Ii. Евангелие от Макара
Светлой памяти автора книги "НО…" Макара Бим-Бада посвящается…
Я в плен попал пожизненно, навечно,
Душа бессмертна – что тут говорить…
Никто из наших предков так беспечно
Нас не учил, как праведно нам жить.
Мне так хотелось вырваться из плена,
Меня стерег философ Козлоног,
Который был не склонен к переменам,
А к узникам особенно был строг.
Он добрым был, я не в обиде
За пытки те, которые терпел
Я от него, скорбя и ненавидя
И проклиная горестный удел –
Служить тому, кому я не хотел…
Я бунтовал, себе я резал вены,
Я голодал, однажды выпил яд…
Но яд не брал, я грыз зубами стены,
Мне так хотелось вырваться из плена,
А страж твердил: "Свобода – это ад".
Ступни мои он жарил на жаровне,
На тело лил соленый кипяток –
Он все умел и, безусловно,
Он был во всем находчивый знаток,
Универсал, заплечных дел маэстро,
Дай Бог ему за гробом много сил –
Как чародей из древнего предместья
Он кровь мою в ретортах кипятил…
Я помогал ему снимать с бульона пену –
Мне так хотелось вырваться из плена,
Я до него, по сути, и не жил,
А выживал в краю постылом
И за идеи рвал напрасно жилы,
И делал то, что делать не хотел –
Удел манкуртов и рабов удел…
Прошло сто лет, я подмастерьем стал,
Я научился кровь перегонять в металл,
В плену стал ощущать свое предназначенье,
А быть рабом мне стало наслажденьем.
И час настал – узилище открыто,
И отодвинув с пищею корыто,
Мне Козлоног торжественно сказал:
– Ты углем стал со свойством антрацита
И плавить будешь камень и металл,
Отныне ты резец из победита,
Отныне ты – магический кристалл.
– Мой господин, спасибо за науку,
За уникальный сопро-био-мат,
Теперь могу я, без особой муки,
Таких как ты, в Освенциме сжигать.
Я углем стал, лишенным всяких сил –
Вот почему меня ты отпустил…
Во мгле дерев задумалась река
И было грустно, может быть, чуть-чуть,
Звезда мигала где-то свысока,
Определяя новой жизни путь.
Я понимал, что никого не встречу,
И незамечен будет мой уход,
Я утро взял и… заменил на вечер,
Земным часам я дал обратный ход.
Дождь моросил на старую пилотку,
Смывал с души иллюзии и быль.
Я взял весло, столкнул на воду лодку
И в темноту уверенно поплыл…
Чашка кофе
Разжались пальцы, чашка с кофе упала вниз,
На дно небес, задела за карниз
Жилой высотки, задела самолет…
Ну и вираж, как нашей юности полет…
Как в западном, мистическом кино:
Огромный самолет плашмя упал на казино –
Как все забавно и смешно,
И никого не жалко мне давным-давно.
Жаль чашку из деревни Протвино,
– Чего хотите, сэр?
– Погибнуть в катастрофе.
– Еще чего?
– Вернуться в послезавтра.
– Извольте, сэр. А что подать на послезавтрак:
Овсянку на воде и черный кофе?
Все будет сделано на первом вздохе.
Смотрите сэр, как завтра хорошо, что за погода –
Балует вас британская природа!
А вот Гайд-парк, подстрижены лужайки,
Народа тьма, среди толпы, поди, узнай-ка,
Ровесников своих, но Вы, милорд, сидите,
Они вас знают. Вон, смотрите,
К Вам по дорожке от больших ворот
Бежит подросток, Ваш ровесник,
Он Вам купил журнал "Британский вестник",
Свежайший номер за позапрошлый год.
– Привет, милорд!
– Привет, тиджей, привет!
Скажи мой ангел, сколько тебе лет?
– Вчера исполнилось двенадцать…
– А мне давным-давно исполнится
сто двадцать,
Я буду юн и сед, и я давно влюблен
В двух англичанок, юных бонн.
Я – лорд-колясочник, напудрен и накрашен…
– Скажите, сэр, Вы родом не из "рашен"?
– Увы, оттуда я. Там быт угрюм и страшен,
Там у людей звериный взгляд,
Они друг друга поедом едят…
Живут там осквернители могил,
Там одаренным людям свет не мил…
Мелькнула мысль: "Напиться вдрызг,
На шее затянуть гитарную струну…".
Ослабли пальцы, чашка кофе вниз
Упала в лужу, о Луну разбилась,
И вся Ходынка-Сити осветилась
Салютом желтых брызг…
Москва. Ходынка-Сити. Бар –
Приют для однополых пар
И тех, кто СПИДом болен…
Здесь бармен мною недоволен:
– Чего торчишь? Чего хотел?
Ты кофе черным надоел!
А может виски? Есть "Бурбон"…
Под горлом боль – я вышел вон,
На урну сел – мне негде быть,
Нет ничего страшней, чем жить.
Вдруг голос свыше: "Слушай, брат:
На вариации история щедра –
Любой поступок можно оправдать –
Ведь если твой мирок взорвать,
То где-то чуть добавится добра…"
Огонь
В огне всегда всему итог сокрыт:
Наступит час – оплавится гранит.
В большой идее – будущая драма:
Наступит час и возгорится пламя
Из-за пучка чуть тлеющей соломки –
Бумажный лист горит по кромке…
Сгорает все. Огонь неумолим,
С живой природой он не совместим,
Непредсказуем, страшен и капризен,
Но он, увы, такой же, как и жизнь,
Она всегда – губительный пожар,
В ней жар любви и ненависти жар,
Сгоревшие закаты и восходы,
И вулканические огненные воды,
И жаркий пепел, и горячий смог,
И стопроцентный старости ожог…
Невдалеке горит бензоколонка,
А рядом с ней в огне ракетный склад:
Через минуту искры полетят
К далекому созвездию Плеяд.
А может дальше – в те края,
Где было… укрощение Огня,
Где жизнь еще возникнет…
Без меня…
Младенцев жалко…
Какая боль
И здесь и там…
В ушах прибой
Ревет тревожно,
На сердце шрам -
Жить невозможно…
Вот Храм забытый,
В нем Глюк играет.
А для кого,
Он сам не знает.
Реальность – Мокошь,
Убогий шарж,
В ней гимном служит
Бесовский марш.
Жизель танцует
С маркизом Садом,
Как стриптизерша
Крутит задом,
К себе маня.
Чужие песни…
Тоска – моя.
Учитель жизни
Двуликий Янус
Уйдет в банкиры,
А я останусь
В доме скорби
Читать в постели
"Записки Горби".
Врачи, медбраты,
Какая боль…
Жизнь – это рана,
Не сыпьте соль.
"Денег много,
А ставок нет.
Жизнь – это бизнес", –
Сказал поэт,
Не тот, советский,
Из "Моссельпрома",
А наш, российский,
Он из "Газпрома".
Затылков бритых
Довольно много,
На дно колодца
Ведет дорога,
Что будет с ними
Мне все равно…
Какая боль!
Гроб в казино:
Сократ в осадке,
Цикуту пьет.
Здесь самый умный
Всегда банкрот…
Итожа путь,
Скажу вам прямо:
Ожоги жизни
Еще не рана.
До главной Раны
Всегда нам рано;
Всегда зацепка
Есть у надежды,
Что будет лучше,
Чем было прежде…
Но беспощаден
Процесс распада,
И здесь иллюзий
Питать не надо.
И пусть дымится
Над миром Свалка –
Не екнет сердце,
Не возмутится.
Одно волнует:
Младенцев жалко,
Младенцев жалко,
Младенцев жалко…
..................................
В глазах мутится,
Душа тоскует…
Лепет листьев,
Шуршанье гальки,
Шум океана
Заглушат боль,
Затянут рану.
Новейший Завет
Авария на Щелковском шоссе:
Кровавый "поцелуй"
на встречной полосе…
А дальше… тьма,
как жизненный итог,
А может и
к бессмертию пролог…
..........................................................
– Вы кто?
– Я – Бог.
Ты звал Меня? Я здесь.
Медку принес.
Ты должен что-то съесть.
Я вздрогнул
и глаза закрыл:
"Какой на этот раз Зоил
Меня сюда,
в дом скорби поместил?"
Придя в себя,
опять спросил:
– Как Вас зовут,
любезный посетитель?
– Я – Тот, Кто Может Все.
Я – Вседержитель.
– О, Боже мой,
за что такая честь?
Моих грехов
вовек не перечесть…
– Мне исповедь твоя,
как блеянье козла.
Со Мной ты потому,
что жил без зла…
Твои грехи
достойны сожаленья,
Я разрешу сейчас
твои сомненья.
– Я жив?
Здесь облака похожи на торосы....
– Конечно, жив.
Усопшие не задают вопросов.
Ты жив,
и жизнь тебя тревожит.
– Я не хочу, Господь,
ее итожить,
Я не бухгалтер сам себе.
Возьми
Меня, пожалуйста,
в Свою обитель,
Я рад служить в ней
кем угодно.
Я для людей стал
непригодным…
Мне страшно.
Боль. Опять больница…
И мама умерла…
Она мне часто снится…
А друг убил себя.
Не снес реформ… эпохи…
Убил и тех, других,
которым тоже плохо…
– Не смей гневить Меня
стенанием своим:
Тебе лишь больно.
Плохо тем, другим…
Молчи, "венец природы",
скот неблагодарный -
Так много получить,
и так прожить бездарно.
Я мысли людям дал
и разум, и свободу,
А вы взалкали власти
над Природой.
Я вам сказал, что вы
подобны птицам.
А вы? Вы стали Именем Моим
кормиться.
Я дал вам землю, небо,
все красоты мира,
А вы устроили
чуму во время пира.
Кто вам внушил,
что пурпурная тога
Есть символ власти,
что она от Бога?
Я не учил вас
верой торговать,
Друг друга мучить,
грабить, убивать.
Не Я сказал:
"Динарии копите,
Насилуйте, воюйте
и хитрите".
Я –Тот, Кто
Кем угодно
может быть,
Но и Меня порой
от вас тошнит,
От ваших жертв,
стенаний и молитв
В огне "священных" войн
и "величайших" битв…
В дурных делах
Я не пособник вам,
И Мне отмщенье
и Аз вельми воздам
Не по молитвам вашим –
по делам,
Я дал Завет пророкам,
мудрецам:
"Творите больше дел,
дабы без воплей громких,
Достойно отойти…
и пережить потомков.
– Но я же не пророк
и не мудрец,
Я был никем, сейчас никто,
никем и был отец.
Моя семья
Не разрушала храмы
Не затевала войн
и мировые драмы…
Да были плотские грехи.
Они как боль
И стыд.
Доколь
на раны сыпать соль?
Да и к чему вся эта…
круговерть,
Где день рожденья
завершает смерть?
Устал я.
Дайте мне покой,
Я переполнен болью
и тоской.
Меж двух миров
лежу без сил я:
Меняю нимб
и ангельские крылья
Я на покой…
божественного Света…
– Спектакль не кончен,
песня не пропета.
Вернись к своим…
– Избави, Боже!
Сердцем чую,
Что не поймут меня
и четвертуют…
– Я шифр жизни дам тебе
и силу,
И станет так, как будет
и как было.
Коснусь тебя
и страх пройдет,
Душа твоя свободу
обретет.
Огонь зажженный Мной
не загоняй в трубу.
Спектакль закончится,
и снова Я приду.
Иди в народ – есть время
до финала.
Тебя распнут.
Я все начну сначала.
..............................................................
Очнувшись, я авторучку взял,
раскрыл тетрадь
И написал в ознобе
творческого жара:
"Завет Новейший
дан вам от Макара,
Который не гонял
за горизонт телят…
…И Тьма была.
И Тьмой был мир объят.
В начале было То,
Что захотело
Передвигаться,
жить и делать Дело.
Не нами сказано,
что без Труда и Дела
Из Ничего
не возникает тело…".
Будем жить
Кто я? Что я?
Полубожок
или киборг?
А может атом,
не залетевший
в наноморг,
И чудом, избежавший
расщепленья?
Возникший задолго
до своего рожденья?
Я воплотился?
Жив я или нет?
По паспорту
мне… триста тысяч лет;
Новейших технологий
славный образец,
Я износить успел
три тысячи сердец.
Я призван Богом,
или Им наказан
За веру зыбкую
и за излишний разум?
Кто скажет мне,
где в бездне
верх, где низ?
Куда лечу?
А может я во тьме
навек завис,
Самодостаточный,
свободный,
совершенный,
Над Северной Короной
видимой Вселенной.
Могучим быть
и быть таким бессильным!
Быть императором
и быть посыльным
У самого себя. Скоплением светил,
Частицей быть,
где прах застыл
И напряженно ждет
начала дня творенья -
Я – Гог поверженный,
достойный сожаленья:
Я мог планеты
сталкивать с орбит,
И большее я мог…
А вот себя
не смог
убить.
Гигантские в себя
вбирая звезды,
Я собирал галактики
как грозди,
И продлевал свои
метаморфозы,
Вносил тепло
в космическую прозу…
Но есть всему конец.
Настала эра Тьмы,
У Черных Дыр
не будет кутерьмы:
В ничтожной точке
сжатого пространства
Мятежный прах
приемлет постоянство.
В свободной пустоте
бессмысленно играть
С самим собой, а надо
только ждать…
Чего? Кого?
Неважно.
Нужно ждать и быть…
Тогда, возможно,
снова буду жить…
И что из этого?
Каков итог?
Я слышу двух врачей
невнятный диалог:
– Что ж, будем жить,
хоть путь
довольно труден…
– Возможно, будем,
если пить не будем…
– Был момент, –
я думал, он
умрет…
– Железный организм…
Пускай живет.
Однако, я устал,
уже не держат ноги.
Пошли. Там у меня есть
в соусе миноги…
А в сейфе спирт…
Нам стол накроет дама…
Оценщики
Вся жизнь моя –
сплошной вопрос.
Не злобный, не завистливый,
Я перед всеми
странно унижался,
Раздавленный их
мнимым превосходством,
А может явным…
Ведь были среди них
Суггесторы, антропофаги,
Строптивая овца
у них идет под нож…
Как проросло зерно гнилое,
росток тщедушный,
Как пророс среди репейника,
чертополоха?
Вот вопрос! В итоге:
Для кого чем именно хорош
И плох я,
Распятый временем
меж двух эпох?
Причудлива моя судьба:
о многом верно знать,
Но точно – ничего ;
Знать – что произойдет,
не знать при этом – где,
Не зная частное,
единое познать
И сокрушаться от противоречий,
Дабы узнать
хоть что-нибудь о мире…
Как муравей я полз по кругу,
пробуя его на вкус,
На прочность, на изгиб –
чуть было не погиб,
А оказалось – это Колесо,
Круг Мира, вечная машина…
Серебряные спицы
слились в круг
От быстрого вращенья.
Что жизнь моя?
Изломы бытия,
каприз фортуны?
Борьба за то,
За что не следует бороться,
осталась втуне.
Я никому не должен,
Мне не за что платить.
Я не хочу платить
налоги палачам…
Я кто? Я – отщепенец,
гонимый ветром перемен?
Щепа истории,
от старой скрипки дека?
Иль аноним
шестнадцатого века,
На клиросе поющий "Херувим",
А может добровольный
плакальщик России?
Повременю с поминками…
Пусть мертвые
хоронят мертвых…
Как сжался в точку
круг любимых мною.
Почти не стало
любящих меня.
И не вернуть долги,
Не попросить прощенья,
не замолить грехов…
И только мысль:
"Я скоро буду с вами"
Дает дышать,
И в путь, без маяты,
готовить сборы…
Та комнатка была чуть
больше склепа.
Полу-подвальчик.
У окошка за столом
сидели двое.
Двое в черном,
Рогатый и Бородатый,
играли в карты
и вяло спорили,
И речь картежников
шла явно обо мне:
– Смотри, очухался.
Сейчас начнется атаксия,
Потом истерики,
биенье в грудь,
И бичевание властей
Всех стран
и всех народов....
– Он кто у нас
по Банку данных Мирозданья?
– Писака жалкий. Психопат.
Ты слышал его бред,
бред сумасшедшего
перед кончиной мира?
Он – балалаечник,
играющий на лире.
Он в прозе – эпигон,
в поэзии – версификатор;
размер стиха не соблюдает,
и с рифмой не в ладах.
Как многие, он скучен и зануден,
Адаптер
истин прописных,
Типичный архетип интеллигента
Из Пятой Расы
коренных людей.
Он – трансцендентный эсхатолог,
Таких сейчас,
как бешеных собак…