А мы, двенадцать избранных – мы всегда рядом с Учителем. На нас – его благодать! Мы – его помазанники!
САВЛ. Ваш учитель учит вас быть богами. Значит, он – Бог?
ИУДА. Он делает невозможное! И всегда говорит, что и мы это можем, если поверим.
САВЛ. Если поверите во что?
ИУДА. Если поверим, что в нас – Бог, а значит, мы можем всё!
САВЛ. Всё? ИУДА. Даже передвигать горы! Учитель часто говорит нам: "Вы – боги".
САВЛ. Да-да… Опять эти слова! Значит, ты решил стать богом?
ИУДА. Слушай меня! Из нас, двенадцати верных учеников Иисуса Назарянина, самый верный, самый сильный духом – я, Иуда Симо́нов, и сегодня я это доказал. То, что смог Лазарь, смогу и я! Но когда я пройду вратами смерти и вернусь, я обрету такую божественную силу, о какой Лазарю и не мечталось. И тогда Мария станет моей!
САВЛ. Так ты хочешь стать богом, чтобы соблазнить женщину? Достойная цель!
ИУДА. Женщину?! Женщину?!! Мария – не женщина, она – божество! Быть с ней – и значит быть богом… Но что ты можешь знать о любви?
САВЛ. Кое-что знаю. Любовь не стремится владеть, не ищет власти над тем, что любит. Она не превозносится, не гордится. Она… не требует своего…
ИУДА. Это – речь слабого. Ты просто зелен. Любовь – превыше всего. Но ты – фарисей; для тебя превыше всего – Закон.
САВЛ. Мой учитель Гамлиэль – тоже фарисей, притом из самых непримиримых. Что может быть между вами? Зачем ты ищешь встречи с ним? Сознайся, ты хочешь выдать своего учителя? Торопишь его смерть, чтоб поскорей стать богом и заполучить Марию?
ИУДА. А ты что, сохнешь по ней?!
САВЛ. А может быть все проще, Иуда? Твой учитель мешает тебе убить Лазаря? А?
ИУДА. Вот что я тебе скажу, сосунок: мне плевать на твои мысли! У меня мало времени. (Озирается). Или ты сей же час отведешь меня к твоему дорогому наставнику, или я найду его сам позже, но тогда… тогда он узнает от меня, что его студент скрыл от него некоего назарянина, которого должен был выследить и выдать!
САВЛ. О чем это ты говоришь?
ИУДА. Я слыхал о твоей способности, хоть и не верил. Но только что, на моих глазах, ты болтал с Лазарем, который сидит у себя дома в Вифании, в часе пути отсюда!
САВЛ. И ты подслушал?
ИУДА. Да, я подслушал. И хорошо сделал! Пусть Учитель знает, что его друг Лазарь выбалтывает его тайны кому попало. А равван Гамлиэль может узнать о дружбе студента Савла с другом Иисуса Назарянина, если студент Савл будет валять дурака.
САВЛ. Хорошо. Идем! Равван Гамлиэль – здесь неподалеку… Он… в претории.
ИУДА. Где?! Почтенный раввин – в римской казарме?!
САВЛ. У него секретное дело… к военному трибуну, но я проведу тебя. (Оба уходят).
Входят Марфа, Мария с алебастровым сосудом, Иоанн и Петр с мешками. Мария заглядывает в палатку.
МАРИЯ. В этой палатке живет Савл. Жаль, что его нет. Отдохнем немного, Марфа?
МАРФА. Да, Мария, тут прохладно. Может быть, Иуда найдет нас здесь.
ПЕТР. (Снимая мешок с плеча). Ворота отсюда видны хорошо, так что мы его не упустим.
ИОАНН. Если он еще в городе. Уже час, как мы его потеряли. Хочет ли он найти нас?
МАРФА. Кажется, мы все купили, ничего не забыли. Как чу́дно благоухает это миро! Чистый нард! Но каких же денег оно стоит! За этот сосуд можно купить хороший дом!
МАРИЯ. Марфа, разве не отдала бы ты свой дом за то, чтобы Учитель оставался с нами?
МАРФА. Отдала бы. Только не могу я никак поверить, что умрет Учитель.
МАРИЯ. Не грусти, сестра: он вернется к нам, как Лазарь. Он вернется! Но его гнетет что-то страшное, я вижу. Он стал часто уходить от всех и молиться. Это нардовое миро – самое меньшее, чем мы можем показать ему нашу любовь. (Поет).
В дом пира он ввел меня,
И знамя его надо мною – любовь.
Да лобзает меня он
Лобзанием уст своих!..
МАРФА. О ком твоя песня, Мария? О Лазаре?
МАРИЯ. Я пою об Учителе.
МАРФА. Но как же это?..
МАРИЯ. Со мной бывает, что я не различаю их. Я вижу Учителя, но у него – лицо Лазаря. Я обнимаю Лазаря, а мне чудится, что это – Иисус! Иисус… (Поет и танцует с сосудом).
От благовонья мастей твоих – имя твое,
Как разлитое миро;
Поэтому любят тебя.
Влеки нас, мы побежим за тобою
В чертоги твои, о, царь!
Мы будем тобой восхищаться
И радоваться тобою!
Входит Савл, не замечаемый остальными, слушает, качает головой.
МАРФА. Ты поешь о царе, Мария. Разве наш Учитель – царь?
ПЕТР. Он – Господь наш, Марфа! Он – Мессия!
МАРФА. (Плача). Иисус! Иисус…
МАРИЯ И ПЕТР.(Поют и танцуют).
От благовонья мастей твоих имя твое,
Как разлитое миро;
Поэтому любят тебя.
Влеки нас, мы побежим за тобою
В чертоги твои, о, царь!
Мы будем тобой восхищаться
И радоваться тобою!
Заметив Савла, Мария останавливается.
МАРИЯ. Савл, ты пришел, я так рада! (Обнимает его, целует).
САВЛ. (Смутясь и отстраняясь от нее). Здравствуй, Мария!
МАРИЯ. Мы говорили о тебе с Лазарем. Он просил, если увижу тебя, звать к нам сегодня. Хочешь провести Субботу с нами?
САВЛ. Нет, я… я не могу. Благодарю тебя…
МАРИЯ. Жаль… Мне жаль, Савл! Ты бы мог узнать его…
САВЛ. Кого?
МАРИЯ. Нашего Учителя.
САВЛ. Мария, я слышал твою песню. О ком ты пела?
МАРИЯ. Я пела об Учителе. (Петр делает ей знаки, призывая ее к молчанию).
САВЛ. (Заметив это, Петру). Я знаю тебя, ты – Петр. И я знаю, кто – ваш учитель. Его называют Иисусом Назарянином. Почему вы поете о нем, как о царе?
МАРИЯ. Твое сердце все может видеть, Савл! Если ты побываешь у нас сегодня, ты увидишь сам, что он – царь среди всех людей. Только он не сидит на высоком кресле в пурпурных одеждах. Ему это не нужно, потому что он – настоящий царь людей.
САВЛ. Мария, не богохульствуешь ли ты? Настоящий царь людей – это Бог!
ИОАНН. (Подумав, Савлу). Ты знаешь Петра. Ты и меня знаешь?
САВЛ. Да, ты – Иоанн.
ИОАНН. Ни я, ни Петр не знаем тебя, но ты знаешь нас. Мария рассказывала, что ты знал ее прежде, чем встретил, а увидав, сразу же назвал по имени. Прежде я думал, что такое может только наш Учитель. Но недавно Лазарь открыл мне, что знает многих, кого не
встречал ни разу. А теперь вот – ты.… Разве эта твоя способность не есть Бог в тебе?
САВЛ. К чему ты клонишь?
ИОАНН. Я тоже иногда вижу что-то…
САВЛ. Что-то?
ИОАНН. Я вижу диковинных зверей, которых не видел никто. Они говорят со мной.
САВЛ. О чем же?
ИОАНН. О конце мира, о конце всего. Они показывают мне, как все закончится. Они знают это и живут рядом с нами. Только их никто не видит.
САВЛ. А ты – видишь! Значит, в тебе – тоже Бог?
ИОАНН. И во мне, и в Петре, и в Марии…
САВЛ. И в Иуде Симо́нове?
ИОАНН. Да… конечно… почему ты спросил об Иуде?
САВЛ. Я понял. Вы все безумны! И вы, и ваш учитель! Вы безумны!!
МАРФА. Пойдем, Мария, нам пора. Петр, Иоанн, идемте, Суббота близится!
ПЕТР. Идите, я еще подожду Иуду, а потом догоню вас.
Иоанн, Марфа и Мария уходят.
Значит, ты знаешь Иуду?
САВЛ. Я только что говорил с ним.
ПЕТР. Так он – близко? Мы потеряли его на рынке…
САВЛ. Вы не теряли его. Он сам потерялся. Ты прождешь напрасно: его схватили.
ПЕТР. (С испугом). Иуду схватили?! Кто схватил его?!
САВЛ. Римский военный трибун приказал заключить его под стражу.
ПЕТР. За что?!
САВЛ. За богохульство. Иуда Симо́нов сказал, что он – бог! Здесь, перед Храмом, он хвастал, что скоро явится новый великий бог Иисус Назарянин, а он сам, Иуда Симо́нов, будет при нем богом поменьше – вроде как старшим ангелом.
ПЕТР. Как мог он сказать такое?!
САВЛ. Как мог?! Да разве не этому учит вас Иисус Назарянин, ваш царь?! Разве он не говорит вам, что вы – боги? Молчишь?! Боишься?!
Проходит и уходит Стражник, возглашая: "Канун Субботы! Канун Субботы в Иерусалиме!"
Вон идет храмовый страж. Скажи ему, что Иисус Назарянин – бог; пусть он протрубит в шофар и созовет других стражей. Чего тебе бояться, если твой учитель – бог? Иуда смелее тебя: он повторял это вот здесь, на этом месте, оскорбляя Храм Бога Единого!
ПЕТР. Но Иуду схватили римляне! Неужели они стали почитать наш Храм?!
САВЛ. Нет! Не стали! Римляне просто суеверны и боятся любых богов, своих и чужих – на всякий случай. Они не любят богохульников. Богохульник – всегда мятежник. Кто хулит Юпитера, тот хулит императора.
ПЕТР. А кто этот Юпитер?
САВЛ. Римский бог… Но для чего тебе знание! Невежде легче стать богом!
ПЕТР. (В замешательстве). Не пойму, зачем Иуде было говорить с римлянами…
САВЛ. Иуда говорил со мной. Это я выдал его римлянам.
ПЕТР. (С ужасом). Ты?! Ты – друг римлян?!!
САВЛ. Нет. Я выдал твоего друга, потому что не хочу, чтобы казнили твоего учителя.
ПЕТР. Как понять тебя?!
САВЛ. Тебе понять меня трудно. Не стоит и пытаться.
Попробуй понять хотя бы твоего друга Иуду Симо́нова. Он намерен выдать твоего учителя Совету Старейшин.
ПЕТР. Нет! Что ты! Что ты!!.. Ты не знаешь, как Иуда любит Учителя!
САВЛ. Я вижу в человеке больше того, что он говорит сам о себе. Хочешь, скажу о тебе?
ПЕТР. (С опаской). Скажи…
Входят Лука и Андроник. Савл и Петр не замечают их.
САВЛ. Ты ведь очень любишь своего учителя? Отдашь за него жизнь?
ПЕТР. Отдам!
САВЛ. Если придут за твоим учителем, чтобы увести его на муку и на смерть, смог бы ты назваться Иисусом Назарянином, чтобы увели тебя вместо него?
ПЕТР. Назовусь!
САВЛ. А я вижу другое: ты не только его именем не назовешься, ты и свое позабудешь от страха! А когда тебя спросят, не ученик ли ты того, кого истязают, ты ответишь, что не знаком с ним. И станешь прятаться – и ты и подобные тебе, а потом, когда гроза пронесется, вы повылезаете из своих нор и возвестите нам новую веру! Но я, Савл из Тарса, вижу вас насквозь, и меня вам не заморочить!
ЛУКА. Прекрасная речь, друг мой Савл! Не зря тебя называют надеждой Израиля.
САВЛ. Здравствуй, Лука… Здравствуй и ты, чужестранец. Кажется, я тебя знаю.
ЛУКА. (Андронику). Я говорил тебе!
АНДРОНИК. Я рад встрече с тобой, Савл!
САВЛ. Жаль, что не могу я сказать того же о себе.
ЛУКА. Прости меня, Савл: я кое-что утаил от тебя. Я давно знаком с Андроником.
САВЛ. Вот как!
ЛУКА. И Петра я тоже немного знаю. Он – из учеников Иисуса Назарянина, а Андроник и я, мы – из его посланных.
САВЛ. Посланных?.. Куда посланных? Зачем вы посланы?!
ЛУКА. Нас – семьдесят, посланных Иисусом Назарянином во все стороны света: исцелять, изгонять злых духов его именем. Но это – лишь внешность нашей миссии. Мы – проводники его силы. Мир меняется, Савл – такова божья воля.
АНДРОНИК. Божья милость!
САВЛ. (Поворачиваясь к Андронику). И в чем же милость?
АНДРОНИК. Человек всегда жил в смерти. А теперь ему даруется милость наивысшая – жить в жизни, перейти из жизни смертной в жизнь вечную!
САВЛ. Милость неслыханная! И кто же ее удостоится? Все, я полагаю?
ЛУКА. Нет, Савл. Вечности удостоятся избранные.
САВЛ. Уже легче! И кто же избирает достойных? Уж не вы ли и посланы для того?
ЛУКА. Нет. Мы посланы, чтобы каждый, кто хочет быть избранным, знал, что может им быть. Просто поверь, что ты достоин вечности, и отвергни все прочее. Отдай все за это. Это – трудно, но избираешь ты себя сам. Это – твоя свобода, друг мой!
САВЛ. Нет! Нет!! Так нельзя! Есть Бог, и есть Его Закон! Человек не может сам решать, что он – сын божий! Человек не может избирать себя в боги! Это – хаос! Это – погибель!!
ЛУКА. Ты опять машешь руками, Савл.
САВЛ. О! Я понимаю вас: Бог избрал себе один народ, но и другим хочется избрания!
ЛУКА. Ты хочешь милости вечной жизни для одних иудеев? Тебе не приходит в голову, что в вечности нет иудеев, нет эллинов, нет египтян?
САВЛ. А тебе не приходит в голову, что такая милость – соблазн адский? От кого она?
АНДРОНИК. Она даруется Богом через Иисуса Назарянина, побеждающего смерть!
САВЛ. Ага! Богом через Иисуса Назарянина! А кто он, чтобы говорить от Бога? "Сын Воды и Огня"?! (Петру). "Повелитель Рыб"?! Так, кажется, ты величаешь своего учителя?
ПЕТР. Он наполнял наши сети рыбой на Море Галилейском…
САВЛ. А мух он от вас не отгонял?
ПЕТР. Если с нами был Учитель, мухи нас никогда не мучили.
САВЛ. Вот видишь! Так, быть может, он – тот, чье имя – "Повелитель Мух"?!
ПЕТР. Что ты! Это – имя князя бесовского! Зачем порочишь Учителя? Он – Сын Божий!
АНДРОНИК. (Сокрушенно). В чудо от Бога люди не верят, а верят в князя тьмы! Изгнать беса из человека – тяжкое дело, а тебе говорят: это ты бесовской силой сделал, иди прочь!
САВЛ. Скажи правду, Лука: моим выздоровлением я тоже обязан Иисусу Назарянину?
ЛУКА. Да. Прости, что не сказал. Я хотел, чтоб ты полюбил его, не ведая, что обязан ему.
САВЛ. Ты говорил о дружбе, Лука. Не слишком ли много тайн для дружбы? Как ты хочешь, чтобы я доверял тебе? Мой учитель прав: нельзя доверяться язычнику!
ЛУКА. Идем, Петр! У Андроника есть дело к студенту Савлу, не будем мешать… У тебя такое зрячее сердце, Савл; как странно, что оно не различает дружбы!
Лука и Петр уходят.
САВЛ. Ни невесты, ни друга… (Андронику). Ты пришел отнять у меня лучшее, что имею.
АНДРОНИК. Лучшее, что имеешь – это то, что в твоем сердце. Как отнять у человека то, что у него в сердце? Никак! А чего он не имеет в сердце, того и отнимать у него не нужно.
САВЛ. Я люблю Юнию всем сердцем. Я никогда не перестану любить ее!
АНДРОНИК. И я люблю ее всем сердцем. И я никогда не оставлю ее одну!
САВЛ. Ты обвиняешь меня?! Нас с Юнией разлучил Закон Бога Израиля!
АНДРОНИК. У меня греческое имя, но я – израильтянин. И я жил под Законом и боялся греха. Но не было во мне восхищения. Иисус Назарянин дал мне восхищение: я восхи́щен, я унесен от зла! Ты любишь Закон больше, чем Юнию. Это – просто.
САВЛ. Просто?! О, конечно! Для невежд все всегда будет просто! Иисус Назарянин, кто бы он ни был, дал тебе силу исцелять, но обольстил тебя страшным соблазном: самому стать богом! Если бы ты учился Закону, тебе бы легче было отрезать себе язык, чем рассуждать о том, как просто любить девушку больше Закона! Но ты же – бог, ты исцеляешь, тебе позволено забирать чужих невест!
АНДРОНИК. Юнии лучше быть со мной, чем одной. Я хочу привести ее к пославшему меня, и она согласна. Это будет хорошо для нее, я знаю! Если любишь ее, благослови нас!
САВЛ. Ну, раз ты знаешь, что для нее лучше, а она знает, что ей нужно к Иисусу Назарянину, зачем вам мое благословение?! Я – не бог: вы слишком много просите у меня! Я не дам вам моего благословения, потому что не могу его дать! Прощай!
АНДРОНИК. Юния говорила мне, что ты – человек великой души. Я верю ей.
САВЛ. Оставь меня!
Андроник уходит. Входит Луций.
ЛУЦИЙ. Скажи мне, Савл, для чего ты отдал моим солдатам Иуду Симо́нова?
САВЛ. Я же сказал им, что он – богохульник и опасный бунтовщик.
ЛУЦИЙ. В дела вашей веры мы не вмешиваемся, ты это знаешь. А бунтовщикам против Рима ты сам не так давно помогал. Ты полюбил Рим?
САВЛ. Трибун, этот человек замышляет погубить Иисуса Назарянина.
ЛУЦИЙ. Вот оно что!.. Но разве ты – поклонник Назарянина?
САВЛ. Нет!.. Но я не хочу его смерти.
ЛУЦИЙ. Что-то тут не так, Савл. Не хочешь ли сказать яснее?
САВЛ. Я могу сказать только одно: казнь Иисуса Назарянина породит страшную смуту.
ЛУЦИЙ. (Подумав). А ведь я отпустил Иуду. Возможно, я сделал ошибку, но Гамлиэль…
САВЛ. Мой учитель?! Он был у тебя?!