Начнем со статьи "О границах поэтики и лингвистики", изданной в сборнике института, в котором учился и работал Волошинов, под редакцией В. А. Десницкого, Н. В. Яковлева и Л. Цырлина. Литературоведу Яковлеву посвящена и сама статья.
Статья во многом повторяет и развивает идеи МФЯ, в том числе относительно истории науки о языке. Вновь употребляются все те же термины "абстрактный объективизм" и "индивидуалистический субьективизм", эти направления связываются с теми же именами, включая Виноградова. По-прежнему оба направления оцениваются критически, причем второе в меньшей степени: сказано, что Фос-слер в отличие от Соссюра хотя бы стремился учитывать конкретные ситуации (497–498). Повторена и идея МФЯ об исконном фи-лологизме лингвистики и традиционном ее обращении к мертвым, чужим языкам (500).
Однако оценки обоих направлений по сравнению с МФЯ намного резче и более идеологизированы. "Абстрактный объективизм" рассматривается как "позитивистская метафизика", а "индивидуалистический субьективизм" – как "метафизика идеализма" (487). Второе направление критикуется за "чудовищную переоценку художественного элемента в языке" (488). Но намного резче оценки первого, соссюровского направления, к которому причислен главный объект критики, В. В. Виноградов: "Лингвистический базис, на который опирается В. В. Виноградов, является насквозь пронизанным инфлюксами индо-европеистического, ныне глубоко реакционного, мышления в его наиболее формалистической разновидности (Сос-сюр и его школа)" (490). Главными чертами этой школы, как и следующего за ней Виноградова, признаются "антисоциологизм" и "антиисторизм" (490, 498).
Если стиль МФЯ был вполне академичен, то теперь на Соссюра и его последователей навешиваются ярлыки, характерные для той эпохи. Появляется типичное обвинение в формализме, часто встречавшееся в отношении многих лингвистов тех лет (хотя оно больше было свойственно критике Московской школы, чем критике Виноградова). Еще показательнее употребление в нескольких местах ярлыка "индоевропеизм". Как мы помним, авторы МФЯ просто не знали того, что так марристы ругательно называли всю лингвистику, кроме своей. Теперь же об "индоевропеизме" говорится именно в том же смысле, что в марристской литературе. Сказано и о "первородном грехе всей индоевропейской лингвистики", которая никот да не знала "социального общения и социальной борьбы" (499–500). Наряду с цитатами из Энгельса в статью вставлена и цитата из "Бакинского курса" Марра о том, что язык – "отображение общественного строя и хозяйства" (503). Наконец, прямо сказано (чего также нет в МФЯ) о том, что критикуемый подход – "непримиримо враждебный марксизму" (491). Несомненно, что в коллективном сборнике необходимо было подходить под общий тон. Сейчас уже невозможно установить, что здесь шло от автора (авторов?), а что – от редакторов.
Однако по сути Соссюр и его последователи критикуются за те же самые идеи, что и в МФЯ. Сказано, что они следуют традиции Декарта-Лейбница, в соответствии с которой "здесь и там звучит один и тот же мотив: язык словесных "символов" и язык математических символов, – строго аналогичные, замкнутые системы, внутри которых действуют имманентные и специфические закономерности, ничего общего с закономерностями идеологического порядка не имеющие" (501). Специально отмечено, что параллели между языком и математикой сохраняются и в Женевской школе (501); кстати, у Сеше об этом говорится гораздо больше, чем у Соссюра (знали ли его книгу 1908 г. Бахтин и Волошинов?). Осуждается и монологизм подхода Виноградова, который в результате приходит к "абстракции, уже созданной Соссю-ром" (494). И Соссюр, и Виноградов отвлекаются (в отличие от Фосслера) от индивидуального высказывания (498). Высказывание же – "не столько вещь, сколько процесс" (503). То есть снова говорится о неправомерности выделения "абстракции, уже созданной Сос-сюром", то есть языка, и о необходимости изучения высказывания как процесса вместе со своим идеологическим наполнением. Отвергнуто также противопоставление синхронии и диахронии (499).
Возвращается автор (авторы?) и к идеям "Слова в жизни и слова в поэзии": говорится о том, что подход Соссюра – Виноградова не может учесть отношения автора, героя и слушателя (495); отношения между ними заменяются "отношениямимежду словами" (503).
Основная тема статьи заявлена в ее названии. Главный оппонент – Виноградов-обвиняется в "филологизированном подходе" к поэтике (490) и "грамматикализации эстетических категорий" (499). Такой подход, представленный у Виноградова и В. М. Жирмунского в более серьезном варианте, доведен до "беспринципного методологического авантюризма" у представителей формальной школы, особенно у В. Б. Шкловского (490). Резкая критика последней школы распространяется и на их концепцию об особом поэтическом языке, который назван "фикцией" (488). Ср. сформированную в то же время Р. Якобсоном концепцию поэтической функции языка, выраженную в "Тезисах Пражского лингвистического кружка" 1929 г. К подобным идеям Бахтин и позже относился отрицательно; см. анализ этой проблемы в работе; русский ее перевод -.
В статье предлагается четко разграничивать литературоведческие и лингвистические проблемы, учет лингвистических данных для литературоведения нужен, но имеет лишь вспомогательный характер (488). В статье, наконец, дается краткое изложение положи-тельной программы построения марксистской поэтики, которое первоначально должно было войти в МФЯ. Эта программа очень напоминает программу построения марксистской лингвистики в МФЯ: опять-таки учет идеологического наполнения, социальной оценки, диалогический подход.
Сходство подхода видно и в единственной конкретной проблеме поэтики, которая разбирается в статье: проблеме способов отражения социальной оценки в произведении. При этом оказывается, что эта проблема впрямую связывается с вопросами языка, а соци-альная оценка рассмотрена далеко не только применительно к художественному произведению (говорится даже о нечленораздельной речи). "Социальная оценка в поэзии определяет уже самое звучание голоса (его интонацию) и определяет выбор и порядок расположения словесного материала" (508). Ценностная экспрессия имеет две формы: звуковую и тектоническую (связанную с выбором и порядком); Виноградов критикуется, в том числе, и за неучет этой проблематики. Тектоническая форма за недостатком места специально не рассматривается, однако к ее сфере отнесены проблемы выбора лексического материала, тропов и самой темы, проблемы синтаксиса, композиции и жанра (508–509). Здесь особенно обращает на себя внимание постановка проблемы жанра, к которой Бахтин обратится уже в 50-е гг. Однако проблема лишь названа.
Специально рассмотрена только постоянно ставящаяся в воло-шиновском цикле проблема интонации, которая входит в "простейший идеологический аппарат", охватывающий даже нечленораздельную речь (509); в связи с этим упоминается анализ детской интонации у К. Бюлера (509–510). При исследовании интонации снова ставится проблема разграничения "слова в жизни" и "слова в поэзии"; специально исследована роль ритма в обоих случаях (511–514).
В целом, хотя говорится о строгом разграничении поэтики и лингвистики, но по подходу к ним они оказываются не так уж различны. Речь идет о недопущении в поэтику лингвистического анализа в обычном смысле (или допущении его лишь как вспомогательного средства), а лингвистика в МФЯ и поэтика в данной статье по сути занимаются очень сходными проблемами и основаны на одном и том же методе. Однако все это лишь намечено, а вопросы, не связанные с интонацией, не анализируются.
Отрицательная рецензия на книгу Виноградова также повторяет в более резкой форме подход МФЯ. Каждый из двух лингвистических подходов отвергается как крайний: фосслерианцы "эстетизируют грамматические категории", а сос-сюрианцы, включая Виноградова, "грамматизируют эстетические категории". В рецензии повторены и другие идеи МФЯ: нельзя овладеть "проблемой любого жанра, исходя из формально лингвистического, а не из социологического анализа художественной структуры"; подход оппонента, который "бесконечно чужд марксистским исканиям", игнорирует язык "как среду социального общения и среду социальной борьбы". Вновь дважды повторено сопоставление Виноградова с Соссюром, обоим ставится в вину "грамматизация художественных категорий", хотя Соссюр специально художественными категориями не занимался. Подход Виноградова в итоге оценен как "безнадежно непродуктивный и методологически мертвый", то есть повторены оценки почти одновременно вышедшей статьи.
Н. Л. Васильев отмечает: "Если в МФЯ Волошинов достаточно корректно и даже положительно говорит об исследованиях Виноградова в области исследования диалога, поэтики, сдержанно отмечает его пристрастие к "Женевской школе"… то в последующих работах характер его полемики с современником становится неоправданно резким". Положительное отношение к Виноградову в МФЯ не следует переоценивать, но изменение тона спустя всего год несомненно. Однако это изменение касается не только отношения лично к Виноградову, столь же резким становится тон по отношению к Соссюру и другим представителям "абстрактного объективизма". Причину этого Н. Л. Васильев видит в общественных процессах, в "культурно-идеологической "неврастении" этого периода отечественной истории".
Виноградов, насколько известно, нигде не ответил на рецензию. Но любопытно сопоставить критику Виноградова в статье и рецензии 1930 г. и критику МФЯ у Р. О. Шор. Их упреки прямо противоположны друг другу. Для Шор подход МФЯ к пограничным между лингвистикой и литературоведением проблемам слишком далек от лингвистики, а для обратной стороны подход Виноградова слишком лингвистичен. К изучению пограничных проблем можно подходить с разных сторон, но вместо содружества, как часто бывает, происходила полемика, где каждая сторона обвиняла другую в проникновении на чужую территорию со своими методами.
Статьи в "Литературной учебе" печатались в помощь начинающим писателям. Как отмечалось выше, этот раздел журнала парал-лельно вели Л. П. Якубинский и В.Н. Волошинов; первому в подготовке упражнений и заданий помогал А. М. Иванов. Проблемы статей разных авторов не совпадали; вероятно, они разграничивали между собой тематику выступлений.
Среди волошиновского цикла данные статьи нередко оцениваются наиболее низко. Так, В. Л. Махлин видит в них "стилистический и фактический конец" кружка Бахтина и считает, что цикл статей "мало что прибавляет нового к известным нам работам Кружка". Безусловно, статьи представляют собой попытку изложите, идеи МФЯ и других работ на более популярном языке; попытку эту нельзя до конца назвать удачной. Однако точка зрения В. Л. Махлина представляется крайней, по-скольку ряд проблем лингвистики в статьях рассмотрен впервые или подробнее, чем в МФЯ, а популярность изложения иногда заставляла искать более четкие и точные формулировки.
Три опубликованные статьи Волошинова были обьединены общим названием "Стилистика художественной речи". Первая из статей посвящена наиболее общим вопросам, связанным с сущностью и развитием языка. Во многом эти вопросы не рассматривались в МФЯ. Общий с книгой социологический подход к языку доведен здесь до крайности. Например, вот как дается определение языка: "Язык… – продукт человеческой коллективной деятельности и во всех своих элементах отражает и хозяйственную, и социально-политическую организацию породившего его общества". Такой подход, нивелирующий специфику языка (под определение, помимо языка, можно подвести что угодно) и примитивно связывавший развитие языка с развитием общества, был похож на подход марристов. Совсем иная точка зрения была у Е. Д. Поливанова, как, впрочем, и у Ф. Энгельса: "Едва ли удастся кому-нибудь, не сделавшись посмешищем, обьяснить экономически. происхождение верхненемецкого передвижения согласных". А "отражение хозяйственной организации общества во всех элементах" – и есть точка зрения "посмешища". Но тогда это было в СССР общим местом. В статье определение языка как надстройки, фактически присутствующее и в МФЯ, дается с предельной прямотой: "Язык является как бы надстройкой над социальными отношениями". Наконец, примерно треть статьи составляет пересказ идей Марра о происхождении языка.
Идеи о принадлежности МФЯ к марризму неправомерны, однако данная статья к нему заметно ближе, чем любая другая публикация волошиновского цикла (включая и две последующие статьи в журнале). Но и здесь такая проблематика далеко не определяет всю концепцию. Крайний социологизм был свойствен не одним марристам. А непосредственное обращение к идеям Марра проявляется здесь (как эпизодически и в МФЯ) лишь в области языковой "доистории", в том числе в области происхождения языка, не главной для общей проблематики.
И все-таки статья сохраняет многое из того, что было в МФЯ. Здесь и довольно подробное рассуждение о внутренней речи, и "жизненная идеология", приравненная к "общественной психологии", и все тот же фрагмент об "идеологическом преломлении" потребности голода. Упоминается, хотя и кратко, и концепция знака. В заключение – утверждение, связывающее тему статьи с общей задачей цикла: "Путь литературного творчества таков: от переживания или зачаточного (эмбрионального) выражения к внешне выраженному высказыванию… И внут ренняя и внешняя речь одинаково установлены на "другого", на "слушателя"".
Итак, статья представляет собой попытку более популярного изложения идей МФЯ с добавлением (может быть, сделанным по требованию редакции) крайне социологических формулировок и некоторых положений марризма. Гибрид получился не очень удачным, но ряд важных идей получил возможность распространения "вширь". До нас дошел отзыв об этой статье М. Горького: "Дельная статья Волошинова выиграла бы вдвое, будь она сделана более простым языком".
Но сотрудничество в журнале еще продолжалось. Вторая ста-тья была посвящена конструкции высказывания. Здесь без прямой полемики с кем-либо вновь, как и в МФЯ, отвергается представление о языке как "мертвом, застывшем продукте" и дается нечто похожее на определение высказывания: "Высказывание… является только одним моментом, одной каплей в потоке речевого общения, в потоке столь же непрерывном, как непрерывная сама общественная жизнь, сама история. Было бы безнадежной задачей стараться понять конструкцию высказываний, из которых слагается речевое общение, вне всякой связи с действительной социальной обстановкой (ситуацией), вызывающей эти высказывания". Из всех типов социального общения специально, как и в МФЯ, рассматривается лишь художественное (что здесь прямо обусловлено темой), другие лишь упоминаются.
Другая центральная тема статьи-диалог. Подчеркнуто, что всякое высказывание по сути диалогично, монологичным оно может ока-заться лишь в своей внешней форме: лекция, выступление артиста и т. д.. Аналогично в другом месте: "Всякая речь есть речь диалогическая, речь, установленная на другого человека, на его понимание и действительный или возможный ответ". Говорится и о диалогичности внутренней речи. Идея о диалогичности всякого высказывания получит в последующих работах Бахтина дальнейшее развитие. А в этой статье де-лалась попытка познакомить с ней широкого читателя.
В статье также развиваются идеи "Слова в жизни и слова в поэзии" (статьи, ранее тоже опубликованной в массовом журнале). Вновь, как и там, рассматривается не получившая развития в МФЯ проблема социально-иерархических отношений, но на этот раз говорится об отношении не между говорящим и "героем", а между собеседниками. Говорится о словесной и несловесной части высказывания, анализируется высказывание "М-да!", ср. анализ высказывания "Так!" в более ранней статье. В результате перечисляются элементы, из которых конструируется форма высказывания: на первое место ставится интонация, затем выбор слова, лишь после этого – размещение слова в высказывании. Традиционно, как известно, лингвистика устанавливала обратные приоритеты: на первом месте стояло размещение слова в высказывании (грамматика), затем шел выбор слова (лексика), а интонация рассматривалась вскользь или вообще игнорировалась И далее значительную часть статьи занимает анализ примеров из "Мертвых душ", где теми или иными языковыми средствами передаются разные интонации Чичикова при общении с разными собеседниками. Проблема интонации, как можно видеть, постоянно присутствует в волошиновском цикле, причем в статьях больше, чем в книге. Надо отметить и фрагмент статьи, посвященный отражению "распада социальной личности" у Достоевского: здесь проблематика сходна с уже изданными "Проблемами творчества Достоевского".