колени, молится, потом встает.)
Агабек(язвительно смеясь). Ну, где же твое чудо?
Насреддин. Еще не свершилось, хозяин. Подождем.
Агабек. Нечего и ждать! Ишак останется, как был, ишаком, но ты навряд ли останешься хранителем озера.
Нечеловеческий вопль прорезал тишину.
Иасреддип(опять падает на колени). Благодарю тебя, о всемогущий! (Встает.) Идем, хозяин! Свершилось!
Возвращаются в хибарку. Насреддин отдергивает халат. На месте ишака – Багдадский вор в уздечке. На нем камзол Камильбека и серебряный пояс, с которого свешивается золотая сабля.
Багдадский вор(крикливо). О нерадивый раб! Долго мы будем терпеть твою невоспитанность? Ну что ты стоишь разинув рот? Сними же скорее с нас неподобающую нам вещь! (Показывает на уздечку.)
Насреддин. Да простит сиятельный принц мою забывчивость. (Кланяется, снимает уздечку.)
Багдадский вор. Нам крайне надоела твоя нерадивость!
Насреддин. В чем я провинился еще, о милостивый принц?
Багдадский вор. Ты еще спрашиваешь! Как ты стоишь?! Вот смотри! Этот совершенно чужой человек… (Агабеку.) Как тебя зовут?
Агабек(у него отнялся язык). Та… та… ба… ба… да… да… бек.
Багдадский вор. А? Что? Не понимаю… Тарабек?
Насреддин. Агабек.
Багдадский вор. Вот теперь слышу ясно! Что ж, пусть будет Агабек. Подойди поближе, не бойся!
Агабек приближается, падает на колени.
(Насреддину.) Вот, смотри! Этот человек хотя и сельский житель, но искусен в обращении с царственными особами. Посмотри на изгиб его спины. Между тем ты, долженствующий стать великим визирем Магриба…
Насреддин. О милостивый принц!..