Самая страшная притча
Памяти протоиерея Вячеслава (Резникова)
В моем доме завелась змея,
С нею богатеть я стал в себя
Богатеть в себя, увы, не в Бога.
Приносила мне она червонцев много…
Но ужалила однажды в ногу
Эта гадина любимого коня.
Конь издох. И горько плакал я…
А потом решил: "Сейчас убью
Эту подлую зловредную змею!"
В тот миг же ко мне вползла змея,
Царскими червонцами звеня:
"Ты коня вовеки не вернешь,
Если ты сейчас меня убьешь.
И что проку – благодетеля губить?
Лучше нового коня себе купить".
Отложил я в сторону тесак,
Уползла змея на свой чердак.
Но ужалила жену мою змея.
Умерла она, и горько плакал я.
И решил, что обязательно убью
Эту злую и ревнивую змею.
В тот же миг вползла ко мне змея
Золотой валютою звеня:
"Положи на место острый нож,
Все равно жену ты не вернешь.
Ты же умный, не какой-нибудь дундук,
Наполняй деньгой еще один сундук!"
Что потом случилось – ой-е-ей! –
Умер сын, ужаленный змеей,
Умер сын –кровиночка моя –
Ну, теперь не жить тебе, змея!
А змея с деньгами тут как тут:
"Сына нет, – но деньги в дом плывут.
Ты же умный, не какой-нибудь дундук,
Наполняй скорей еще один сундук!"
А вчера, вчера в начале дня
Эта гадина ужалила… меня!
Ночь прошла в горячечном бреду:
"Если оклемаюсь, то… убью
Эту подколодную змею!"
Оклемался утром и опять
С тесаком пошел змею искать.
А змея с деньгами тут как тут –
Деньги снова в сундуки мои текут…
И опять ползет, ползет к моим ногам змея,
Червонцами чарующе звеня…
И тесак в кусты забросил я…
Ломоносовский тракт
Мы живем в расстрелянной деревне,
Здесь все так, как сорок лет назад:
Здесь качели виснут на деревьях,
Плодоносит яблоневый сад.
На крылечке солнышком согретом
Под ногами старые газеты
О Ежове "доблестном" шуршат.
На столах застыли самовары
И стаканы грязные стоят.
Не допили чай свой, не допили
Поселенцы с Дона, кулаки,
Их чекисты на корню сгубили,
И зарыли скопом у реки.
Поселенцы жить, как все хотели,
Как их предки двести лет назад.
Догнивают детские качели,
Плодоносит яблоневый сад…
Видение
Ты видишь девчонку,
Тонкие ножки,
У ветхой сторожки,
На пристани сгнившей
На том берегу?
Близ Княж-Погоста,
Где жил я немножко,
Лет, эдак, восемь
В глубоком снегу?
Моет девчонка тонкие ножки
Там, у сторожки, на том берегу.
Мне жалко девчонку,
Подростка-сосенку,
За то, что течет в ней
Славянская кровь:
Отправили маму
В глухую сторонку,
В гнилые бараки
Под лагерный кров.
Кто папа девчонки,
Поди, отгадай:
Микула-крестьянин,
Мамай-вертухай?
Не важно! Не важно!
А важно, что вижу
Я Деву-Россию на том берегу!
О, друг мой, ты молод,
И молод вполне,
Ты мог бы добраться
На утлом челне
К девчонке-России
На том берегу…
Ты можешь, ты можешь,
А я не могу…
У тихих вод
У тихих вод поток времен
Струит по лунным фазам,
И нет фамилий, нет имен
И не вмещает всех нас Разум.
Мы безымянные. Нам нет
Во тьме Вселенной места:
Пусть гаснет животворный свет,
И возникает Продолжатель чести
Былых мифических времен.
А мы останемся на месте
Своих условленных надежд,
Своих условленных понятий
Средь торжествующих невежд
И обнаглевших автократий.
Мы – русские. У тихих вод
Уходит в ил простой народ…
Памяти философа Зиновьева
Как сегодня вечер тих и светел,
И тоской отчаянной томим
Над купиной этих грустных ветел
Соловьем разлился серафим.
Он поет о том, что всем известно
И о том, что неизвестно всем,
О насущном хлебе, хлебе пресном,
И о том, как выжил Вифлеем.
И о том, что нет на свете грешных,
Разве грешен мелкий муравей?
Льется песня чудная неспешно
И тоскует мудрый Моисей.
Знает он, что муравей ничтожен,
Муравей для государства жил.
Человейник будет уничтожен,
Человейник это заслужил…
Страсти по Моабиту
Жизнь без вкуса, запаха и цвета –
Ляг в могилу и перекрестись…
Все безвидно, как в начале света
И никак на свете не спастись.
Я подстрелен был советским строем
Буржуазной властью был добит.
Я теперь ночами горько вою:
"Будь моим спасеньем, Моабит!"
Я добит безрадостной Россией,
Где чужие люди правят бал,
Истощают жизненные силы
И куют на этом капитал.
Я убит давно жестоким бытом,
Где-то там, под Китежем, убит,
Где дороги к Богу перекрыты,
Где душа с душой не говорит,
Где о воле мне поет синица,
Где лесной мне лагерь часто снится
И тюрьма в Берлине – Моабит.
Мне сказал однажды Солженицын:
"Моабит – добротная темница,
Как оплот, защита и как твердь,
В ней от жизни зэку можно скрыться
И в усталой дреме умереть".
Кремлевская символика
Символ Неба жизнью управляет,
Он – судьба, пророчество и рок
Для того, кто в жизни выбирает
Добродетель, зло или порок.
Я смотрю на звезды этих башен,
На семейство желтых куполов –
Симбиоз двух символов ужасен,
Но еще ужасней вид орлов,
Двухголовых выродков природы,
Воспаленный бред больных мозгов…
Кто отец чудовищных уродов –
Сумасшедший царь или Монгол?
Кто из них насильник? Кто Мессия?
Кто поял славянскую Россию,
Испоганил наш цветущий дол?
Невозможно этой хищной птице,
Как другим, охотой прокормиться –
Ей дают уморенных рабов
Блудники от власти и блудницы,
Кто гнести народ всегда готов.
* * *
Я, конечно, умер раньше срока,
Я уже давно здесь не живу,
Но стрекочет яростно сорока
Мне о том, что скоро я умру.
Не боюсь я смерти, уж поверьте,
В чаще жизни мрачной и пустой
Свое сердце я доверил смерти -
Этой правде чистой и простой.
На берегу Ефрата
У реки извечной, быстротечной,
У времен текущих как вода
Я сижу и плачу безутешно,
Как вдова распятого раба.
Мы сидим у берегов Евфрата,
Плачем горько, нет прощенья нам –
Мы вчера властям заклали брата,
Чтобы как-то угодить врагам,
Чтобы выжить как-то самым хилым,
Самым умным людям на Земле –
Сколько нужно храбрости и силы
Чтобы я сумел помочь тебе…
Я сижу на берегу Евфрата,
И молюсь, и плачу, и скорблю –
Я в любом из вас увидел брата,
Я любого преданно люблю.
Под лучами красного заката,
В благодати Бога самого
Я сижу на берегу Евфрата…
Тихий вечер. Рядом – никого.
Старуха
В душах наших полная разруха,
В головах идейный винегрет.
По ночам безумная старуха
Нам готовит праздничный обед.
Любим мы ночами веселиться,
Растлевая за ночь сотни душ.
Не пора бы из Москвы и Ниццы
Нас отправить в дикий Гиндукуш
На расправу яростным талибам,
На работу рабскую в горах?
Мы забыли про свою погибель,
Перед Богом безотчетный страх.
По ночам безумная старуха
Из "соломки" варит внукам квас.
В наших душах полная разруха –
Бог без нас спасти не может нас…
О юдоли поэта
Михаилу Фридману
Над миром неслась небывалая песня,
Но кто ее пел никому неизвестно.
Та песня была не про то и не это,
Та песня была о судьбине поэта.
Та песня была о несчастной душе,
Которой страдать невозможно уже…
Та песня звучала не там и не где-то,
Та песня неслась над землею поэта,
Который от света безумно устал
И спрятался в тесный, глубокий подвал.
Хорал благодатных неясных светил
Таланту земному хвалу возносил.
Та песня была о юдоли поэта.
Когда это было? Не будем об этом…
Быть может, в субботу. За плотным обедом,
Когда кто-то вспомнил беднягу-поэта…
Груз Затеи
Светлой памяти философа Александра Зиновьева
Страданье должно окупаться блаженством,
Иначе, зачем эта вся суета –
Сплошная Затея, одно декадентство,
И лжехристианство и душ маята?
Устал я от жизни плохой и хорошей.
Я знаю, уверен, – живу я не так!
Но часто бывает под тяжкою ношей
Я мыслю о мести, усталый ишак:
"Сейчас я вам, люди, на головы сброшу
Свою непосильную, смрадную ношу –
И будет вам небо в зеленый пятак,
И сфера эфирная станет железной
И станет стеклянною нежная твердь,
Все станет для вас суетой бесполезной,
Все золотом станет и станет деньгами,
Не будет преграды меж мною и вами,
И хлеб ваш насущный нести будет смерть…"
Репейник
Мне хотелось жить не у дороги,
Мне хотелось жить в ином краю.
Я цеплялся за чужие тоги,
Я лечил натруженные ноги –
И за это всех благодарю.
Я – репей, проросший у дороги.
И не надо мне твердить о Боге,
Я о Боге знаю лучше вас.
Я – репей, рожденный у дороги,
С Богом я встречался много раз.
С Богом я общался по несчастью,
Я, как все, был жертвенною частью,
Лопухом на гибнущем лугу.
И всю жизнь сам себе твержу:
Никогда не буду притворяться,
Фарисейство мира не приму,
Никаких о Боге вариаций
И любви к "несчастному" врагу.
Оккупация
Независимо от желаний,
Независимо от всего
Лабиринт – юдоль испытаний
Для характера твоего.
Погрузиться в себя как в пучину,
На смертельную глубину,
Отыскать роковую причину
И признать за собой вину
За то, что такое случилось,
За то, что врагам на милость
Ты отдал себя и Страну.
Лабиринт – вертоград блужданий
Строил царь, сошедший с ума.
После тысячей лет страданий
Не нужна человеку Тьма
В лабиринте жизни и смерти –
Минотавр Тесеем убит …
Верховодят в России черти,
Избран кесарем Вечный Жид.
Теософия
Любовь Христа не только чувство,
Любовь – великое искусство,
И дар Небес, и Крест земной,
Как Иго жизни бытовой.
Но я хочу любви иной,
Хочу любить весь мир живой –
От валуна до муравья,
Я знаю в них – Судьба моя!
* * *
Светлой памяти автора книги "Философия вечности" В.Н. Никитина
Хорошо, что меня все забыли,
Хорошо, что и я всех забыл -
В облаках галактической пыли
Я плыву среди красных светил.
Среди звезд, этих красных гигантов,
Хорошо мне пылинкою быть:
Одарен я особым талантом
Равнодушных титанов любить.
И уже никуда мне не деться
В микросхеме огромных миров:
В ней я – матрица трудного детства
Отстрадавших свое праотцов.
За кольцевой дорогой
Светлой памяти Владимира Пучкова
Не дрогнет листва на осине
У прямоугольной трубы.
Паркуются скорбно машины,
Сгружаются ловко гробы.
Труба неприметно курится,
Здесь плоть превращается в прах.
Нездешние странные птицы
Нахохлились на проводах.
Здесь благостно, чинно и мирно,
Под вдовий несдержанный вздох
Уходят за черную ширму
Свидетели жутких эпох.
Чудесных не жду вариаций –
Никто не вернется назад,
Не станет никто повторяться,
Никто не достоин наград.
Воистину, правда – бесстрастна:
Горсть пепла как жизни итог –
Так просто, доходчиво, ясно
Устроил рачительный Бог.
Что взято взаймы возвратится,
Вернется с лихвою Земле.
Качаются души как птицы
На светоносной волне…
2012-08-19,
Преображение Господне
* * *
Мир жестокий и ужасный,
В никуда уводит дверь -
Не кощунствуй понапрасну
И фанатикам не верь.
Верь лишь сердцу, только сердцу
Интуиции своей.
Слышишь, как играет скерцо
Под застрехой бог Борей?
Беседа с белгородскими горняками
Бригадиру Владимиру Ледовских…
– Ребята шахтеры! Вы живы? Вы целы? –
Автобус – направо, а водка – налево!
Ребята шахтеры, привет вам, привет –
Вы снова в рубашках родились на свет!
– На свете печальном роднятся порой
"Бог" и "богатство" и "бедность" с "Бедой" –
Богатство не светит и Бог далеко,
Шахтеру дается деньга нелегко.
А бедность с бедою? Так вот они рядом,
Нам жизнь отравляют замедленным ядом.
Вся жизнь на кухне и в тесных забоях,
В болезнях, в заботах и долгих запоях,
В досуге убогом под мат-пере-мат
И в обсуждении низких зарплат…
…………………………………………..
По штрекам, по штрекам идем мы вперед –
Авось не придавит, авось повезет…
Все глубже и глубже, подальше от Неба,
Вгрызаемся в Землю мы в поисках хлеба!
Заплатят – дойдем мы до центра Земли,
Где черти таскают жаровни свои…
– Так кто ж вы, ребята? Володя, кто ты?
– Мы все, Анатолий, слепые кроты,
Трудяги, лишенные светлой мечты…
Письмо из нарыма
Привет, привет, потомки – человеки!
Сейчас в Нарыме тридцать третий год,
Невмоготу нам жить в двадцатом веке –
Вчера ушел последний пароход…
Теперь до Томска плыть на ледоколе,
Теперь ему крушить метровый лед.
Душа опять кручинится о воле,
И о любви паромщица поет.
Ее сестру весною зэки съели,
Зимой придет паромщицы черед…
Густой туман спускается на ели,
Во тьму уходит тридцать третий год.
Простор Оби таинственен и гулок,
О пристань трутся льдины шелестя.
Нарым давно не место для прогулок,
Голодный край, болотные места.
Дитя войны с улыбкою недетской,
Чей взгляд всегда смущал седых волков,
Антропофаг селекции советской,
Я стал охоч до жареных голов.
Душа чужда пристрастия и гнева,
В больном мозгу события храня,
Я помню ту зарезанную деву
На суп мясной к Седьмому Ноября.
Она дана была нам как награда,
Как самый веский стимул и мотив…
Давно в земле четвертая бригада –
Мой подневольный, дружный коллектив.
Но всякий раз, когда я обмываю
Свой трудовой, сверхплановый успех,
То череп тот обугленный ласкаю,
Как папуас кокосовый орех.
Я – людоед. И я не жажду славы.
Но пусть страшит ужасная судьба
Того, кто строил сильную державу –
Советского имперского раба.
В краю людей в неволе умирая,
Съедая друга в честной тишине,
Я расскажу, нигде не привирая,
Всю правду о поруганной стране.
О той тюрьме с цветами на фасаде,
Где водку пьют из черепа отца,
Где все убийцы, ждущие награды,
Смеясь, порочат замысел Творца.
Я расскажу о рукотворном аде,
О пустыре "зияющих высот",
Где разделил судьбу моей бригады
Смиренный мой, доверчивый народ…
……………………………………………….
Уходит день, безвольно догорая,
Листком сухим ложится на блокнот…
И слышит мир от края и до края,
Как о любви паромщица поет.
Рабы иллюзий
Без боя сдана неприступная крепость,
Позором умылась большая страна,
И жизнь людей превратилась в нелепость –
Как ночь без рассвета, лоханка без дна.
Гигантский завод разворован до втулки,
Ограблен последний сиротский приют,
Но глупые люди в глухом переулке
С надеждой на светлое завтра живут.
2012-09-02
Я рад за всех!
Я рад, что мною недовольны все,
Я рад, что всеми я доволен –
Свободный позитрон в бездушной пустоте –
Друзей по духу выбирать я волен…
Я рад, что все "умеют жить",
Я рад, что жить так не умею,
Как в Лондоне живет безумный Жид,
Не пожелавший стать у нас евреем.
Я рад за всех "блаженных" и скотов,
За "бахарей на час", за интриганов ловких,
Я даже пострадать за них готов,
Когда они обвиснут на веревках…
Акростих
Хо очу заверить: все будет…. Хо…
Ро ссия рыкнет еще нам…. Ро …
шо к станет всем нам последним шо …