Гош (со смехом пожимает плечами) . Нет, Гюлен, не верю. Звезды - это для бездельников, для аристократов. У таких бедняков, как я, не бывает своей звезды. Ты-то знаешь, как я жил до сих пор. Крестной матерью мне была нужда. Ведь я сирота от рожденья и никогда не знал матери. Если б не моя старая тетка, торговка овощами, я бы воспитывался в каком-нибудь ханжеском приюте или был бы предоставлен своим дурным наклонностям. Благодаря тетке я познал трудолюбивую бедность, которая закаляет душу. Благодаря ей я узнал, сколько скрытых достоинств, сколько железной энергии в этом народе, над которым легко издеваться, сидя здесь, за столиком кофейной. Славная женщина! Всю жизнь она трудилась, как каторжная, но даже в старости так и не довелось ей узнать ни минуты отдыха; чтобы не умереть с голоду, она и в жару и в стужу выходила из дому и опухшими руками толкала свою тележку - и так до последних дней, когда она уже была тяжело больна и останавливалась на каждом шагу, до того мучило ее удушье. Но, несмотря ни на что, Гюлен, она умела смеяться! Я так и вижу ее румяное, улыбающееся лицо. Я, конечно, всячески старался найти себе в жизни какое-нибудь применение, снять с нее бремя забот обо мне. Начал я свой жизненный путь конюхом. Если меня произведут когда-нибудь в генералы, я не так буду рад, как в тот день, когда впервые заработал себе на кусок хлеба. Да! Это было совсем не плохое время! Даже и теперь я вспоминаю нашу конюшню с благодарностью! И есть за что! Там я прочитал Руссо. Как-то я подобрал в канаве грязные странички, вырванные из книги. (Я и сейчас не расстаюсь с ними.) Однажды в воскресенье товарищи мои разошлись, и я остался один в конюшне, растянулся на соломе подле лошадей и принялся читать... Нет, это было не чтение - я слышал, видел... Все окружающее исчезло. Дыхание Природы коснулось моего лица. Будто и не было между нею и мной Версаля. Я ощутил божественную силу сознания. Я остановился, я не мог читать дальше - я слышал, как кровь бурно приливает к сердцу, будто река струилась во мне. Я поднялся, плача и смеясь. Я кричал, я задыхался, я обнимал своих славных лошадок, я готов был заключить в объятья весь мир. Когда я думаю, Гюлен, что человек, даровавший нам такой неиссякаемый источник счастья, сам был глубоко несчастен, когда я думаю, что он, преданный друзьями, преследуемый глупыми насмешками, ожесточенный невзгодами, жил в убеждении, что все люди ненавидят и презирают его, - мне становится так стыдно, точно я сам повинен в этом позоре... Ах, зачем меня не было подле него, я бы защитил его. Теперь ты поймешь, почему я так сочувствую бедняге Марату, невзирая на все его заблуждения. Марат тоже страдает, как страдал Руссо, как страдают все, кто любит неблагодарный род человеческий. Я и сам часто только кажусь спокойным. Вот уж пять лет я под ярмом, которое на меня подлым обманом надели вербовщики королевской армии, но я не падаю духом: всюду можно трудиться на благо другим и прославиться. Конечно, не с легким сердцем я подчинился отвратительному произволу и позору этой жизни... Э! Насмотревшись и натерпевшись вдоволь, становишься неуязвимым. Вот и теперь я всего несколько дней как вышел из карцера, куда меня посадили по доносу клеветника. Три месяца меня гноили там, я терпел лишения, задыхался среди нечистот. Я бы умер, если бы мог умереть: ведь предусмотрительная природа дала мне такое тело, которое не дрогнет под любым обстрелом судьбы. Пять лет я надрываюсь и - все еще только капрал; никакой надежды выбраться из этой ямы, ибо нам запрещено все - даже мечты о повышении. Вот она, моя звезда, Гюлен! Жизнь жестока ко мне, и так будет всегда, я это чувствую. Я не из тех, кому везет от рождения. Что ж! Я не возлагаю никаких надежд на звезды. Единственное мое прибежище - во мне самом. И мне этого достаточно. Зло может неистовствовать сегодня; торжество несправедливости, все преступления деспотов и богачей, все безумие предрассудков, оглупляющих человека, не сломят моего духа, потому что свет во мне (показывает на свою грудь) и в сердцах моих братьев, таких же обездоленных, как и я. Ничто не способно погасить свет истины, она победит во всем мире! Но она не торопится - у нее в запасе вечность. Я тоже терпелив. Победа придет... Ты боишься грозы? Но ведь только во время бури вспыхивает небесный огонь. Так греми же, гром! Истина, испепели мрак!
Гюлен . Я не боюсь грозы. Все, о чем я говорил тебе, не пугает меня. Я не боюсь за свою шкуру. Но куда идти? Если у тебя глаза зорче моих - укажи дорогу. Всюду, где потребуются крепкие кулаки, смело рассчитывай на меня, я не промахнусь. Руководи мной. Что нужно делать?
Гош . Не надо составлять планы заранее. Наблюдай за ходом событий и в подходящий момент не упускай случая, хватай его за гриву и держись крепко в седле. А пока займемся нашими обычными делами... Будем торговать жилетами...
Толпа вновь вторгается на сцену, давая знать о своем приближении громкими криками и хохотом. Верзила-носильщик несет на плечах мальчугана лет семи. Их сопровождают смеющиеся Конта, Демулен и другие.
Ребенок (пронзительно кричит) . Долой аристократов, аристокрашек, аристокривляк, аристокровопийц!
Гюлен . Во что это они играют? Ага! Суд над аристократами. Сейчас это их излюбленное развлечение...
Носильщик . Внимайте голосу народа! К чему мы присудим... Эй, Леонид, ты что, уснул? К чему мы присудим д'Артуа?
Ребенок (писклявым голоском) . К железному ошейнику!
Носильщик . А Полиньячиху?
Ребенок . К порке!
Носильщик . А Кондэ?
Ребенок . К виселице!
Носильщик . А королеву?
Ребенок . К шлюхам ее!
Толпа дико хохочет; крики одобрения; ребенок, вне себя от собственного успеха, пытается перекричать всех. Носильщик уходит, унося его на плече.
Конта . Ах, милашка! Он так хорош, что прямо съесть его хочется!
Демулен . Ну что ж, проглотим мальчишку! Браво, гроза аристократов! Господа! Юный Леонид забыл еще одного нашего друга, господина де Вентимиля, маркиза де Кастельно.
Гюлен (Гошу) . Слушай! Это он о моем хозяине.
Демулен . Господину де Вентимилю мы и впрямь кой-чем обязаны. Маршал призвал его охранять Бастилию совместно с господином де Лонеем, и он поклялся, что через два дня мы все, босиком и с веревками на шее, будем молить его о пощаде. Я предлагаю кому-нибудь из присутствующих пожертвовать веревку этому другу народа.
Толпа . Спалить его!.. Он живет неподалеку!.. Подожжем его дом - пусть сгорит все его добро вместе с женой и детьми...
Вентимиль (холодный и насмешливый, внезапно появляется в толпе) . Господа...
Конта . Что это? Боже мой!
Гюлен . Гош! (Хватает Гоша за руку.)
Гош . Что с тобой?
Гюлен . Это он.
Гош . Кто?
Гюлен . Вентимиль.
Вентимиль . Господа! Ваш покорный слуга - торговец мебелью. Я поставщик господина де Вентимиля, и я прошу слова.
Толпа . Пусть говорит мебельщик!
Вентимиль . Господа! Без сомнения вы правы, намереваясь подпалить этого злобного аристократишку. Он ведь насмехается над вами, презирает вас и не устает повторять, что, когда собака показывает зубы, ее полезно отхлестать. Подожгите его, господа! Жгите, будьте беспощадны! Но остерегайтесь, как бы правый гнев, который вы обрушите на него, не обратился против вас самих; как бы вместе с его добром не погибло и ваше. Прежде всего, господа, справедливо ли разорять вместе с господином Вентимилем и тех, кто его разоряет? Я говорю о его кредиторах! Разрешите мне просить вас не трогать хотя бы мебель, которую я поставил ему и за которую этот выжига не заплатил мне ни гроша!
Толпа . Это справедливо! Забирай свою мебель!
Вентимиль . Успех моей просьбы придает мне храбрости, и я хочу указать вам, господа, еще одного кредитора - архитектора. Так же как и мне, ему не посчастливилось даже прикоснуться к деньгам господина де Вентимиля; будь он тут, он бы просил вас взвесить, какой огромный ущерб вы ему причините, сжигая недвижимость, которая является единственным залогом расплаты с ним.
Толпа . Не трогать дом!
Вентимиль . Что же касается его жены, господа, зачем жечь то, что принадлежит вам самим? Его жена - публичная девка. При дворе, да и в городе, и среди духовенства, и среди разночинцев - все имели возможность неоднократно оценить ее отменные качества. Она чужда социальных предрассудков, - все три сословия равны перед ней. Она как бы объединяет нацию. Отдадим должное столь редкой добродетели, господа! Пощадим супругу и мать!
Демулен . Пощадим эту парижскую богоматерь!
Толпа (смеясь) . Да, да, пощадим женщину!
Вентимиль . Наконец... Но, может быть, господа, я злоупотребил...
Толпа . Да нет же! Нет!
Вентимиль . Наконец, господа, намереваясь спалить детей господина де Вентимиля, не уподобитесь ли вы нашим вульгарным трагикам и не станете ли вы, так сказать, детоубийцами поневоле?
Толпа (надрываясь от хохота) . Ха! ха! ха! Да здравствуют ублюдки!
Вентимиль (меняя тон к концу речи) . Что же касается его самого, господа, повесьте его, зарежьте, сожгите! Больше того, если вы его не сожжете, то уж он-то сожжет вас наверняка. (Спрыгивает со стула и смешивается с толпой, которая одобрительно шумит и смеется.) .
Конта (подбегая к Вентимилю) . Скорее уходите! Они могут узнать вас!
Вентимиль . Вот так встреча! Конта! Вы были тут? Что вы делаете среди этого сброда?
Конта . Незачем дразнить собак, пока еще не выбрался из деревни!
Вентимиль . Не все собаки, которые лают, кусаются... Идемте.
Конта . Не сейчас. Позднее.
Вентимиль . Назначаю вам свидание. В Бастилии.
Конта . В Бастилии - согласна!
Вентимиль уходит.
Гош . Мерзавец! Каково бесстыдство!
Гюлен . Бесстыдство, не лишенное, впрочем, смелости!
Гош . Не такое уж редкое сочетание у тех, кто стоит над нами!
Гюлен . Этот субъект начал свою карьеру, женившись на одной из любовниц бывшего короля. Подумать только, что такой человек мог совершать чудеса при Крефельде и Росбахе!
Старуха-торговка . Дети мои! Что это вы все толкуете о том, чтобы жечь, вешать да грабить? К чему это приведет? Я отлично понимаю, что ничего такого вы не сделаете. Тогда зачем же зря трепать языком? Ну, сварите вы в вашей похлебке несколько аристократов, но станет ли она вкуснее? Аристократы удерут и золото свое с собой захватят, а мы останемся и будем еще несчастнее, чем до сих пор. Я так думаю, что надо принимать все как оно есть и не верить лжецам, которые говорят, что они все могут исправить своими криками. Послушайтесь меня! Мы здесь зря время теряем. Ничего не произойдет. Ничего и не может произойти. Вам угрожают голодом, войной, светопреставлением. Все это выдумки газет, которым не о чем писать, да всяких агентов. С королем мы не поладили, это верно, но все устроится, если каждый из нас спокойно вернется к своему делу. Король у нас хороший - он нам обещал сохранить нашего доброго господина Неккера, а Неккер даст нам хорошую конституцию. Тут и сомневаться нечего - во всяком случае, людям здравомыслящим. А почему не может так получиться, как думают здравомыслящие? Я, например, верю, что получится. Я тоже тут ротозейничала, вроде вас, и потеряла добрых четыре часа! Пойду торговать - меня моя репа ждет!
Толпа (одобрительно) . А ведь она права!
- Ты права, мамаша!
- Расходись, ребята, по домам!
Гюлен . Ну, что ты скажешь?
Гош (улыбаясь) . Она мне напомнила мою старую тетку - та всегда говорила о терпении, когда собиралась меня колотить.
Гюлен . А по-моему, она правильно рассуждает.
Гош . Я бы очень хотел обладать ее верой. Преклонение перед здравым смыслом так естественно! Я сам, если б думал, что противник способен стать на защиту разума, доверил бы ему это. Но увы, мой жизненный опыт не оставляет места самообольщению. Вот и сейчас я не могу не видеть, что Гоншон и его приспешники торопятся закрыть свои лавки. А они ничего зря делать не станут. Опасаюсь, что это внезапное спокойствие лишь затишье перед бурей. В глубине души никто сейчас не верит в успокоение. Ты заметил: никто не двинулся с места, даже сама старуха? Они пытаются обмануть сами себя, но это им не удается. Вот они и мечутся, как в лихорадке. Вслушайся в гул толпы. Теперь она уже не вопит, а чуть шепчет... Словно листья, что шелестят под ветром, который предвещает бурю... (Хватает Гюлена за руку.) Постой!.. Прислушайся! Гюлен!.. Вот! Вот!
Гул, сначала смутный, потом все более явственный. Все встают и смотрят в ту сторону.
Человек (запыхавшись, с непокрытой головой, одежда в беспорядке, выбегает на сцену и кричит в ужасе) . Неккера изгнали!
Толпа (потрясенная, устремляется к нему) . Что? Что такое? Неккер!.. Нет! Не может быть!..
Человек (кричит) . Неккера сослали! Он уже изгнан из Парижа!
Толпа (ревет) . Смерть агенту!
- Это агент из Версаля! Смерть ему!
Человек (в страхе отбивается) . Что вы делаете? Вы меня не поняли! Я вам говорю, что Неккер...
Толпа . В бассейн его! Топите сыщика!
Человек (задыхаясь) . На помощь!
Гош . Спасем его, Гюлен!
Гюлен . Чтобы спасти его одного, пришлось бы укокошить не меньше двадцати человек.
Они тщетно пытаются пробиться сквозь толпу, которая уволакивает несчастного. Робеспьер, внезапно появляясь, вскакивает на стол и делает знак, что хочет говорить.
Гош . Кто этот тщедушный человек?
Демулен . Это Робеспьер, депутат от Арраса.
Гош . Гаркни, Гюлен! Заставь их замолчать!
Гюлен . Слушайте! Слушайте гражданина Робеспьера!
Робеспьер вначале так волнуется, что за ревом толпы его слов совсем не слышно, раздаются возгласы: "Громче!"
Демулен . Говори, Робеспьер!
Гюлен . Не бойтесь!
Робеспьер смотрит на него застенчиво и вместе с тем презрительно.
Демулен . Он еще не привык выступать перед народом.
Гош . Да помолчите же, друзья!
Робеспьер (подавляя волнение) . Граждане. Я - депутат от третьего сословия. Я только что из Версаля. Этот человек сказал правду: Неккера прогнали. Власть перешла к врагам народа: де Брольи, Фулону, Бретейлю. Резня, Грабеж, Голод - вот наши теперешние министры. Это - война. Я пришел сюда к вам, чтобы разделить с вами вашу участь.
Народ (в ужасе) . Мы погибли!
Демулен . Что же нам делать?
Робеспьер . Достойно умереть.
Гош (пожимая плечами) . Адвокатишка!
Гюлен . Поговорите с народом, господин депутат!
Робеспьер . К чему слова? Пусть каждый прислушается к голосу своей совести!
Гош . Они совсем обезумели. Если сейчас же не заставить их действовать, они в самом деле погубят себя.
Робеспьер достает из кармана листки рукописи и типографские гранки.
Гюлен . Что он там? Читать собрался? Оставьте в покое ваши бумаги. Одно мужественное слово стоит в тысячу раз больше, чем вся ваша писанина!
Робеспьер (развертывает рукопись и читает бесстрастным, слабым, но резким голосом) . "Декларация прав..."
Гош . Слушайте!
Робеспьер . "Декларация прав, предложенная на заседании Национального собрания вчера, одиннадцатого июля: "Национальное собрание провозглашает перед лицом Вселенной и всевидящего ока Верховного Существа нижеследующие права человека и гражданина: Природа создала людей свободными и равными..."
Гром аплодисментов заглушает конец фразы.
"Все люди рождаются с неотъемлемыми и нерушимыми правами: свободно мыслить, заботиться о своей чести и жизни, распоряжаться по собственному усмотрению своей личностью, стремиться к счастью и противиться гнету".
Аплодисменты, возгласы одобрения со всех сторон.
Гош (выхватывая саблю) . Противиться гнету!
Мгновенно толпа ощетинивается пиками.
Робеспьер . "Все общество испытывает гнет, если угнетен хотя бы один из его членов. Если отдельный член общества подвергается угнетению, угнетено все общество".
Гоншон . Долго они тут будут канителиться? Надо удалить отсюда всех. Пусть подставляют свои головы под пули в другом месте - ведь войска могут с минуты на минуту войти в Париж. (Что-то шепчет своим людям.)
Робеспьер . "Верховная власть принадлежит Нации..."
Доносится чей-то крик. Толпа содрогается и слушает Робеспьера уже рассеянно.
Гош . Пришло время браться за руль, Гюлен! Буря разразилась.
Чей-то голос (кричит в ужасе) . Они идут! Идут! Кавалерия!
Один из приспешников Гоншона (пронзительно) . Спасайся кто может!
Давка, вопли.
Гюлен (кидаясь на кричащего человека и отпуская ему такую здоровенную оплеуху, что у того захватило дух.) Тысяча чертей! (Робеспьеру.) Продолжайте!
Робеспьер пытается продолжать, но его голос глохнет и теряется в шуме толпы. Гош вскакивает на стол и становится рядом с Робеспьером - он выше его на две головы; вырывает у него рукопись и читает проникновенным голосом; его пыл передается толпе.
Гош . "Верховная власть принадлежит Нации, она создает правительство.
Когда правительство нарушает права Нации, восстание против него - ее священный долг...
Тех, кто вступает в борьбу с народом, чтобы воспрепятствовать торжеству Свободы, должно преследовать не как обыкновенных врагов, но как рабов, посягнувших на Владыку земли, на Человечество".