Самый сложный вопрос, на который очень долго не удавалось ответить, зачем Воланду так важно было добиться доверия Маргариты, зачем он так старательно завоевывал ее сердце, обольщал ее, если его целью была ликвидация рукописи, мастера и его подруги. Ответ пришел вдруг и оказался очевидным. Похоже, в этих трехсторонних отношениях Булгаков запечатлел реальность собственной жизни. Воланд намеревался использовать Маргариту как инструмент влияния на мастера, в том случае если бы мастер согласился продолжать писать, но под диктовку самого Воланда. Это сохранило бы мастеру жизнь и избавило от нищеты. Поэтому окончательное решение о "сюрпризе", который еще принесет роман (Воланд, по своему обыкновению, предсказывает смерть, вернее, назначает тайную казнь), он принимает именно после того, как мастер наотрез отказался от творчества. О том, что это была важнейшая часть беседы, свидетельствует тот факт, что Воланд потребовал, чтобы его оставили наедине с любовниками. По-видимому, Хозяин очень хотел принудить мастера к сотрудничеству, но получил отказ.
Известно, что Елена Сергеевна Булгакова относилась к Сталину чрезвычайно лояльно, считая, что ее мужа травили его враги-литераторы из зависти к его огромному таланту и что если бы не Сталин, который, как она считала, защищал писателя, то они с радостью бы погубили Булгакова. И судя по конкретике писательской судьбы Булгакова, Елена Сергеевна была в этом права.
Елена Сергеевна – родная сестра Ольги Бокшанской, которая была личным секретарем Немировича-Данченко и, по-видимому, имела какие-то очень серьезные связи с органами и даже с Кремлем. По крайней мере, после войны она стала секретарем комиссии по награждению Сталинскими премиями. Это номенклатурная должность, и случайный "непроверенный" человек заслужить бы ее не мог. Она могла передавать своей сестре настойчивые пожелания, идущие "сверху", чтобы Булгаков взялся за нужные и современные темы, востребованные государством. По крайней мере, когда Булгаков к сталинскому юбилею писал пьесу о революционной юности вождя, Елена Сергеевна очень поддерживала своего мужа в связи с этим начинанием, вероятно связывая с этой пьесой большие надежды на прорыв зоны страшного молчания вокруг имени Булгакова. Нам известны догадки, что роль жены Булгакова могла быть чрезвычайно двусмысленной. Уже высказывалось недоумение о больших деньгах и впечатляющем размахе жизни семейства Булгакова в последние годы его жизни. Высказывались догадки, что деньги Елена Сергеевна, возможно, получала за сотрудничество с НКВД. Безусловно, что-то сомнительное есть в ее фигуре. Но Елена Сергеевна любила своего мужа беззаветно и предано, она сохранила рукопись романа "Мастер и Маргарита" и добилась ее публикации. И если она наивно и добросовестно верила, что "добрый царь" Сталин спасает Булгакова, вопреки воле "злых бояр", то и писатель, очевидно, не разубеждал ее.
Анна Андреевна Ахматова – одна из немногих современников Булгакова, которая никогда не заблуждалась относительно личности вождя и инфернальной природы его власти и его государства. Она читала роман "Мастер и Маргарита", по воспоминаниям Фаины Раневской, в Ташкенте, в эвакуации. О Булгакове она сказала Раневской, читая вслух "Мастера и Маргариту": "Фаина, он гений". Это очень важное свидетельство, потому что, пожалуй, только Ахматова в то время могла понять полностью всю систему булгаковского письма, имитировавшего гофманскую страшную романтическую сказку, одновременно держащего в фокусе зияющие черные дыры самой реальности. Только она могла сквозь эту сказку увидеть потаённый сюжет своей эпохи и расшифровать его. Она обладала и необходимой для этого культурой, последовательно уничтожавшейся в ее стране, и, что самое главное, той этической системой, той нравственной оптикой, которая рассеивает морок инфернальных иллюзий. Вряд ли Воланд, отравивший мастера и его подругу, мог обольстить Ахматову, чей сын был зэком-заложником, а любое ее неосторожное движение или слово на воле могло отозваться на его лагерной судьбе. Ее знаменитая ахматовская королевская величавость – не тот ли "каторжный труд самообладания", к которому принуждал режим, бравший в заложники самых дорогих и близких.
Этим рассуждениям не противоречит и рассказ Анатолия Наймана, в молодости бывшего личным секретарем Ахматовой, которому посчастливилось прочитать "Мастера и Маргариту" в доме вдовы Булгакова еще до первой публикации романа. О своем впечатлении от чтения и о разочаровании Найман рассказал Ахматовой и, естественно, не нашел у нее сочувствия. Он тогда был еще очень молод, замечания и претензии к роману Наймана были очевидно поверхностны, и понятно, почему Ахматова свернула беседу.
"Она ответила неохотно: "Это все страшнее", – может быть, не именно этими словами, но в этом смысле, потом спросила насмешливо: "Ладно, что она его вдова, вы не догадались, но вам хоть понятно, что она Маргарита?"".
Конечно, делать заключение по этому свидетельству, что Ахматова понимала, как была "втемную" использована Маргарита Воландом, нельзя. Но все-таки уровень понимания эпохи у Ахматовой не Маргаритин, и не вдовы Булгакова. "Это все страшнее", – возразила она, обозначив суть своего понимания этого романа. И этот модус ее восприятия совпадает с тем, как видится этот роман нам. В стихотворении Ахматовой, которым она почтила память покойного Булгакова, написанном сразу, как только скорбное известие о его кончине пришло из Москвы в Ленинград, есть загадочные слова, которые не подлежат точной расшифровке:
Вот это я тебе, взамен могильных роз,
Взамен кадильного куренья;
Ты так сурово жил и до конца донес
Великолепное презренье.Ты пил вино, ты как никто шутил
И в душных стенах задыхался,
И гостью страшную ты сам к себе впустил
И с ней наедине остался.И нет тебя, и все вокруг молчит
О скорбной и высокой жизни,
Лишь голос мой, как флейта, прозвучит
И на твоей безмолвной тризне.О, кто подумать мог, что полоумной мне,
Мне, плакальщице дней не бывших,
Мне, тлеющей на медленном огне,
Всех пережившей, всё забывшей, -Придется поминать того, кто, полный сил,
И светлых замыслов, и воли,
Как будто бы вчера со мною говорил,
Скрывая дрожь смертельной боли.
Мы привели текст этого стихотворения полностью, чтобы продемонстрировать, как Анна Ахматова ощущала масштаб личности Михаила Булгакова, абсолютную внутреннюю свободу его "скорбной и высокой жизни", а также таинственный и жуткий сюжет присутствия в "душных стенах" его дома "страшной гостьи", которую герой этого стихотворения впустил добровольно "сам".
Кто эта "страшная гостья"? Смерть? Муза? Жена? Ахматова запечатлела свое ощущение ужаса жизни писателя, его полного одиночества, не разделенного никем в душных стенах. Эти "душные стены", конечно, представляют собой метафору состояния художника в атмосфере того времени, но, может быть, и впечатление от реальности его бытовой и семейной жизни. Может быть, Ахматова что-то знала о связях Елены Сергеевны с самыми высокими "инстанциями" и с тем самым "известным учреждением"? Или догадывалась о них? Но фактом является то, что в этом стихотворении Ахматова сознательно обозначила некое таинственное зияние, некий страшный сюжет булгаковской жизни, на который он пошел добровольно.
Когда Булгаков только познакомился со своей будущей третьей женой, Елена Сергеевна была супругой высокопоставленного советского военного и принадлежала к кругу советских "господ". Любовный треугольник, от которого полуопальный, почти нищий писатель, попытался уклониться, был по-настоящему смертельно опасен. Драматургия этой его собственной жизненной коллизии ему, драматургу милостью Божьей, внятно диктовала возможные варианты развязки, вариант победы был маловероятен, зато угадывалось множество разных гибельных концовок. Он принял вызов судьбы и не мог не видеть, по крайней мере, сначала, в своей жизненной ситуации оттенка поединка с самой советской Системой за женское сердце. Он этот поединок выиграл. Мы догадываемся, что у красного командарма, впоследствии генерал-лейтенанта, начальника штаба Московского военного округа, Евгения Шиловского были рычаги, при помощи которых он мог тайно уничтожить соперника, но не уничтожил. В силу ли личного благородства (все-таки он был дворянином) или в силу того, что опальный писатель втайне был охраняем волей генсека, но командарм должен был уступить и смириться с неизбежным. Ситуация была по-настоящему смертельно опасной: известно, что профессиональный военный был вооружен и угрожал Булгакову браунингом.
Еще раз скажем, что трехсторонние отношения – Воланд-мастер-Маргарита – кажутся нам претворенным отражением некоего личного вполне инфернального опыта, приобретенного автором романа в силу того, что много лет его жизнь протекала под пристальным недреманным оком генсека Сталина. Это постоянное наблюдение – никогда не забываемая реальность жизни автора романа "Мастер и Маргарита". Он был окружен вниманием множества доносчиков, некоторые из которых входили в его ближайшее домашнее окружение. Сейчас, когда кое-что из архивов бывшего КГБ рассекретили, мы можем познакомиться с этими документами.
К сказанному нужно добавить, что очень непростое отношение к Елене Сергеевне выражено в ташкентском стихотворении Ахматовой "Хозяйка":
В этой горнице колдунья
До меня жила одна:
Тень ее еще видна
Накануне новолунья,Тень ее еще стоит
У высокого порога,
И уклончиво и строго
На меня она глядит.Я сама не из таких,
Кто чужим подвластен чарам,
Я сама… Но, впрочем, даром
Тайн не выдаю своих.
Это стихотворение посвящено вдове Булгакова, и оно свидетельствует о том, что образ Маргариты тайно задает доминанту выстроенного в этом тексте образа "хозяйки". Маргарита – "ведьма", адресат стихотворения – "колдунья", то есть обозначена некая темная инфернальная составляющая образа адресата. Запоминающийся мотив лунного света из романа "Мастер и Маргарита", "полнолунье", в которое совершилось превращение Маргариты в ведьму, продолжается в стихотворении в мотиве времени, обозначенном "накануне новолунья". На самом деле временная координата "накануне новолунья" является не обозначением времени, а обозначением пространства, погруженного во тьму, ибо рождению новой луны предшествует мрак. А сам образ "тени, видной накануне новолунья" (то есть "тень во тьме"), кажется загадочным, двусмысленным и инфернальным. Магическое колдовское обаяние – "чары" – исходят от "хозяйки". Ее образ подан через тему власти, властности и властных отношений, предложенных "хозяйкой" и отвергнутых лирической героиней. "Тень" глядит "уклончиво и строго", то есть не допускает к своей внутренней глубине и тайне, охраняет ее, обозначает границу и предел, который нельзя преступать. Таинственная непроясненность "тени во тьме" и внутренняя закрытость "хозяйки", с которой сталкивается лирическая героиня Ахматовой, отражает ей ее собственную закрытость и недоступность для "тени". И событием стихотворения оказывается невозможность душевной близости, взаимности и доверия.
Очень выразительно слово "хозяйка" как обозначение адресата. Елена Сергеевна была временной хозяйкой комнаты в Ташкенте в эвакуации, которая затем досталась Анне Андреевне. Но речь здесь идет вовсе не о мимолетном владении комнатой. На Руси испокон веков супругу величали хозяйкой, и тогда это был абсолютный синоним слова жена. Елена Сергеевна была "хозяйкой" Булгакова, и, назвав ее так, Ахматова обозначила и проявила незримое и молчаливое присутствие в своем стихотворении незабываемого образа покойного Булгакова, чьей "хозяйкой" была адресат этого текста.
Это стихотворение дальше комментировать мы не будем. У Ахматовой в нем все уравновешено, все недосказано, одни оттенки и никаких прямых грубых называний. Главное, что это не эпиграмма, здесь нет ни обличения, ни наносимой обиды. Но есть ясное понимание, что сближения не получилось, что свою "тайну" адресат охраняет строго.
Поскольку нас биография писателя волнует меньше, чем тексты, созданные им, а не наоборот, то к биографии автора мы обращаемся лишь тогда, когда текст выглядит отчетливо автобиографичным, и можно попытаться понять его смыслы через биографический контекст. Но принцип, которого мы придерживаемся, состоит в том, чтобы находить объяснения загадкам текста внутри самого текста, полагая, что роман устроен таким образом, что комментирует себя сам.
И еще: мы ясно понимаем, что Елена Сергеевна была любима своим мужем, что ей он обязан семейным счастьем в последнее десятилетие своей жизни, что он нежно любил ее, любовался ею, ценил свой дом, который она создала. Но упрощать очень сложную во всех отношениях ситуацию вокруг булгаковского дома – значит, погрешить против истины. А историческая правда в том, что на Булгакова было направлено неослабевающее внимание Сталина, и нет никаких сомнений в том, что Елена Сергеевна мечтала об утопии гармонического сосуществования ее гениального мужа и генсека; с ее точки зрения, осуществлению этой утопии препятствовала бешеная зависть к таланту Булгакова околовластной писательской верхушки.
Имя "мастер" герой романа Булгакова получил от Маргариты. В этом имени отчетливо выражена идея выделенности и противопоставленности мастера как писателя всем остальным писателям своего времени. С точки зрения Маргариты, он единственный – мастер, виртуоз, фокусник, иллюзионист, а остальные – бесталанные дилетанты, конъюнктурщики, недоучки, халтурщики. Маргарита, влюбленная в роман о Пилате, восхищенная талантом своего любовника, мечтала о славе, верила в особую яркую судьбу своего возлюбленного, и совершенно не случайно она называла его "мастером". Она была уверена в том, что именно потому, что ее возлюбленный – мастер, он непременно будет востребован лично самим Хозяином, который окружил себя "мастерами" своего дела.
Здесь уместно вспомнить, что свита Воланда состоит из "заплечных дел мастеров", то есть из палачей, и их "мастерство" высшей пробы. Булгаков не пощадил свою героиню, констатировав: "У нее была страсть ко всем людям, которые делают что-либо первоклассное".Здесь, пожалуй, отчетливее всего обозначено полное отсутствие восприимчивости "к грозным проблемам морали" героини Булгакова. Ведь мечтать о том, чтобы ее возлюбленный мастер вошел в тесный ближний круг "мастеров", окружающих Воланда, можно, только не ощущая непреодолимой границы между настоящим художником и палачом. По-видимому, для Маргариты, как и для пушкинского Сальери, "гений и "злодейство" могут сосуществовать бесконфликтно в одной личности.
Логика Маргариты – женская логика устроительницы блестящей артистической судьбы и карьеры своего возлюбленного в придворных кругах, в высшем свете. Далекая от политики, но принадлежащая к кругу советских "господ", Маргарита тяжело переживает крушение своих амбициозных мечтаний. Она возненавидела и председателя правления МАССОЛИТа Берлиоза, и критиков, которые, как ей казалось, погубили ее возлюбленного. Единственная надежда, которая у нее оставалась, – надежда на личное вмешательство самого "государя".
Здесь следует вспомнить, как сам Сталин понимал природу художественного таланта и каким объемом содержания он наполнял слова "мастер", "мастерство", "мастерски". Об этом писали и это анализировали многие исследователи культурной ситуации сталинской эпохи.
Нам кажется, что самая правдоподобная версия представлений Сталина о художественном творчестве изложена Л. Баткиным. Эти представления поразительно примитивны: "Во-первых, Сталин оказывается был, убежден, что писатель, именно хороший писатель, если у него есть на что жить, не сядет за стол, не захочет сочинять. Зачем ему творить, ежели, допустим, дачу он уже купил? Во-вторых, Сталин полагал, что за литературное качество следует выставлять оценки, как в школе, и платить по "разрядам".
В-третьих…", но тут мы прервем цитату и перескажем коротко мысль Баткина своими словами: сама стилистика речи генсека, почти дословно записанной Константином Симоновым, замечательна тем, что практически не отличается от стилистики персонажей Зощенко.
Так вот: за словом "мастер" в кругозоре генсека скрывается "крупный" писатель, умеющий делать произведения отличного литературного качества. Этого крупного писателя-мастера лично вождь должен подпитывать деньгами и наградами, стимулируя к его к качественному производству на его участке трудового фронта. Сам же вождь видит себя идейным руководителем литературы и искусства, его "идеи" с разной степенью "мастеровитости" воплощают его собственные писатели и художники.
Назвав своего возлюбленного "мастер" Маргарита в это слово вложила не только восхищение художественным даром своего возлюбленного и его профессионализмом, но и политический злободневный смысл, веру в его, так сказать, артистическую придворную карьеру, ибо высшей официально-государственной похвалой деятельности художника было признание его мастерства.